Сознательное падение

      — Вставай, — Джей пнул ножку кровати Чонвона, из-за чего та на мгновение издала противный скрип. — Джейку, как твоему официальному соседу по комнате, приказали привести тебя на уроки, поэтому я передаю это вместо него. Нехуй отлёживаться.       Ян крупно вздрогнул и распахнул глаза, от резкого движения волнами прогоняя боль по телу — с головы до ног. Джей за его спиной полностью открыл окно, будто бы прекрасно зная, что Чонвон терпеть не мог холод в помещении, а после вышел в коридор, громко хлопнув дверью. От такого грохота вполне возможен был обвал ветхого потолка. Ну и мудила. Сам пребывал в отвратительном настроении, так ещё и желал испортить его Чонвону, который держался на одних лишь эфемерных мыслях о бабушке, чьё лицо представало в голове размытым пятном из-за долгих лет разлуки.       До макушки закутавшись в одеяло, Ян поднялся с кровати и закрыл злосчастное окно, но обратно ложиться не спешил, ведь он и сам задумывался о походе в школу. Ему не нравилось трусливо поджимать хвост и прятаться в комнате, несмотря на то, что подавляющее большинство поступило бы именно так, оказавшись на его месте. Это логично. Зачем подвергать себя напрасному риску, если можно пропустить несколько дней школы, а потом без следа исчезнуть из поганого интерната в целости и сохранности? Однако подобное поведение кардинально противоречило принципам Чонвона. Тело болело, но не настолько, что Ян не смог бы дойти до учебного крыла. Он станет себе омерзителен, если оставшиеся до приезда бабушки дни проведёт в постели.       «Нехуй отлёживаться», — Чонвон неосознанно прокрутил в голове фразу Джея, обращаясь к самому себе.       Время будто отмоталось назад, вернув Яна к первым дням пребывания в интернате, поскольку всё происходящее нисколько не поменялось. Всё тот же сценарий, словно он нажал на рестарт в игре и начал проходить её заново. Единственное отличие заключалось лишь в том, что окружающие стали насмехаться не только над его вторичным полом, но и над лицом — избиения минувшей ночи не прошли бесследно, и верхнее веко Чонвона заметно посинело и опухло.       Он уже не реагировал словесно на прилетающие в спину пульки, стараясь абстрагироваться от мрачных реалий. Также Чонвон не пытался адекватно заговорить с кем-то. В том числе и с Сону, когда они пересеклись друг с другом взглядами на физ-ре, а Ким тут же поспешил опустить голову к груди. Они оба сидели на скамейке освобождённых и их разделяло расстояние в один метр. Причина освобождения Чонвона была налицо и на лице, чего не сказать про Сону. Тот просто умостился на краю скамейки и молча поглядывал на баскетбольный матч между парнями из двух разных классов. Третьегодки смешались со второгодками, и среди первых Ян узнал только одного — Хисына. Он играл в команде против Джея и Сонхуна.       Чонвон сам не замечал, что его взор постоянно магнитился с фигурой Хисына, который прекрасно владел своим телом и показывал завидные навыки в ловкости и скорости. За ним было интересно наблюдать, как за профессиональным спортсменом на матче, даже несмотря на то, что все остальные относились к игре несерьёзно. Кроме ещё одного человека. Чаще всего друг с другом сталкивались именно Джей и Хисын, для которых, казалось, исход матча определял и исход их жизней. Они вихрем проносились по площадке, словно стремясь молчаливо задавить друг друга, а их яростные взгляды и вовсе красноречиво твердили о желании разорвать своего соперника на куски.       Даже сам того не осознавая, Чонвон болел только за одного человека здесь. За Хисына.       