От ненависти до любви

      Арагорн впервые заметил странное поведение Боромира на пятый день после выхода из Ривенделла. Может, так было и раньше. Эльфийские угодья и дом владыки Элронда были достаточно велики, чтобы не встречаться в коридорах без действительного на то желания. Теперь же узкая тропа в отрогах Мглистых гор не оставляла выбора.       Если в Ривенделле перепалки обычно оставались только битвой взглядов — даже не встречаясь с Боромиром глазами, даже в пустой библиотеке или в саду в одиночестве, как казалось, Арагорн чувствовал взгляд, прожигающий спину — то теперь до красноречивого молчания гондорец не снисходил. И был чрезвычайно красноречив на словах.       Рассказы Арагорна, коих требовали хоббиты, о следопытах, о дозоре на северных границах Арнора, о всех бедах, что потомки нуменора отводили от мирного Шира и Пригорья, подвергались злым насмешкам. Подчас ни к кому не обращаясь Боромир ворчал себе под нос, но достаточно громко, чтобы его слышали. Но всё чаще обращал обидные и колкие слова, обвинения в беспричинным хвастовстве, Арагорну лично.       Арагорну стоило труда держать себя в руках. Он старался не повышать голос, иной раз вовсе делал вид, что глухота приключилась, но всё чаще замечал, что молчание задевает Боромира ещё больше. Часть вины за эту неприязнь Арагорн ощущал и на себе. Должно было представиться сразу при первом знакомстве, не позволить сыну наместника ставить себя в неловкое положение, козыряя именем отца в присутствии наследника трона. А ещё Леголас с его «ты должен подчиняться!». Вспоминая этот момент, Арагорн чувствовал укол стыда. Ни вовремя, ни сразу после он ничего не сделал. А Боромир… Он приехал в Ривенделл за советом и помощью, а получил дурные вести для отца и приказ немедленно упасть ниц. Разумеется, его гордость задета, эта рана причиняет много боли. И сатанея от этой боли он кидается на окружающих.       Но всякому терпению приходит конец. Попытки поговорить с Боромиром мирно тонули в потоке его гнева. Стремление Арагорна вообще не попадаться ему на глаза, не будить зверя, провалились. Замыкая ли цепочку Братства на дороге, отлучаясь за хворостом или ужином на привале, Арагорн неизменно сталкивался с Боромиром, но уже наедине. И вот тогда выражений никто не выбирал.       Но как только заканчивались слова, а гнев накрывал с такой силой, что хотелось вцепиться друг другу в глотку, или же у ссоры появлялся свидетель из Братства, Боромир отступал. И сбегал. По часу, а то и больше на привалах его никто не видел, он уходил от всех, словно прятался. Напряжение дня обычно выливалось в столкновение вечером, и потом до самого утра ни Арагорн, ни Боромир не говорили друг другу и слова. Гэндальф хмурился, качал головой, но обычно не вмешивался. А если и принимался разнимать, то перепадало обоим. ***       — Ну давай же, скажи, — рычал Боромир, подходя ближе.       Они были одни на маленькой полянке среди кустарников, где Арагорн собирался набрать ягод на ужин. Сэм, помогавший ему, ушёл совсем недавно, а Боромир появился, словно ждал. Продолжилась злая беседа, начавшаяся ещё в полуденный привал, но оборванная Гендальфом, уставшим слушать перепалки. Боромир не кричал, напротив — говорил всё тише, но Арагорну казалось, что он слышит клокочущий в его груди гнев.       — Скажи, что я глуп, труслив и ничего не знаю о мире! — губы Боромира кривились в болезненном оскале. — Это ведь вертится у тебя на языке?!       — Нет, это произносит только твой язык, — осторожно ответил Арагорн. Он старался не смотреть Боромиру в лицо, продолжал своё занятие, хотя в сгущающихся сумерках собирать черные ягоды становилось сложнее. — Ты сам подсказываешь мне, что говорить. Сам в это веришь? Но всё, что скажу я, назовёшь ложью, в этом причина?       — Да как ты…       — А что ещё мне думать? Ты сам говоришь мне всё, что ждёшь услышать.       — Так скажи, что я не прав.       — Рассыпаться в дифирамбах, пока ты меня с грязью мешаешь? Хорошо устроился.       — Я никогда не выпрашивал хвалебных речей!       — Уверен, что да. Твоим людям есть, за что быть тебе благодарными. Но и тебе есть, чему у них учиться. Благодарности, — Арагорн распрямился и встретился с Боромиром лицом к лицу. В темноте его глаза сверкали сталью, как направленные в лицо противнику клинки.       — Благодарности? — воскликнул Боромир, едва не захлёбываясь негодованием. — За что мне быть тебе благодарным? За то, что ты свалился на мою голову?! За то, что ты эльфа и полуросликов против меня науськиваешь? Или за то, что ты в Минас-Тирит явишься за короной на всё готовенькое?! Ждёшь распахнутых ворот, дорогу из роз, приглашения? Придите, княже, и владейте нами… Нет! Ничего не будет!       — Ты не можешь препятствовать моему праву, — Арагорн пустил в голос железа и мгновенно увидел проблеск тёмного, страшного огня в глазах Боромира.       — У тебя нет такого права, — выплюнул тот Арагорну в лицо. — Нет права! Где ты был эти сорок лет? Ты видел огненное зарево над Андуином? Сколько могил ты рыл своим мечом на гондорской земле для любимых?!       — Я видел огонь Мордора ближе, чем ты думаешь, — ответил Арагорн. — И могилы копал. И друзей хоронил. И в Гондоре, и в Арноре. Поболее твоего, ибо живу вдвое дольше тебя. Ты ещё пешком под стол ходил, когда я в крови по колено ворочался!       Арагорн на мгновение утратил контроль, голос его зазвенел. Боромир подступил ближе. Он словно пил Арагорна взглядом, уголки губ его подрагивали, широкие ноздри ходуном ходили, как у боевого коня в пылу схватки.       — А потом ты сбежал, — прошептал Боромир. Взгляд его метался по лицу Арагорна. — Отец много о тебе рассказывал. Правда, он не знал, кто скрывается под вымышленным именем. Но ты сбежал, скрылся, заполз в свою нору на севере, как только враг стал поднимать голову. Ты много крови у отца попил, деду моему сапоги вылизывая.       Злость затмила Арагорну разум. Он почти не почувствовал удара, словно рука была не его, словно он смотрел со стороны. Увидел лишь как мотнулась голова Боромира, как он отшатнулся, чуть не упал, поднёс ладонь к лицу и почти с удивлением посмотрел на кровь, окрасившую пальцы. Разбитая губа кровоточила сразу и сильно.       — Идите ужина… — Сэм, застывший на краю полянки, удивлённо воззрился на двоих людей, стоящих в двух шагах друг от друга. Заметил он и кровь на лице Боромира, сдавлено охнул, шагнул назад. Но Боромир его опередил. С треском ломая сучья он бросился сквозь кустарник, почти бегом устремился прочь, не оборачиваясь на зов.       — Что у вас тут стряслось? — спросил Сэм осторожно.       — Если бы я сам знал, — устало отозвался Арагорн и без сил опустился на землю. Хотелось закрыть лицо руками, но костяшки на правой руке саднило, и представить происходящее кошмарным сном не получалось. — Иди к остальным, я скоро приду.       — А как же Боромир? — в голосе Сэма была самая настоящая тревога, и Арагорн слабо улыбнулся. Боромир ещё верит, что хоббитов настраивают против него?       — Я разыщу его и всё улажу. Иди.       Легко сказать «улажу». Арагорн поднялся и пошёл по следу в чащу. На земле в полумраке отпечатков не углядеть, но на своём пути обозлённый человек как медведь рвал листву и ветви. Арагорн не звал, знал, что не откликнется.       Пройдя совсем немного, он оказался на краю овражка, на дне которого протекал ручей. Отсюда набирали воду для ужина. В узловатых корнях дерева у самой воды виднелась тень. Арагорн остановился, пытаясь найти слова, способные минимизировать ущерб этого вечера. На ум ничего не приходило. Но вдруг, присмотревшись чуть пристальней, Арагорн возрадовался тому, что ничего не успел сказать, быстро и бесшумно отступил в тень огромного дерева и замер.       Он видел Боромира лишь со спины. Но не догадаться, что происходит, было сложно. Это движение знает каждый мужчина, уж тем более воин, что по полгода в походе. Левая рука Боромира лежала на коряге, и даже из своего укрытия Арагорн видел, как от напряжения белеют пальцы. А правая быстро двигалась в районе паха.       Арагорн молился, чтобы никакая ночная птица не потревожила их. Чтобы никто из Братства не вздумал искать. Молился всем известным и неизвестным силам, чтобы Боромиру позволили закончить начатое. Он сам замер, стараясь даже не дышать, не двигаться. Только смотрел.       