Aftershock

Он смотрит на себя в зеркало и не может понять — что не так? Лицо немного заспанное, под глазами залегли два здоровых фиолетовых синяка, щёки впали и тесно обтянули кожей скулы, будто ритуальный африканский барабан. С его-то режимом сна и питания ничего удивительного. Майлз глазеет на себя уже четверть часа и не видит ничего нового. Стандартный кофеиновый наркоман с манией преследования и страстью писать статьи по ночам. Взъерошенные волосы, что при желании можно выдать как за модную укладку, так и за полный пофигизм на свой внешний вид. Это даже выгодно. Добавим лёгкую придурь во взгляде, дёрганные движения пальцев, вы только посмотрите на эти распухшие вены, фу, и все полицейские от Вашингтона до Колорадо готовы посадить его в самую глубокую камеру и выкинуть ключ в Чесапикский залив. Майлз Апшер — говорит офицер Волкер, кривя перекошенный от потери нерва рот. Майлз Апшер! — гневно кричит помощник шерифа Морриган, в глубине души явно жалея, что взглядом нельзя сжигать. Майлз ёбанный Апшер — ласково произносит старый Билл Хёртон, вышедший на пенсию ещё в те года, когда не высохло дёрьмо мамонтов. Майлзу всегда было искренне жаль его беспокоить, но кто ж виноват, что старый пройдоха вместе с выслугой лет вынес из участка копию уголовной картотеки. Может, собирался писать детектив, или шантажировать банды. Дедушка старый, ему всё равно. Прожжённые, зелёные, офицеры и болтающиеся между припаркованных машин новички, всех их объединяла самая гениальная общественная выдумка, позволявшая информационным пиявкам в три горла жрать мозги без зазрения совести. Комментарии… Нам нужны комментарии… Дадите комментарий… Законы. Гарант безопасности и их собственные наручники. — Трое рабочих медленно задыхались под завалами шахты, пока руководство подсчитывало убытки от эвакуации. Дадите комментарий? И нельзя промолчать. Нельзя просто дать пинка и приказать дежурному бросить в камеру, предварительно хорошенько охадив по бокам. Он видит в их взгляде злобу, жгучую ненависть и едкое бессилие, натягивающее поводок от шеи до самого кодекса. Они говорят, но только для того, чтобы потом использовать в публичном выступлении, называя стервятниками и гончими за дешёвой сенсацией. — Некормленый журналист включает свою фантазию, и мы сами взрастили эту культуру, покупаясь на громкие заголовки и жёлтые абзацы домыслов. Какая патетика. Лучше бы также трубил на планёрке, может и достучался до чьей-нибудь совести, давно проданной за пухлый конвертик в гнилую высотку. Или, ты и сам давно продался, офицер? И всё-таки что-то не так. Майлз видит, Майлз чувствует, он буквально под кожей, но внутри равнозначная скука, застрявшая между сеткой сосудов и тонкой прослойкой жира. — Ты что-нибудь ешь кроме кофе? Ага. Я обожаю мясо. — Майлз… Майлз, тебе лучше не шевелиться! Скула болит, будто от души приложили ржавой закрученной арматуреной. Кость под кожей уцелела едва ли. — Опять швы наложат. У тебя старые хоть успели сойти? Откуда взялся этот синяк? Он не помнит его в этом месте. — А ты уверен, что эти глаза всегда были в черепе? Он не чокнутый! Уставший, потасканный, заспанный, но совершенно точно в своём уме и, если кто-то здесь хочет поспорить — вперёд! Изображение в зеркале дёрнулось, исказилось и оплыло, оставляя в отражении замыленную пустоту. Майлз протянул к нему руку, но кончики пальцев наткнулись на девственно неосознанное ничто. — Ну не знаю. По-моему, тебе просто не хватает адреналина или типа того. Думаешь, буквы на бумаге действительно разрушат уродливые замки, что они себе возвели? Желтый от никотина палец тычет прямиком в острый шпиль, паучьими лапами присосавшийся к монструозной верхушке небоскрёба. — Только посмотри на эту хрень. Очередной наркоманский сон архитектора. А они ведь гордятся. Майлз, они уже давно боги и единственное, что их волнует это кто быстрее приблизится к небесам. С удовольствием им это устрою! Изображение распадается и собирается чёрными лентами. Лёгкими, как дым и смертоносными как ядерное пламя. Если вступит в реакцию остановить уже невозможно. Я этого не просил! Я тебя не хотел! — Майлз. Майлз. Он больше не в комнате. Нет, снова в ней, но в другой. В тёмной, жаркой и мелкой, как гроб. Его ванна была немногим больше, но её не так часто приходилось делить с кем-то ещё, и ещё реже дольше пяти минут. Тем более в ней не приходилось спать, завалившись на чужое плечо. — Отдавил? Извини. Ноги сразу находят землю. Это не сложно, когда между ними тонкая прослойка из трухлявых паллет, худого матраса и перештопанной простыни, вышедшей в тираж ещё до его совершеннолетия. Майлз неловко разминается, пытаясь ощутить затёкшие мышцы. Спину холодит от натёкшего пота и остаётся только позавидовать выдержке Вэйлона, стоически выдерживающего его прижимания в этом душном гробу, и, если уж разбудившего, то по каким-то своим, но очень серьёзным причинам. Он бы давно скинул. Возможно, Вэйлон об этом догадывался и всегда засыпал на краю подальше, замирая, и кажется, вообще не двигаясь за ночь. А может просто боялся. Он бы боялся. — Тебе кажется снился кошмар. Что и требовалось доказать. Не прошло и минуты, а серьёзная причина уже подготовлена, отшлифована и озвучена самым сожалеющим тоном. Вэйлон душка. У Вэйлона полная крепкая семья, гармоничная и пристойная. Двое умненьких детишек и любимая красавица жена. Нежная и рассудительная. У них большой, светлый домик с белым заборчиком и всегда ровным газоном. Вэйлон не кричит на детей и не бьёт жену. Не злоупотребляет алкоголем и всегда решает вопросы за умными разговорами. А ещё не забывает купить молока. Непонятно только, что он делает в этом подвале, недосыпая, воняя и подслеповато щурясь, как крот. Майлзу должно быть чертовски стыдно, за то, что он притащил его сюда. Но ему не стыдно. — Стандартное состояние. У них обоих, если быть точным. Дёрганные конечности, бегающие под веками яблоки, пот ручьём и какой-то бред, вырывающийся из-под сомкнутых губ. Майлз сбился со счёта сколько именно раз, он слышал невнятное бормотание и клал руку на плечо, унимая очередной приступ. Не потому, что сильно сочувствовал. Просто если оставить всё как есть, на утро Вэйлон будет тупить, что отсрочит продуктивные поиски ещё на день. А он и так сходил тут с ума вместе с этими консервами, пустыми папками и сомнительными координатами, ведущими на очередной склад тухлых шприцов. А ещё голосами в голове. Он бы легко пережил Вальридера, вздумай тот поболтать у него меж извилин, но то, что приходило ночами, он видел часы, он точно знает, что сейчас ночь, выкручивало ностальгией, ещё сильнее напоминая о том, что пришлось потерять. А ведь он старался забыть, честно-честно. Какой смысл думать о призраках, если больше никогда не сможешь вернуться в реальность. — Майлз, Майлз. Хриплый голос скребёт по нервам звуком ржавой ножовки по стеклу. — Знаешь, Патрик спрашивал о тебе. Статья про вирус его впечатлила. Он бы даже не взглянул на неё, используй Майлз чуть меньше красочных описаний гнили. — Ему резко стало некому скидывать политический срач? — Это очень тёплое место, Майли. Любой журналист отсюда и до залива удавиться за такое. Должно быть они давятся до сих пор. — У нас есть лекарства. Голос Вэйлона возвращает в реальность. Реальность врезает под дых и вдавливает розовые очки в глаза по самые стёкла. До дрожи захотелось курить. В последнее время Майлз курил слишком много. Не столь много, сколько хотелось, но достаточно часто, чтобы растянуть скудный запас сигаретных блоков на месяц вперёд, вместо ожидаемых двух. Максимально допустимая доза. Его надзиратель не всегда был доволен. — Их даже ты не принимаешь. Он наконец находит в себе силы подняться и шаткой походкой удаляется к вентиляции, единственному месту, за курение у которого Вэйлон не шипел, как раненный в жопу. А ещё это был законный повод повернуться спиной и