Всё равно что мертвецы

      Капитан редко видел сны после того, как стал суперсолдатом. Он и раньше не часто их видел. Однако какие же яркие и насыщенные они были, когда всё-таки приходили. Во сне всегда всё преувеличено, особенно чувства, но Капитан не замечал иллюзии, как многие из людей не замечают — пока не проснутся.       Он обнаружил себя в мягкой, шелковистой постели. Лежал будто в облаке. Одеяло обнимало его со всех сторон, покрывало прямо до подбородка. Из наполовину зашторенного окна проглядывали лучи тёплого света. В таком положении он мог бы оставаться целую вечность. Он глубоко вздохнул, и, неожиданно для себя, чихнул. Что-то инородное щекотало его нос. Повернув голову, он уткнулся лицом в каштановые локоны, стекающие на его подушку с соседней.       Рядом с ним, под тем же одеялом, спиной к нему, лежала женщина. Капитан аккуратно приподнялся в постели и взглянул на её лицо. Милая Пегги. Боже, что он делает с ней в одной постели? Она шевельнула головой и приоткрыла глаза.       — Доброе утро! — пробормотала Пегги и так на него посмотрела, что он не мог не улыбнуться в ответ. Краем глазом он заметил часы на тумбочке, что показывали час дня. Улыбка спала.       — Какое утро, сейчас уже день! — протараторил он и начал подниматься с кровати, но цепкие руки схватили его и утянули обратно.       — Нет уж, сегодня ты никуда не пойдёшь, — с улыбкой сказала Пегги, запустив руку в его короткие волосы.       — Но я должен уже быть на службе!       — Стив, сегодня выходной.       — Правда?       — Отдохни. Спешить нам некуда.       Капитан скучал по Пегги Картер. Хотелось бы ему встретиться с ней снова. Одного её присутствия было бы для него достаточно. Но получить желаемое он мог только во сне. И сейчас он отдался ему полностью.       Стив выдохнул, с чувством полного удовлетворения забрался обратно под одеяло, обнял Пегги со спины, закрыл глаза и зарылся лицом в её волосы. Какое счастье было проспать до обеда с любимой женщиной. Мягкая постель, тепло и чужое дыхание в его руках расслабляло как никогда. Нельзя точно сказать, было ли одеяло единственной тканью, покрывавшем их тела: теплота окружала их отовсюду — как снаружи, так и изнутри.       Время текло. Казалось, будто он уже целую вечность плывёт в своих грёзах. Вдруг повеяло прохладой, как будто кто-то сдёрнул одеяло и оставил их без одежды на воздухе. Капитан сжал Пегги крепче в своих объятиях в надежде, что она не почувствует этого холода. Он топит своё лицо в её волосах, но находит только голый затылок и напряжённую шею. Он смутно осознаёт свою руку между чужих ног.       «…Мудак!.. Урод!.. Пидорас!..», — слышит Капитан ругательства сквозь пелену.       Тело в его руках трясётся, чужая рука хватает его за запястье, выворачивая до боли сустав, по рёбрам прилетает острым локтем. Из его рук вырываются, лодка раскачивается, вода плещет за бортом. Капитан в шоке раскрывает глаза и видит, как в его лицо летит нога в сапоге. Нос хрустит, сминаясь в кровавую кашу. Капитан кричит, со слезящимися глазами хватается за нос, отшатывается и вскакивает на ноги, не дожидаясь второго пинка, и чуть не теряет равновесие.       Только сейчас он осознал, что был голый, в одних ботинках — ледяной ветер обдувал его со всех сторон, и кожа покрывалась мурашками. Заплывшем взглядом он огляделся и увидел Черепа в том же виде, что и он сам — в одних сапогах. Взгляд у того был сумасшедшим, полным ненависти и гнева, убийственным во всех смыслах. Он хотел хоть что-нибудь сказать, спросить, что происходит, или хотя бы крикнуть слово «погоди», но он даже не смог выдавить из себя ни звука.       — Да как ты смеешь прикасаться ко мне?! Ты, жалкий содомит! — Череп бросился на Капитана. Капитан еле заблокировал удар ногой в пах, выставив руку и сведя ноги. Он боялся подумать, что бы случилось, если бы он не успел — пинок прошёлся по его костям как удар отбойного молотка. По коленям прошлась ужасная волна боли, и ноги подкосились.       Но упасть он не успел. Череп проткнул его живот зажатым в кулаке ножом. Его дыхание спёрло, и он повис на схватившей его за шею руке. Череп вытащил лезвие и снова загнал его в тело Капитана. А потом ещё раз. И ещё. Его рука работала как швейная машинка, пробивая всё больше и больше дыр. Капитан хрипел от невыносимой боли, кровь стекала по ногам на палубу ручьями. Конечности леденели, зрение помутилось. Череп наклонился к уху Капитана и прошептал:       — Ну что, нравится, сука? Возбуждает? Сейчас кончишь. — и вонзил нож ему в пах. Это был финальный аккорд боли, заглушивший все чувства разом. Но даже это казалось тихим по сравнению с моментом, когда Череп провернул лезвие. Его сердце остановилось.       — Тихо! А ну тихо, я сказал! — резко кричал Череп ему почти в ухо. — Спокойно! — Тут же в лицо прилетела пощёчина. Капитан вскочил со своего места, чуть не потеряв равновесие в темноте, и схватился за борт лодки, обливаясь липким потом. — Орёшь как ненормальный! Даже не думал, что ты можешь так кричать. И откуда у тебя столько сил? — услышал Капитан хриплый приглушённой голос.       Горло горело. Сердце судорожно колотилось в груди, а нос болел, будто ему кто-то врезал. Руки сами полезли ощупывать собственное тело на наличие повреждений. Ничего такого не обнаружилось. Нос тоже был цел и даже не болел на самом деле — ему только казалось. Только щёки горели от недавних ударов. Здравый смысл подсказывал, что всё, что он видел, было всего лишь сном, но тело имело иное мнение и было готово сражаться насмерть.       Капитан приложил холодную руку к горячему лбу и начал успокаивать себя. «Не дай Бог мне больше видеть такие сны», — подумал Капитан. Череп тем временем завернулся в одеяло с головой.       Ночь была холодная. Капитан быстро остыл, но залезать снова под одеяло не решался. Впечатления от сна были слишком яркие и свежие. «Господи, да какое ему дело. Я уже минут двадцать тут стою, он уже давно спит», — размышлял он. В итоге Капитан всё же пересилил себя.       — Ну наконец-то. Я уж думал ты больше не ляжешь, — раздался из-под одеяла утомлённый голос. Капитан застыл на полпути.       — Почему ты ещё не уснул? — слетело с языка Капитана.       — Трудно уснуть, когда кто-то постоянно пялится. Ложись уже и отвернись.       Капитан медлил. Череп перевернулся, схватил его за запястье своей мокрой рукой и потянул на пол, перебросив через него одеяло. Руку он выбросил так же резко, как схватил, и толкнул его в плечо, поворачивая спиной к себе. Капитан услышал, как Череп отвернулся и потёр ладони друг о друга.       — Даже не вздумай больше поднимать одеяло. — сказал тот.       Капитан почувствовал тепло и начал дрожать. Тело активно согревалось. Он завернулся в свой кусок ткани и согнул ноги, прижал к груди колени. Случайно он коснулся своей спиной чужой огненной кожи. Череп резко выгнулся и крикнул охрипшим голосом, сразу же начав кашлять. Капитан чуть снова не подскочил от неожиданности, если бы не был запутан в одеяле.       — Не прикасайся ко мне, идиот! У тебя спина ледяная! — бросил Череп осипшим голосом, развернулся к его спине и выставил между ними согнутые руки. Капитан почувствовал, как в спину ему упёрлись холодные костяшки пальцев и горячие предплечья, и замер.       Со временем он достаточно согрелся, чтобы не дрожать от холода. Он начал чувствовать кожей неровное дыхание своего врага у себя за спиной. Расслабленные руки, которые он всё ещё чувствовал своей спиной, оставались такими же неоднородными по теплоте. Холодные пальцы, горячие предплечья. Иногда их пробивало на сильную дрожь, что резко обрывалась, как и появлялась. Иногда дыхание сбивалось на сипение.       Капитан понял, что уже не заснёт. Ему даже не хотелось. Сонливость как рукой сняло. «Лучше посижу», — подумал Капитан, приподнимаясь, чтобы достать из-под себя свою потрёпанную солью куртку, но тут его схватили потные руки.       — Ты что, не понял? Я же по-английски сказал не поднимать одеяло! — прошипел Череп в темноте.       — Да не хочу я больше спать.       — Что, лучше на воздухе мёрзнуть? Имей в виду, я тебе сопли подтирать не буду.       — Больно надо. Да тебе же лучше, заберёшь одеяло себе.       — Ага, а потом ты опять его развернёшь. Знаем ваши слова, очень надёжные.       Капитан проигнорировал слова и попытался освободиться от хватки, приподнимаясь на четвереньках, но его сбили чужие ноги, а руки крепко обернулись вокруг, прижав локти к телу, зажали как в тисках, и он рухнул на пол.       — Невозможный ты человек. С тобой не бывает скучно, — с явным раздражением усмехнулся Череп ему в ухо и тут же закашлял, отвернувшись в сторону. Капитан почувствовал спиной неуёмный жар чужого тела, неестественный и обжигающий, ярко контрастирующий с холодными конечностями.       — Да я-то тебе зачем? Я же тебе спать не даю.       — Как будто это так просто. Я теперь тоже уснуть не смогу, благодаря тебе. У меня до сих пор от твоих криков в голове звенит.       