Он слишком крепко залип, поэтому непредусмотрительно растерял всю свою бдительность. Однако быстрые рефлексы и хорошее боковое зрение помогли Чонвону в последнюю секунду закрыть голову руками, прежде чем в неё врезался бы баскетбольный мяч — совсем не тот, что перескакивал от Джея к Хисыну, нет. Этот мяч намеренно взяли не для игры, а для броска точно в Чонвона, ведь корзина находилась в диаметрально противоположной стороне.       Испуганные вскрики и ругательства от девушек, сидевших рядом с Яном, не могли не привлечь к себе внимание, поэтому через секунду уже весь зал пялился в сторону Чонвона и парня, совершившего подлый бросок. Донельзя отвратная рожа Мунджо искривилась в радости и самодовольстве, а его вечно сгорбившаяся верблюжья спина теперь была вытянута по струнке от гордости за самого себя. Между тем отскочивший от Чонвона баскетбольный мяч в полнейшей тишине покатился в центр спортзала, собирая на себе десятки взглядов. Сам Ян тоже неосознанно проследил за его маршрутом, пока он не врезался в чьи-то кроссовки.       — Зачем надо устраивать беспорядок и отвлекать всех? — Хисын наклонился вниз и поднял вещь с пола, покручивая её в ладонях. — Раз учителя нет на уроке, можно творить всё, что захочешь? — он повернулся к Мунджо, говоря серьёзным и ледяным голосом.       — Нет, Хисын, но он же омега… — бета стал выглядеть растерянно, разводя руки в стороны. — Вот я и решил кинуть в него.       Вместо продолжения разговора Хисын резко замахнулся и бросил в него мяч, заставив Мунджо схватиться за живот и согнуться от боли. Быстро, мощно и идеально чётко в цель. По затылку Чонвона забегали мурашки.       — А ты бета. Вот я и решил кинуть в тебя. Может, теперь ты сперва подумаешь перед тем, как прервать чью-то игру.       Очень скоро пузатый физрук снизошёл до возвращения к уроку, и всё снова встало на круги своя. Перед этим, конечно, Чонвон зацепился взглядами с Хисыном и стал адресатом небольшой улыбки и беглого подмигивания. Ужасная неловкость овладела им, ведь на расстоянии жалкого метра сидел Сону — парень этого самого альфы. Но вместе с тем Ян ощутил странное чувство мрачного удовлетворения, поскольку Мунджо, наконец, поставили на место. Он заслуживал публичного унижения за каждое оскорбление и бумажку, брошенную в спину Чонвона. Он заслуживал гораздо большего отмщения, потому что из-за него и его дружков Ян несколько дней назад валялся на земле практически без сознания. Хисын оказал услугу Чонвону, хотя бы немного снизив эго этого отброса.       После физ-ры все ученики направились на обед, и только Чонвон остался стоять у входа в спортивный зал, отмораживая уши под влажным ветром. Всё же была одна вещь, которую Ян перенял у местного контингента, ведь без неё жизнь становилась в разы сложнее. Теперь он тоже постоянно ходил в куртке, пряча холодные пальцы под плотной тканью рукавов или карманов. Чёрт бы побрал эти крашенные в зелёный батареи, что стояли на каждом углу будто бы для красоты (хотя и этого в них было мало). Если так посудить, то очень многое в интернате существовало для этой самой «красоты». Директор, который вроде бы и имелся на словах, а на деле никак не участвовал в интернатской жизни; учителя-роботы, объясняющие свой предмет, но совсем не способные по-настоящему воспитать и понять местных подростков; классные уголки с пестрящими разноцветными плакатами о мире, дружбе, уважении и прочей ерунде, которой никто здесь не придерживался. Всё это муляж и пустые декорации.       