Всё равно что мертвецы

      Однообразные будни сливались воедино, и без записей трудно было отделить одни сутки от других. К несчастью, в лодке не было записной книжки. Но бумага всё же была. В книге «Майн Кампф». «Ну конечно, а я думал, чего здесь не хватало», — съязвил про себя Капитан. Впрочем, это не помешало превратить её в дневник — между строк место ведь было. Вели записи по очереди и на английском, так как это был единственный язык, который они оба понимали.       К середине второй недели последние консервы были вскрыты, и им пришлось полностью перейти на рыбу. Они начали сильно худеть. Ускоренный метаболизм показал себя во всей красе. Приходилось рыбачить не так, как раньше, как попало, а постоянно, чтобы обеспечивать себя достаточным пропитанием. И даже так этого не хватало. Притом нужно было сохранить хоть что-нибудь про запас в сушёном виде на случай, если по каким-то причинам они не смогут добывать еду.       Помимо рыбалки единственным доступным развлечением были разговоры, и рты они почти не закрывали. По началу старались придерживаться нейтральных тем. Оказалось, что помимо войны и работы было что обсудить, например кинематограф. Правда, всё сводилось к немногочисленным продуктам, в которых участвовал Капитан.       — Зачем ты вообще смотрел все эти фильмы? — поинтересовался Капитан.       — Я в праве интересоваться.       — Не спорю, но всё же?       — Да как тебе сказать? — пробормотал Череп, явно не желая об этом говорить. — Вот ты бы смотрел фильмы, если бы я в них был?       — Нет.       — Хмф, — Череп явно расстроился от такого ответа. — Да ладно тебе, я же твой старый знакомый. Не поверю, что ты даже не подумаешь об этом.       — Мы виделись всего пару-тройку раз. Какие ещё знакомые?       — Но сейчас-то точно, как минимум, знакомые. А по сути, уже сожители.       — Не напоминай, — пробормотал Капитан, и Череп улыбнулся. Тому точно доставляло удовольствие видеть, как враг страдает от его общества, даже если он тоже это делал. И это злило Капитана ещё больше.       К концу второй недели друг от друга хотелось выть. И даже не потому, что они враги, нет. Это оказалось на самом последнем месте. Отношение друг к другу можно игнорировать, заставлять себя сотрудничать, но терпеть друг друга физически — это другой уровень.       Например, оказалось, что у Черепа есть привычка щёлкать пальцами, хлопать в ладоши, бить рукой о что-нибудь, или не рукой, а предметом о предмет, желательно звонкий, каждый раз, когда он хотел привлечь к себе внимание. Любое действие, которое издавало резкий звук, входило в этот арсенал. Это не хуже кулака било по мозгам, и Капитан до сих пор не понял, делал ли Череп это специально. Также он постоянно перекладывал вещи с места на место так, что Капитан ничего не мог найти. А ещё тот пинался во сне, от чего Капитан часто просыпался посреди ночи. И это было далеко не всё, что раздражало.       Капитан постоянно попрекал своего «сожителя» за его привычки, на что тот только огрызался. По правде сказать, Капитан тоже имел ряд неприятных для Черепа особенностей, что, однако, было видно только по выражению отвращения, ужаса, непонимания или комбинации этих выражений на лице последнего, по резким жестам и выражениям по типу «Gott im Himmel», когда первый делал что-то неприемлемое. Да и ночные пинки Черепа, по большей части, были вызваны тем, что тот просыпался или не мог заснуть, когда Капитан бессознательно прижимался к нему во сне. Вообще, можно было сказать об этом, но тогда Череп лишился бы возможности безнаказанно бить соседа.       Все эти нюансы совместной жизни вызывали желание лезть на стены, которых не было. Но, благодаря ним, жизнь на лодке оказалась более разнообразной, чем могла бы быть. Как тут заскучаешь, если каждый день преподносит сюрпризы.       В один из таких странных дней Череп заставил Капитана, у кого несколько недель выросла уже заметная бородка, в отличии от немца, у которого волосы вообще нигде не росли, побриться. И только из-за этого они сейчас кружили по палубе, пытаясь избежать серьёзных травм.       — Да чем тебе моя борода не нравится?! — крикнул Капитан, сбросив с себя Черепа ударом кулака по лицу.       По сравнению с тем, как они дрались раньше, эта схватка казалась дракой стариков. Они успели заметно похудеть, больших сил не осталось, но воля у обоих была крепче проволочного троса.       — Тебе так сложно? — бросил Череп, вытирая под носом кровь рукой, в которой держал нож, которым обычно чистил рыбу. — Я всего-то прошу посидеть спокойно пару минут!       — Если я не хочу бриться сам, как будто позволю тебе меня побрить!       Капитан схватил тряпку в руки и поймал ею вооружённую руку Черепа, когда тот вновь бросился в его сторону. Руку скрутили, и оружие упало на пол.       — Что, хочешь знать, чем мне твоя борода не нравится? — прошипел Череп и схватил Капитана за лицо и дёрнул. Волосы оказались достаточно длинными, чтобы пальцы без труда зацепились за щетину. Капитан зашипел от такой боли, будто ему вот-вот оторвут часть лица, и ослабил хватку, а Череп высвободил вторую руку.       — Ты себя в зеркало вообще видел? — спросил он и потянул другой рукой за грязную чёлку, что топорщилась на голове Капитана как баранья шерсть. Хотел бы он выдрать этот клок, да не смог. — Тебе не только побриться, но и подстричься надо!       — Да чем тебе это мешает? — возмутился Капитан, сбивая руки со своего лица.       — Видел бы ты себя со стороны, сам бы понял, чем! Выглядишь как побитая собака, и пахнешь также. Я, в отличии от тебя, каждый день на твоё лицо смотрю.       — Мне всё равно. Не бриться, не стричься, я не собираюсь! — сказал Капитан, подняв с пола нож.       — Да? — протянул Череп, сложив руки за спиной. — Если не согласишься, то я посчитаю это объявлением войны! — он ткнул пальцем в сторону Капитана, — Не больше, чем через три дня, ты самовольно выбросишься за борт! Думаешь, ты выдержишь, если я буду специально тебя раздражать? А?! Что скажешь? Хочешь испытать себя?       Глаза Черепа горели яростью, а уголки губ были неестественно приподняты. Капитан, глядя на то, как Череп размахивает руками, и слушая, как тот раскладывает, что он может сделать, чтобы вытеснить его с лодки к чёртовой матери, подумал: «Господи, может, да ну его?».       Капитан выдохнул, не найдя в себе силы испытывать свою выдержку таким способом.       — Ладно. Только аккуратно, никаких…       — Да-да, я знаю, — перебил Череп и выхватил нож из руки Капитана. — Горло не резать, кожу не сдирать. Садись уже.       Два ножа, которым они пользовались, были очень хорошо заточены. Несмотря на то, что ими пользовались уже несколько недель без перерывов, они оставались острыми. Впрочем, за ними, как за жизненно необходимыми инструментами, хорошо ухаживали. Как могли.       Но даже так, бриться таким ножом было малоэффективно. Срезать волосы просто, а вот борода потребовала больше часа. Под конец весь процесс стал пыткой для Капитана. Но в итоге оказалось, что Череп не только достаточно ровно его подравнял, но и умудрился сбрить бороду до еле заметной щетины. После этого перформанса, Капитан, смотря на себя в зеркало, сделал для себя странное открытие:       — А ты мог бы быть неплохим цирюльником.       — Я могу быть кем угодно, если захочу, — усмехнулся Череп.       В общем, организовалась какая-то странная повседневность. Как говорят про брак по расчёту, стерпится-слюбится, только в данном случае эта аналогия совсем неуместна. Не могло быть ни любви, ни брака. В какой-либо перспективе. Да что уж там, и дружеских чувств. Скорее океан замёрзнет, чем эти двое перестанут друг друга ненавидеть. Всё держит только грандиозное терпение. Им повезло, что волевой характер — их общая черта, иначе никаких сил бы не хватило вести линию дипломатии.       Хотя, человек привыкает ко всему, и даже к такому можно привыкнуть. Капитан прочувствовал это на себе, когда заметил, что засыпать с каждым днём становится всё проще. Мозг всё ещё говорил на задворках сознания: «Надо сохранять бдительность!», — но тело постоянно перебивало: «Я хочу спать, и я буду». И даже к чужим пинкам он привык настолько, что в итоге даже не запоминал, как от них просыпался, хотя и знал, что те были. И в своей привычке он был не один.       — Хорошо спалось? — спросил однажды Капитан, не задумываясь. Похожие вопросы стали часто появляться с обеих сторон, когда тишину надо было чем-то забить, а говорить ни о чём конкретном либо не хотелось, либо не о чём было в принципе. Независимо от того, что происходило, эти вопросы задавались всегда, уже почти автоматически. И ответы отдавались также. Но в этот раз всё было по-другому.       — Даже слишком, — ответил Череп. Он выглядел не очень. Вообще, если присматриваться, после сна он всегда не очень выглядел из-за постоянных кошмаров. Однако, в эту ночь он был настолько расстроен, когда проснулся, что без причины пнул Капитана несколько раз, и получил весомый полусонный ответ. Череп не ожидал отпора, потому тоже ответил новым ударом. И ему снова ответили. И опять. И снова. Уже было не важно, кто начал. Они били, пинали, давали пощёчины, тычки под рёбра и удары по лицу, бросали и душили друг друга вслепую до тех пор, пока тела не закричали: «Хватит!», — в унисон.       На утро они проснулись по разные стороны лодки, избитые и замёрзшие. Ничего, кроме хороших синяков и насморка, от которых быстро избавились, они не заработали. Однако, Череп после такого, на его удивление, отлично выспался. Он не видел ни кошмаров, ни сновидений. То ли из-за того, что после такой ночной драки он был смертельно измотан, то ли из-за того, что его знатно побили, но настолько хорошего сна он давно не получал.       Примерно после того, как они «отметили» месяц, стали происходить странные вещи. Ничего в их жизни не изменилось. Как была рыбалка, так и осталось. Как было раздражение, так никуда и не делось. Но что-то другое давило на мозг, что-то неуловимое. Была ли это усталость? Или совесть?       За всё время, что они рыбачили, Череп обзавёлся привычкой постоянно всматриваться в воду. Леска уходила далеко в глубину. Ничего не было видно: ни грузила, ни наживки. Только тьма океана. Иногда ему казалось, что он видел, как в глубине проплывали силуэты рыб, и он их с интересом высматривал. «Клюнет ли одна из них?» — думал Череп. Хотя чаще всего он весь день всматривался в пустоту.       Когда они не разговаривали, Череп сползал в свои собственные мысли. Чаще всего это были воспоминания. Как будто он был бы счастлив от этого. Зачем думать о том, что было, если изменить ничего уже нельзя? В такие моменты ему уж очень хотелось быть каким-нибудь тупым животным, ведь, как известно, животные не живут ни прошлым, ни будущим. Хотя, он бы и таким настоящим, которое сейчас имеет, не хотел бы жить, но даже так лучше, чем в качестве альтернативы постоянно вспоминать все ужасные моменты жизни и думать о безнадёжном будущем. В его истории вообще мало было надежды, кроме того момента, когда Гитлер вытащил его из грязной дыры на свет. И даже это, как оказалось, было только первым восторгом новой жизни после «перерождения». На самом же деле никакого перерождения не было. Он просто перешёл на другой уровень всё того же существования, где тебя раздавят, если не взять всё в свои руки. И счастье, если ты, кто ничего не решал в своей жизни, превратишься в недочеловека физически, а не каким-либо иным извращённым способом.       О последнем он вообще старался не задумываться, так как всё его здравомыслие заговорщицки шептало о том, что тут он сидит не просто так. Что он по-настоящему решил в своей жизни самостоятельно? Himmel, он даже убивал не потому, что решал так исходя из своих собственных желаний. Да, он получал удовольствие от того, что он делал, но кто не получает удовольствие от того, что он что-то делает хорошо, в чём является профессионалом или хотя бы достаточно опытным? Для всех естественно гордиться своим упорным трудом, каким бы он ни был. И за его навыки его ценили, до определённого момента. И всё равно, его работа была не самоцелью, а инструментом. И поэтому, когда та перестала нести прибыль, он от неё отказался. Если от него не отказались раньше.       Гидра, какая это ни была чудовищная в плане потенциала организация, стала для Черепа очередным инструментом. Он не создавал Гидру — ему отдали её без остатка, как сироту, когда порядочный взрослый приходит усыновить кого-нибудь «хорошенького». И не важно, что этот порядочный взрослый подделал свои документы и пришёл с фальшивой женой. Главное, что ему поверили и доверили, а дальше — концы в воду. Когда спохватятся, ни одного из родителей не найдут, а сирота окажется на заводе. Это и случилось с Гидрой.       Гидра была создана для того, чтобы быть питательной почвой для учёных, таких как Эрскин. Смелые идеи находили заинтересованных людей, а за ними шло финансирование. Именно этим и воспользовался Череп — кто платит, тот и заказывает музыку.       