Сознательное падение

      Чего Чонвон не ожидал от оставшихся дней в интернате, так это того, что ему придётся батрачить в столовой в качестве дежурного. Какой-то альфа отказался от этой участи, поэтому всё бремя перепало на плечи Чонвона, который, к слову, тоже попытался отказаться. С чего бы ему работать за кого-то? Тем более что дежурным являлся совсем не его класс. Однако вредным учителям проще разобраться с омегой, чем со взбалмошным альфой, поэтому Чонвона слушать никто не стал. «Ты дежуришь» — и всё на этом. Оставалось лишь принять должное с гордо поднятой головой, сделав вид, что дежурство отнюдь не претило Чонвону и являлось его ученической обязанностью для помощи интернату. Размышления о том, что этот самый интернат не заслужил никакой помощи, отодвинулись к дальним границам сознания.       Ему повезло только с одним — с коллегами по несчастью. Всего помощников в столовой должно быть трое, поэтому Яну составляли компанию Рики и тихий парень полного телосложения, который отчего-то назвался Пухлей. Чонвона подобная кличка ввела в глубокий ступор и раздражение, ведь не мог человек в здравом уме представиться таким именем.       — Скажи своё настоящее имя. Какой ещё Пухля? — потребовал Ян от зашуганного беты. Тот зажимал пухлые кулаки и смотрел куда-то в область подбородка Чонвона, видимо, не осмеливаясь поднять взгляд к глазам.       — Я… Меня зовут Пухля. У меня нет другого имени, — парень резко мотал головой из стороны в сторону, зажмурившись.       — У человека не может не быть настоящего имени! Не придуривайся!       — Ещё меня зовут Жирный, Толстый, Свинья… — обрывисто начал перечислять Пухля, пугаясь крика Чонвона. — Жиртрест…       — Нет же, замолчи! — Чонвон был в ужасе от настолько серьёзного и безжизненного тона своего собеседника. Ему не хотелось слышать, как кто-то отзывался о себе в таком ключе, скорее всего зомбировав свой мозг с помощью чужих унижений.       И испуганный Пухля действительно замолчал, скрываясь в глубинах кухни. Завтрак ещё не был готов, поэтому они находились в столовой совсем одни, если не считать занятых поварих. Рики всё время стоял молча, прислонившись поясницей к подоконнику и наблюдая за знакомством Чонвона и Пухли. Казалось, что ему было наплевать на всех и вся, ведь он не удосужился даже ответить на приветствие Яна при встрече — лишь слабо кивнул головой.       — Не приставай к нему с таким, — наконец-то подал голос Рики, хмурясь. — Все называют его Пухлей. Даже не так… Пухля — ещё самый безобидный вариант. В основном его называют Жиртрестом.       — Не неси бред, — прорычал Чонвон, из-за слов Нишимуры вскипая всё больше. — Как я могу закрыть на это глаза, если он даже имени своего назвать не может? Это ужасно.       До сих пор Ян не встречал полностью морально уничтоженных людей, которым разорвали самооценку на мелкие лоскуты. Пухля не смотрел в глаза, сутулился, желая сжаться до крохотных размеров, и постоянно переминался с ноги на ногу. Весь вид беты кричал о том, что его систематически унижали и ненавидели на протяжении длительного времени. Это и есть самый настоящий ужас, ведь Чонвон не знал, возможно ли залатать и снова собрать самооценку по кусочкам, избавив её обладателя от всех полученных травм? Звучало как нечто фантастическое. Слом человеческой личности — вещь, которая была пострашнее всяких кровавых хорроров, потому что она душила и убивала изнутри; делала из человека пустую оболочку из плоти и крови, выпотрошив из тела всё духовное и по-настоящему живое. Ведь жизнь есть не только бьющееся сердце и дышащие лёгкие, но также и яркий огонь в глазах, обусловленный стремлением даже к самой крохотной мечте. Глаза Пухли же были пустыми и тусклыми.       — Такова жизнь в интернате. Если ты отличаешься от других, то автоматически собираешь на себе всеобщее внимание. И, следовательно, тебя тут же начинают унижать. Все обсирают друг друга из-за любой мелочи во внешности, а Пухля собрал в себе вагон этих мелочей.       — Завались, — Чонвон подошёл к Рики ближе, со злости сцепляя зубы. — Кем ты себя возомнил? Зачем осуждаешь за внешность?       — Я не осуждал его, а просто поделился сухими фактами. Пухля сильно отличается от нас внешне — это видно любому. Ты тоже видишь, что он толстый.       — Я просто не понимаю, зачем ненавидеть за полноту. Вдруг он родился таким?       — Ты тоже родился омегой и не можешь этого изменить. Но другим людям это не мешает ненавидеть тебя, — безэмоциональный Рики устало вздохнул, скрестив руки на груди. — Смирись с этим и не вмешивайся. Не пытайся изменить то, что тебе не по силам.       Разговор сошёл на нет, потому что Нишимура снова свернул в русло своих идиотских убеждений — агрессоры, жертвы и сторонние наблюдатели. Не мог Чонвон по щелчку пальцев смириться с такой несправедливостью. В стеклянных глазах Пухли он видел не только себя настоящего, но и себя из прошлого; того Чонвона, который на некоторое время точно так же потерял тягу к жизни из-за травли окружающих, когда он только-только получил результаты анализов по идентификации вторичного пола. Они с Пухлей похожи, но разница была в том, что Чонвон нашёл в себе силы давать отпор, а бета потух окончательно и безвозвратно.       Время перед завтраком прошло в полной гармонии. Все трое спустили стулья, бегло протёрли столы и вынесли чистые подносы в обеденный зал. Несмотря на то, что Ян не должен был дежурить, он работал добросовестно, потому что терпеть не мог, когда обязанности игнорировались и выполнялись спустя рукава. К тому же Рики и Пухля тоже старались работать качественно, протирая абсолютно каждый стол без исключения. Вот только нужно ли было так стараться, если на этих местах в итоге будут сидеть те самые подонки, которые измывались над ними?       И действительно, стоило только ученикам прийти на завтрак, как некоторые тут же нацелились на их столик. Толстяк, парень-омега и бета-тихоня — самое что ни на есть идеальное комбо для хулиганов. Сборище неудачников.       Сначала Чонвон не понял, что что-то не так. Он молча сидел напротив Пухли, крайне быстро расправляясь с едой (за неделю с лишним у него выработалась чуть ли не армейская привычка) и ловя слухом гиенистый смех за соседними столиками. Казалось, что окружающих веселило само их существование, и Ян вполне мог это понять и принять. Однако, подняв взгляд, он заметил, что причиной всеобщего хихиканья являлась прилетающая в спину Пухли еда. Не особо голодные подростки «делились» своим завтраком, бросая его в бету на манер катапульты с помощью ложки. Тот вздрагивал после каждого броска, но не смел даже поднять голову — о том, чтобы повернуться и рассмотреть обидчиков, и речи не шло.       — Жиртрест, проведи по спине рукой! У тебя там на целую порцию завтрака накопилось! Видишь, какие все щедрые?       Чонвон так сильно сжимал кулаки, что едва не проткнул кожу на ладони ногтями. Это безумие. За происходящим наблюдала лишь малая часть присутствующих в столовой — те, кто сидел ближе всего, — а остальным не было никакого дела до бедного толстого парня. Ян кинул взор на затылок Хисына вдалеке, потом на лицо Джея, который спокойно болтал с Джеюном и Сонхуном. Похоже, что для интернатских подобное так же привычно, как и стучащий по оконным стёклам дождь.       Чонвон резко вздохнул, как бы собираясь с духом, чтобы высказать ржущим отбросам всё, что он о них думал, но через секунду его левый кулак крепко сжала чужая рука.       — Не надо, — тихо, но твёрдо сказал Рики.       — Почему?       — Ты сделаешь только хуже. Если остановишь их сейчас, то они отыграются на нём, когда тебя не будет рядом. Поверь мне, если действительно хочешь помочь ему.       