Из-за куртки на плечах голову Чонвона вновь посетила заманчивая идея прогуляться по улице. Он никогда не любил сидеть в четырёх стенах. А сейчас этот факт о себе ощущался как нельзя чётко, ведь интернатские стены беспрестанно хотели сплющить его в лепёшку. Чонвон задыхался здесь, поэтому прогулки являлись для него единственным спасением. Естественно, что он не станет уходить далеко, ведь недавний опыт наглядно показал, что так делать не стоит, однако у главного входа всё должно быть относительно нормально.       У самых ворот, на белом охранном посту, Чонвон увидел блеклую надпись «ХУЙ», сделанную аэрозольной краской, и соответствующий ей рисунок, который замазали весьма неумело и плешиво — даже щуриться не надо, чтобы всё распознать. Нос постоянно шмыгал, а глаза слезились от ветра, но все эти факторы не отнимали желание и дальше бродить по октябрьской сырости. К тому же Ян заприметил рыжее пятно в форме знакомого кота, стойко пережидающего холод с сощуренными глазами и прилипшим к телу хвостом.       — И вот мы встретились снова, милашка, — Чонвон присел на корточки и погладил его за ушком. Кот довольно мяукнул и самостоятельно боднул прохладную ладонь. — Но на этот раз я никуда с тобой не пойду. Мне и первого раза хватило.       Странно разговаривать с котом в полном одиночестве, но пока что этот рыжий собеседник имел больше всего шансов стать другом Чонвона. Иные потенциальные кандидаты на эту роль являлись чересчур отбитыми, странными и подозрительными.       Сзади послышались шаги и тихий хруст листьев. Ян резко обернулся и столкнулся взглядами с хмурым Джеем, который остановился в паре шагов от него. Тот держал руки в карманах и выглядел угрожающе, поджимая губы и сверля взором то кота, то самого Чонвона. Наконец-то начал замечать Яна и решил самостоятельно отпинать его? Долго же он ждал.       — Только попробуй тронуть кота, — прошипел Чонвон, смотря на альфу снизу вверх и загораживая телом животное.       — Ебанулся? Вообще-то это мой кот. Рыжий! Кс-кс, Рыжий, — позвал Джей, так же присаживаясь на корточки. Кот мигом обогнул Яна и последовал на зов своего, как оказалось, хозяина. Хо-зя-и-на. Невообразимо и нереалистично. Разве может кто-то вроде Пака иметь питомца и, более того, заботиться о нём? — Ну и нахера ты вылупился? Котов никогда не видел?       — Никогда не видел, чтобы бандит, приставляющий нож к человеческим рёбрам, так ласково гладил кота.       — Теперь увидел, — Пак вытащил баночку кошачьих консервов из кармана, открыл её и поставил прямо перед оголодавшим котом. Видимо, что всё это время тот ждал здесь именно Джея. — Животные — не люди. Только этой причины достаточно, чтобы любить их. А вот людей можно и отпиздить. Переживут.       — Так, по-твоему, всех людей можно бить? — Чонвон не знал, что потянуло его за язык и заставило задать вопрос. По-хорошему стоило бы оставить Джея с Рыжим и вернуться в школу, где вот-вот должен был прозвенеть звонок на урок. Однако он отчего-то продолжал сидеть рядом с альфой, вместе с ним наблюдая за трапезничающим котом.       — Я бью только тех, кто сможет мне противостоять. К ним не относятся дети, старики и женщины. А те, кто пиздят всех подряд — конченные слабаки, — он крепко сцепил зубы, глядя вперёд и думая о чём-то своём.       Чонвон не ожидал, что такой псих, как Джей, будет иметь настолько твёрдые принципы. В его глазах Пак был совершенно аморальным парнем, способным пойти на любое преступление против кого угодно. Но и у него, оказывается, имелся некий фильтр и грань в противоправных деяниях. Однако не то чтобы альфа моментально получил чонвоново расположение из-за горстки сладких речей — отнюдь нет. Джей всё ещё оставался жестоким подонком, которого очень многие боялись и уважали, чуть ли не заглядывая в его рот. А здесь, как Ян понял, невозможно стать значимой фигурой без отбитого поведения и силы.       