Поняв, что Капитан больше не планирует вставать, Череп ослабил свою хватку и снял с него руки. Только для того, чтобы схватить его под плечами и прижаться всем телом от груди до ног. Капитана как будто облепил какой-то моллюск.       — Эй! Ты чего! Руки убери! — воскликнул Капитан, схватив Черепа за одну из рук, на что его только сильнее сжали, выбивая из лёгких воздух. Мокрые руки на рёбрах ощущались как ледышки.       — Ты бы меньше воздуха под одеяло запускал. Успокойся и спи. Уже работал грелкой, и снова поработишь. Ничего личного.       — Я не твоя личная грелка! — возмутился Капитан и врезал Черепу локтем по рёбрам. Череп охнул и с силой закашлял, расцепив руки и схватившись уже за самого себя.       — Да что на тебя нашло? С ума сошёл? — с раздражением спросил Капитан, растирая замёрзшие рёбра. Он развернулся к Черепу, чтобы ни дай Бог тот ещё что-нибудь вытворит.       — Нашёл у кого спрашивать, истерик, — просипел Череп. — Своим поведением ты мне мозг уже второй месяц ломаешь.       — Это я тебе мозг ломаю? Да столько нервов, как на тебя, у меня ни на кого не уходило!       — Да неужели? Мне вот кажется, что тебе наоборот, это даже нравится! Ты скрытый мазохист, вот кто! Другого объяснения я не нахожу!       — Не неси чушь! Это же бредятина!       — Бредятина у тебя в голове!       Череп вскочил со своего места, отбросив одеяло Капитану в лицо, и зашагал на ватных ногах к припасам. По телу ударил поток холодного воздуха, и Капитан быстро завернулся в ткань.       Череп включил лампу. По лодке разнёсся тусклый тёплый свет. Капитан услышал, как тот вытащил из пачки и попытался зажечь сигарету, но спустя шесть поломанных спичек выбросил целый коробок за борт, сопровождая всё тихими раздражёнными бормотаниями. По сравнению с дикими криками, что были ранее, это убаюкивало. Капитану не было интересно, чем занимается Череп — лишь бы это его не касалось. Глаза сами начали закрываться, а тело наконец-то расслабилось, оказавшись в тёплом коконе без каких-либо соседей. Капитан уже дремал, как услышал тиканье. Неровное, слишком резкое. Металлическое.       Капитана как током ударило осознание, что он слышал не звуки часов, а щелчки собираемого пистолета. Боевые инстинкты не успели отмереть за два месяца, и его выбило из сна. Он вскочил на ноги и, пока враг не спохватился, бросил в его сторону одеяло.       Чего угодно, криков, кулаков, но одеяла Череп не ожидал. Его накрыло им с головой, а затем последовал удар такой силы, что детали вывалились у него из рук, и он сам повалился бы на пол, если бы его не зажали между одеялом и хранилищем. В три движения его плотно замотали и как селёдку бросили на палубу животом вниз, придавив сверху.       — И ты обвиняешь меня в обмане? Ты сам нарушаешь свои же правила! — прокричал Капитан.       — Я ничего не нарушал, — сказал Череп настолько ровно, насколько мог, имея на себе чужой вес. Капитана это только больше распаляло. Он хотел взглянуть хотя бы в один бесстыжий глаз, но тот юлил головой. Капитан взял его за заднюю часть шеи и развернул к себе лицо настолько, насколько было возможно. Череп бросил на Капитана странный измученный взгляд.       — Ты сам согласился на то, что пистолет останется разобранным до востребования. А сейчас он мне понадобился, — объяснил тот.       — И для чего это он тебе понадобился? — но Череп молчал. По его суженным глазам было видно, что тот и не собирался отвечать. Капитан выпустил шею в раздражении и треснул его между лопаток так, что у Черепа выбило из лёгких воздух на несколько секунд, а после он залился сильным кашлем. — Ну? Отвечай! Зачем он тебе сдался?       — Ты не захочешь знать, — прохрипел он и попытался выпутаться из одеяла, но Капитан навалился на него всем телом.       — О нет, я очень хочу. Будь любезен, расскажи, — сказал Капитан с явной угрозой. Ему не нравилась эта игра. Было жизненно необходимо знать, что тот задумал, ведь попытался раз, попытается и второй, и третий. Этим всё не закончится, он хорошо это понял после опыта охраны этого же пистолета от всюду снующих рук.       — Уж точно не для тебя я его собирал. Отвали, не хочу с тобой разговаривать.       — Не хочет он. Как будто я хочу. Ты у меня уже в гландах сидишь, всё никак не угомонишься! Всё норовишь какую-нибудь гадость сделать. Терпеть тебя уже сил нет.       