Возлюбленная монстра

Когда все становилось еще хуже, когда Орден начал слишком быстро проигрывать, когда погибали люди, когда волна насилия и смерти накрывала мир, стало известно, что Волдеморт начал захватывать маглов и массово убивать их. Эта волна террора настолько сильно потрясла Гарри, что в какой-то момент он начал повторять одно и то же: он пойдет и сдастся Волдеморду, что это его долг, что он во всем виноват. Это было болезненно для всех, некоторые начали думать, что его нужно заточить, чтобы он не смог сделать ничего ужасного. Война держалась на Гарри, люди готовы были биться насмерть, идти до конца.  Сам же Поттер уже не мог вынести той жестокости, что происходила вокруг. Когда он видел, как умирают его друзья – его мир рушился. Он терял себя, терял веру в свои силы. Это было слишком тяжело для него — осознавать, что они не могут победить, что с каждым днем все становится только хуже.  Секретное задание, которое Грюм и Кингсли скрывали от всех, наконец стало известно всему Ордену. Причина была проста — скрывать больше не было смысла. Люди погибали, и помощь нужна была каждому. Золотая Троица, несмотря на всю свою решимость и храбрость, не справлялась. Гарри был на грани паники, терял себя в поисках решений и не видел смысла в том, что происходило. Все казалось бесконечно сложным и невозможным. Они искали крестражи, не зная, где и как их найти. А ещё сложнее было понять, как уничтожить это ужасное зло. И если кратко, то Том Реддл создал семь крестражей, семь частей своей души, вложенные в какие-то объекты, которые следовало найти и уничтожить. Волдеморт искал бессмертие и он его нашел. Отвратительный маньяк.  Когда это стало известно, и когда все поняли, насколько всё плохо, Грюм вынужден был поделиться своей идеей. Он выдал, что хочет, чтобы Астория, которая когда-то была помолвлена с Теодором Нотом, встретилась с ним и попросила у него помощи. Странное решение, и что-то в этом предательски холодное, но Грюм был уверен, что у Нотта остались чувства к Астории. И всё же, несмотря на её болезненное прошлое с ним, он полагал, что это может быть их единственный шанс. Разве могла она отказаться? Кровавая бойна, происходящая вокруг, не оставляла выбора. Аластор  доверил задание только Астории, Невиллу и Джинни. Он знал, что это решение может вызвать сильное недовольство у Гарри и остальных членов Ордена, ведь поручить такое задание кому-то из них — означало бы отправить человека на верную смерть. Однако, понимая всю отчаянность ситуации, Грюм принял риск. Он не мог позволить себе поделиться этим с остальными, не хотел, чтобы кто-то пытался остановить Асторию от выполнения этой миссии. Никто, кроме неё, не имел такого единственного и личного пути к Теодору Нотту. Это был шанс, и хоть он был ужасно опасным, других вариантов не было. Теперь, когда задание было поручено, Астория ощущала ещё большую уязвимость. Она была носителем столь важной информации — обо всех убежищах Ордена, стратегиях, планах. Она стала ходячей целью для врагов, и это осознание давило на неё сильнее, чем что-либо другое. Она знала, что если Теодор Нотт или любой другой Пожиратель Смерти решит применить на ней легилименцию, они получат доступ ко всему. Ко всем секретам, ко всем планам. И, несмотря на то, что она знала основы окклюменции, её способности были далеки от идеала. Она не могла гарантировать, что сможет защитить свою разум от чужого вторжения, особенно когда на кону стояли жизни её друзей и товарищей. Гермиона, вернувшаяся в убежище на Площади Гриммо, всё чаще начинала выдвигать свою версию того, что крестражи  могут быть связаны с чем-то из истории магии, особенно с теми древними артефактами, которые использовались в Хогвартсе. Она приводила множество фактов о том, что Волдеморт, вероятно, искал предметы, обладающие магической силой, и именно эти артефакты стали его крестражами. Однажды, в процессе обсуждения, Гермиона сказала, что все возможные ответы лежат в прошлом. Особенно среди артефактов основателей Хогвартса. Полумна Лавгуд, которая обычно молчала в таких дискуссиях, вдруг тихо произнесла: — Я думаю, что это может быть диадема. Может ли это быть диадемой Кандиды Коктевран? Мгновенно все в комнате замолчали, и взгляд каждого из них остановился на Полумне. Слова, произнесённые ею, неожиданно нашли отклик. Это казалось таким простым, но в то же время невероятно правдоподобным. Диадема Коктевран, украшающая голову основательницы факультета Коктевран, стала бы идеальным объектом для Волдеморта — мудрость, магическая сила, и самое главное, символ того, что он контролирует не только людей, но и саму сущность магии. Однако этот момент прозрения тут же наполнился безысходностью. Гарри с тягостным выражением на лице взглянул на Гермиону, а затем на остальных. Он не мог не думать о том, что это будет означать. Ведь Хогвартс был уже захвачен. Весь замок был под контролем Пожирателей Смерти, и попасть туда теперь было практически невозможно. Всё было обставлено охраной, а уцелеть в этих условиях было невероятно сложно. — Это просто… невозможно, — сказала Гермиона, её голос звучал тяжело. — Как мы вообще попадем в Хогвартс, если там полно Пожирателей Смерти? И выбраться оттуда живыми… В этот момент в комнате повисла тяжёлая тишина. Все