Джей мудак. И это факт, который не требовалось оспаривать.       — Значит, раз ты меня всё ещё не избил, то я тоже, по-твоему, не смогу тебе противостоять? — в голову прокралась подозрительная и неприятная, но при этом вполне логичная догадка. Впервые в жизни Чонвон был так сильно разозлён из-за того, что с ним не попытались подраться. Бред, но это существенно било по его самооценке.       — Возможно, — Джей гадко ухмыльнулся, приподнимая только правый уголок губ. В его взгляде плавало злорадство, словно альфа заранее был уверен в том, что по силе Ян едва ли превосходил Рыжего.       — Да пошёл ты, — Чонвон не без труда поднялся с места и, в последний раз взглянув на кота и гладящего его парня, развернулся к школе. — Я не слабак!       — Я так и понял по твоему разукрашенному лицу, Не-сла-бак, — издевательские слова врезались в спину один за другим, точно ножи, но Ян упёрто зашагал в противоположную от Джея сторону. Он не поддастся такой дешёвой провокации, хоть и очень хотелось.       В мыслях в очередной раз закрепилось твёрдое убеждение, что Пак являлся крайне неприятным типом, которого лучше всего обходить десятой дорогой. Адекватного в нём было мало, как и, к слову, в остальных интернатских — справедливое уточнение. Джей — живое олицетворение этого места, ведь именно с него начались все ужасные приключения Чонвона и именно его имя слышалось из каждого угла. Даже если альфы не находилось рядом, Ян всё равно чувствовал его присутствие, будто бы тот мог в любой момент вылезти из стены.       Чонвону словно стало на несколько градусов холоднее, поэтому он глубже засунул руки в карманы и ускорил беспокойный шаг.

***

      Как интернат не поддавался законам и обычаям всего остального мира, так и время на его территории будто бы тоже игнорировало все правила и протекало в разы медленнее. Небольшой кусок земли, ограждённый смешанным лесом и высоченным забором, существовал, казалось, назло привычному адекватному обществу. За неделю проживания здесь Чонвон напитался токсичностью на годы вперёд, хотя по внутренним ощущениям он пробыл в этом месте около месяца.       Точно, неделя.       Самый тяжёлый период остался позади, и теперь оставалось только бесконечно ожидать приезда бабушки, которая заберёт его со дня на день. Чонвон замечал, что он стал чаще поглядывать на главные ворота, стрелки часов и дверь директорского кабинета. Весь Ян стал ожиданием, а ожидание — им. Было в этом что-то мучительное, а вместе с тем и одухотворяющее, ведь в любую секунду к Чонвону мог подойти кто-то из преподавательского состава и сообщить спасительную фразу: «собирайся, за тобой пришли». Томление перед долгожданной встречей не позволяло ему повесить нос, поэтому Ян всё больше витал в облаках и всё меньше сосредотачивался на окружающем его кошмаре. Мысленно он уже находился не в интернате, а где-то с бабушкой — может, в своём родном доме, где Чонвон жил с самого рождения, или же ему придётся переехать в другую страну, в бабушкин домик на окраине одной из многочисленных китайских провинций, где он будет приобщаться к незнакомой ему культуре. Он много представлял, выдумывал и вспоминал, с недюжинным облегчением понимая, что весь период проживания в интернате — крохотное недоразумение, которое необходимо перетерпеть перед наступлением на белую полосу своей жизни, маячащую где-то рядом, практически у интернатских ворот.       