пропустить взгляд оскорблённой невинности. В своё оправдание, Майлз мог бы сказать, что его ответ совершенно не стремился задевать чьи-то чувства, но вряд ли это убедить здесь и последнюю табуретку. Нет, только не после нескольких недель с ним наедине. — Мне некогда спать. Первая затяжка приносит горечь. Она сушит горло, заставляя напрячься, чтобы удержать приступ в себе. Обойдётся без представления. Вторая горчит уже только на нёбе, подступая к носоглотке, но так и не решаясь на что-то большее. Третья напоминает Майлзу, что, когда- то внутри его лёгкого разверзалась дыра. Он усмехается и затягивает четвёртую и пятую почти без перерыва, ненавязчиво подстёгивая себя, но ещё удерживая на грани. Голос сбоку затих и явно замер в каком-то невротическом ожидании. Спокойно, Вэйлон, больше такого не повторится. — Ну теперь ты точно можешь расслабиться. У нас есть адрес этой подтиралки Глик, и как только мы заявимся к ней на квартиру её острый корпоративный язык выболтает нам всё что знает. А если понадобится… Майлз сжал кулак, представляя под пальцами чужую тощую шею. — …и то, что не знает. Зрачки дёрнулись, наблюдая за струйкой серого дыма, что закручивали в своём вихре лопасти вентиляции и протаскивали по нутру крепкой пластиковой трубы, чтобы выбросить на поверхность, за толстыми корнями сосны. Он потратил почти три дня, разбираясь в технологиях воздухозабора и перепаивая платы, давно покрывшиеся коррозией от времени и плохой изоляции. От плохой изоляции в большей степени. Все эти три дня он спал, укрывшись брезентом под треск всех кровососущих насекомых в округе, пока наконец новенькие лопасти не издали мерный механический звук, проталкивая под землю первые порции воздуха. Этот звук и сейчас вызывал в нём большую гордость, чем всё, что он сделал до него. Ну, может почти. — Хочешь убить её? Да. Он хочет убить их всех — отдел юридических рисков, кризисных менеджеров, главных врачей филиалов, не главных врачей в филиалах, охрану, спецгруппы, адвокатов, лоббистов-политиков, и даже тех ублюдков в разведке, спонсирующих свои ёбанные мозговые контролеры на разнокалиберных психов. Разве кто-то из них достоин жизни? — Нет. Майлз коротко дёргает плечами, затягиваясь до самого фильтра. Выходит, небрежно и сухо, свободным от лишних эмоций и навязанных подозрений. Вэйлону совсем не обязательно знать правду. Он её не переварит. — Ты в этом уверен? Вэйлон Парк просто душка. Он сочувствует всем, и кажется, Майлз слышал всхлипы на кадрах прибитого к потолку жениха. Возможно, он бы отдал ему свои яйца, будь для этого действительно серьёзная причина. — Как скоро ты понял, что я не хочу тебя убивать? Хорошая тема. Майлз снова гордиться собой. Они знакомы недостаточно долго, чтобы Вэйлон понял уловку и быстро разбросал их жизни по разным углам. Он ещё помнит тот взгляд, испуганный и виноватый, и ловко манипулирует старыми чувствами, воскресшими и отразившимися на лице слишком чётко. — Может я просто полезный кадр. Вэйлон хмурится и сцепляет пальцы друг с другом, протирая в нём дыру долгим немигающим взглядом. Кажется, что-то он всё-таки понял, но Майлз не намерен отступать от намеченного плана и снова лениво ведёт плечами, туша окурок о пластиковый обод решётки. — Эй, меня зовут не Вернике, или, как там этого придурка… Он театрально задумывается, прекрасно зная, как зовут того придурка, которому он обнажил кишки. — …Джереми Блэр. При упоминании этого имени Вэйлон крупно сглатывает. Должно быть вязкий ком из желчи обиды и ненависти сидит в нём уже давно. — Но ты и не Майлз Апшер. Он сам вздрагивает от этой фразы и мелко встряхивает головой, будто пытаясь прогнать слова, что секунду назад вылетели из его рта. Но поскольку это невозможно, Майлз лишь усмехается, спокойно дожидаясь, пока Вэйлон прокашляется и быстро поправит себя. — В смысле, не тот, что был раньше. Твои приоритеты больше не касаются одних лишь статей, да и единственное, что ты теперь пишешь… Вэйлон скинул с себя тонкое одеяло, неловко поднялся, страдая от той же агонии в мышцах, и в один шаг пересёк комнатушку, оказываясь у трухлявой доски, на которую они всё это время крепили быстрые пометки. Ухватившись за ближайший торчащий угол, он потянул на себя мятый лист, встряхивая им в воздухе, точно конфедератским флагом. — …зарисовки на тему бесполезных складов, давно мёртвых психов и… На его лице застыло самое нечитаемое выражение, которое Майлзу только приходилось видеть. Не только здесь, под тремя футами земли, гипсокартона и плёнки, но и во всей своей жизни. — Они все такие? О да. Опухшие пальцы расслабляют хватку и в воздухе кружится, оседая на замызганный пол клочок бумаги, перечёркнутый линиями каракуль и стрёмно-скачущими в размере буквами, сплетающимися в заурядный каламбур. — А ты правда думал, что я буду сохранять весь этот бесполезный бред? Дороги ведущие в никуда, горелые склады и протухшие трупы? Вэйлон… Голова дёргается, прокатываясь на шейной оси, как кукла-болванчик и трогает подбородком ключицу, ещё немного покачиваясь, погашая силу размаха. Его движения всегда выглядят так инфернально? — …в разгромных лицензиях государственных критиков, я, конечно, «писал всякий бред», но ему было однозначно далеко до такого. Мне просто нужно было занять руки. И если уж делать это, то с чем-то забавней. Ну и вкусы, конечно. Майлз коротко мажет взглядом по бумажке, разбирая несколько строк в тени этажерки. Он и не думал особо, нет, думал, но не о том, а пальцы просто строчили, пятная чернилами жёлтые оттиски сырости. Кто кого? Было забавно. Вэйлон не решается трогать ещё. Он и на доску больше не смотрит, отворачиваясь, опуская напряженные плечи и голову, так что на шее проступают шишки позвонков. Теперь ему нужно около двух шагов, чтобы дойти до кровати, грузно упасть, стащить очки с носа и спрятать лицо в мокрых ладонях, прячась от мира, прячась от него, от проклятой доски, как будто это действительно может помочь. Хочется ещё закурить. Сдёрнуть фольгу с новой пачки, может предложить одну Вэйлону. Майлз откровенно жалеет, что наслушался прагматичного разума и не запрятал за канистрами пары бутылок чего-нибудь там алкогольного. В меру крепкого, чтоб сразу в голову и без вопросов, нытья, только блаженное забытье и вертолёты. Он смотрит на Вэйлона долго, не двигаясь, представляя не человека, а живую скульптуру из мрамора. Хотя, в случае Вэйлона скорее из олова, кадмия и серебра. — Что ты чувствуешь, когда он появляется? В книге по детской психологии это было описано как «способ переключения внимания». Юный мозг ещё слишком неустойчив в своём постоянстве, и большее значение придаёт познанию мира, уступая нервным переключениям. Со взрослыми тоже работает, если копнуть в подходящую сторону. Вальридер был их долбанным Моби Диком. Смесь технологий, немецкого фольклора и Босховского ужаса. — Это похоже на картинки в двигателе или морскую болезнь? Вэйлон не двигался. Идеальная в своей прозаичности статуя, увязшая в глубоком моменте. Что он пытается там отыскать? В разорванном, раздробленном, раздавленным и сочащимся внутреннем Я? Пытается склеить заново? Выложить из кусков слово «Вечность 2.0»? Только вместо прозрачного льда котлета из подгорелой плоти. Сколько ему ещё нужно, чтобы понять — их больше нет. Нет больше Майлза Апшера, нет больше Вэйлона Парка, а призраки застряли в тенях лоскутного голема, трепыхающегося последним приказом. Месть. Тебя бы здесь не было, Вэйлон, не мечтай ты отомстить беспринципно и жадно. Я просто сломал твой костыль. — Ты когда-нибудь падал? Голос трещит, как сухое полено в костре. Вэйлон отводит руки от глаз, аккуратно кладёт на кровать, но не поднимает взгляд, предпочитая пялиться на протёртость в сером носке, обтянувшей большой палец тонкими прожилками ниток. — Как в бейсджампинге, только без парашюта, а в конце нет асфальта или куцых верхушек деревьев. Нет вообще