На эти слова Череп как с цепи сорвался. Непонятно откуда взялись новые силы, и тот чуть не сбросил Капитана с себя неожиданным рывком.       — Какой ты благородный! Альтруист, какие только в пробирках и рождаются! — язвил Череп, не щадя ни своих охрипших голосовых связок, ни ушей Капитана. — Тоже мне, герой нашёлся! Ты вообще хоть знаешь, что такое милосердие?       — В отличии от тебя! — кричал уже Капитан.       — Да неужели? К своим врагам ты никогда не был милосерден!       — Было бы за что!       — Хорошие люди и за «ни за что» разбрасываются милосердием направо и налево! Кто, как ни ты, об этом знает!       — Таким, как ты, пахать и пахать до моего милосердия!       — Так что, получается, тот пацан до него так и не дослужился?       Капитан опешил. А потом распалился праведным гневом. «Да как он смеет!» — прогремело в голове у Капитана вместе с вырвавшимся криком. Баки был дорогим ему человеком, он считал его младшим братом. Каждое напоминание, каждый неосторожный намёк вызывал у него приступ душевной боли. Каждый раз перед глазами всплывала картина, как немец в красной маске стреляет мальчику в грудь. А Череп всё не останавливался, нащупав слабое место. Всё плевался желчью и ядом, разъедая его сердце своими словами. Всё вколачивал гвозди.       — Молчи, скотина! — закричал Капитан и заткнул Черепу рот ладонью, не в силах больше этого выносить.       Ещё немного, и он будет не в силах сдерживать свою ярость, прибьёт гада. А тот, как будто только и ждал, что его попытаются заткнуть, намертво вцепился в руку зубами, прокусил кисть до крови. Капитан разразился проклятиями сквозь зубы, схватил Черепа за челюсть, пытаясь её разжать, и дёрнул окровавленной рукой, вырывая её из чужих зубов, неосторожно сместив вес. Он услышал звук трещащей ткани. Череп как-то ухитрился высвободить одну руку и потянулся за деталью от пистолета, что лежала прямо рядом с ними. Перед глазами Капитана пронеслась картина, как эта деталь влетает ему в горло, и он рванул Черепа на себя, сдавив тому шею. Тело под ним захрипело, свободная рука инстинктивно рванулась к голове, но её одной было недостаточно. Капитан почти что сидел у него на лёгких, прижимая вторую руку ногами к телу. Череп бил локтем и кулаком ему по рёбрам, хватался и рвал волосы, бороду и уши, до куда мог достать, но от хватки так и не освободился. Капитан вжал шею в плечи чтобы его за неё не схватили, отвернулся и зажмурил глаза, пережидая, пока всё закончится. Его враг задыхался, всё хуже сопротивлялся, и когда тот вот-вот должен был потерять сознание, захват расцепился. Череп рухнул на пол мешком с костями, с трудом глотая воздух. Даже при слабом свете лампы было видно, как он посинел, приобретя лицом розовато-лиловый оттенок. Капитан дрожащими руками собрал детали пистолета и как попало забросил в трюм, а потом отсел от Черепа подальше, стряхивая с рук напряжение. Его лицо горело от рывков, ушибов и царапин, что после себя оставила борьба.       — Да что от меня тебе надо? — просипел Череп сквозь сжатые лёгкие, кое-как отдышавшись, не в силах даже приподняться. — На кой чёрт я тебе нужен?!       — Да ты мне нахрен не сдался!       — Так я тебе и поверил! — бросил Череп между тяжелыми вздохами и кашлем.       Капитан решил не спускать с него глаз. Что-то в поведении врага ему не нравилось. Ему вообще всё в нём не нравилось, но сейчас что-то было просто неправильно. А Череп так и оставался лежать как лежал. Он даже не трогал одеяло, что было рядом.       — Мне и так нормально, — сказал тот, когда Капитан спросил, собирается ли он спать. Но, если судить по виду, тому было совсем не нормально. Его явно знобило. Капитану пришлось снова замотать того в одеяло, и снова вместе с собой — ему тоже было холодно. Как только стало хоть как-то тепло, Череп тут же, как по щелчку пальцев, провалился в сон.       Капитан же больше не спал. Он думал. «К чему это всё было?», — задавал он себе вопрос. У Капитана уже не было моральных сил обрабатывать всё это. Он просто устал. От драк, от криков. От противостояния. Казалось бы, они в трудной ситуации, как-то смогли договориться и не убили друг друга. Но решать проблемы как нормальные люди — это уже как будто не их зона ответственности. Почему нельзя просто сказать, в чём проблема? «Хотя, если так подумать, я бы тоже не стал раскрывать перед врагом что-либо важного», — размышлял Капитан. А то, что это «что-то» было важным, он не сомневался.       