Всё ещё пыхтя от злости, Чонвон вырвал свою руку из захвата Рики, вместе с тем переставая терзать ногтями кожу ладони. Как бы ни хотелось это отрицать, но логичность в словах Нишимуры всё же присутствовала. Чонвон уедет из интерната со дня на день, и кто тогда сможет заступиться за Пухлю, которому точно прилетит за защиту со стороны парня-омеги? Всё же стоило тщательнее продумывать свои действия, а не ломиться вслепую из-за распирающего грудь желания справедливости.       Эмоции кипели в Чонвоне, и это чувство было сравнимо с моментом его заступничества за Сону, когда их общие одноклассники смаковали план по изнасилованию Кима. Непримиримость с издевательствами, казалось, была заложена в душе Чонвона с рождения и с каждым годом лишь увеличивалась в размерах. Иначе же как объяснить, что чужие унижения воспринимались Яном как его собственные?       По окончании завтрака забот только прибавилось, и теперь им приходилось шустро намывать грязные столы, подносы с ложками и полы — естественно, что не обошлось без опрокинутой еды. Чонвон начал осознавать всё бремя дежурного, ведь подносами тут швырялись ежедневно и многократно. Занятые поварихи почти не ругали буянящих подростков; орали лишь на самих дежурных, если те слишком долго копошились в поисках половой тряпки. Пухля взял на себя обязанности по уборке обеденного зала, а Чонвон и Рики стояли на кухне, оттирая грязные подносы. Благо им выдали резиновые перчатки, поэтому было не особо противно. Терпимо.       — Всё-таки ты был неправ, когда сказал, что тут невозможно найти адекватного человека, — прервал тишину Чонвон после долгих раздумий. — Я нашёл одного.       — И кто же это? — Рики спросил скорее ради приличия, нежели из-за искренней заинтересованности, но Чонвона это не задело.       — Ли Хисын.       Бета перестал тереть поднос и выпрямился с губкой в руках. Он выглядел озадаченным, словно Ян сказал что-то в корне неверное и сюрреалистическое.       — Хисын? — странно переспросил Рики, хотя Чонвон был уверен, что тот услышал всё с первой попытки.       — Да, Хисын. Что-то не так? — он тоже выпрямился и отложил один из многочисленных подносов. Отвыкшее от активной деятельности тело ныло и двигалось заторможенно. — Он добрый и справедливый. Ему так же, как и мне, надоели интернатские правила.       — Бред… Тебе промыли мозги, — Рики хмуро качнул головой и вернулся к делам, склонившись над мойкой. — Не водись с ним, если не хочешь проблем.       — Почему? Объясни тогда, в чём дело! — Чонвон приблизился к его лицу, потому что Нишимура намеревался отступить от интересной темы. Пусть договаривает, раз начал.       — Он плохой человек, — сказал бета и замолк, точно ему заклеили рот невидимым скотчем.       — И?.. Плохой человек — понятие растяжимое. Ты тоже в какой-то степени плохой человек из-за того, что просто закрываешь глаза на унижения других…       — Я не буду обсуждать эту тему! — разозлился Рики, установив зрительный контакт — в его глазах пылала неподдельная ненависть. Чонвон сперва опешил из-за столь бурной реакции, поскольку Нишимура всегда казался сдержанным парнем. — И не буду разговаривать с тобой о Хисыне. Я всё сказал. Отвали, — он затух так же быстро, как и вспыхнул, перестав обращать внимание на Яна.       Чонвон сдался и отступил, не желая окончательно рассориться с бетой из-за такой ерунды, но в его душе так же искрилось раздражение. К чему эта резкость и скрытность? Уже и уточняющие вопросы задать нельзя? Рики был немногословен и замкнут, будто тщательно хранил в себе секреты мировых (или интернатских) масштабов. Либо — к чему Чонвон склонялся больше и охотнее — он просто являлся обычным озлобленным на мир человеком, который по собственному желанию избегал всех вокруг. Возможно Нишимуре неприятен Ян, поэтому ему проще рявкнуть, чтобы тот наконец-то отстал от него.       