Всё обязательно наладится. Всё будет хорошо. Надо подождать ещё немного.       Чонвон остановился у знакомой стены, по новой прочитывая теперь уже понятные ему надписи: «Джей конченный психопат», «сосите хуй долбаёбы» и «Сону шлюха». С первыми двумя он был вполне солидарен, а вот последнее неприятно резануло ножом по сердцу. Ян знал, каково это, когда окружающие клеймили его унизительными словами, даже не удосужившись узнать Чонвона хотя бы на крупицу. Достаточно лишь принюхаться или пробежаться взглядом по одному слову в графе медицинской книжки, определяющей вторичный пол, и Ян автоматически падал в глазах окружающих на самое дно. Парни-омеги — течные беспомощные шлюхи, которые ни на что не годны, кроме одного. К девушкам-омегам относились нормально, ведь в патриархальном обществе им положено быть красивыми и женственными, слабыми и нежными. Мужская слабость же всегда порицалась вне зависимости от вторичного пола.       Сону не казался изнеженным и жалким, ни в коем случае. В нём имелся определённый стержень, который заставлял его стойко терпеть унижения и не ломаться под гнётом тупоголовых и по совместительству «сильных». А ведь он находился в интернате гораздо дольше, чем Чонвон. Разве слабый человек способен вынести такое? «Сону шлюха» — очередное доказательство того, что интернат полнился безмозглыми существами, желающими утвердиться за счёт омеги. Это привычно, ожидаемо и в какой-то степени правильно. Но не для Чонвона. Ему было обидно и за Сону, и за себя, и за всех остальных представителей «слабого» пола, которых гнобили лишь за факт их существования. Это попросту нечестно.       Из лёгкого интереса прошерстив ещё одну часть стены, Ян наткнулся на другие надписи о знакомых ему именах: «Хынсу изврат» и «Сонхун агро псина». Он хотел найти что-нибудь о Хисыне и узнать, что о нём думают жители интерната, даже несмотря на недостоверность новостного источника. Как бы неловко это ни звучало, но идеальный образ Хисына подогревал интерес Чонвона. Альфа казался ему чуть ли не единственным человеком, о котором было вполне приятно размышлять, ведь он не вызывал у Яна ни агрессии, ни отвращения, ни жалости. Однако насытить своё любопытство Чонвон не смог, поскольку стена не имела ни словечка о Хисыне. Абсолютно ничего.       Всё. Ян тряхнул головой и отвернулся от местного новостного издания. Пора прекращать убегать от причины, по которой он снова стоял на этом самом месте. Всё дело в том, что Чонвону жизненно необходимо было узнать у директора информацию о бабушке. Позвонила ли она? Назвала ли точную дату приезда? Можно ли ему самому позвонить ей через телефон в директорском кабинете? Возможные ответы на эти вопросы вызывали тревожный мандраж, а вместе с тем вселяли спасительную надежду.       — Здравствуйте, а директор у себя? — Чонвон постучался и заглянул в приёмную, где сидел завуч по воспитательной работе. Должность-пустышка, к слову.       — Ты кто? — грубовато выдал мужчина, поднимая взгляд от лежащих на столе бумаг.       — Ян Чонвон. Меня перевели сюда неделю назад. Скоро меня должна забрать бабушка…       — У себя он, — незаинтересованный взмах рукой и вновь опущенный взор. — Иди.       На каменных ногах Чонвон приблизился к двери и дёрнул на себя ручку, предварительно предупредив о своём визите парочкой стуков. Полный мужчина в кресле разговаривал по телефону, над чем-то хохоча, но, увидев Яна, поспешил положить трубку. И из этого жеста сквозили вовсе не благие намерения, как можно было бы предположить. Глаза, выглядывающие из-под припухших верхних и нижних век, смотрели раздражённо, а былая директорская доброжелательность, с которой Чонвон столкнулся в первый день своего пребывания в интернате, исчезла без следа.       — Что надо? Я же сказал: насчёт драк ко мне не обращаться! У меня ваши детские разборки уже в печёнках сидят!       — Нет, я пришёл к вам по другому поводу, — Чонвон ступил ближе и прикрыл за собой дверь. — Я приехал сюда неделю назад и хотел узнать о своей бабушке. Связалась ли она с интернатом? Или, может, вы сами позвонили ей?       Мужчина на мгновение подрастерял свой пыл, задумавшись, а после посмотрел на Яна, как на совсем глупого ребёнка; правда, не снисходительно, а всё так же надменно.       — И ты отвлёк меня от дел из-за такой чуши? Что я тебе говорил в первый день?       — Подождать одну-две недели, — с неохотой выдавил из себя Чонвон. Не такого разговора он ожидал, встретившись с директором вновь.       — Так разве прошли эти две недели? Не трепи мне нервы и ступай на уроки.       — Вы не понимаете. Я просто хочу с ней поговорить! — не выдержав, Ян повысил голос. — Можно мне позвонить через ваш телефон? Это не займёт и минуты вашего времени.       — Вот же несносный мальчишка! — некогда человеческое лицо мужчины стало похоже на поросячью морду, искривившись в гневе. Кулак-копытце шарахнул по столу в желании явнее показать свою авторитарность. — Чего тебе не понятно? Убирайся и жди окончания этой недели!       Из кабинета Чонвон выползал в полнейшей прострации, неожиданно для себя испытав не ответную злость на директорские визги, а самое настоящее отчаяние. Так ли сложно пойти навстречу подавленному подростку и позволить тому хотя бы минуту поговорить с единственным членом семьи? Нынешнее поведение директора кардинально разнилось с первой встречей, поэтому в голове Чонвона возникал сбивающий с толку диссонанс.       Он вышел из приёмной, напоследок почувствовав на своём лице осуждающий взгляд завуча-пустышки и иллюзорные плевки на душе. Единственное лицо, уполномоченное на помощь Яну, прогнало того из своего кабинета без заинтересованности и сострадания. Единственный человек, в теории способный понять всю бедственность положения Чонвона, повернулся к тому спиной. Тогда возникал вполне резонный вопрос: имела ли хоть одна живая душа в интернате человечность? Маловероятно, что Ян получит ответ, ведь у него в запасе оставалась только неделя, если не меньше. Но не велика беда. Совсем не велика.       — Эй, так у тебя типа родня есть? — из-за угла на него вышел бета примерно одной весовой категории с Чонвоном. — Так, значит, и бабки есть?       — У меня нет денег, — устало пробормотал тот, едва не закатывая глаза. Оставят ли его когда-нибудь в покое? — Отвали.       — Ты чё такой борзый? — тут же взъелся незнакомец, толкая Яна в грудь и заставляя впечататься спиной в стену. — Выворачивай карманы, блядь! А если в карманах нет, то мы пойдём до твоей комнаты, где ты покажешь мне всё содержимое твоей сумки. Усёк?       Естественно, что Чонвон не внял дешёвым угрозам и даже бровью не повёл в ответ на это тявканье. Он лишь молча взирал на своего очередного мучителя, который стоял в шаге от него, и ожидал конца этой проклятой клоунады. Снова столкновение с отбросом, надеющимся самоутвердиться за счёт унижения «слабого».       — Хули ты молчишь? — бета немного наклонил корпус вперёд, указывая на карманы куртки Чонвона. — Выворачивай.       Вид на выбритую «ёжиком» макушку в непосредственной близости был слишком притягательным, поэтому Ян не мог так легко его проигнорировать. Он со всей силы надавил скованными в замок ладонями на заднюю сторону шеи парня и одновременно с этим резко взмахнул вверх согнутой в колене ногой. Горе-вымогатель взвыл от боли и присел на корточки, обеими руками хватаясь за разбитый нос.       — Бля-ядь!.. Охуевшая сука!       — Я же сказал, что у меня нет денег, — Чонвон смотрел на него с безразличием во взгляде — не напущенным, а искренним. Ему нет никакого дела до корчащегося в муках тупицы. — И я даже сказал тебе отвалить от меня, но ты не послушался.       — Что тут происходит?       Уроки шли полным ходом, поэтому коридор пустел без шумных подростков. И только один человек шаркал по бетонному полу кроссовками, разгоняя эхо по глубинам школы. Хисын держал руки в карманах и дружелюбно улыбнулся Чонвону, прищурившись. От изогнутых полумесяцем глаз не скрылся сидящий на полу бета, который, завидев альфу, разом позабыл о Яне и испуганно дёрнулся назад, в противоположную от Хисына сторону.       — Хён, — если бы Чонвон был способен на проявление положительных эмоций, то он наверняка приподнял бы уголки губ. Из-за скудного выбора собеседников Ли казался чуть ли не единственным адекватным человеком в интернате. А, может, так оно и было на самом деле. — Уже ничего.       — Он тебя ударил? — спросил Хисын у Яна, поравнявшись с ним, и сверху вниз глядел на бету, что зажимал кровоточащий нос ладонью. Ярко-красные капли просачивались сквозь пальцы и разбивались о бетонный пол в белую крапинку.       Однако сильная боль не помешала побитому парню подскочить на ноги и рвануть прочь — только пятки сверкали. Отчего он был так напуган? Видимо, новость о брошенном в Мунджо мяче на физкультуре настигла многих. Ведь в тот день Хисын, по сути, так же встал на сторону омеги, без раздумий унизив бету.       — Нет… Только я его, — запоздало ответил Чонвон. Он отчасти завороженно рассматривал пролитую кровь своего мучителя, подмечая, что такая красочность неестественно выбивалась из тусклой картины интерната. Ну, наравне с волосами и кедами Хынсу.       — Молодец.       Чонвон понуро кивнул, мысленно возвращаясь к событиям в кабинете директора. Лелеемые мечты о хоть какой-нибудь вести от бабушки разбились вдребезги, и Яну придётся проводить оставшиеся дни в мучительном ожидании и неведении. И без того шаткое эмоциональное состояние Чонвона по мелким кусочкам рассыпалось на части. Но он справится, воспрянет духом и дотерпит. Только чуть позже, ведь сейчас Ян был истощён и истоптан директорским предательством.       — Эй… — тихо прошептал Хисын, осторожно приподнимая голову Чонвона за подбородок. — На тебе лица нет. Что случилось, Чонвон?       Вот оно. Искренняя заинтересованность и сочувствие, которых Ян не получал с самого дня смерти отца; да и те были во многом дежурными и наигранными, ведь грешно не поддержать без пяти минут осиротевшего парня. Медработники, сотрудники службы опеки, учителя и бывшие одноклассники чувствовали себя должными перед Чонвоном, поэтому тот глотал пустые соболезнования и не мог ими насытиться. И вот сейчас ему впервые показалось, что кому-то есть до него дело. Хисын безвозмездно помогал, общался как с себе равным и не смотрел свысока. Его точно не преследовал долг, поскольку они с Чонвоном являлись незнакомцами, случайно пересёкшимися на заднем дворе школы. Вернее, это Хисын специально пересёкся с Чонвоном, благородно приведя того в чувства.       — Не хочешь прогуляться по территории интерната? — почти неслышно пробормотал Ян, совсем раскиснув. Он не хотел оставаться один и в абсолютном душевном раздрае возвращаться в класс, к жестоким одноклассникам и учителям. Только не сейчас.       — Конечно хочу. Пойдём.