Так Капитан дождался рассвета. Череп, кто всегда просыпался раньше или одновременно с ним, до сих пор оставался без сознания. Он первый раз видел своего врага по-настоящему спящим, без притворств, и ради интереса взглянул на его лицо — когда ещё будет такая возможность при свете дня. И оно было примечательным, не меньше. Особенно если сравнивать с сознательным состоянием, когда Череп бросал на Капитана взгляды, полные ненависти, когда его лицо перекашивалось в гримасах, или когда тот улыбался: натянуто, саркастично, с оскалом. Сейчас он казался полностью расслабленным. Даже его лицо было более человечным что ли, не таким гротескным, чем когда тот был в сознании, когда разум контролировал каждое незначительное движение. Его было почти не узнать.       Капитан потянулся ладонью к лицу Черепа, пальцем приподнял веко, и тут же отдёрнул руку. Он не знал, зачем это сделал, и не смог бы объяснить, что творит, если бы тот проснулся. Глаз Черепа был частично закатан, как и должно было быть во сне. Капитан только после осознал, насколько перенапряжёнными они казались — белки были испещрены красным. Но первое, что привлекло и оттолкнуло Капитана, из-за чего он так поспешно ретировался, было не это.       Взгляд человека без сознания — это взгляд живого мертвеца. С ним, без своей мимики и энергии, Череп был больше похож на безжизненную куклу, чем на человека, и Капитан даже испугался, жив ли тот, несмотря на наличие дыхания. Он тут же себя приструнил. Его мозг уже начал придумывать проблемы на ровном месте, а выдуманные трудности — последнее, что ему сейчас нужно.       И всё же, Капитан с того момента почувствовал настоящее умиротворение, какого не знал с самого начала их плавания. Его заклятый враг теперь по-настоящему был не в состоянии ему навредить. К тому же он оказался в полном одиночестве на некоторое время. Ему не нужно говорить, чтобы хоть как-то заглушить неловкое молчание. Ему не нужно сдерживаться, не показывая своих истинных эмоций и слабостей. Ему не нужно думать. От него ничего не зависит. Вокруг было тихо. Он слышал, как лодка покачивалась в такт волнам, как о неё разбивались их маленькие гребни. «Рай», — подумал Капитан.       Очередная рутина не принесла никаких плодов. За всё время от рассвета до полудня Капитан поймал только одну рыбину. Безрезультативность работы, холод, привычный голод. Всё доставляло неудобства. Но к удивлению, больше всего угнетала пустота.       Удивительно, как одно только наличие потенциальной опасности держало мозг в тонусе, ведь, по сути, вместе или без Черепа, их расписание не менялось уже как минимум три недели. «Враг или нет, в компании всё равно лучше», — заключил Капитан. Без собеседника, даже такого, он бы точно свихнулся.       Иногда Капитан оглядывался, чтобы проверить, спит ли ещё его враг, но тот даже не шевелился, настолько глубоко был во сне. Несколько раз ему пришлось проверять, дышит ли тот вообще, ради своего же спокойствия.       К обеду Череп всё же соизволил проснуться и оказался ослабевшим до предела. И оставался таким несколько последующих дней. Он даже сидел с трудом, а до какой-то активности и речи не шло. Он только и мог, что сидеть и ждать рыбу, которая всё не клевала. Иногда ему было совсем не холодно, а иногда он будто в ледяной воде сидел, а не в одеяле. Про свои потребности он думать совсем перестал — ему просто не хотелось, было как-то всё равно. Он бы не ел и не пил вообще, если бы Капитан ему не напоминал. Правда, заставить удовлетворить эти потребности получалось только утром или днём, потому что к вечеру и ночью Череп был совсем не в себе — его лихорадило, он постоянно бормотал что-то на родном языке, и Капитан сомневался, что это «что-то» было осмысленным.       — Что ты со мной нянчишься? — устало спросил Череп, когда Капитан в очередной раз чуть ли не ткнул его носом в питьевую воду. — Делать что ли нечего?       Но ему не ответили, потому что Капитан и сам не сильно понимал, зачем он это делает, почему он не мог просто игнорировать, оставить всё как есть и не вмешиваться. Но он чувствовал, что должен, и не мог этому изменить.       — Будь проклят твой альтруизм, Капитан Америка. Когда-нибудь он тебя убьёт, — бросил Череп на перерез затяжному молчанию Капитана таким голосом, какого последний никогда ещё не слышал. Ненависть, с которой были сказаны эти слова, шла из глубины души, и от этого пронимал мороз. Капитан никогда в своей жизни не чувствовал такой ненависти по отношению к себе, бездонной и холодной как океан, что их окружал.       