ничего, только огромная карстовая воронка из смоли и жужжащих микронов. Они навсегда жужжат в их головах. Любого, кого успела настичь когтистая лапа из супермикробов. Технология или… — А потом до тебя доходит, воронка — это ты. Огромная, плотная дыра, с ошибочным человеческим силуэтом. — Да, я всё ещё вижу картинки из двигателя. Но это меньшее, на что я обращаю внимание. Вэйлон заканчивает, когда он приземляется рядом. Паллеты под весом двух тел недовольно скрипят, но их не слушали и в лучшие дни, и конечно, никто не собирался сейчас. Майлз касается плеча плечом, не напирая, не пихая поддержку с упорством последнего коммивояжёра. Просто касание, плечо о плечо, право выбора, которые им никогда не давали. Пусть сам решает. Майлз знает одно — завтра Вэйлон должен быть в форме. Завтра Вэйлон должен делать то, что ему говорят. — Думаешь Джулиан знал о Вернике? Майлз заглядывает через плечо, вчитываясь в строки кода с внимательностью даркнетовского хакера и не понимая ни строчки написанного. Какие-то нагромождения цифр, кавычек и малопонятных символов, будто самих откопали прямиков в недрах годы. Вэйлон возится с ним кропотливо, дотошно и слишком долго. Все мыслимые лимиты времени кончились достаточно давно, чтобы он мог напомнить об этом и не сойти за брюзгу, но зная по опыту к чему приводит тормошение Вэйлона предпочитает уйти во что-то нейтральное, способное как почесать язык, так и заставить Парка наконец взглянуть на часы. Впрочем, выходит, как всегда. При разговорах о погоде они всегда возвращаются к Меркофф. — Скорее всего. Он казался мне достаточно осведомлённым о деятельности Меркофф. По крайней мере для человека напрямую не связанного. Рот уже сам кривился каждый раз, как Вэйлон пел дифирамбы этой шпионской конторке. Такие осведомлённые, подготовленные, держащие ценного свидетеля посреди пустыни, в которую ядерной ракетой мог попасть даже слепой. Да там даже ландшафт не изменится, а разрушенные халупы округ Аризона с радостью спишет по программе бюджетного сноса. — Как мило, что он оказался не осведомлённым о твоём червяке. Как там говорят — прямо под носом? Вэйлон дёргает плечом, но взгляда не отрывает, продолжая сушить глаза о тускло светящий экран. — Зарядка не сядет? — Мы сделали достаточно, чтобы этого не случилось. И здесь Вэйлона было невозможно упрекнуть. Они забрали последние галеты, наполнили бутылки водой, отключили генератор, слили остатки бензина, перекрыли воду, застелили кровать, собрали в кучу весь личный бумаго-электронный хлам, вытащили на улицу, свалили в кучу, накрыли пробковой доской, залили слитым бензином, подожги и завалили бункер подрывом светошумовой гранаты у входа. Вышло достаточно громко, но это уже не волновало людей, забросивших остатки вещей в потёртые кофры и стартанувших на скорости шестьдесят километров, разбрасывая пыль и остатки дотлевавшего пепелища. Майлз сказал, что они будут ехать. Быстро, долго и прерываясь только в двух случаях — когда кончится бензин, и когда они будут валиться с сидений. Причём второе никак не может наступить раньше первого. Вэйлон кивнул. Вэйлон построил отличный маршрут, учитывая общую наполняемость дорог, расположение заправочных станций и отдаление от крупных населённых пунктов. Согласно найденным данным Полин Глик имела единственный задокументированный адрес, располагавшийся в тихом и сытом охраняемом комплексе, оттяпавший пригород Феликса. Они оба учуяли наглый пиздёж в лощеных высотках, едва ли старше трёх лет, но поскольку рядом не маячило варианта получше, приходилось брать, что дают. — Да, я знаю, что затянул, но программисты Джулиана поставили программу на отлов частей кода. Она пеленгует систему и ищет ошибки не в структуре, а в откликах на сигнал. Это куда сложнее и мне нужно время, чтобы настроить правильный шифр. Им пришлось добавить в расписание и третью причину. Таймер на электронных часах пиликал слабо, но Вэйлон должно быть считал в голове каждый час, и ровно в отметку сжимал его бока, призывая остановится, но не глушить двигатель. Он отрезал вилку от зарядного кабеля и зачистив провода соединял их напрямую с аккумулятором, каждый раз заставляя Майлза следить, чтобы лайфхакера не ёбнуло током. — А батарея не рванёт? — Не должна. Вэйлон говорил, что его код нисколько не совершен, но достаточно проворен, чтобы уходить от большинства алгоритмов поиска, а раздробленная система оставляла его в безопасности даже если большая часть окажется неактивной. Он сыпал ещё кучей терминов, которые Майлз откровенно не понимал и просто кивал головой, будто кот, которому решили излить душу. Из долгого и нудного рассказа, он сделал вывод, что Вэйлону нужно останавливаться каждые три часа, зависать в ноутбуке от двадцати минут до получаса, и всё это время батарея должна получать питание и быть в полном заряде, на случай форсмажора. Сколько бензина при этом уходило в пустую, известно одному только Богу. Сам Майлз предпочитал не считать, дабы не портить нервы. Этим и так есть кому заниматься. — Чего бы они там не накрутили, у тебя десять минут. Или проникать в этот муравейник мы будем по трупам. Игра на внутреннем пацифизме действовала настолько безотказно, что иногда Майлза посещала крамольная мысль любыми способами достать какую-нибудь Меркоффскую мразоту, поставить перед Вэйлоном на колени и вложить в руку пистолет. Лучше конечно бы нож, чтоб подольше, но в первый раз надёжнее без лишних движений, но с равных привкусом крови. Останавливала только топорность. Нужно лишь подождать и Меркофф сама сделает первый шаг. Ещё ни разу не смогли устоять. Уголок его губ коротко дёрнулся, когда до слуха донеслись более резвые стуки по клавишам. Майлз повёл плечами и несколько раз покрутил окуляры бинокля, сильнее приближая картинку и придавая нужную чёткость. Они прибыли в этот уголок штукатурки и панорамных стёкол на закате третьего дня безустанного пути, практически добив двигатель. Когда Майлз дёрнул ключи и опёр мотоцикл о заграждение какой-то бытовки, выхлопная труба выбросила в воздух густое облако копоти и что-то внутри глушителя загудело с протяжным надрывом. Если эта штука и заведётся ещё раз, то только для того, чтобы сдохнуть ещё оглушительнее. Майлз не сказал это вслух, но Вэйлон был полностью с ним солидарен. Оставалось только поблагодарить моду на современную архитектуру с такими здоровенными стёклами. Майлз назвал их — мечта снайпера, и, если бы только они могли поговорить с мозгом Полин через стеклянную колбу, всё бы закончилось куда быстрее. Он то уверен, у Меркофф есть подобная технология, да только пока до неё доберёшься, мозги штатного счетовода ущерба превратятся в более тухлое желе, чем нужно. — Я же говорил, что заряд пригодится. Майлз отвлёкся на хлопок крышки, оставляя бинокль сливаться с футболкой. Всё равно ничего интереснее увальня, втыкающего в пасьянс на лёгком уровне. — Он сможет запуститься ещё раз или придётся совать провода в розетку на кухне? Засунув многострадальный девайс в походную сумку, Вэйлон поднялся с подстеленного брезента и подошёл к нему, выражая разве что крайнюю заинтересованной горизонтом. — Ну этим точно буду заниматься не я. Привык что ли?! А почему бы и нет, учитывая сколько времени у него не было выбора. Не привыкнешь — подохнешь, не подохнешь — привыкнешь. А если кто-то сегодня и собирался подохнуть, то точно… — Три минуты. Майлз коротко вскидывает руку, сверяясь с показателями, которые и так уже были известны. Он тоже умеет считать и говорить одновременно. Бинокль снова занимает место у глаз, и на этот раз увалень приходит в движение, гася монитор и инвентаризируя пояс. Дубинка, пропуск, пистолет в кобуре. Нет, слишком широкая к низу, значит обычный тайзер, а огнестрел тут держать моветон. — Значит, мы просто проникнем туда? Майлз даже бинокль опускает, разворачивая голову на шестьдесят, и наплевав на темноту буравит Вэйлона