***

      Чонвон сидел на качелях с облупленной краской, не качаясь, но изредка отталкиваясь ногами от земли — ржавый металл кошмарно скрипел, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. Хисын, впрочем, проделывал всё то же самое, шаркая кроссовками по мелким камешкам. Впереди них расположились не менее ржавая карусель, горка и разного рода турники, на которых каждое утро потягивался Джей — выходящие на площадку окна всегда заставляли Чонвона бросать туда взгляды.       — Ты был у директора? — прервал тишину Хисын. Он был терпелив и не злился из-за того, что Ян по большей части отсиживался молча, либо отвечал на вопросы альфы односложно.       — Да. В течение ближайших семи дней меня должна забрать отсюда бабушка, и я ходил к директору, чтобы узнать от него хоть что-то, но он разозлился и прогнал меня. Даже позвонить не разрешил.       — Директор — тот ещё мудак. Не расстраивайся из-за него, — Хисын улыбнулся ему, желая подбодрить. — Если у него хуёвое настроение, то он просто обязан испортить его всем остальным.       — Просто мне… плохо и одиноко тут, — Чонвон не без сомнений решил приоткрыть душу и хотя бы немного выговориться другому человеку, который сам перенял на себя роль участливого слушателя. Альфа в очередной раз предстал в его глазах удивительным спасителем — это грело оледеневшее сердце. — Время протекает слишком медленно, и поэтому терпеть издевательства и ждать приезда бабушки очень тяжело. Прости, наверное мои слова кажутся издевательскими, ведь ты живёшь тут дольше меня.       — Всё в порядке, — альфа накрыл лежащую на бедре ладонь Яна своей — мягкой и тёплой, словно на дворе стоял солнечный май, а не дождливый октябрь.       — А Сону не будет против, что ты гуляешь со мной? — стыдливо опомнился Чонвон, грубовато вырывая свою руку и хватаясь ею за холодный металл качели. Ему стало крайне неловко из-за всей этой ситуации, поскольку он сейчас общался наедине с уже занятым альфой.       — Почему он должен быть против? — если Хисын как-то и растерялся из-за резкости Яна, то он не подал виду, спокойно засовывая кисти в карманы куртки. — Я хочу быть тебе другом, Чонвон. Позволь мне общаться с тобой до тех пор, пока тебя не заберут отсюда. И я смогу защитить, если до тебя будут докапываться другие.       — Не надо меня защищать, — тут же возразил Ян. Однако слова о дружбе были чересчур заманчивыми и желанными, тем более что предложение исходило не от абы кого, а от единственного альфы, который видел в Чонвоне человека. Не вещь. — Но общаться… можно.       Донельзя обаятельная улыбка растянула губы Хисына, и Ян подумал, что он слишком долго разглядывал гармоничные черты лица и длинный розовый шрам на щеке. Даже такой необычный изъян не портил общее впечатление о красоте альфы, и, кажется, от этой мысли у Чонвона самую малость запылали кончики ушей. Он поспешил отвернуться в противоположную сторону, где его взгляд пересёкся с другим — кошачьим. Рыжий целенаправленно шёл прямо к Яну, доброжелательно кружа хвостом в воздухе. Видимо, у Чонвона теперь было двое друзей — один хвостатый, а другой шрамированный. Их вполне достаточно, чтобы выжить во время оставшегося срока отбывания в интернате.       — О! Это Рыжий. Кс-кс, — он слез с качели и протянул руки к довольной мордочке, приглаживая длинные усы. Кот по обыкновению громко замурлыкал, сыто щурясь.       — «Рыжий»? — Хисын тоже присел на корточки рядом с увлечённым Чонвоном, но гладить животное не спешил. — Ты сам его так назвал?       — Нет. Это кот Джея. Вроде как. По крайней мере он мне так сказал.       Альфа в ответ не проронил ни звука и молчал на протяжении нескольких секунд, что показалось Яну странным. Он хотел было повернуться к Ли, чтобы взглянуть на выражение его лица, но в эту же секунду Рыжий недовольно зашипел, уклоняясь от вытянутой руки Хисына. Яркая шерсть вздыбилась, уши отклонились назад, а хвост изогнулся крючком.       — Ой… Рыжий, ты чего? — Чонвон ошарашено округлил глаза, уставившись на агрессивного кота, а потом на безразличного альфу. — Он обычно ласковый, не знаю, что на него нашло.       Когда Хисын снова поднёс кисть к мордочке, Рыжий, к счастью, перестал шипеть. Однако вместе с тем он перестал и сидеть на месте, тут же рванув в сторону заднего двора школы, к недостроенному корпусу. Всё ещё потрясённый Чонвон глупо хлопал ресницами, глядя на поспешно исчезающего вдали кота. Ну и что это было? Когда он окончательно развернулся к Хисыну, то не заметил на чужом лице ни единой эмоции — лишь приподнятые плечи, гласящие, что сам Ли так же был не в курсе кошачьих проделок.