От ненависти до любви

      Из огня да в полымя. А если точнее — изо льда да волку в пасть. Разумеется, Гэндальф был прав насчёт того, что слежка за Братством не прекратилась. Едва путники спустились с горы, ветер начал завывать волчьими голосами.       Обратный путь по склонам Карадраса занял едва не столько же времени, сколько подъём. Снегом тропу завалило так, что Боромир с Арагорном туннель в сотню ярдов рыли всё утро. Это был один из тех редких моментов, когда они оставались вдвоём, не ругались и имели общее дело. Но рядом ошивался Леголас, которому просто нравилось ходить по насту на уровне макушек двух мрачных людец. Арагорну хотелось услать его куда-нибудь, или попросить снова сесть и замолчать — хоть бы и тут на снегу. Разговора с Боромиром снова не получилось.       Зато внизу, когда Гэндальф смилостивился и разрешил сделать короткий привал, за все свои муки и терпение Арагорн был щедро вознаграждён. Вымокшему в снегу и очевидно продрогшему Боромиру он предложил переодеться. У того уже губы посинели от пронизывающего ветра. Костёр разводить не стали, чтобы беду не накликать, и просушиться толком не получалось. Тогда Арагорн предложил ему сухую рубашку и плащ из своей поклажи.       Боромир даже не сопротивлялся. Он молча разделся, стоял голый по пояс на ветру, выбирая из своих вещей относительной сухое и пытаясь просушить подкольчужник. Все мускулы его сводило судорогой от холода, под кожей ходили мышцы, кубики на животе сделались каменными от неконтролируемой дрожи. Он весь был словно высеченный из камня — дорогущего белого мрамора с прожилками яркого золота. От пупка вниз под ремень тянулась золотистая дорожка, а плечи были покрыты россыпью мелких веснушек. Белый с золотом — цвет знамён наместников. А ещё некоторые предания рассказывают, будто у самого Эру и его Айнур такая белая как снег кожа и золотая кровь.       Арагорн вытащил плащ из сумки и накинул Боромиру на плечи. И не смог воспротивиться желанию продлить прикосновение. Он принялся растирать грубой шерстяной тканью ледяную кожу, но гораздо больше ему хотелось коснуться не через ткань, а кончиками пальцев, согревать своими ладонями, тронуть поцелуем ложбинку между лопатками. Он стоял у Боромира за спиной и радовался, что тот не может видеть его лица. Впрочем, тот Боромир, которого он знал ещё совсем недавно, сбросил бы откровенно ласкающие руки и сказал бы что-то грубое. Теперь же он стоял, не возражая и не сопротивляясь, не поворачивая головы. Не повернулся и когда Арагорн подал ему рубашку. Он медленно накинул её через голову, одёрнул, и только тогда заправил в штаны, когда сверху оказалась длинная туника.       Да, Арагорн заметил. И блеск в глазах тоже. Боромир являл собой пример редкой «привязанности к рукам», как этой называли. Он не мог заснуть вечером без фантазий о присутствии кого-то ещё в его постели. Он стремился прикасаться, обращая внимания, он хватал Арагорна за грудки в пылу ссоры, притягивая к себе. Словно боялся, что его обвинять или высмеют, прятал свою тягу быть рядом за гневом, а потом наказывал себя же одиночеством. Арагорну стало его щемяще жаль. Вероятно, это первое такое долгое путешествие для него, многие месяцы вдали от дома, от брата — с которым они всегда вдвоём, против Мордора, отца, всего мира — всегда вдвоём. А теперь он один на один с Кольцом, снисходительностью Леголаса, суровой настороженностью Гэндальфа, отстранённостью Фродо — и Сэма, которому передавалось настроение Хранителя. Он нашёл отдушину в младших хоббитах, но это покровительство, а ему нужен кто-то равный, чтобы стоять спина к спине. Арагорн понимал его как никто, ибо желал того же.       