самым наигранным удивлением. Это ты его испортил — мысленно возмущается он внутрь себя, совершенно не ожидая ответа. И его, ожидаемо, не следует. Устроил тут шоу Гудини, а бедный парень теперь верит в телепортацию и геоцентризм. Новый виток шевеления внутри он почувствовал впервые с тех пор, как они покинули бункер. В последний раз мышцы живота вибрировали и плясали, когда огонь в прямом смысле пожирал их время. Почти полностью потраченное впустую, но всё же. В этот раз оно поднялось от пупка, прокатилось дрожью по груди и разлилось по рукам, заполняя вены и мышцы остро фонящим теплом. Оно ширилось, обжигало и тут же уходило в тень, оставляя намёки на большее, подталкивая. Майлз замер на месте, терпеливо ожидая пока непрошенный приступ сгинет туда откуда пришёл. Он уже думал о них, странных проявлениях, реакциях на фразы и мысли, логично предполагая, что из-за отсутствия голоса Вальридер пытается давать невербальные знаки. И это гораздо лучше, чем когда рой просто перехватывал контроль над телом, заставляя чувствовать себя марионеткой на ниточках. Но Майлз всё равно не мог заставить себя слушать. Я тебя не просил. Ещё не хватало, чтобы Вальридер сейчас кинулся доказывать одну из его шуточно брошенных гипотез. — Майлз. Ты опять упал, Вэйлон Парк? Жар уходит, донося до него смысл сказанных слов. — Смотря, что ты считаешь простым. Мне точно не сложно обрушить их систему безопасности, устроив перегруз на этой миленькой личной электростанции. Майлз кивнул на гудящие в отдалении будки трансформаторов, надёжно укрытые сетчатыми стенками и ярко подсвеченные фонарями. Колючая проволока, ощетинившись иглами, вилась по железным рёбрам кронштейнов, кодовый замок над ручкой калитки зловеще мигал красной лампочкой. Идеальная иллюзия неприступности. Как здорово, что им даже не нужно туда заходить. — У них наверняка есть запасной генератор. Ну конечно он у них есть. Чего не отнять у современных застройщиков, так это продумывание бытовых форс мажоров, наученного тяжелым опытом прошлого и несправедливыми выплатами судебных издержек. — Ему, как и всему в этом комплексе нужно время чтобы включится. Если я правильно помню характеристики современных моделей, а у них стоит именно такой, не сомневайся, генератору понадобится от трёх минут до семи, в зависимости от загруженности сети. А поскольку большинство окон тут не горят, но охрана активно гоняет в пасьянс, плюс всякие электронные замки и датчики, я даю нам самое позднее пять минут, на проникновение внутрь без надзора камер. Что делать если времени будет меньше, они споткнуться на ровном месте или охранник решит перебдеть, Майлз предпочитал не озвучивать. У него есть несколько мыслей на этот счёт, но Вэйлону знать о них не обязательно. В конце концов — план продумывал он, слабые места щупал он, электростанцию вырубит… тоже он, и всё это за пять минут на коленке, пока Парк дрожащими пальцами пытался настроить правильный визг своего червяка. Да, будь у них чуть больше времени, они бы разбили палатку и устроили слежку, несколько суток питаясь галетами и посасывая воду из трубочки. Но если у Меркофф где-то и выбит девиз, Майлз готов печень поставить, звучит он именно так — если долго смотреть на корпорацию, корпорация начинает смотреть на тебя. — Ты уверен, что мы успеем? Даже если подойти вплотную к границе комплекса, до холла пол мили, как минимум. Плюс ограждение и охрана, которая может не купиться на перегрузку в полупустом здании и выйти проверить дворы. Ему нравится это тонкое лавирование между углов неудобных вопросов. Логичные, но размазанные формулировки, с претензией на первостепенность. С другой стороны, Вэйлон не был бы Вэйлоном, не попытайся завуалированно узнать — а не собирается ли Майлз в случае чего прокладывать им дорогу трупами? — Ты видел их территорию? Вопрос скорее риторический, ибо последние пол часа Вэйлон смотрел исключительно в свой ноутбук. — Современные извращения ландшафтных дизайнеров буквально стелют нам красную дорожку к их входу. Здоровенный газон, утыканный пнями и монструозные фигуры из травы — лучшие друзья любовников, сбегающих из квартиры в одних трусах. Честно говоря, я буду сильно удивлён если нас заметит хоть кто-то. Это работает и не может сложиться иначе, когда до твоей цели осталось немногим полмили двора. Единственно верного, идеального и вылизанного до искристого блеска. Ахиллесова пята всех скоротечных планов. Майлз отсчитывает последние десять секунд под шорох перебрасываемой через плечо упакованной походной сумки. Девять, восемь, семь… Должно быть подозрительно, когда зверь целенаправленно идёт в твой капкан. …три, два, один. Им нужно несколько минут чтобы скатиться с холма, оценить обстановку и не уловив посторонних звуков, рвануть в сторону ограждения, заглушая шаги о траву и разбросанный по площадке песок. Торчащие снаружи столбы фонарей ещё не были подведены к электричеству, что позволило залечь вплотную к решетке, устроив импровизированный наблюдательный пункт. — Хорошо, вот они. Шепнул Майлз, указывая пальцем в чёрной перчатке на охранников у двери, поочерёдно тыкающих пропусками в электронный терминал. — Если я всё правильно понял, сейчас смена сдана без фиксации происшествий, соответственно, если в здании просто отрубиться свет, информация на главный пульт поступит только с утренней сменой. Зачем менять то, что прекрасно работало десять лет до тебя, верно?! — И откуда ты это знаешь? Тон завозившегося рядом Вэйлона отдавал искренним любопытством. — Прочёл на одном сайте. И это было практически правдой. Ему ведь не обязательно уточнять, кто именно и при каких обстоятельствах открыл эту ссылку?! Когда дверь наконец распахнулась, и первый охранник захрустел гравием, скрываясь в тени торца здания, Майлз сдёрнул перчатки с рук и выпрямил спину, перенося вес тела на правое, уткнувшееся в землю колено. Он решил, что эта поза будет наиболее удобна для того, что он собирается сделать. Если бы он ещё понимал, что именно. — Ладно, Вэйлон, послушай и сделай в точности, что я скажу. Майлз упёрся ладонями в землю, напрягая пальцы и проталкиваясь вглубь сухой почвы. — Сейчас я собираюсь выпустить импульс. Он будет достаточно мощным, чтобы выбить предохранители и отключить подачу питания. Я не думаю, что в этот момент тебе следует находится рядом, но и уйти достаточно далеко у тебя просто не будет возможности. Поэтому отползи по забору до входной калитки, ляг, закрой глаза и жди пока всё закончится. Если сможешь прийти в себя быстро, открывай калитку и жди меня рядом. Долго ждать не заставлю. Он был уверен в Вэйлоне гораздо больше, чем сам Вэйлон. И было ли это на грани отчаянья или какого-то безумного оптимизма, Майлзу было откровенно плевать. Он просто знал, что Вэйлон Парк переживёт этот удар, как разбитую в детстве коленку, поднимется, отряхнётся, и продолжит следовать плану, оставив фантазии о падении менее неудавшимся дням. Сделает то, что от него требуется. — Майлз. Его голос дрогнул, но всего на секунду. Такую короткую, что легко было принять за иллюзию. — Удачи тебе. Вэйлон смотрел с искренней благодарностью. Не так будто они уже справились и можно возвращаться к семье, строить дом с белым заборчиком. В его взгляде теплилась вера. Вера в него, вера в этот треснутый план, а самое главное, вера в их нерушимый тандем. Майлз уже видел у него такой взгляд. Сквозь пелену непрошеных слёз. Пожалуйста, пусть кто-то знает. Нечто снова шевельнулось внутри, острой иглой кольнув между рёбрами. И это был не Вальридер. Готов? Мысленный импульс, проверка, и бесспорный ответ-шевеление, прямо под кожей, стекая по мышцам, в предплечья и к пальцам. Хорошо. По команде. Вряд ли он их соблюдал, но куда приятнее думать, что вакханалию запустит шевеление твоих губ. Три, два. Давай! Чёрный вихрь прокатился по венам, вспыхнул на кончиках пальцев и вгрызся в землю беспощадным