Боромир запрокинул голову. Он коротко и часто дышал, словно на каждом выдохе подавлял рвущийся стон. Арагорн не отводил взгляда, боялся моргнуть, отвести взгляд, упустить хоть мгновение. Горячими сделались ладони, кровь прилила к щекам. И посетило страстное желание оказаться не у этого дуба в тени, а там, у самой воды. Даже не прикоснуться, нет — просто посмотреть.       Словно услышав мысли, бьющиеся стаей испуганных птиц в голове Арагорна, Боромир повернулся. Он облокотился о ствол дерева, что был за спиной, и теперь взору наблюдателя открывалось больше. Всё. Но Арагорн смотрел только в лицо. Крепко зажмуренные глаза, стиснутые зубы, рот, искривлённый болезненным оскалом — так похожим на улыбку, но исполненный не радости, а какого-то болезненного, злого удовольствия. Губа всё ещё кровоточила, кровь стекала по подбородку, а Боромир прихватывал ранку зубами, словно крови во рту ему было мало.       Всё закончилось быстро. Короткий стон сорвался с уст, Боромир вжался затылком в ствол дерева, и сполз на землю, будто бы излившееся семя забрало и всего его силы. Колени ткнулись в землю, он наклонился вперёд, почти упал, упёрся лбом в витые, выступающие из земли корни. Совершеннейшая тишина вдруг наступила, даже журчание воды куда-то делось. Лишь несколько мгновений спустя Арагорн понял, что ничего не слышит из-за гула в ушах. А Боромир ещё вздрагивал, но судорога почему-то сводила ему плечи, а не бёдра.       Он вдруг поднял голову, подтянулся, пытаясь встать, и снова упал. Теперь его рвало. Вода, желчь, свернувшаяся чёрная кровь. Боромир зачерпнул воды из ручья и его снова вывернуло наизнанку. Прошло несколько минут, прежде чем он смог успокоиться. Пил, захлёбываясь и проливая воду на одежду — руки дрожали. Кое-как привёл себя в порядок, застегнулся на все крючки и пуговицы, достал платок, намочил и прижал к губе.       Только одно остановило Арагорна в стремлении обнаружить своё инкогнито и выйти из укрытия. Если Боромир узнает сейчас, что за ним подсматривали — убьёт наблюдателя. Он тяжело поднялся, вскарабкался по склону оврага и прошёл совсем близко от того, места, где стоял Арагорн — и тот на мгновение увидел его лицо снова. В глазах, где недавно метался огонь, теперь была пугающая пустота.       Только убедившись, что Боромир отошёл достаточно, Арагорн сам спустился к ручью. Он умылся и выпил воды, заметил у себя ту же дрожь в руках. Он силился понять, что видел.       К привалу, устроенному Братством, костру и ароматам еды Арагорн вышел лишь с полчаса после ухода Боромира. Его приветствовали вопросительные взгляды, один напуганный — Сэма — и один взгляд, отсутствием заметный куда больше. Боромир даже головы не поднял, когда Арагорн прошёл рядом.       Решив, что делать с этим что-то надо, Арагорн махнул Пиппину, тот подвинулся, освобождая место рядом с Боромиром. Леголас передал тарелку с жареными сосисками и кашей, и глубокую миску с тёмными, сморщившимися от холодов ягодами. Боромир всё это время смотрел куда-то в сторону, словно бы и не замечая ничего вокруг. К еде он даже не притронулся, тарелка лежала на земле подле него.       — Будешь? — Арагорн ткнул его в плечо миской с ягодами.       Боромир вздрогнул, повернул голову, встретился взглядом с Арагорном. В отблесках костра наверняка никто не заметил, да и Арагорн бы внимания не обратил, если бы не знал наверняка — на бледных скулах гондорца разлился болезненный тёмный румянец. Он несколько мгновений вглядывался в лицо Арагорна, словно гадал, где тот бродил, видел или слышал что-то? Потом молча забрал предложенное угощение. Но тут же оставил в сторону.       — Я не голоден. — И попытался подняться.       — Сидеть, — мягко, но твёрдо скомандовал Арагорн. Он не ждал, что его послушают, но Боромир удивительно покладисто остался там, где был. — Съешь что-нибудь, нам всем нужны силы. Ешь и ложись спать.       — Мне дежурить первому.       — Я отдежурю.       — Хреново извиняешься, — усмехнулся Боромир и потрогал языком ранку на губе. Она только начала подсыхать.       — И не думал. Ты получил по заслугам.       Боромир закатил глаза, но промолчал. Кажется, этот отголосок обычных перепалок, пикировка в привычном стиле, внушили, что он в безопасности, его никто не видел.