А в чересчур плохую натуру Хисына верилось слабо. Может, он действительно бил людей, как тогда, на физкультуре. Однако Ли делал это по справедливости, ведь грешно было не треснуть надоедливого Мунджо — Чонвон и сам бы вмазал бете, будь его воля. Тогда так ли плох был альфа, если даже столь незначительная грубость перекрывалась его добротой? Вовлечённость Хисына в жизнь Яна слишком ярко выделялась на фоне всеобщего безразличия и унижений.       И даже сегодняшний день не стал исключением в череде оказанной Чонвону помощи.       Всё было вымыто к обеду, чтобы за считанные минуты оказаться запачканным вновь. Снова еда на полу, по новой изогнутые в насмешках губы, толчки в спину и разбегания к столикам — каждый прибился к своей компании, словно к стайке. Бесконечный круговорот ненавистных действий. Чонвон, впрочем, точно так же проследовал к собственной временной «стайке», состоящей из Рики и Пухли. Было приятно считаться частью хоть какой-то компании, даже несмотря на то, что они особо не общались друг с другом. По крайней мере сегодня их объединяло дежурство — веская причина, чтобы ненадолго сблизиться.       Но вот до стола оставалась лишь пара шагов, и тут же Чонвон резко дёрнулся вперёд от толчка в спину. Металлический поднос вылетел из рук и звонко столкнулся с полом; благо сам Ян не упал, успев вернуть себе равновесие. И снова один и тот же сюжет: затишье, устремлённые в него голодные взгляды и высокомерные смешки. Он неподвижно стоял на месте и устало глядел на ошмётки своего единственного обеда, который ему придётся собственноручно убирать с пола — поганая участь дежурного. Чонвон столько раз сталкивался с таким, что приобрёл иммунитет в виде тотального пофигизма, топившего собой естественную реакцию в виде гнева.       Нужно сходить за тряпкой.       — Чонвон! — прозвучал громкий оклик спереди. Редкие насмешки посторонних постепенно сошли на нет, а Чонвон пересёкся взглядами с улыбчивым Хисыном.       Альфа жестом поманил его к себе, но вместо мгновенного подчинения Ян повернулся к Рики — хотелось увидеть его реакцию. Может, Чонвон ожидал встретить крепко сжатые челюсти или хмурость аккуратных бровей, но только не безразличие — бета установил с ним беглый зрительный контакт и опустил взор к собственному подносу.       Почему-то шаги давались Чонвону тяжело; возможно, это связано с тем, что за каждым его движением следили десятки пар глаз. В большинстве своём они смотрели с ненавистью, однако некоторые пялились с интересом, будто им достались лучшие ряды в театральном спектакле.       — Садись, — доброжелательно сказал Хисын, указывая на место напротив себя, рядом с молчаливым Сону. Помимо них за столом сидел незнакомый Чонвону альфа, на школьном пиджаке которого было вышито «Чан Гвинам». У него была странная, но запоминающаяся причёска с длинным маллетом, выбритыми висками и короткой чёлкой. Его вид не внушал никакого доверия.       Чонвон послушался, чувствуя себя неловко, словно без спроса вторгся в чужую компанию, где его никто не ждал. Однако Хисын был само дружелюбие и открытость. Он повернулся в сторону, хватая мимо проходящего незнакомца за локоть, чтобы тот остановился. Парень вздрогнул и беспрекословно подчинился воле Хисына.       — Отдай свой поднос Чонвону.       — Но Хисын… это же моя порция, — тот с отвращением и на грани испуга посмотрел на Чонвона. — Я не могу отдать её омеге.       — Отдавай. Живо.       Если до этого незнакомец и хотел показать свой протест, то сейчас, с проявлением приказного тона в голосе альфы, он не смел сказать ничего против. Через секунду нетронутый обед лежал на столе перед Яном, а парень, отдавший его, уже ускорился к выходу из столовой.       — Ешь, не стесняйся, — Хисын как ни в чём не бывало пододвинул поднос ближе к Чонвону, будто бы тот был ничейным, а не украденным. — Этот парень всегда пиздит еду у других, поэтому он заслужил.       Окружающие постепенно теряли интерес к происходящему за их столом, потому что ожидали по меньшей мере драки — это очевидно, ведь с похожим вниманием Чонвон столкнулся в свой первый день здесь, когда сел на место Джея. Тогда действительно произошла потасовка, но сейчас всё разрешилось тихо и мирно. Благодаря Хисыну.       — Не стоило так делать, хён, но спасибо, — Ян немного смутился, проскальзывая взглядом по улыбке Ли. Также он посмотрел на сидящего по диагонали Гвинама, который корчил насмешливую и брезгливую гримасу, но Чонвону было наплевать на него. Сону же не проронил ни звука и, казалось, ни разу не шелохнулся.       — Как это не стоило? Эти идиоты заставляют тебя голодать — разве можно проигнорировать такое? Чёрт бы побрал эту несправедливость к парням-омегам.       Справа от него громко закашлялся Гвинам, подавившись рисом. Он неуклюже бил себя по груди, а на его глазах непроизвольно выступили слёзы.       — Господи, аккуратнее, — Хисын заботливо похлопал его по спине и пододвинул бокал с компотом.       — Голодовка — это верхушка айсберга. Чего стоят одни только издевательства в нашем с Сону классе… — рассуждал Ян вслух, копошась ложкой в еде — аппетит отбило подчистую.       И, что было крайне неожиданно, он почувствовал сильный пинок от Сону под столом. Плотно сжатые губы Чонвона подавили болезненное шипение.       — Вас кто-то обижает? Кто? — голос Хисына вмиг охладел. Отчего-то Яну стало не по себе и как-то жутко, словно он прямо сейчас занимался подлым стукачеством. Но разве было нечто плохое в том, что Чонвон не хотел молчать о перенесённых унижениях? — Сону, кто тебя обижал? Назови имя.       — Это Мунджо, — резко выдал Чонвон, не задумываясь. Ненависть к этому парню застилала Яну глаза, поэтому он тут же выдвинул именно его кандидатуру. Сразу вспомнился момент, когда Хисын без промедления бросил в бету баскетбольный мяч, поставив того на место. Может, теперь Ли окончательно вправит Мунджо мозги? Хотелось в это верить. — Мунджо достаёт Сону и меня.       — Сону, это правда?       Ким долго тянул с ответом и нервно крутил в руке ложку. Чонвон почувствовал себя виноватым перед ним, но в его словах ведь не имелось ничего предосудительного — Мунджо действительно портил жизнь им обоим. Не стоит стыдиться правды.       — Да, хён, это правда, — Сону медленно поднял голову и посмотрел на Хисына, облизнув потрескавшиеся губы. — Прости, я молчал, потому что не хотел тебя тревожить из-за такого пустяка. Это не стоит твоего внимания.       — Почему не стоит, если вас достают? — Ли вытянул руку и накрыл ею костяшки Сону. Однако вопреки ласковому жесту его взгляд стал бесчувственным. — От Мунджо в последнее время слишком много проблем. Согласен? — он повернулся к Гвинаму, и его губы тронула маленькая усмешка.       — Да, надо с ним перетереть, — второй альфа улыбнулся и по-доброму прищурился, поочерёдно глядя то на Чонвона, то на Сону. — Нам надо защищать омег от всяких долбоёбов.       Гвинам не нравился Чонвону и казался совершенно ненадёжным парнем, но Хисыну верить стоило. Ян не мог отделаться от противной мысли, что он сыграл грязно, настучав на Мунджо, но жажда справедливой мести оказалась быстрее и сильнее голоса разума. Этот бета постоянно изводил Сону, Чонвона и неизвестное количество остальных потерпевших — вот что называлось по-настоящему грязной игрой. Сейчас нужно было спокойно довериться Хисыну, который абсолютно точно найдёт подход к этому идиоту: словесный или, может, с небольшим применением физической силы. В таком случае это совершенно не зазорно, а даже честно.       Хисын со всем справится. Иначе и быть не могло.