потоком, взбивая неглубокие рытвины. В ушах зашумело. Сморгнув пелену, Майлз уставился перед собой, чувствуя, как в глубине почвы наномашины рванули вперёд, перекручивая и раздалбливая в пыль всё, что попадалось им на пути. В несколько секунд они достигли трансформаторных будок, влились в провода и ударили. А потом наступила тьма. Майлз понял, что видит в ней. Не так чётко, как днём, скорее, как крепко адаптировавшийся к сумраку. И это не было странным. Он встал, оглядываясь и выцепляя всё новые и новые очертания. Стряхнул землю с пальцев, особенно тщательно очищая открытые обрубки костей. За решёткой дёрнулись силуэты, послышались нервные голоса, призывающие к объяснениям. Майлз сощурил веки, чётче очерчивая выскочившую за дверь фигуру. За глазным яблоком послышался механический гул. Фигура приобрела резкость и пополнилась контурами рук и ног, сгибающихся в ломаные линии. Самые тонкие потянулись к груди и несколько раз щёлкнули по механической кнопке, рассеивая пучки света, пока яркий луч фонаря окончательно не вспорол мрак. Он не успел отвернуться, да и не очень хотел, и вспышка резанула по глазам влажной пеленой, заставив зажмуриться и пытаться поймать звёзды. Что-то снова загудело в черепе, затрещало, как на счётчике Гейгера и рассыпалось сухими микронами, пожирая галактику под веками со всеми сверхновыми. Когда Майлз снова открыл глаза, они уже были сухими. Силуэт отделился от вспышки и теперь казался смешным, размазывая перед собой блеклым густым киселём. Он уже успел обогнуть пол фасада, практично следуя в обход газону и нелепо вкопанным пням, и практически поравнялся с трансформаторной будкой, теперь больше походивший на склеп кладбища викторианской эпохи. — Да какого хрена. Недовольно буркнула фигура, потрясая в воздухе пластиковым прямоугольником. Майлз узнал в ней стандартную рацию и до него медленно дошёл смысл сказанных слов. Кажется, его импульс вырубил не только трансформатор. Хорошая работа. Елейно протянул он внутри себя, положил пальцы на холодную решётку и невесомой тенью скользнул вдоль забора к калитке. Вэйлон уже ждал его у распахнутой створки. — Чёрт возьми, Майлз. Протянул он не то восторженно, не то проклиная весь мир. — Это было… — Потом обсудим! Ладонь взмыла в воздух, прерывая поток словоизлияний на половине. — Они всполошились и расползлись по газонам, как тараканы. Если не будем тупить, проскользнём в холл ещё до того, как кто-нибудь догадается сменить аккумуляторы в рациях. — Ты ещё и рации вырубил? Это могло осложнить ситуацию, и тут Майлз полностью разделял негодование Вэйлона. Их план балансировал на тонкой струне, натянутой между небоскрёбами на Манхэттене и любой шаг в сторону раскачивал северным ветром, не то выравнивая спину, не то желая скинуть в пропасть. Он всё понимал, но единственное, что мог ответить — так получилось. Самое тупое оправдание в мире. Так получилось и типа никто не виноват. Вместо этого Майлз говорит, укладывая руку на створку и сильнее распахивая её. — Давай воспользуемся этим шансом. Вэйлон последовал сразу за ним. Двигался он вполне бодро, не отставая и пригибаясь там, где нужно. У них не было времени на выяснения, а на первый взыскательный взгляд выглядел Вэйлон… как Вэйлон. Небольшая испарина на лбу, чёрные крошки земли на плечах, вероятно не убранные им до конца после падения. Дыхание ровное, взгляд ясный. Механический гул заставил сконцентрировать особое внимание на глазах. Вэйлон вскинул тонкие брови, вопросительно смотря в ответ, одновременно пытаясь укрыться в листве гигантского чудища. Даже с его зрением в темноте Майлз не смог однозначно сказать, кто это был. Он махнул рукой, беззвучно призывая не обращать внимание на его чудачества и продолжать следовать дальше. Вэйлон пожимает плечами, присаживается на корточки и быстро перебирая ногами оказывается у второй уродливой статуи. Может привыкает? Майлз делает в голове пометку обязательно расспросить обо всём позднее. — Херня какая-то. Чужой голос переходит от твёрдого негодования в плоский подозрительный шёпот. Он слышится всего в паре метров, достаточно далёких для их безопасности, но всё равно заставляющий замереть и ещё раз проверить укрытие. Никого, только чернота беззвёздной ночи и кисельный свет фонарика, бьющий в открытый щиток трансформатора. Майлз думает — а светят ли здесь звёзды вообще? — Стив, ты слышишь меня? Приём. На том конце провода нет даже помех. Рука ещё несколько раз ударяет по корпусу, трясёт, но тишина не изменяет себе, изгибая брови на лице охранника в сломанную дугу паранойи. Майлз думает — пора. Он беззвучно командует Вэйлону, плотно прижавшегося к его следам, указывая в сторону двери и обрубая воздух ребром ладони. Они срываются на быстрый и сколько это возможно тихий бег, пока пальцы охранника приподнимают обгоревшие провода. Он бы поаккуратнее там. Холодный ночной воздух бьёт по щекам. Он забивается ноздри, воняя сырой штукатуркой и горелым металлом, щекочет и распирает лёгкие, но они продолжают бежать, почти не вдыхая, не позволяя случайным хрипам кинуть за край равновесия. За решёткой двора напротив тоже двигаются силуэты, но все они слишком заняты и слишком плохо видят в темноте, чтобы хоть попытаться обнаружить их след. Не то что он. Пни под ногами сырые и скользкие, подошва то и дело едет по ним, и трава не спасает, чавкая свежим дёрном, только ногу поставь. Они очень стараются не сходить с тропы, пригибаются и пригибают головы до боли в скованных плечах. Хорошо, что расстояния тут не здоровые. Хорошо, что толстосумы не любят ходить и любая дорожка в их доме не более чем декорация. Они добегают до толстых стеклянных дверей меньше, чем за минуту. На последних секундах их лёгкие настолько полны углекислого газа, что перед глазами рябит и взрываются пятна. Майлз позволяет себе сделать вдох только когда рука касается гладкой металлической ручки. Вэйлон, когда поскальзывается на последнем пне и судорожно пытается не въехать носом в бетон. Майлз хватает его мгновенно. Ещё до того, как даёт мышцам команду. Ещё до того, как эта идея очерчивается в его мозге. Пальцы крепко впиваются в ремень сумки и натягивают, взмывая вверх телом незадачливого программиста. Оба на пару секунд замирают и Майлз, со всем своим неуместным каламбуром думает, что съедь ремень чуть повыше и для Вэйлона это была бы петля. Внутри шуметь уже можно. Внутри толстые стены из нитей базальта, покрытые глянцевыми панелями дерева, скошенный потолок с фэшн наростами штукатурки и самый убийственный кафельный пол, способный как остановить сердце красотой белого мрамора, так и в мясо расшибить голову своей инфернальной гладкостью. Блядь, да здесь всё сделано для их смерти. Некоторое время сердца так и бились в глотках. Они упали на задницы прямо за дверью, полностью скрываясь от улицы и каких-либо жизненных звуков. Их уши буквально окутал вакуум, холодный, чёрный и совершенно не приемлющий жизнь. Удивительно, но огромный холл, в котором можно было разместить ещё с полдесятка квартир, а если без выебонов, и весь десяток, казался больше похожим на склеп, чем их узенькая комнатёнка под землёй. Майлз огляделся. С его зрением ничего не случилось. Он по-прежнему видел чётко и ярко, различая мебель от ваз, пол от потолка и даже улавливая дрожание тонких нитей под весом старомодных ламп накаливая. Это было забавно. Интереснее чем на улице и Майлз быстро повернул голову к Вэйлону, беззлобно рассматривая, как он жмурит глаза и рывками трясёт головой. Он находит его руку, мягко сжимает пальцы, обозначая своё присутствие. Говорить никто не решается, мало ли что, так что одного движения хватает, и чтобы прийти в себя, и чтобы подняться, прижимая пояс многострадальной сумки, и чтобы начать двигаться, скользя подошвой по белому мрамору, точно по льду на катке. Хороший вариант. Майлз проводит их вглубь. Мимо закрытых дверей лифта, мягких