понимали, что они стояли на краю пропасти, и теперь уже не было пути назад. Чтобы продолжить борьбу, чтобы уничтожить Волдеморта и его крестражи, они должны были рискнуть. Но риск этот, без сомнений, вёл их прямо в пасть смерти. Ночь снова опустилась на убежище. В темноте комнаты лишь тусклый свет от камина бросал слабые тени на стены. Все сидели молча, тени их лиц не выражали ничего, кроме решимости. Несмотря на предыдущие обсуждения, все знали, что Гарри Поттер всё равно не останется сидеть сложа руки. Он никогда не был тем, кто сидит на месте, когда ситуация требует действий. А теперь, когда стало ясно, что диадема Кандиды Коктевран могла быть крестражем, он бы не мог оставить это без внимания. И, несмотря на всю опасность, он точно попытается сам достать её из Хогвартса. Гермиона, Рон, Джинни, Полумна, Астория и Невилл сидели тихо, каждый погружённый в свои мысли, но с одинаковым пониманием. Гарри был упрям, и, даже зная, что это невыносимо опасно, он всё равно попытается пробраться в Хогвартс. Они знали, что если он решит действовать, то, скорее всего, уйдёт ночью, тихо и без лишних слов. Его решимость порой могла быть его слабостью, и это знали все. — Мы должны быть готовы, — сказал Невилл тихо, как бы подтверждая то, о чём все давно думали. — Он не оставит это так. Мы должны быть рядом, если он пойдёт. Все кивнули, ощущая напряжение в воздухе. Они понимали, что идти за Гарри — это не просто решение, а настоящий риск. Но они знали, что если не пойти, он может погибнуть. Они не могли позволить ему уйти туда одному, пусть даже и с риском собственной жизни. Время играло против них, и если они снова позволят ему сражаться в одиночку, возможно, они потеряют его навсегда. — Он не сможет справиться один, — добавила Гермиона, с тревогой в голосе. — Мы не можем рисковать тем, что он погибнет, пытаясь сделать это в одиночку. Астория посмотрела на друзей, на этих людей, которые были ей почти как семья, и почувствовала, как её сердце сжалось. Каждый из них понимал, на что они идут. Но никто не мог остановить Гарри. Всё, что они могли сделать — это быть рядом и поддержать его, когда он решит действовать. Время тянулось медленно, и каждый ожидал того, что будет дальше. Они знали: когда Гарри решит улизнуть, им нужно быть рядом, иначе всё будет потеряно. В тишине ночи они сидели, поджидая его. Ровно в 2:30 ночи, когда Невилл уже почти засыпал на плече у Рона, в комнате послышался тихий скрип двери. В проёме показалась лохматая голова Гарри, который, очевидно, проверял, не поджидает ли его кто-то. Его глаза, настороженные и напряжённые, пробежались по комнате, но он так и не успел сделать и шага. — Ну и куда это ты собрался? — Джинни первой нарушила тишину, её голос прозвучал резко, будто удар плетью. Гарри замер, будто его поймали на месте преступления. В глазах мелькнуло раздражение, но он быстро попытался выровнять выражение лица, делая вид, что ничего не происходит. — Вернитесь в постели, — спокойно сказал он, но в его тоне сквозила усталость и подавленное раздражение. — Это не ваше дело. — Это ещё как наше дело, Гарри, — ответила Гермиона, её голос был тихим, но твёрдым. — Ты действительно думал, что мы ничего не заметим? — Я иду один, — перебил её Гарри, уже собираясь закрыть дверь, но тут с места поднялась Астория. Она шагнула вперёд, её глаза блестели ледяной уверенностью, которая заставила Поттера невольно остановиться. — Гарри, — начала она тихо, но в голосе её прозвучала угроза, — если ты сейчас попытаешься уйти без нас, я пойду прямо к Грюму и Кингсли. Ты понимаешь, что они тебя не просто остановят, но и закроют в этом убежище? — Ты не посмеешь, — процедил Гарри, в его взгляде полыхнула злость, но Астория не отступила. — Ещё как посмею, — жёстко ответила она, скрестив руки на груди. — Ты хочешь нас защитить, Гарри? Хорошо. Но если ты сейчас уйдёшь один, ты просто погубишь нас всех. Потому что, когда они узнают, что ты отправился в Хогвартс в одиночку, это станет концом всему. Гарри молчал, явно борясь с самим собой. Его руки сжались в кулаки, он едва сдерживал раздражение. — Вы не понимаете, что говорите, — наконец сказал он, обводя взглядом всех в комнате. — Это невозможно. Если мы пойдём вместе, вы просто умрёте. — А если ты пойдёшь один, — резко бросила Джинни, — то погибнешь ты. — Это неважно! — выпалил Гарри, его голос сорвался, но тут же стих. — Это моя ответственность. — Тогда дели её с нами, — ровно ответил Невилл. — Мы всё равно пойдём за тобой. Даже если ты будешь против. — Тебе придётся вырубить нас всех, если хочешь уйти один, — добавила Джинни. Гарри бросил взгляд на Рона и Гермиону, надеясь на поддержку, но их лица выражали ту же решимость. — Вы сумасшедшие, — выдохнул он, мотнув головой. — Возможно, — спокойно сказала Астория. — Но если ты нас не возьмёшь, я начну стучать в дверь Грюма. Гарри сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки. Он понял, что проиграл. — Ладно, — бросил он, глядя в сторону, будто не мог смотреть им в глаза. — Делайте что хотите. В комнате повисло напряжённое молчание, которое нарушила Полумна своим лёгким голосом: — А я знала, что мы всё равно пойдём вместе. Это логично. На её слова никто не ответил, но в её странном спокойствии, как ни странно, была своя правда.