Это было похоже на приручение дикого зверя. Арагорн ненавязчиво, незаметно, но настойчиво вторгался в личное пространство Боромира, нарушал его задумчивое уединение, шёл позади, отставая лишь на пол шага, называя по имени, чтобы привлечь внимания, касался руки. Ему одному тихо рассказывал какую-нибудь историю о тех местах, через которые пролегал путь, подавал руку на крутых склонах. Или просил его подать руку, позволяя держать себя, даже если это не было необходимостью.       И это работало. Несколько искренних улыбок, предназначавшихся только ему и никому другому, Арагорну удалось заполучить. А волки-оборотни, идущие по следу Братства, подкинули и первую схватку плечом к плечу.       Как бы не торопились, одолеть весь путь до Мории за один переход было невозможно. Возвращаться в долину и вновь держать путь к Вратам Рохана тоже — если волки забрались так далеко в горы, на равнине их будет ещё больше. Тварей подстёгивала чья-то злая воля — впрочем, чья, никто не сомневался. Даже Боромир согласился, что уж лучше встретиться с орком, чем с волколаком, и хрен с ней, с Морией — ведите. Только не успели.       С наступлением ночи развели костёр — нужды в таинственности уже не было, а огонь всё-таки отпугивал тварей. Спать ни у кого не получалось, волчий вой и тявканье спокойствию не способствуют. Боромир и Арагорн с Леголасом всю ночь простояли на часах с мечами наголо, но волки лишь ходили кругами за границами пятна света и сверкали из темноты глазами. Только перед самым рассветом бросились в атаку.       Началась гроза. Вторя ей с земли Гэндальф метал молнии, одна их них попала в дерево, растущее рядом, и гигантский факел озарил огнём всё вокруг. Волков кишмя кишело, и на обычных лесных зверюг они мало походили. Глаза их светились странным огнём, расщеринные красные пасти будто огнём дышали. Твари боялись огня, но даже это не могло заставить их отступить.       Арагорн и Боромир сражались рядом. И как бы дурно они ни понимали друг друга в обыденности, сейчас будто мысли читали. Словно танцевали один танец, безупречно зная партии. Абсолютная уверенность друг в друге, без оглядки — а как там второй, не ранен ли, не в опасности, не напуган — они не защищали друг друга, они защищали всех, кто стоял позади, оставив все распри и споры.       Волки отступили. Будто и не было ничего — когда рассвело, на холме не оказалось ни крови, ни тел, только догорающее дерево и вытоптанная земля.       — Не знаю как вы, я предпочитаю сражаться с тем, что будучи мертвым, остаётся мёртвым, — проворчал Боромир, вытирая кровь с меча. Окровавленные клинки остались единственным доказательством, что схватка всё-таки была.       — Наши враги чрезвычайно изобретательны, — сказал Гэндальф. — Волки вернутся. Надо успеть добраться до врат Дарина, в подземелье эти твари не сунутся.       — Как я их понимаю, — пробурчал Боромир, но больше ничего не сказал против.       До стен Мории добрались уже затемно. Как бы не подгонял страх, крыльев ни у кого не было. Волки шли по следу, к самим вратам Дарина не сунулись, даже к берегу озера не подошли, сновали в темноте на той стороне, подвывали, но ближе не подходили. С одной стороны — удача. С другой — чего так боятся волки, сулит и Братству неприятности. Мория всё меньше казалась хорошей дорогой. Но уже оставалась единственной.       Пока Гэндальф кумекал у дверей, Братство братство расположилось неподалёку. Разгружали и перекладывали поклажу, чтобы не брать с собой пони в подземелье, отдыхали. Дорога далась тяжело, ещё свежи были воспоминания о Карадрасе, а в желудках весь день ничего, кроме холодной солонины. Настроению это не способствовало.       Боромир снова сидел один в стороне. Смотрел на воду, швырял мелкие камешки, пытаясь сделать «блинчик». Арагорн прошёл рядом, подхватил из его руки очередной камешек, который тот подбросил перед тем как швырнуть.       — Не тревожь воду, — тихо сказал Арагорн. — Не нравится мне это озеро.       — Горы с характером, враждебные озёра и волки-оборотни, — пробормотал Боромир. — Интересные у вас с Гэндальфом враги. Мои попроще будут.       — Давай меняться? — предложил Арагорн улыбаясь. Он сел на валун рядом, подкидывал в руках камешек, искоса смотрел на Боромира. Тот сделался совсем мрачным.       — Предполагалось, что мы идём куда-то. А не бежим от кого-то, — сказал он.       — Наш поход для Врага не тайна, по следу пойдут не только волки.       — И какой в этом смысл? Если враг знает, где мы, куда идём, что несём.       — Ну, куда идём вряд ли. Ему не может и подуматься, что мы попытаемся уничтожить Кольцо. Он должен думать, что мы идём в Минас-Тирит.       — Так пойдём туда взаправду! — Нет. Это то, чего он ждёт. Кольцо не спасёт Гондор, а лишь накличет новые беды.       — Так если враг думает, что Кольцо несут в Гондор, он что так, что иначе ударит! Почему ты не хочешь попытаться спасти свой народ?! Хочешь стать королём пепелища?       — Гондор выстоит. Не позволяй отчаянию заполнить твоё сердце. Надежда всегда остаётся.       — Нет у нас надежды, — глухо отозвался Боромир.       Он подобрал ещё один камень, перекидывал из руки в руку, потом швырнул под ноги. Повисла минута тишины. От взглядов остальных членов Братства этот закуток в камнях прятал выступ утёса, сюда лишь доносились невнятные разговоры, перемежающиеся эхом от воды и скал. Арагорн пытался найти какие-то слова, чтобы успокоить Боромира. Нельзя спускаться в Морийскую бездну к темнотой в душе. Но сомневался, что хоть какое-то слово может пробить эту броню рокового упрямства.       А Боромир словно ждал чего-то. Потом тяжело вздохнул и поднялся, чтобы уйти. Арагорн почти не думая, что делает, схватил его за руку. Мгновение Боромир с удивлением смотрел на его пальцы, охватывающее запястье, потом перевёл вопросительный взгляд в лицо. Арагорн тоже поднялся на ноги. Боромир молчал, ждал. Арагорн же не нашёл ничего лучшего, кроме как поцеловать его.       Его оттолкнули почти сразу. Боромир вырвал руку, отступил на шаг. В глазах плескались злость, недоумение. И страх? Да, пожалуй.       — Что это значит? — хрипло прошептал он.       — Не прикидывайся, — отмахнулся Арагорн. Он устал играть в молчанку и намёки. — Мы оба знаем, что происходит. Я тебя видел.       — Это был способ согреться, только и всего, — рыкнул Боромир. Он неосознанно отступил ещё на полшага. — И ты сделал тоже самое!       — Не в пещере. В лесу, у реки. После того, как я ударил тебя, — Арагорн делал ещё шаг вперёд, сводя на нет попытки Боромира сбежать. Сзади у него была только стена, в которую он скоро спиной упрётся.       — Это… Это не то, что ты подумал, — прошептал Боромир. Он сделался белым как мел. — Что ты… Что ты вообще там делал? Ты подглядывал?!       — Я пошёл, чтобы извиниться. Но увидел, что мои извинения тебе не нужны. Нужно что-то другое, да?       — Нет! Убирайся! Оставь меня! Не подходи.       Боромир огляделся с какой-то беспомощностью во взгляде. Он сам загнал себя в угол. Сзади была скала, справа утёс, слева глубокая озёрная заводь. Единственная дорога — прямо, но по ней Арагорн медленно подходил, отрезая любые способы бегства.       Арагорн оставил между ними два шага, замер, склонил голову на бок. Он ждал удара, выхваченного из ножен меча, чего угодно. Но Боромир стоял прямо, будто пригвождённый к скале и не двигался. Только бешено билась жилка на шее и тяжело вздымалась грудная клетка. Тогда Арагорн шагнул вперёд и своим телом прижал его к скале. И поцеловал.       