диванов и двух стоек кофейных автоматов, набитых стаканами и дармовым сахаром, как индейка на праздник. Вэйлон этого не видит, и оно, наверное, к лучшему. Нечего расстраивать бедолагу, что спалил свой дом ради безопасности близких, пока эти уроды жировали тут на халявных сиропах. Их интересует внутренняя пожарная лестница и Майлз безукоризненно двигается в её направлении, пока глаза не вылавливают ещё одно размазанное пятно. Оно меньше похоже на свет и пока механический гул снова подбивает глаза, Майлз сам догадывается что перед ним. Фосфоресцирующая табличка гласила — выход на пожарную лестницу, и Майлз иронично думает — не пришлось ли кому лизать кисточку ради витиеватости шрифта? Впрочем, нет, нет, это всё было в прошлом. Когда дверь распахнулась, и пружина доводчика незамедлительно потащила её обратно, на лестнице уже загорелись первые лампы. Тусклый серо-желтый свет заполнял пролёты, отчаянно пытаясь сожрать собою их тени, но аварийная станция давала ему слишком мало энергии, ещё калибруясь и определяя первостепенность участков, так что свету оставалось делать то, что делала охрана снаружи — сосать. Державшийся рядом Вэйлон коротко потянул за рукав, и когда Майлз переключил внимание, ткнулся носом в ухо и зашептал. — Ты уверен, что здесь безопасно? Майлз не был уверен, что в мире безопасно хоть где-то. Но если отбросить эту пустую философию и включить логику, опираясь на уже известные факты и отсутствие криков — ублюдок, мать твою, а-ну иди сюда, можно сказать с колоссальной уверенностью — камеры были отключены. Он утвердительно кивает, ловя терпеливое выжидание во взгляде напротив, заключая, что весь мыслительный процесс был подробно отражён на лице. Вэйлон верит ему. Это удобно. Это буквально лучшее его достижение, и, если в будущем правильно культивировать этот эффект… Ух. Страшно представить каких успехов они смогут добиться. Плюс полсотни очков комфорта ещё к одному проникновению со взломом. Если верить записям в базе, это слово с трудом примеряется к Меркофф, но Майлз отчаянно пробует, квартира Полин располагалась на десятом этаже, по чётной стороне, вознося на табличке гордый номер — 222. 666 — смотрелось бы каноничнее, но как оказалось, застройщик был таким же мнительным, как и проектировщики отелей и намертво вычеркнул из нумерации своих корпусов все несчастливые сочетания. Сочетания явно европейской культуры, тогда как прочие остались крутиться далеко за его восприятием. Первые пролёты были неестественно тихими. Никаких шорохов, клацаний и даже банальной ругани, перемежающейся с паническим шепотом о новой террористической атаке, направленной, уже по обыкновению на сердце этого общества. И за что им такие мучения?! Первые четыре они преодолели в гнетущей тишине, нарушаемой только потрескиванием мигающих ламп, шарканьем подошв и тяжелым свистящим дыханием. Чьи конкретно лёгкие были замешаны в свисте, Майлз упустил. На пятом послышался голос. Слишком далёкий и тихий чтобы его следовало опасаться, но только уловив его, оба замерли и как по команде, прижались спиной к безукоризненно белой стене. Голос приблизился, расслоился и стал чётче. Майлз уловил несколько предложений, вычленив общим смыслом положительную динамику запуска аварийного генератора. Вряд ли кто-то из жильцов был в курсе какой-либо динамики со стороны аварийного генератора, а поскольку вся охрана повыскакивала наружу, Майлз смело отклеился от стены и осторожно заглянул в одно из длинных прямоугольных окон, выходивших на пролёты. Его замок оказался отщёлкнут, а рама выдвинута вперёд, не то для проветривания, не то для удобного курения не выходя наружу. Голоса стали резче, но быстро рассеялись, звуча какими-то обрывками удаляющихся друг от друга фигур. — Нормально. Майлз протянул это одними губами, кивая в сторону двери на новый пролёт, и с удивлением обнаруживая, что Вэйлон всё это время следовал за ним, и вероятно, заглядывал в ту же форточку. До десятого удалось добраться без приключений и стабильного отсутствия какого-либо намёка на жизнь. Когда они только пришли сюда, расстелили кусок замызганного брезента на разровненном плато и уставились в горизонт, около десятка окон горело подсветкой разнокалиберных ламп, отбрасывая на рёбра жалюзи искаженные тени. С наступлением темноты всё это будто исчезло, как растворяется иллюзия оазиса при набивании рта пригоршней песка. Это дом был их личным зыбучим барханом, без дна и верхушки, сходу затягивающий миражами о конченной справедливости. И они поддавались. Всаживали по рукоятку ножи в собственную селезёнку только для того, чтобы иметь возможность всадить в ответ. Ковролин на полу глушит их шаги куда лучше, чем шершавый кафель на лестнице. Они буквально призраки в этом желто-стальном коридоре, наполненного десятком дверей, в одинаковом стиле безумной чудесной страны. Здесь всё создано для их самоубийства — как мантру повторяет Майлз у себя в голове, останавливаясь напротив двести двадцать двадцатой квартиры и запуская нанитов в щель электронного замка. Внутри было тихо о до омерзения претенциозно. Майлз не представлял себе интерьер как-то конкретно, хотя бы потому что ему было плевать. Но если бы он это сделал, вычурно гладкая прихожая, ванная, кухня и комнаты, где каждую секунду чувствуешь себя, как на операционном столе, легли бы в основу проекта. Майлз ставил десять из десяти, что где-то между россыпей ламп прятались и бестеневые. Они как-то сразу почувствовали себя свободно. Закрытая дверь, отрезанная охрана и полное владение положением резануло сознание литой вспышкой уверенности, придавая поведению небрежной лёгкости. Майлз чувствовал себя, как в музее, который он выкупил подчистую для единоличной экскурсии. — Что думаешь? Спросил он, уже совершенно не стесняясь хриплого голоса, пнув носком ботинка упругий бок пуфа. Вэйлон вёл себя тише и заметно более вежливо. Он прошёл вперёд по прихожей и вопрос Майлза нагнал его у изогнутой гипсовой арки в кухню. — Ну, её здесь нет. Очевидно. Как и очевидно, что Вэйлон больше не шептал и выглядел так, будто ему для работы в крупнейшем поставщике биометрической безопасности подсунули старый пентиум. — Уверен у неё загруженный день. Вспомни свой график. Вряд ли жена грела тебе ужин раньше десяти. Это показалось неплохим ходом. Одновременно отвлечь от пессимистичных мыслей и по возможности узнать о нехитрых подробностях меркоффского быта. Любая информация может оказаться полезной, особенно когда Вэйлон наконец перестал думать, что он хочет убить его за одну запись в контракте. — Я не видел семью, пока работал на Меркофф. Ему откликаются быстро. Без нарочитых отнекиваний и затянутых пауз. Откровения вызрели, вытянулись и вопрос стал своего рода спусковым механизмом. Майлз делает шаг вперёд, следуя за плотной тёмной фигурой в лоно залитой уличным светом кухни. Фонари на участке уже горели на полную, отбрасывая неровные лучи на гигантский двойной холодильник и мраморную столешницу острова. Вэйлон положил свою сумку и уселся прямо на него. — Горы были достаточно далеко от Юты. Когда я принял оффер, то сразу подписал соглашение на проживание в кампусе Маунт-Мэссив. Я имел право выезжать только в отпуск, а разговаривать с семьёй в строго отведённое личное время. Подозреваю, что все стационарные телефоны прослушивались. Майлз вспомнил, что его смутило больше всего, за исключением разделанных трупов и совершенно адского бардака. В Маунт-Мэссив ни у кого не было мобильников. Даже самых завалящих. Только чёрные пузатые корпусы стационарников. Можно было предположить, что это исключительно из-за отсутствия связи, но спутниковых телефонов он тоже не видел. У руководства определённо были способы связаться с внешним миром, но на тараканье поголовье работников это явно не распространялось. — А потом меня лишили и этого. Вэйлон закончил тихо, самым низким и отчаянным шепотом, который