***

      Чонвон пришёл к выводу, что дежурство — это адский труд, который обязательно должен поощряться хотя бы дополнительной порцией обеда. Многие учителя пытались заманить учеников на работу в столовой, приправляя свою агитацию сладкими речами об официальном освобождении от уроков, но Чонвон лучше бы посидел за партой. Рутинное мытьё всего, чего только можно, разбавилось чисткой картошки для завтрашнего меню. Объёмы были нешуточными, поэтому все трое пропустили приём ужина, однако поварихи снизошли до выдачи холодных остатков — и то хлеб. В их положении выбирать не приходилось.       Первым с картошкой покончил голодный Пухля, который тут же выбежал в обеденный зал, оставляя своих товарищей по несчастью наедине. После последнего разговора о Хисыне они не перекинулись и парой фраз, предпочтя игнорировать друг друга. Больше всего игнора, конечно, исходило со стороны Рики, который после случая во время обеда перестал считаться с существованием Чонвона — Ян попросту стал для него пустым местом.       Он не мог разглядеть своей вины в этом. Да, Чонвон сел за стол к «плохому человеку», и что с этого? Рики не удосужился нормально объяснить причину собственной неприязни к Хисыну, поэтому Ян был не в праве тут же отвернуться от альфы, который до сих пор всегда являлся поддержкой и опорой для него. Чонвон не привык тут же поддаваться чужим суждениям, не подвергнув их сомнению. Может, и сам Рики был поспешен в своих выводах о Хисыне? Субъективность — вещь сложная и во многом сбивающая с толку, ведь мнений о Ли столько же, сколько и жителей в интернате. Всегда найдутся люди с диаметрально противоположными мыслями о том или ином человеке.       Так и для Рики Хисын был плохим, а для Чонвона — хорошим.       Ян управился с картошкой вторым, поэтому вышел в практически пустой обеденный зал, в котором находилось от силы человек семь — опоздавшие на ужин. Он свернул к стойке выдачи еды, сталкиваясь с неприятной картиной: двое высоких парней стояли перед Пухлей и ржали, не пропуская того к подносам. Бедный бета шагал назад, пятился к полкам слева, потом пытался протиснуться справа, но стена из двух бугаев преследовала его и не отступала ни на шаг.       «Ты сделаешь только хуже. Если остановишь их сейчас, то они отыграются на нём, когда тебя не будет рядом», — утренние наставления Рики прокручивались в голове и заставляли сжимать зубы в бессилии.       Значит, нельзя помогать ему? Значит, нужно было отвернуться, притворившись слепым, глухим и немым? И, получается, следовало забыть все свои принципы и дать волю издевательствам над ни в чём не повинным человеком?       Нет. Может, Рики и был способен на такое, но только не Чонвон.       — Отвалите от него! — он резко двинулся вперёд, заставив обидчиков переключиться на себя. Пухля испуганно обернулся, но Чонвон прошёл мимо него и сходу толкнул одного из парней в грудь. — Дайте ему пройти.       — Воу, какой буйный защитничек, — рассмеялся альфа и поднял ладони на уровне груди, как бы принимая поражение. От неожиданных нападок Яна он шагнул в сторону. — Жиртрест, ты охранника себе нанял, что ли?       — Иди быстрее, — прошептал Чонвон, подталкивая растерянного и медлящего Пухлю в спину. — Бери обед и сразу садись за какой-нибудь стол.       Ян схватил сразу два чистых подноса и всучил один бете, продолжая подталкивать его вперёд, чтобы он оставался в поле зрения Чонвона. Однако стоило ему отпустить парня восвояси и на секунду отвернуться, как вдруг сзади послышался металлический звон.       — Жиртрест, смотри, куда прёшь. Вот зачем ты прошёл мимо меня, а? Твоя страшная рожа так сильно меня напугала, что я случайно уронил твой поднос. Впредь будь аккуратнее.       — П-прости, — Пухля стушевался и опустил голову вниз, впитывая в себя каждое отвратительное замечание.       — Зачем ты извиняешься перед ним? — процедил Чонвон сквозь зубы, чувствуя одновременно и злость, и жалость к податливому Пухле. Нельзя же быть таким слабым. — Этот идиот сам во всём виноват! Возьми мою порцию.       Ловкие тонкие пальцы столкнулись с дрожащими пухлыми, передав поднос из рук в руки. Наплевать на голод и необходимость сохранения толики эгоизма для собственного выживания. Хотелось хоть как-то облегчить участь Пухли, который даже пикнуть не мог в ответ на оскорбления. Кто поможет ему, если не Чонвон?       — Ну прямо герой без плаща, — хмыкнул альфа, всовывая руки в карманы и прослеживая взглядом за медленно уходящим Пухлей. — Нахуя еда Жиртресту? Я просто хочу помочь ему похудеть, стать красивым. Ты бы лучше сам поел — вон, какой тощий.       — На себя в зеркало посмотри, страшила.       — Чё вякнул? — напускное веселье мигом слетело с оскорблённо-скорченного лица, что склонилось ближе к Яну.       Если честно, Чонвон уже был готов к драке, так как не видел другого исхода в этой беседе — впрочем, как и во многих других, с которыми ему приходилось сталкиваться в интернате. Он напряг всё тело, переключая внимание на положение рук противника, но вместе с этим с двух сторон послышался шум: справа закудахтала разгневанная повариха, а слева зазвенел упавший поднос. Ещё один упавший поднос. Сколько это будет продолжаться?       — Дежурные! Вы что тут устроили? Убрали всё, живо! — она махала руками, словно крыльями, на куриный манер.       Причина криков крылась во втором альфе, который выливал и вытряхивал еду прямо на голову Пухле. Картофельное пюре и суп стекали с коротких волос и падали на пол, прямо у кошмарно трясущихся ног беты. Пухлые кулаки сжимались в страхе, а нижняя губа дёргалась, как бы глася о намечающемся потоке слёз. И то верно — Пухля неуклюже сорвался с места, выбежав из столовой.       — Вы, пошли вон! Беспризорники! — повариха продолжала кудахтать и начала отгонять хихикающих хулиганов тряпкой. Чонвону тоже влетело по затылку. — А ты чего стоишь? Мой полы!       — Я…       — Чонвон, я сам помою, — на плечо Яна легла рука, а через секунду перед ним появился Рики и кивнул на двери. — Иди, успокой Пухлю.       — Спасибо.       Чонвон тут же побежал к выходу, чувствуя расплывающуюся в груди признательность — помощь от Рики была как нельзя кстати, ведь Ян не мог сейчас тратить время на мытьё полов. Измазанный в еде Пухля был вполне способен напороться на новые неприятности. Всё-таки Нишимура не такой уж и бездушный сторонний наблюдатель, каким хотел казаться в глазах окружающих. От этой мысли на губах Чонвона впервые за долгое время появилась искренняя улыбка — крохотная, тщательно подавляемая, но очень тёплая.       — Пухля! — далеко бежать не пришлось, потому что бета сидел за углом, на полу у фонтанчика. — Вот ты где.       Он присел напротив плачущего парня, положив руку на его колено в поддерживающем жесте. У Чонвона всегда были проблемы в общении с опечаленными людьми, ведь он не знал, как их успокоить.       — Ты в порядке? — совершенно глупый вопрос — любому ясно, что нет. — Теперь всё хорошо, они ушли.       — Н-не надо было брать у тебя поднос, — шмыгнул Пухля, выжимая слёзы из глаз. — Нужно было оставить его тебе. А теперь… м-мы оба остались без ужина.       — Послушай, — усталый вздох. — Даже если бы я оставил порцию у себя, её всё равно скинули бы на пол или на меня. Поэтому не забивай голову этим.       — Хорошо…       — И если тебя будут обижать, то можешь подойти ко мне. Правда, я уезжаю меньше, чем через неделю, но всё же.       — Спасибо, Ч-чонвон, но не надо, — бета вытер нос рукавом свитера и крайне печально взглянул на него. — Ты уже ничего не сможешь поменять. Если будешь защищать меня, то разозлишь их ещё больше.       — Но нужно же найти какой-то выход, — Чонвон не смог скрыть в голосе нотку отчаяния. — Это не может продолжаться вечность.       — Может. Я в-всё стерплю, — Пухля был пропитан смирением и апатией. Казалось, что ничто не в силах изменить его решение. Возможно, для него в самом деле не имелось никакого иного выхода, ведь он, похоже, уже очень давно терпел всеобщие унижения. — С-стерплю…       — А как, кстати, ты подписываешь тетради? Какое имя там написано? — внезапно спросил Чонвон, дружелюбно улыбнувшись и склонив голову вбок.       Он хотел побыстрее сменить тему, отвлекая бету от депрессивных мыслей, и всё-таки разузнать его настоящее имя — сразу убьёт двух зайцев одним выстрелом. Не мог же Пухля и тетрадки подписывать своей кличкой, верно? Учителя не в праве закрыть глаза на такой очевидный беспредел, творящийся под их носами.       На обложках абсолютно точно должно быть его имя.       — Пухля.       Никогда ещё улыбка не сползала с лица Чонвона настолько быстро.