Но, несмотря на это, ни вода, ни еда не оставались без внимания. Череп всем своим видом будто говорил: «А чёрт с тобой!», — каждый раз, когда его по долгу не оставляли в покое, и хмурился весь остальной день. Капитану было приятно побеждать настойчивостью, а не кулаками. Но это было единственным, что теперь поднимало ему настроение.       С Капитаном больше не хотели говорить. Каждый раз, когда тот пытался завязать разговор, он не получал ничего, кроме молчания. Даже пренебрежительные усмешки исчезли. Его просто игнорировали.       И с каждым днём Череп всё меньше шевелился. Вообще, без уже привычных разговоров Капитану стало настолько скучно, что большего развлечения, чем тормошить своего врага по любому поводу, у него не нашлось. И всё сложнее и сложнее было как-то вывести Черепа из себя. Тот как будто растерял весь свой нескончаемый запал ненависти ко всему, что только возможно. Это казалось непостижимым, ведь раньше, что бы Капитан ни сделал, это вызывало минимум острый взгляд со стороны соседа, а теперь — абсолютно ничего.       Простуда, или что это было, прошла достаточно быстро. Три дня, и от неё остался только редкий сухой кашель. Капитан думал, что Череп был такой странный из-за этой болезни. Теперь же у того не должно было быть повода так себя вести. Однако оказалось, что нет. Тот будто в апатию впал. Приходилось кормить его чуть ли не с ложечки, как это делают с детьми, если можно считать насильное впихивание в человека еды и воды таковым. Это уже выводило из себя.       Вскоре Капитану хотелось избить его просто так, чтобы тот хоть немного взбодрился. Однажды, когда он в очередной раз увидел его отречённый взгляд, не подумав и на эмоциях, он дал ему пощёчину только что пойманной рыбой. К его удивлению, на это не последовало вообще никакой реакции. Он-то ожидал что-то вроде взрыва, а тут и пшика не было. Тот даже от рыбьей слизи не утёрся.       — Поговори же со мной! Ну! Да что такое! — злился Капитан, пытаясь выбить из Черепа хоть что-нибудь. Он уже всадил пятёрку пощёчин. Предыдущие пытки вопросами были проигнорированы, тряска за плечи тоже не возымела никакого эффекта. Не хочет по-хорошему, будет по-плохому. Капитан был настроен решительно, нацелен на результат. И это окупилось на девятую пощёчину, тут же перешедшую бы в десятую, если бы его руку не остановили.       — Всё. Хватит, — сказал Череп, сплюнув сочащуюся изо рта кровь.       К тому вернулся более-менее обычный взгляд, какой у него был, правда без каких-либо ярких эмоций. «Уже лучше», — подумал Капитан, с облегчением понимая, что его труды не оказались напрасны.       — Тебе настолько интересно избивать моё лицо?       — А ты больше ничего не предлагаешь.       — Я тебе не парк развлечений. Скрашивай свой досуг сам. Да хоть подрочи тут, я и слова не скажу — меня только не трогай.       — Да что такое случилось?       — Мы тут умираем, если ты не заметил, — выдохнул Череп.       Взглянув на Капитана, который всем своим видом показывал жажду хоть каких-то объяснений, он улыбнулся. «Дорвался», — подумал Череп, и замолчал. Специально. Капитан, когда понял, что больше Череп ничего говорить не будет, по инерции сжал кулаки, на что последний усмехнулся:       — Ну, давай. Ударь ещё раз. Выбьешь мне все зубы, а потом сам же еду станешь для меня разжёвывать?       Череп говорил вообще без каких-либо негативных эмоций. Он говорил с той же интонацией, как говорил бы любитель, восхищаясь только что распустившимися многолетними цветами у себя на подоконнике. Это подействовало на Капитана отрезвляюще. Жажда крови испарилась тут же, как по щелчку пальцев.       — Что застыл? — спросил Череп с ухмылкой.       Капитан на это только и сделал, что скрестил руки на груди.       — Может, объяснишься? — спросил он.       — Мне тебе нечего объяснять. Ты и так меня хорошо понимаешь. Мы ведь теперь друзья.       — Что? Какие ещё друзья? — опешил Капитан. — Ни в коем случае! Нет!       — Да! — гнул свою линию Череп. — Ты же заботишься обо мне. Ты не хочешь, чтобы я умер. Так и есть!       — Это ничего не значит!       — Ещё как значит. Ты не хочешь навредить мне по-настоящему, что значит — ты мой друг.       На самом деле сейчас Капитан ой как хотел навредить Черепу. Хотя бы для того, чтобы опровергнуть его слова. Он-то точно не считал Черепа другом. Хотя, как ни странно, за последние недели, тот, будучи единственным человеком на многие мили, всё-таки начал что-то значить для него. Даже в самом странном смысле этого слова.       