От ненависти до любви

      Мория стала ловушкой. Захлопнулась, как мышеловка. Тварь из озера не только завалила вход, но и повыдёргивала деревья, растущие рядом. Одно хорошо — в эти ворота никакие преследователи не войдут, волки даже если бы и хотели сунуться — не смогут. Но и выйти из Мории кроме как на другом её конце в районе Темноводной нельзя. Дорога только одна, и сузилась до лезвия ножа.       Путники старались вести себя очень тихо. Обитаемы ли ещё эти склепы — неизвестно, но орки редко добровольно покидают такие укрытия. Глубоко под землёй, без противного их природе света и свежего воздуха они могут жить и плодиться как тараканы десятилетиями.       Факелами запастись не успели, и теперь Братство растянуло длинной цепочкой вслед за единственным источником света — посохом Гэндальфа. Копи выглядели совершенно разорёнными, а дорога труднопроходимой, с расщелинами, каменными завалами и обвалами. Путники шли медленно, не разговаривали и внимательно смотрели под ноги. Гимли совершенно упал духом, хоть и уверял, что какие-то следы его сородичей — ещё живых — можно отыскать в глубине подземелий. Ему никто не возражал, хоть все и понимали, что это совершенно невероятно.       Мысли же Арагорна занимал только Боромир и та страшная ошибка. Боромир ни взглядом, ни словом не отмечал произошедшее. Только иногда морщился, когда нужно было куда-то или откуда-то прыгать, или сильно наклоняться. Он не избегал Арагорна, просто делал вид, что ничего не произошло. И это тревожило ещё больше. На привале, что сделали в привратных покоях, отойдя от ворот всего на милю, он спокойно отдежурил своё и лёг спать. Арагорн же глаз не сомкнул всю ночь, ворочался, думал, но потревожить Боромира не решился. Быть может, он упускал время для извинений, но не хотел отбирать у него отдых.       Впрочем, очень удобный случай для разговора подвернулся уже на следующий день. Гэндальф, по его собственным рассказам, проходил через Морию несколько раз в обе стороны, но было это давно, в разные эпохи, и всё уже имело не тот вид, что прежде. Арагорн же прошёл Морией лишь раз, и как раз наоборот — от Темноводной к вратам Дарина, так что в его памяти карта отражалась зеркальным образом, что в изменившихся декорациях тоже не способствовало ориентации в пространстве. И нашлась такая развилка, которую никто из них не мог вспомнить.       Обыскав несколько прилегавших в коридорам комнат, Братство обзавелось факелами. Стало чуток уютнее, тьма отступила. Костров не разводили, чтобы не указывать дымом местонахождение, но свет значительно облегчал дорогу. Правда сейчас никто никуда не шёл. Все сидели кругом на перекрёстке каменных коридоров, хоббиты канючили, что хотят есть, Гимли молчаливо оплакивал родичей, Леголас от скуки разглядывал остатки фресок и каменной резьбы. Арагорн подсел к Боромиру, сидящему в одиночестве в стороне.       — Нам надо поговорить, — сказал он.       — Мне нечего сказать тебе, Арагорн, — ответил Боромир спокойно. Однако, это спокойствие показалось Арагорну напускным.       — Мне есть. Пожалуйста.       — Я слушаю.       — Не здесь. Наедине.       Арагорн боялся, что Боромир неправильно поймёт его стремление разговаривать приватно, или вообще станет шарахаться в сторону, бояться остаться с ним в одной комнате. Но он лишь пожал плечами и поднялся. Мгновение отразившейся боли в его лице вызвало у Арагорна новую волну злости на самого себя.       — Мы осмотрим коридоры, — сказал Арагорн Гэндальфу и Леголасу. — Может быть найдём нужный. Если я правильно помню, тут должен быть спуск на нижний ярус, а потом подъём.       — О, а можно с вами? — тут же подорвался Пиппин.       — Нет, — твёрдо пресёк порыв Гэндальф. — Это не увеселительная прогулка. Сиди где сидишь.       Пиппин насупился, но остался. Боромир и Арагорн свернули в ближайший коридор, вышли в ещё один зал, через него опять в коридоры. Боромир шёл впереди, тяжёлым размеренным шагом, не оглядываясь. Он высоко поднял факел, чтобы видеть дорогу и каждый угол. Наконец, длинный проход упёрся в узкий длинный зал, судя по всему, бывший оружейный склад, сейчас совершенно пустой. Это был тупик, других дверей в здесь не было. Сунув факел в скобу на стене, Боромир отошёл в сторону, ожидая Арагорна. Прошло несколько томительных минут, прежде чем Арагорн смог найти хоть какие-то слова.       — Почему ты не остановил меня? — спросил он.       — Ты сказал, что тебе это нужно, — Боромир снова пожал плечами. Он пытался казаться спокойным, но получалось всё хуже. Словно не зная, куда деть руки, он сложил их на груди, обхватил сам себя за плечи в успокаивающем жесте.       — Нам. Я сказал нам. — напомнил Арагорн. Он стоял в трёх шагах, не пытаясь подойти ближе. — Я сильно ранил тебя?       — Не очень. Уже не кровит. Саднит немного.       — У меня есть заживляющая мазь., — Арагорн порылся в сумке. — Вот, возьми. Если позволишь, я…       — Ну нет! — и голос Боромира впервые дрогнул. — При тебе я больше никогда штанов снимать не стану.       — Ты боишься меня?       — Неужели ты думаешь, что сможешь принудить меня, если я взаправду буду против? — Боромир попытался усмехнуться, но вышло скорее нервно, чем с бравадой.       — Нет, конечно нет. Даже не попытаюсь.       Повисла тишина. Где-то капала вода, потрескивали и чадили факелы. Голоса Братства сюда не долетали, тишина была почти звенящей. Боромир, слишком милосердный, чем Арагорн того заслуживал, ждал молча, не пытаясь поторопить его с извинениями, не бросался обвинениями. Он только переступил с ноги на ногу, словно долго стоять ему тоже было тяжело.       — Я не хотел, чтобы всё так вышло, — прошептал Арагорн, глядя ему в глаза.       — А как ты хотел?       — По обоюдному согласию.       — Что-то пошло не так, — губы Боромира изогнулись в злой усмешке.       — Нам давно пора поговорить откровенно, а не играть в намёки. Я не могу понять тебя. Расскажи мне, что я должен знать, — Арагорн не смог совладать с собой и подошёл ближе. В неверном свете факела ему хотелось видеть глаза Боромира, каждую его черту, каждую ухмылку. Лицо и взгляд скажут больше, чем язык.       — Понять? — Боромир будто не заметил манёвра. Но дёрнулся в сторону, отошёл, вернулся, скользнул взглядом по стенам, словно искал какой-то поддержки, или пытался спрятать взгляд. — Арагорн, я сам в себе запутался, а ты не облегчаешь задачу, — наконец сказал он. Голос подрагивал. — Сначала ты избегаешь меня, потом бьёшь по морде, угощаешь вкуснятиной, встаёшь за меня ночью дежурить. Начинаешь ходить вокруг меня как охотничий пёс, улыбаешься, угрожаешь мечом, растираешь плечи, целуешь и насилуешь. Честное слово, я боюсь представить, что ещё меня ждёт!       — Кричишь на меня, унижаешь, изводишь всеми доступными способами, получаешь по морде — закономерно — и сбегаешь в лес сношаться с собственной рукой, — вторил ему Арагорн. — Потом днём я перестаю для тебя существовать, а ночами ты кутаешь меня в плащ. Ах, да, ещё акт совместного рукоблудия. Утром ты снова делаешь вид, что я твоя назойливая тень, а вечером у тебя стояк от запаха моих рубашек. Но когда я предлагаю тебе себя, получаю гнев оскорблённой невинности.       — Ну это тебе больше не грозит, нет невинности, твоими стараниями, — проворчал Боромир, отворачиваясь. И резко вздохнул, будто бы тут же пожалел своих словах.       — Стой! Ты хочешь сказать… — Арагорн встал у него за спиной, едва подавив желание коснуться. — Это был твой первый раз?       — Да. Не то чтобы я это иначе представлял… — Боромир чуть повернул голову, поморщился. — Это вообще не должно было случиться.       — Но у тебя же есть кто-то? В Минас-Тирите. Женщина или мужчина. Я думал, физическая близость для тебя важная потребность.       — О чём ты? — Боромир рассмеялся, но смех этот отдавал отчаянием. — Какие любовники, я же будущий наместник. Первенец, лучший гондорец, — он словно кого-то передразнивал, чьи-то слова, не его собственные. И Арагорн догадывался, кто автор.- Моё семя стоит слишком дорого. Правая рука и левая — вот все мои потребности.       — Парень дитя в подоле не принесёт, — осторожно напомнил Арагорн.       — Да, но… Это неправильно. Грязно. Так не должно быть.       Боромир отошёл к стене. Полуразрушенная широкая скамья — всё, что осталось от интерьеров арсенала, единственное место, где можно было сесть. Боромир рвано выдохнул, поморщился, садясь, и касался стены лишь плечами. Сидеть ровно мешала боль, в которой он отказывался признаться. Арагорн последовал за ним, не не сел рядом. Он остановился напротив. А потом опустился на колени подле.       — Тебя от этого рвало тогда? — спросил он. — От отвращения к собственным желаниям? Расскажи мне, чего ты хочешь.       — Я очень хочу выбраться из Мории целым и невредимым. — Взгляд Боромира выражал неверотяную усталость. Не физическую, а поселившуюся где-то очень глубоко. Усталость, от которой тяжело дышать, смотреть и слушать. — Вернуться в Минас-Тирит. Пережить разговор с отцом о тебе и Кольце. И подать в отставку в тот день, когда ты сядешь на трон.       — Я настолько тебе противен?       — Не ты. Я. — Боромир наклонится вперёд и закрыл лицо руками. Голос зазвучал совсем глухо. — Я пытался бороться с собой, но пока вижу тебя каждый день, ничего не выходит. Становится только хуже. Я ведь даже злиться на тебя за вчерашнее не могу толком.       — А должен.       — Не выдумывай себе преступлений и покаяний. Я переживу. Просто… Не могу сказать, что мне совсем уж не понравилось. Ты шептал всякую чушь и целовал меня. Может, придумываю, но кажется, будто сквозь пять слоёв одежды и железо чувствовал эти поцелуи кожей. Глупо.       Чувствуя, как сердце распирает грудную клетку, задыхаясь от боли и радости, Арагорн опустил голову, откнулся лбом Боромиру в ноги, целовал ему колени и шептал бесконечное «Прости меня. Прости, прости, прости».       — Встань. — Боромир попытался оттянуть его голову, запустил пальцы в волосы. — Если кто-нибудь зайдёт, что увидят?       — Никто не зайдёт, — не поднимая взгляда, ответил Арагорн. — Леголас знает о нас, он стережёт.       Руку с головы Арагорна Боромир не убрал. Он снял перчатку и зарылся пальцами в волосы, перебирал пряди, успокаивающими ласкающими движениями касался кожи, опускал пальцы на шею. Эти прикосновения посылали вниз по спине табуны мурашек, и все они, почему-то сбегали в штаны. Арагорн прикрыл глаза, прижимался щекой к твёрдому горячему бедру и глубоко дышал, словно стремился наполнить себя запахом Боромира. Что он там говорил про стояк от рубашки? Ему хотелось бы иметь грудную клетку в два раза шире и глубочайший вдох, чтобы впитать всё. Аромат кожи и пота, почему-то напоминающий какие-то фрукты, что растут только далеко на юге, в Харадских землях. Железо, кровь, своя и чужая, отсыревшее сукно, дикие травы, дым. Это было похоже на колдовство. И наваждение спало лишь тогда, когда Арагорн почувствовал, что упирается Боромиру в ногу твёрдым членом, и услышал над головой звон ременной пряжки. Он поднял голову и увидел, как тот расстёгивает перевязь.       — Что ты делаешь? — нахмурился Арагорн.       — Ты ведь за этим меня позвал, верно? И эльфа сторожить оставил, — Боромир бросил пряжку и поддел крючок на поясе штанов. — Только аккуратно. Это правда больно без подготовки.       — Нет! — воскликнул Арагорн и заработал недоуменный взгляд. И тут же перехватил руки Боромира, застегнул ему штаны и сам затянул ремень. — Нет, — повторил он.       — А если я попрошу? — и взгляд Боромира упал в пах самому Арагорну.       — Не сегодня, — Арагорн был непреклонен.       В конце концов, для решения проблемы несвоевременного возбуждения есть старый добрый способ, уже обоими испытанный. Можно ограничиться этим, если совсем уже терпежа не будет.       Арагорн поднялся с колен и сел рядом на скамью. Он касался плеча Боромира своим плечом, бедра бедром. Хотелось обнять его, но он наверняка скажет что-то вроде «не кисейная барышня, не рассыплюсь». Думать о близости Арагорн себе запретил, а возвращаться к Братству не хотелось. Если бы можно было просидеть вот так рядом несколько часов, и лечь спать — просто спать — в обнимку.       — Где там твоя мазь? , — наконец нарушил молчание Боромир, поёрзав и снова поморщившись.       — Вот. Только она немного жжётся на свежих ранах, — Арагорн протянул маленькую баночку с притёртой крышкой.       — Вряд ли сильнее чем то, что их нанесло, — проворчал Боромир. Он поднялся и отошёл в дальний угол, куда свет факелов не доставал. Темнота была такой плотной, что даже огонь её едва разгонял. И из темноты доносился лишь шорох одежды и ворчание. — Хотя мне повезло. Я думал, что высокородные нуменорцы одарены природой чуть более щедро.       — А я понимаю, почему у тебя нет любовницы, — с улыбкой ответил Арагорн. Попытка подколоть его не обидела, напротив, была знаком, что к Боромиру возвращается самообладание. — То, что я видел, даже в складках одежды — не дар природы, а оружие массового поражения.       — Знаешь анекдот про бордель? — вдруг рассмеялся Боромир, став совершенно собой прежним. — Заходит статный воин, просит у мамки девочку. Уединяется с ней, и через минуту девушка выскакивает из комнаты с воплем «О ужас, ужас-ужас-ужас!». Мамка удивляется, но снаряжает новую девочку. И та через минуту выпрыгивает с криком «ужас-ужас-ужас!». Тогда сама мамка идёт в комнату. Через полчаса выходит помятая, поправляет причёску. «Да, — говорит, — ужас. Но не ужас-ужас-ужас!».       — Так я значит не ужас-ужас-ужас, а просто ужас? — со смехом спросил Арагорн.       — Ты кошмар. Мой ночной кошмар, — вторил ему Боромир.