Эрскин приближался к финальной стадии своего проекта, а Череп финансировал Гидру больше, чем это делал кто-либо другой. Иронично, но без дополнительных вложений, что он сделал, организация не стала бы настолько успешной. Гитлер не заметил, как потерял контроль над собственным филиалом, потому что текущий глава Гидры, один из учёных, был подкуплен. К тому времени Череп уже достаточно сильно вырос среди окружения фюрера. Последний опасался своего протеже, так как чувствовал, что уже не имеет над ним такой власти, как раньше, потому торопил Гидру с разработкой сыворотки, чтобы создать новый инструмент — армию суперсолдат, подконтрольную только ему, благодаря которой услуги Черепа и в принципе таких людей, как он, окончательно потеряли бы ценность.       Все разработки Гидры были засекречены, но финансы открывали многое. Работа Эрскина требовала много денежных вливаний, поэтому Череп почти сразу узнал от своих информаторов, что кое-какой проект нёсся на всех парах, пожирая большую часть бюджета организации.       Череп лично стал контролировать разработку проекта. Сыворотка сама по себе безобидна, но, если применять её с умом, много чего можно добиться. И не только в военном плане. Гитлер воспользуется сывороткой как поводом избавиться от него. Он поступил бы похожим образом. Оставалось только ждать, когда его вложения дадут плоды. Если бы только не одно «но».       Эрскин рассекретил проект в самый неудачный момент, представив его как проверенную и рабочую технологию, а также пустил слух, что сыворотка даёт вечную жизнь и не только. Это повлекло за собой лавину. Формально Череп не имел ни к сыворотке, ни к проекту, ни к Гидре как таковой никакого доступа, поэтому ни на что не мог претендовать открыто. Остальные же, кому Гитлер планировал передать разработку, кто сам хотел откусить кусок пирога, воспользовавшись своими огромными деньгами, или те, кто хоть каким-то местом был связан с проектом, учёными или организацией, ломанулись драться за чудо-эликсир. Каждый хотел иметь при себе хотя бы одного суперсолдата, а лучше больше, и чтобы лично им хотя бы капля тоже досталась. Гидру засыпали деньгами со всех сторон так, как Череп за жизнь не смог бы заработать даже самыми страшными способами. И всё это с помощью одного-единственного письма от учёного доброму другу.       Гитлер был в ярости. Учёный, что тогда был главой Гидры, почуял запах жареного и успешно сбежал из страны со всеми деньгами, что получил за своё молчание от тайного покровителя. Тем же, кого фюрер поставил ему на замену, пришлось разгребать ужасную неразбериху на местах. В такой суматохе Череп смог подменить человека, чьё имя было уже вписано на первое испытание, на себя. Он отлично подделывал документы. Это была единственная возможность получить сыворотку в таком положении, так как сразу после этого должно было развернуться масштабное производство лекарства. События разворачивались слишком быстро, и он пошёл на риск.       На первое главное испытание Эрскин не явился — он уже был на полпути в Америку. Вместо него работал его заместитель. Внешность Красного Черепа без маски в Гидре была никому неизвестна, поэтому всё прошло так, как должно было пройти. До самого последнего момента, когда сыворотка сработала.       Её уже проверяли на животных, и та показала себя лучше, чем они вообще могли ожидать. Это было фантастично, и Эрскина воспринимали как волшебника во плоти. Поэтому результат для всех был, мягко сказать, неожиданным. Вместо полностью подконтрольного и предсказуемого процесса становления сверхчеловека учёным пришлось наблюдать агонию. Не каждый день увидишь, как у человека плавится кожа. И тогда, когда голос подопытного, лишившись контроля своего владельца, соотнёсся с новым лицом, все узнали своего неофициального начальника.       Это был полный провал. Эрскин, главный учёный и разработчик, исчез с концами, как и несколько других учёных. Сыворотки не было, а результат всех их трудов лежал в лазарете в виде еле живого Красного Черепа, которому теперь и фирменная маска была не нужна. Все подопытные супер-крысы разного пошиба, что появлялись в течении всего хода проекта, оказались кем-то отравлены, а другие прототипы сыворотки исчезли вместе с документами. Запасы же финальной вариация сыворотки распались на составляющие через пару дней и не подлежали восстановлению. И с этим всем в отчёте кому-то пришлось идти к Гитлеру.       