Майлз ни за что бы не услышал, не накрывай их настолько вакуумная тишина. — Новый уровень допуска? Это логично. Последнее, что Майлз помнил из выдержки документов по каналу три — Вэйлон Парк получил третий уровень допуска. Иронично. — Да. Этот придурок Блэр лично спустил в морфогенетическую зону, чтобы сообщить мне об этом. Он терпеть не мог глубину и, подозреваю, срывался на всех только из-за природной уёбищности, не позволявшей ему упустить даже секунду разочарования в глазах подчинённых. Прозвучало красиво. Едко, зло и чертовски остроумно. Майлз вальяжно опёрся на скошенный бок арки и не сдерживаясь, улыбнулся, обнажая разом всю переднюю челюсть. — Чем выше залез, тем дальше будешь разлетаться. Его пальцы закололо от старого ощущения тёплой плоти и нервной дрожи сосудов, в которые он вторгся с лёгкостью ножа в тёплое масло. Нет, с лёгкостью заточенного топора в тело визжащей свиньи. — Нет. Нет. Как оно выбралось?! — Я думаю, они заслужили это. Тело выпрямилось, натягивая костлявый позвоночник, как струну и Вэйлон вынырнул из тени, подставляя лицо белой пелене электрического света, будто начисто срезая кожу. — Блэр, Вернике, охрана и все врачи Маунт-Мэссив. Я думаю, они полностью заслужили всё, что с ними случилось. Всё это время я боялся жестокости, думал, что если ответить насилием, то чем будешь лучше. Но правда в том, что всё это наивные, детские грёзы. Они столько лет мучили, убивали, делали все зверства, какие только могли прийти в их воспалённый мозг, и никто их не остановил. Они так тесно вплелись во все структуры, спелись с правительством, стали метастазами и проели дырки во всех законах. Когда я размещал видео, думал, выйдет хоть что-то. Вот они, доказательства, в HD качестве, не отвертеться. Но они отвертелись. Он повернулся, снова пряча лицо в наползшей тени. Но от себя Вэйлон больше не прятался. — Я пытался договориться с раком, Майлз. Но разве с раком можно договорится? Они изменились. И человек так не должен меняться. Можно жрать чаек на необитаемом острове, сбивая зазевавшихся камнем, можно отрезать руку, пытаясь выбраться из горящей машины, пить яд за жизнь ребёнка, молчать под пытками спасая отряд. За что пострадали они? Безумные цели, безумных учёных оправданные безумием. Что они сделали? Стали всеобщими фэйками? Пеплом на пепелище? За что их души до сих пор лежат в груде камней в Богом забытых горах? Ты прав, Вэйлон Парк, с раком нельзя договорится. Его можно только вырезать. — Уверен, здесь найдётся что выпить. Звучит безрассудней, чем выглядит, но куда лучше триггерных самокопаний. У него в горле уже встал такой ком, что сглатывать придётся приёма в три, и, если у Вэйлона не случилось чего-то подобного, можно готовится к худшему. Завернув за угол вычурной арки, Майлз толкнул очередную дверь на своём пути и оказался где-то типа гостиной, судя по дивану и здоровенной плазме. Он огляделся, пытаясь выцепить какую-то нишу, шкаф или хотя бы гигантский глобус, но в углу нашлась только гладкая тумба, абсолютно литая без намёка на выступающие части. — Думал алкоголь хранится на кухне. Вэйлон остановился в дверях, с любопытством осматривая новую локацию. — Ни один приличный буржуй не станет хранить алкоголь в холодильнике, все это знают. Этот лекторский тон был забавным. Когда-то его приглашали прочесть мини-спич о журналистике, Майлз не помнил тему и даже место, но отчётливо помнил ощущение стагнации, накрывшее при одной мысли о студенческом амфитеатре. Комнатушка была такой же вычурной, как и всё окружавшее здесь. Гладкие стены, какая-то абстрактная мазня, но в отличии от большинства подобной мазни выполненная в чёрно-белом хроме. Кожаный диван, настолько здоровый, что пуфики по бокам кажутся мелочным издевательством и служат исключительно для подчёркивания статуса нижесидящего. Плазма в лёгком налёте пыли, ковёр с длинным ворсом, по форме напоминавший растёкшееся пятно молока. Несколько шкафов с длинными прозрачными стёклами, выставляющие на обозрение всю претенциозно-незатейливую библиотеку. Настолько предсказуемую, что у Майлза свело зубы. «По ком звонит колокол», «Частица на краю Вселенной», «Демон» Суареса, и даже про «Богатства народов» не забыли. Он останавливается напротив такого шкафчика и распахивает створку, ведя пальцем по витиевато-машинному шрифта «Демона». Кажется, им хотят не оставить и шанса на интригу. Палец нажимает сильнее, заставляя книгу качнутся в своей безукоризненно ровной стопке и упасть на ладонь. Майлз уверен, где-то там за ней может отыскаться и «Дюна». — Что-то интересное? Сначала он видит не Вэйлона, а измято-разорванную фольгу, торчащую поверх картонки с верблюдом. Затем блеск света на тонком целлофане и только потом лицо, совершенно обыденное, может немного уставшее, но с лёгким налётом уверенности, классически возникавшее у Вэйлона в рождении спонтанных идей. — Подумал, тебя заинтересует. Пачка сигарет дёрнулась из стороны в сторону, сильнее привлекая внимание. Начатая. Навскидку Майлз не досчитался минимум трёх сигарет и в голове сразу возник образ Полин, на корточках сидящей у распахнутой форточки окна пожарной лестнице. Ни одной пепельницы в квартире им так и не было обнаружено. — Кто-то хочет казаться серьёзнее. Не выпуская книгу из рук, Майлз наклонился, заставляя шею выгнуться под неудобным углом и подцепил угольный фильтр прямо зубами, наполняя ноздри запахом типично кэмеловского табака. — Может ей просто нравится. Может. Может для разнообразия Меркофф начали нанимать в свой штат нарративно предсказуемые клише. — Сыграем в игру? Кремниевое колёсико чиркнуло с характерным щелчком и огонёк зажигалки осветил половину лица. Майлз поднёс его ближе и сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие первыми струями дыма. Блаженная улыбка растянула лицо, и он едва не выронил сигарету, осыпая паркет хлопьями пепла. Не жалко. — Ставлю десять из десяти, внутри: виски, скотч, бурбон, бренди, джин и, пожалуй… Майлз сделал несколько шагов в сторону литой тумбы и опёрся на вершину, придавив ладонью авторские инициалы на лаконичной обложке. — …пару бутылок вина, красные, сухие, самой помпезной французской марки. Вэйлон пожал плечами. Может не был в восторге от идеи устраивать пир во время чумы, и не спорил только потому, что также понимал и необходимость, как иногда бывает необходимо поорать среди леса, дабы не снести кому-нибудь голову. А может банально устал от этих типично майлзовских ужимок. Майлз пожал плечами в ответ и присел рядом с тумбой, осматривая её конструкцию взглядом натуралиста, которому на выпасе вместо лошади повстречался единорог. Очень искушенного натуралиста. Открыть её оказалось несложно. Возможно, это делается куда легче, если нажать в правильном месте, но у Майлза совершенно не было времени на эти церемонии. Он просто стукнул кулаком пару раз, выбирая места наиболее подходящие для расположения кнопки. Когда кулак приземлился по левому боку, примерно посередине, тумба издала какой-то пищащий звук, и её передняя стенка отъехала в сторону и втянулась в щель на боку, пока из нутра медленно, точно старый дед-пердед на коляске выезжала металлическая полка. Она была словно соткана из десятка тонких прутов, перекрученных и завитых в полукруглую чашу. — Бинго. Майлз едва не подпрыгнул от щенячьей радости, когда на свет показалось все перечисленное меню и даже пару бутылок пресловутого шато. — Может ты теперь телепат? Такое вполне могло быть возможно, кто знает какие ещё сюрпризы таит в себе нечто из недр горы, но Майлз ещё не настолько отчаялся чтобы уступить логике в банальной охоте на ведьм. — Бери выше. Я научился читать буржуев. Они выбрали место у гигантского панорамного окна, очищенного от полос жалюзи и любого интерьерного хлама. Свободное. Они пялились в залитый огнями горизонт, как ненормальные, и до каждого постепенно доходил смысл выбора для жизни