***

      После окончания дежурства Ян еле перебирал ноги, практически заползая на второй этаж жилого корпуса. Они с Рики негласно договорились отпустить Пухлю пораньше, чтобы самим доделать всю оставшуюся работу, несмотря на то, что никто из них не мог похвастаться излишками сил. И вопреки плохим событиям, происходившим на протяжении целого дня, атмосфера между ними стала не нагнетающей, а относительно стабильной. Это не могло не радовать.       Вставив ключ в замочную скважину, Чонвон с удивлением заметил, что дверь была не заперта — обычно Джей в это время где-то бродил, а не находился в комнате. Когда Ян потянул на себя ручку, то первым делом увидел свою спортивную сумку на середине комнаты, которая всегда лежала глубоко под кроватью. Вторым же делом он посмотрел на Джея, чей вид напоминал разъярённого зверя.       — Наконец-то ты припёрся, — Пак схватил спортивную сумку и швырнул её в Чонвона, отчего тот пошатнулся, ненадолго потеряв равновесие.       — Что за?..       — Я ждал тебя, чтобы лично передать, что ты тут больше не живёшь. Уёбывай из моей комнаты по-быстрому, пока я добрый.       — Ты в своём уме?! — прошипел Ян и кинул сумку на пол у своих ног. — Почему я должен отсюда съезжать?       — «Почему»?..       Взбешённый альфа за пару секунд приблизился к Чонвону и схватил того за грудки, безжалостно впечатывая затылком в стену. Волна боли прошлась до самых висков, заставив зажмуриться и прикусить губу. Бушующие феромоны Джея нагнали на Яна липкий страх, прямо как в день приезда в интернат. Он успел подзабыть это неприятное ощущение природного подчинения кому-то. Именно присутствие Пака вынуждало Чонвона чувствовать себя слабым омегой — это невероятно раздражало.       — Да, действительно, почему? — Джей едко усмехнулся, а его бегающий по лицу Яна взгляд не сулил ничего хорошего. — Может, потому, что ты сидел сегодня с Хисыном, а?       — И что с того?       — Мне похуй, какие вас связывают отношения. Можете, блять, трахаться на здоровье как кролики. Но пока ты живёшь в моей комнате, ты не имеешь права сидеть за столом Хисына. Так что либо переставай творить эту хуйню, либо съёбывай жить к Хисыну. Понял?       — Ты конченный псих, — процедил Чонвон, сжимая пальцами его запястья и вдавливая ногти в медную кожу. — Я не трахаюсь с Хисыном! Если для тебя это так принципиально, то я не буду больше с ним сидеть.       — Вот и славно, — мрачно подытожил Джей и ещё раз вбил парня в холодную стену, будто бы в первый раз Яну не хватило болезненных ощущений.       — Что тебе сделал Хисын? Почему ты его так сильно ненавидишь?       Уже второй человек за день резко негативно реагировал на упоминание Ли, и Чонвон не мог так просто это проигнорировать. Что здесь происходит? Яну хотелось знать причину столь бурных волнений и у Рики, и у Джея. Кто-нибудь когда-нибудь расскажет ему чёртову правду?       — Не твоё дело, — твёрдо отрезал Пак и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.       — Больной ублюдок…       Чонвон от души пнул спортивную сумку, отчасти выплеснув нерастраченную агрессию, и впервые за несколько часов присел, устало впутав пальцы в волнистые волосы.