Больше всего в этой ситуации Капитана раздражало осознание, что Череп, похоже, всё это время притворялся, чтобы вынудить его действовать. Он, как человек высоких моральных ценностей и чести, не мог просто взять и оставить умирать даже своего врага. И сейчас это сыграло с ним злую шутку. С этими мыслями Капитан уже не замечал, что близкая к обыденной кривая улыбка Черепа была с примесью отчаяния, а пустой и безжалостный взгляд был направлен глубоко в себя. К тому же, как такое заметишь, если их обладатель тщательно всё скрывал.       — Да ты сбрендил! Ты никогда не будешь моим другом! Ты не можешь! — отрезал Капитан, всё больше и больше накапливая отвращение даже к этой мысли. Он никогда не будет другом нацисту. Никогда!       Вообще Капитан не был особым знатоком человеческих душ. В этом случае он бы и не пытался докапываться до сути вещей, ведь зачем? Враг хоть и человек, но врагом не прекращает быть никогда. А тут его враг обозначил его своим другом, издеваясь или нет. Не важно. Он всё равно уже давно не понимал, что творится в голове Черепа.       — Ещё как могу! — не уступал тот. — Я уже есть!       Это была провокация. Однозначно. Как попытка собрать пистолет было провокацией. Как напоминание о Баки. Всё, что Черепа делает, не несёт в себе, какой-либо иной цели, кроме как сделать подкоп под личность Капитана. Под его рассудок. И он это уже не будет терпеть.       В ответ последовал удар. А за ним ещё один. И ещё. Капитан смог себя остановить только когда его враг уже не мог сдерживать болезненные стоны. Именно тогда, когда он заметил за пеленой гнева, что сопротивления не было. Череп этого от него и хотел — быть забитым до смерти. Его руками. И только потому, что Череп хотел смерти, Капитан её ему не дал. Однако как же хотелось.       — Вот… видишь… — из последних сил выдавливал из себя Череп. — Ты меня… не… уф… полностью ненавидишь…       — Думай, о чём говоришь, — с раздражением ответил Капитан, растирая кровь с кулаков по всей руке в попытках смыть её без ледяной воды, что была за бортом. От красного доносился какой-то непонятный кисловатый запах. — Если бы я по-настоящему был твоим другом, ты бы уже получил, чего хотел.       — Мразь… — еле слышно выдохнул Череп, с дрожью в руках приподнимаясь на колени.       — Что ты там сказал?       — Мразь! — изо всех сил крикнул тот, срывая голос. — Ничтожество! Жалкое подобие человека! — продолжал он, еле держась на ногах. — Ничего не можешь сделать правильно! Ничего так, как надо! Как…! — выплюнул невовремя выпавший зуб. — Как должно! Ты никогда не даёшь мне того, что я хочу! Пошёл ты к чёрту! — сказал он и перебросился за борт. Капитан еле успел подскочить и вытянуть его обратно, хотя он всё же успел окунуть голову и половину тела в ледяную воду.       — Ты никогда не хочешь того, что тебе по-настоящему нужно! — крикнул Капитан и вдавил его в пол, придавив спину коленом, чтобы тот ничего больше не выбросил.       — Как будто ты знаешь, что мне нужно!       — Мне и не нужно знать. Хватает и того, что тебе точно нельзя! И вот чего, а уйти просто так я тебе не позволю!       — Неужто для тебя это так важно? Оставить меня для какого-то суда, который может посадить меня в тюрьму, может повесить, а может и оправдать? Какой смысл отдавать решение другим людям, если ты и так знаешь, за что меня нужно убить? Ну?       Череп последние дни совсем перестал что-то понимать. Откуда такие перепады настроения? Обычно вывести из себя Капитана до такой степени, чтобы в дело пошли кулаки, было невероятно сложно. Сейчас же он одним только словом мог бы вызывать бурю, если бы захотел. При этом гнев оставался таким же неуправляемым, каким мог позволить ему быть Капитан.       — Ты меня не переубедишь, не старайся. Что бы ты ни сказал, смерти от меня не жди.       — Знаешь, твои мёртвые товарищи вряд ли бы сказали за это спасибо.       — Не тебе за них говорить! — рыкнул Капитан.       — А тебе за них действовать?       Капитана снова тошнило. Нарвался, называется, на неприятности. Вот почему ему не сиделось, когда его просто игнорировали? А так от скуки откопал себе ещё одну порцию головной боли.       — А, я понял, зачем я тебе на самом деле нужен, — с нового захода начал Череп.       «Боже, ну что ещё», — взмолился Капитан про себя.       — Ты не собираешься меня никому отдавать. Ты — самодур, что бы ни ты сам себе, ни другие про тебя, не говорили. Не думаю, что решение суда хоть как-то тебя удовлетворит. Чувство долга — да, но не чувство справедливости. Ничто из того, что предложит суд, не искупит смерть твоего маленького друга, которого я застрелил, я ведь прав? А я прав…       На самом деле, отчасти, так оно и было. Ту боль, что принёс ему Красный Череп, ничем не загладить, даже если бы Капитан Америка и оказался бы таким самодуром, каким его сейчас описывали. Однако, у Капитана было гипертрофированное чувство долга, нереалистичное и наивное, и потому настолько высокое в иерархии его личности. И этот долг был не перед государством как таковым, хотя и этого было в избытке, ведь он натурально носил цвета своего флага. Это был долг перед человечностью. Что бы ни чувствовал Капитан, он не вправе решать всё сам, по своей воле. Ведь должны быть и другие люди, которые требуют правильной справедливости.       А Череп всё говорил и говорил. С каждой секундой поток его слов становился всё менее связным и убедительным, хотя и как-то умудрялся добираться до сердца Капитана и скрести по нему. А потом случилось нечто неожиданное. Слова начали дребезжать, голос срываться, расчленяя сначала фразы, а потом слова на куски, и, когда он не мог выдавить из себя уже ничего осмысленного, его тело начало сотрясаться в беззвучных рыданиях. А тот всё продолжал по инерции говорить.       — Прекрати. Хватит. Достаточно, — сказал Капитан и зажал ему рот рукой, когда понял, что тот сам не остановится. Лицо Черепа оказалось пропитанным слезами. — Лучше молчи.       Это был неожиданный удар под дых. Рыдания казались настолько естественными, что Капитан не мог понять, играет ли Череп или нет. Это и не было важным. Чувство неловкости было запредельным, а душевная боль от воспоминаний никуда не испарилась. Это с двух сторон сжимало дыхание Капитана, и в его глазах тоже начала собираться влага.       А Череп не играл совсем. Начиная свою триаду, уже ни на что не надеясь, он и не представлял, что во время неё что-то такое случится. Он даже не понимал, по какой причине это произошло. А когда к нему подступили первые признаки того, что вот-вот должно было случиться, он ничего не смог с этим сделать. Первые слёзы покатились сразу, минуя желание их хозяина, когда даже голос оставался полностью ему подконтрольным. Это была лавина, что сносила и погребала под собой всё на своём пути. И не было от этого спасения. А он был лыжником, кто уже не испытывал страха перед горой, кто своим неосторожным спуском в итоге и разбудил накопленные горы снега на вершине.       — Почему ты хочешь умереть? — спросил Капитан, когда они оба успокоились и отсиделись в молчании. Череп, прислонённый спиной к ящику с припасами, старался лишний раз не двигаться.       — А не всё ли равно? Какая тебе разница, если от этого ничего не изменится?       — А ты скажи, может полегчает, — выплюнул Капитан.       Череп бросил на Капитана острый взгляд и тут же закрыл глаза, как будто даже такое движение приносило ему боль.       — Как будто я хочу. Но у меня нет выбора. Смерть неизбежна. Если уходить из жизни, то на своих условиях.       — Не думал, что ты такой пессимист.       — Я смотрю, иногда ты даже и не пытаешься думать. — тот выдохнул и растянулся в слабой улыбке. Челюсть Капитана свело от раздражения.       — Что-то последнее время ты много улыбаешься.       — Напрягает?       — Ещё как, без повода-то.       — А я вопреки. С тобой по-другому никак.       — Ничего, сейчас дам тебе повод.       — Может, не надо?       — Лучше бы помолчал. Вот тебе новость: если мы тут навсегда застряли, умрём вместе, и никак иначе. Это я тебе гарантирую.       — Боже, только этого ещё не хватало.       — Вот только нытья не надо. Ещё немного, и плакаться мне в рубашку будешь?       Почему-то последние фразы были сказаны с усмешкой.       — Кто плакаться будет, так точно не я. Ты же чуть с ума не сошёл от страха, что я тебя наедине с собой оставлю.       Хоть это и было сказано легко и с усмешкой, даже игриво отчасти, но слова вонзились как игла, настолько они оказались точны. Неглубокий и не опасный, потому что ненамеренный, но всё же болезненный укол. Каждый раз, когда Капитан хоть как-то расслаблялся, Череп умудрялся его задевать.       — Лучше бы помолчал, — уже как мантру выдохнул Капитан, уже не сильно понимая, кому именно он её адресует.