На поцелуй Боромир не ответил. Он дышал как загнанная лошадь, прикрыл глаза, и даже когда Арагорн отстранился, остался стоять зажмурившись. Арагорн почувствовал раздражение. Чтобы подтвердить свои догадки, он опустил руку ниже и надавил ладонью в паху. Сомнений быть не могло, Боромир был твёрд как камень. Арагорн хмыкнул и потянул ремень на его штанах.       — Не надо, — одними губами произнёс Боромир. Он распахнул глаза, взгляд его метался по лицу Арагорна. — Пожалуйста, не надо.       — Хватит, — твёрдо сказал Арагорн. — Это нужно нам обоим. Повернись.       Боромир будто не услышал. Тогда Арагорн схватил его за плечо и развернул силой, прижал грудью к стене и спустил ему штаны с бёдер вместе с бельём. Боромир не сопротивлялся. Он словно не до конца осознавал, что происходит. Стоял как истукан, прижавшись лбом к камню, закрыв глаза. При всём этом красноречивым знаком желания оставался тяжёлый, налитый кровью член, побагровевшей головкой касающийся стены.       Смазки не хватало, в сумке у Арагорна было какое-то масло, которым он обрабатывал рубцы и свежие шрамы, оно бы подошло, но сумка осталась далеко. В ход пошла слюна. Не было и времени на подготовку. Болезненное желание захлёстывало с головой. Задрав тунику и рубашку, крепко держа Боромира за бёдра, Арагорн толкнулся внутрь. Он прислушивался к дыханию, но не услышал ни стона, ни вскрика. Боромир лишь на мгновение задержал дыхание и скрипнул зубами.       Он был восхитительно тугой и горячий, и одновременно жесткий, неподатливый. Он не пытался ни вырваться, ни двигаться вместе с Арагорном. А тот шептал ему что-то успокаивающее на ухо — потом не мог вспомнить, что за чушь нёс. Пытался поцеловать, но Боромир отворачивался, оставляя вниманию лишь беззащитный затылок и шею. Арагорн покрывал их поцелуями и рассыпался в благодарностях. Он попытался обнять Боромира за пояс, притянуть ближе, поймать рукой его член, чтобы умножить удовольствие, и вот тогда тот решительно отбросил его руку. Должно быть, ему хватало проникновения.       Это не могло длиться долго. Напряжение, эмоциональное и физическое, искало разрядки, и всего несколько минут спустя, показавшихся Арагорну вечностью, он излился глубоко в горячее нутро, с трудом заставляя себя не стонать. Когда погасла последняя судорога наслаждения, он отстранился, запечатлев последний поцелуй в висок. Боромир повернул голову, оглядываясь на него.       — Ты закончил? — голос его был тих, спокоен и почти равнодушен. Почти. В нём звенело железо.       — Прости. Тебе не хватило?       — Нет, более чем достаточно.       — Я ведь предлагал руку помощи. Повернись, я помогу тебе с этим, — Арагорн попытался его обнять.       — Нет нужды, — Боромир развернулся, и в то мгновение, в которое он ещё не успел подтянуть штаны, Арагорн увидел, что от возбуждения его не осталось и следа. Стена тоже была совершенно чистой, значит разрядки не было. — Ты был прав. Это было мне нужно.       С этими словами он оделся, застегнулся на все крючки и пуговицы, затянул перевязи. При этом не смотрел Арагорну в глаза, старался вообще головы не поднимать. Даже когда проходил мимо. Но как в тот вечер у оврага, Арагорн успел увидеть в свете луны его глаза — пустые и безжизненные.       А потом, уже приводя себя в порядок, Арагорн заметил на руках и члене кровь. Ни о каком удовольствии, разумеется, речи идти не могло.       Арагорн почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Всё было так неправильно, так безумно неправильно! Какая сила заставила его так повредиться в уме? Он ведь хотел доставить удовольствие, радость, успокоить, а вместо этого чудовищно ранил. Арагорна мутило с такой силой, что начала кружиться голова. Он упал на колени, его вырвало, но легче не стало. Он пил тёмную зловонную воду из озера и пытался найти себе оправдание. Но его не существовало.