Когда Череп очнулся, вся пыль уже улеглась. В этом единственном ему повезло. Как бы Гитлер ни хотел воспользоваться поводом и устранить его, он не мог. Тот был единственным оставшимся результатом работы Эрскина, а значит только с ним можно было возобновить проект. С лёгкой руки Черепа лишили всех документов, сделали бессменным главой Гидры, намертво приковав его к организации, и загрузили работой. По сути, он оказался в своеобразной тюрьме, потому что без Гидры он стал никем — не более, чем табуреткой — в юридическом смысле.       Но это было не самое страшное. Его агенты никуда не делись, а сотрудники Гидры и так хорошо знали, чьим деньгам обязаны первичным успехом всего их предприятия. Череп привык работать через других людей, и новое ограничение не являлось особым препятствием. Однако у него был государственный заказ, который он не мог игнорировать. На бумаге Гидра полностью зависела от государственных финансов, и теперь, когда организация как никогда была уязвима, благосклонность главного покровителя была жизненно необходима. Хотя бы видимость честной игры стоило соблюдать. Поэтому Череп начал пинать всех в работе над восстановлением сыворотки. И вот с этим возникли огромные проблемы.       Было бы эффективнее пытаться пробить головой корпус линкора, чем по памяти восстановить всю документацию. Никто из учёных не обладал встроенным в мозг фотоаппаратом, а отдельные части и пометки в личных дневниках были слишком малочисленны и неточны. Рабочие же дневники, как и документы, также исчезли.       Полностью невозможной в перспективе задачей эту ситуацию делал тот факт, что Эрскина среди учёных считали волшебником не просто так. Хотя, его стоило называть фокусником. И, как хороший иллюзионист, секрет своей магии он не раскрыл. Это было единственным условием, которое он продавил, взявшись за проект. Да, конечно, Эрскин говорил, в чём была суть, но никогда не углублялся сверх требуемого. После первых показательных результатов, конечно, вся система была бы в любом случае подробно расписана. Странная причуда, но какой учёный, какой талант! И какой результат.       Над восстановлением проекта пришлось работать методом тыка — у них не осталось почти никакой основы для обратного проектирования. Лабораторные крысы были отравлены не просто каким-то ядом, а ударными дозами тяжёлых металлов, поэтому их тушки оказались бесполезным мусором. Из испорченной партии самого совершенного прототипа ничего, кроме химических составляющих, выявить не удавалось. Сама структура вещества была разрушена. Оставался только один сверхчеловек, с телом которого и пришлось в итоге работать.       Влияние сыворотки изучили вдоль и поперёк. Физическое функционирование Красного Черепа было выведено на планку пика человеческих возможностей. Сыворотка по-настоящему сработала. Это был бы полный успех, если бы не остальное. Негативных эффектов, хоть и незначительных, было во много раз больше, что, по сути, перекрывало все плюсы. В такой трансформации было мало смысла.       Но, даже так, сверхчеловеческое тело оставалось хорошим подспорьем. Однако, из крови вывести сыворотку оказалось невозможно. Потому что в крови ничего не было. И в костях, и в лимфоузлах, и во внутренних органах. Нигде. Ничего не говорило о том, что человек как-то был изменён искусственно. Как будто все, чем он сейчас являлся, было у него с рождения. Последним гвоздём в крышку гроба всего проекта стало бесплодие.       Черепу хотелось разбить голову о стену. Но стен не было. Последнее время клевало всё реже, и за рыбалкой сон легко смаривал.       Чувствовать постоянный голод было уже привычно. Организм каждого как будто сдулся. Они выглядели почти как обычные голодавшие люди в плане комплекции и были не такими агрессивными, так как сил на последнее тратилось много больше, чем они могли себе позволить. Настолько, что им обоим стало почти всё равно на причуды друг друга, лишь бы ночью не замёрзнуть, а днём было что поесть и чем развеять скуку. Поэтому сейчас Череп даже был рад слышать, что Капитан что-то говорит, даже если это полная чушь.       — … а я начал отбиваться от тех парней крышкой от мусорного ведра!       Но Череп слушал всё краем уха — так же как когда некоторые включают радио без причины, просто чтобы дома не было тихо. В какой-то момент у него поплыло в глазах, и он испугался, что снова проваливается в воспоминания. Но произошло не это. В глубине океана он заметил какой-то силуэт.       Огромная туша, что была во много раз больше лодки, медленно проплывала прямо под ними. В голове только и успела промелькнуть мысль о том, что это, скорее всего, кит. Но тело было слишком гладким. Слишком плавно двигалось. А потом он заметил на спине этого «нечто» перила. Турель. Рубку. Свастику. Это была подводная лодка. Немецкая. Она проплывала настолько близко к поверхности, что, казалось, будто её шноркель вот-вот коснётся поверхности воды.       — …спасибо моему другу, я остался не сильно побитый. Никогда не понимал людей, которые настолько резко реагируют на комментарии в кинотеатре. А я всего-то… — Капитана прервал толчок, за которым последовал громкий всплеск. Он ощутил затылком брызги, лодка покачнулась и отплыла в сторону, зачерпнув немного воды, что забрызгала его штаны. Капитан обернулся, но никого не увидел. Он еле успел поймать брошенные снасти, что чуть не улетели с наживкой под воду.       Когда Череп бросился с лодки, в его голове была пустота. Все, чего он в тот момент хотел, было «добраться до своих». Плевать, что вода оказалась холодной до боли в груди, что мешала одежда. Он рванул в глубину, протягивая руки к перилам прямо под ним. Он знал, что с той силой, с какой он мог бы, даже будучи ослабленным, стучать по металлическому корпусу, его наверняка услышат изнутри. Однако его руки хватали только воду. Подлодка ускользала в глубину на большой скорости, уходила в подводный туман, растворяясь в нём словно сахар. Он был слишком медленным, как ни старался. И он остался один.       Тусклая вода давила на него со всех сторон. Ледяные пальцы касались его ног и царапали когтями, пытаясь утянуть глубже. В голове щёлкнула паника и закричал инстинкт самосохранения. Ещё секунда, и он приблизится к границе смерти. Бессознательное взяло верх, и тело начало всплывать к поверхности.       Капитан занервничал, когда потерял Черепа из виду. Он закрепил снасти где-то на лодке и начал ждать, когда тот вынырнет. Вокруг стояла неестественная тишина. Да, были волны, был ветер в ушах, было собственное дыхание. Но чего-то не хватало, и этот дефицит заставлял что-то внутри шевелиться. И чем дольше это продолжалось, тем больше крепчал подсознательный ужас. У Капитана вспотели руки. Он всматривался в воду, но не мог найти человеческого силуэта. Когда Капитан услышал еле слышимый всплеск, кашель и увидел красную макушку, почувствовал облегчение. И тут же из глубины души вырвалось столько ярости, сколько он даже в бою не показывал.       Над поверхностью воды глаза Черепа почти ничего не видели. Шлюпка была хоть как-то замечена только благодаря крикам Капитана, что стоял в ней и размахивал руками. Конечности с трудом донесли его к спасению, а на борт его втащили чужие руки. Много сил было потрачено как на первый рывок вниз, так и на возвращение — ноги еле держали. Кожа болела от холода. Тело бесконтрольно тряслось в попытках согреться. Рёбра сжали лёгкие в тисках.       — Какого чёрта это было?! Я понимаю, что моя болтовня тебе мало интересна, но не настолько же! — восклицал Капитан с перекошенным от эмоций лицом, сжимая Черепа за плечи, чтобы тот снова не свалился за борт. Он как будто держал кусок льда, а не человека.       «Утопиться решил! Гад! Не в мою смену!», — долбило в голове Капитана во время всех его действий по спасению чужой задницы. Череп сильно тормозил, как будто заморозил и мозг в придачу. Тот стучал зубами, сжался как в судорогах, а из носа и глаз сочилась вода. Капитан дал ему пощёчину, чтобы привести в чувства, но даже несколько повторений этого действия не помогло. Лицо у того было настолько пустое, что Капитан не на шутку перепугался и ещё больше разгорячился. Головой Череп был явно не здесь, потому даже не сопротивлялся, когда с него стащили всю одежду и стали согревать единственным доступным средством. Проклиная всё подряд, Капитан остужался сам, во всех смыслах.