именно этого места. — Отсюда весь мир, как на ладони. Майлз вытянул последний табак и бросил фильтр под ноги, в кучку серого пепла и затушил носком ботинка, размазывая черноту по молочному пятну ковра. — И они его повелители. Вэйлон взглянул на него с искренней скорбью, заглушая горечь во рту свежей порцией виски. Чем выше залез, тем дальше будешь разлетаться. Майлз допил последнюю горечь, под скрип ключа в замочной скважине и выражение искреннего ужаса на лице Вэйлона. Он едва успел схватить его за руку и прижаться к стене, когда прихожую залил свет под аккомпанемент каблучного скерцо. Дверь в гостиную была приоткрыта и оба отчётливо слышали звуки, шорох пальто, глубокий вдох и усталый выход, звяканье молнии и шелест стаскиваемых туфель. Тонкая женская фигура отразилась тенью на стене и мягко поползла вперед, перескакивая на пол и декоративный витраж на двери. Это заставило Майлза действовать. Рванувшись вперёд, он что есть силы навалился на дверь, толкая фигуру от себя и к стене, воочию демонстрируя всю мощь эффекта неожиданности. Вэйлон, кажется, вскрикнул, а может это сделала Полин, в мгновение потерявшая равновесие и тщетно пытаясь сгруппироваться. Ну нет, коза, это тебе не полигон. Ручка громко хлопнула о стену, витраж задрожал и две огромные тени проникли в прихожую, растекаясь по полу зловещим пятном. — Привет, милая. А мы заждались. Майлз растянул рот в хищной, угрожающей улыбке и сделал шаг вперёд так быстро, как только смог. Предвидя неприятности, Полин попыталась закрыться, отдёргивая руки от пострадавшего затылка, но это движение только облегчило задачу. Ухватив за тонкие запястья, Майлз поднял женщину с пола, разок встряхнул, чтоб обратила внимание, и выудив из кармана её брюк раскладной мобильник, толкнул в сторону кухни. — Шагай вперёд и располагайся на стуле. И чтоб без глупостей. На удивление, и совершенно наперекор её деятельности спорить Полин не стала. Она лишь смирила Майлза поплывшим взглядом и покачиваясь выполнила команду, манерно сложив наманикюренные пальцы на острых коленях. — Майлз. Отошедший от первого шока Вэйлон прыгнул к нему, нервно перебирая пальцами ремень наплечной сумки. — Ты уверен в том, что ты делаешь? Как будто у них были другие варианты. Вэйлон снова включил типичного Вэйлона и алкоголь в крови нисколько не помешал ему пробиться в эфир. Работать ещё и работать. — Просто будь рядом и копируй всё, что я вытрясу из неё. Уверен, у нас мало времени. Раскладушка подлетела в воздухе и Вэйлон поймал её, прижимая к себе, точно родного ребёнка в грозу. Больше он не задал вопросов. Видимо, даже для типичного Вэйлона всё было слишком очевидно. Когда они вошли на кухню, Полин даже не дёрнулась. Её фигура не выражала какого-то очевидного напряжения, стандартная деловая поза, с приподнятым подбородком, собранными в линию ногами и натянуто-прямой спиной, будто проглотила ёбанный лом. Лаковое покрытие ногтей фокусировало на себе свет, ещё сильнее подчёркивая их безупречность, а слегка растрепавшаяся укладка даже придавала образу какой-то небрежной хаотичности, «подчёркивая прогрессивность мышления». Ёбанная гордячка. — Ты знаешь зачем мы здесь. Майлз едва сдерживает себя, чтобы не сказать больше. Чтобы не приложить это высокомерное лицо, точно сошедшее с корпоративного дела, о мраморную столешницу острова. — Каждый в Меркофф осведомлён, зачем к нему может явиться покойник. Вы долго добирались сюда, Майлз Апшер? Она чуть склонила голову на бок, мягко улыбаясь в сторону фигуры поодаль. — Вэйлон Парк, полагаю. Майлз сумел разглядеть движение шеи. Напрягшейся, дёрнувшейся, но сумевшей остановится в последний момент. Вместо кивка, Вэйлон продолжил смотреть, старательно изображая статую. — Думаете, ваш тон тут хоть на кого-то влияет? — Дело не в тоне, мистер Апшер. А в том, перед кем говорят. Наманикюренные пальчики потянулись к карману, но Майлз уже слишком хорошо знал, что именно они собираются выудить. Толстая пачка Кэмел выделялась в кармане рабочих брюк так же сильно, как живот в последнем триместре беременности. — Поли, Поли, Поли. Она рвёт фольгу, точно разделывает мясо, или представляя, как вырывает кишки из их животов. Майлз усмехается, грозит обрубком указательного и подносит зажигалку так близко к лицу, что с первым дымом ноздри щекочет запах подпалённых кудрей. — Ты не работе, крошка. Он дёргает стул ближе к себе, заставляя сигарету упасть из расслабленных пальцев, а Полин не взирать, а в самом деле смотреть. На растрёпанные волосы, на синяки под глазами, на безумие, крепко залегшее в глубине зрачков, копошащееся тысячами чёрных жуков, сотканными в чистейшей ненависти. — У тебя есть информация, и мы получим её, даже если мне придётся вывернуть наизнанку твой подкованный циничный мозг. А если ты думаешь, что у меня не получится, то дай повод, и увидишь какими находчивыми бывают тараканы под твоим каблуком. Большой палец прочертил линию по подбородку и Майлз почувствовал, как внутри её тела что-то болезненно сжалось. Он чувствовал её пульс, дыхание, каждое сокращение мышц, впитывал её страх, активно подавляемый самоконтролем. Он знал, куда надавить, всё внезапно открылось перед ним подробной картой, от бумажной царапины в полдень, до древнего ножевого, рассёкшего плоть под ребром примерно в тринадцать лет. Он смотрел и Полин знала — он всё это видит. — Ты ведь не думал, что это и правда сработает, Майлз Апшер? Её голос стал низким и очень сухим. Её взгляд изменился, а тело расслабилось и обмякло под ним, замедляя биение сердца каким-то хитрым приёмом. — Вы ведь даже не думали, что я окажусь здесь, а если поймаете, уже знали, что я скорее умру, чем раскрою рот о любых тайнах Меркофф. Тот, кто работает с психами, учится быть таким как они. — Ибо даже если вы оставите меня в живых, Меркофф быстро исправит эту оплошность. Её каблук врезается в горящий табак и давит огонь с неизбежностью пресса. — Так что единственный ваш шанс сделать хоть что-то правильно… Её взгляд уплывает и мягко скользит к застывшему Вэйлону. Она впивается в него проклятой медузой и жрёт, проедает до корня, разливаясь по венам едким отчаянием. — …это сдаться. Только в этом случае Меркофф может гарантировать безопасность вашей… Она не успевает договорить. Её рот остаётся распахнутым, а глаза наполняются ужасом. И больше Полин никак не может его контролировать. — Хочешь о шансах узнать?! Майлз больше не слышит свой голос, но точно знает, как он звучит. Прямо из недр горы. Его глаза становятся чёрными, из его пальцев лезут чёрные когти, его вены вздуваются чёрным, а вокруг них взвивается и летит чернота, накрывая непроницаемым куполом. — Шанс выжить у Меркофф равен нулю! Тело Полин взмывает в воздух. Стул отлетает в противоположную сторону, а сигарета рассыпается тленом. Чернота в её мышцах, в её костях, в её венах, она в самой её сути, она и есть чернота, и Майлз выкручивает её мозг наизнанку, больше не чувствуя себя, чувствуя только эту слепую жажду страданий. Её страданий. Страданий каждого ублюдка из Меркофф. — Я достану вас всех. Каждую корпоративную мразь, каждого ублюдка, возомнившего себя ёбанным богом, каждую юридическую подстилку, и если думаешь, что все вы спокойно сдохните, любуясь на размотанные кишки, то очень глубоко заблуждаешься. Тихий хрип вырвался из горла, и Майлз сдавил его сильнее, заставляя Полин подавиться. — Я разрушу всё, что вы создали. Залью напалмом каждое здание, сотру из мира само упоминание о корпорации Меркофф. Каждый из вас узнает, на что способен их лучший эксперимент. Тело под пальцами дёрнулось, спазмируя в длинной волне агонии. Он может сделать эти мучения вечными. Растягивать и усиливать, поддерживать жизнь пока само её существо не окажется тупой пульсирующей массой. Он может сделать это с любым. Он хочет сделать это с любым! Петли наружной двери заскрипели. Сквозь темноту раздался глухой хлопок.