Сознательное падение

      Дорога, по которой вёл его Хисын, казалась бесконечной. Чонвон особо не разбирался, куда они шли, слепо доверившись альфе. Опасно перекладывать ответственность за свою сохранность на плечи малознакомого человека, особенно в таких-то условиях, но у него не было иного выбора. Разве что имелась возможность остаться отлёживаться на холодной земле с риском напороться на очередные унижения от мимо проходящих. Всё же вариант с Хисыном был получше.       Они зашли в школу, попадая под удивлённые взгляды случайных свидетелей — конечно, не каждый день увидишь практически до отключки избитого омегу, которого чуть ли не волоком тащил на себе альфа. Чонвону было наплевать, о чём те думали — пусть хоть вплотную глазеют и тычут пальцами. Яну бы лишь преодолеть ступеньки, которые отчего-то всё не кончались, но зато подчистую отнимали все оставшиеся крохи сил. Некогда базовые действия стали сравнимы с покорением Эвереста. Однако Хисын не говорил ничего против, терпеливо ожидая, пока Чонвон не переставит ноги. Он мог без зазрения совести кинуть его прямо тут, ведь у него наверняка имелись свои дела; к тому же никто не отменял школьные занятия, о начале которых объявила трель звонка. Как ни крути, у Хисына было больше причин не помогать, чем наоборот.       После преодоления злосчастных ступеней они оказались у незнакомой Чонвону двери, которую альфа самостоятельно отпер ключом. Инстинкт самосохранения наконец-то проснулся и заставил Яна напрячься, потому что на то имелся ряд причин: запертое помещение, недостаток собственных физических возможностей и альфа, который превосходил его по силе. Вот только Хисын абсолютно не изменился в своих намерениях, всё так же помогая Чонвону пройти вглубь пустого медпункта и заботливо укладывая того на кушетку.       — Подожди немного, я поищу аптечку, — он отвернулся к застеклённым шкафам и полупустым полкам, а Чонвон ненадолго прикрыл глаза и ощутил тошноту. Ян старался дышать ртом, чтобы не чувствовать противный вкус крови на языке. — Я нашёл обезболивающий гель, перекись водорода, пластыри, вату и анальгин. Негусто, но это лучше, чем ничего.       — Зачем ты мне помогаешь? — Чонвон впервые подал голос после избиения. Хотя это больше походило на хрип. — Почему не бросил там? Другие поступили бы именно так.       — Я не «другие», — альфа сел на стул и поднёс к чужой губе смоченную в перекиси вату. — Разве для доброты нужна причина? Тем более, мне кажется, что на моём месте ты поступил бы точно так же, если бы там, допустим, валялся Сону.       Чонвону не пришлось много думать, чтобы признать правоту парня. Он бы действительно тут же ринулся на помощь, едва успев распознать Сону, скорчившегося на грязно-оранжевой листве. Почему-то воображаемая картинка прорисовалась в голове очень ярко и детально. Наверное, это связано с тем, что такое вполне может случиться в реальной жизни. Никто не застрахован от избиения, тем более парни-омеги, к которым большая часть общества относилась с пренебрежением и омерзением.       — Мне нужно снять с тебя пиджак и рубашку, — предупредил Хисын и пересёкся с Чонвоном в цепком зрительном контакте.       — Хорошо, — сглотнул, а после прошёлся кончиком языка по обработанной губе. — Сейчас, мне нужно сесть.       Альфа помог ему приподняться и принялся ловко расстёгивать пуговицы. Если бы не паршивейшее самочувствие и иссякающая кроха недоверия к Хисыну, то Ян умер бы от смущения — никогда прежде ему не приходилось оставаться с альфами в такой ситуации. Впрочем, и сейчас Чонвон испытывал лёгкую неловкость, которую он захотел разбавить интересующими его вопросами.       — То, что ты сказал в школьном коридоре — это правда? — спросил Ян, когда Хисын стянул с него рубашку и потрёпанный пиджак. Он опустил взгляд на своё тело, замечая, что синяки на коже пока что не успели расцвести. Однако менее болезненнее от этого не становилось. — Ты правда считаешь идиотами тех, кто подчиняется интернатским правилам?       — Конечно. Да, нарушать правила страшно, ведь за все нарушения придётся расплатиться вдвойне, если не втройне. Но разве можно постоянно делать то, что сказали другие? Ску-ко-та, — улыбка растянула тонкие губы, а потом превратилась в легкомысленную ухмылку. Ли выдавил на пальцы полоску обезболивающего геля. — Каждый день ты видишь один и тот же затёртый до дыр сценарий, где слабый терпит унижения со стороны сильного и даже не думает дать отпор. Мне же интересны те люди, которые идут против системы. Ты, например. Думаю, мы с тобой похожи.       Чонвон ненадолго завис, ёжась от холода помещения и скользких пальцев на своих рёбрах. Кожа альфы напоминала сырой и бездушный октябрь за окном — довольно странное сравнение, но именно оно пришло в голову первым. Его прикосновения заставляли дрожать от напряжения, но вместе с тем призывали довериться, ведь они всего лишь желали избавить Яна от боли.       Слова Хисына отзывались двоякими ощущениями в душе, поскольку наблюдение за поведением жителей интерната вгоняло Чонвона не в скуку, а в настоящий ужас и непонимание. Однако возможно, что альфа уже привык к подобному, поэтому происходящее не вызывало у него ярких эмоций, но Ян находился здесь всего несколько дней. Для него всё это являлось непонятным и диким.       — Где у тебя болит? — Ли интуитивно намазал рёбра Чонвона с обеих сторон, поскольку именно в эти места обычно пинали чаще всего. Ещё в живот, но конкретно там боль чувствовалась только когда нужно было напрячь пресс.       — Если я скажу правду, то одного тюбика геля точно не хватит, — он слабо усмехнулся, с каждой секундой всё чётче осознавая мощь полученного урона. Больнее всего было не когда Ян валялся на влажной листве двора, а сейчас, ведь тело всё больше избавлялось от адреналина и приходило в себя. — Просто мажь всё, что видишь.       Хисын совсем не походил на альтруиста, который во вред себе помогал всем слабым и покалеченным. Его аура и внешность были брутальными, слишком серьёзными, а запах и вовсе слегка дурманил разум — пахло будто бы жжёнными листьями зелёного чая или какой-то травой. Поначалу Чонвон думал, что ему показалось, но феромоны Хисына в самом деле действовали на него странно. Невосприимчивый к запахам альф Ян хорошо запомнил это чувство, ведь рядом с Джеем его мозг тоже соображал не в полную силу.       — Хорошо, — Ли продолжил намазывать его тело прохладным гелем, то тут, то там надавливая на колющие от боли участки кожи. Пальцы проходились по кубикам пресса, солнечному сплетению, предплечьям, а потом его ладонь полностью легла на горло Чонвона, который рефлекторно сглотнул, чувствуя, что кадык дёрнулся внутрь и снова прижался к чужой руке. Странные ощущения. — Шея нигде не болит?       — Нет.       — Тогда повернись ко мне спиной.       Корпус менял положение с неохотой и адскими вспышками болей, поэтому изо рта Яна вырывалось редкое мычание. Тяжело. Те подонки сделали из его тела отбивную, поэтому Чонвон уже сейчас опасливо представлял будущие кляксы синяков на коже. Здесь он считался всем, чем только можно: грушей для битья, мишенью для летящих в него предметов, холстом для синяков и матерных ругательств, шлюхой, тварью и Бог знал кем ещё. Но только не человеком. Стоило признать, что это всё же обидно.       Не хотелось думать, что и для парня позади него он тоже был вещью. Пока что Хисын показывал себя с адекватной стороны и размышлял как человек со своей головой на плечах, да и в эту секунду альфа вполне аккуратно прикасался к его спине, не пользуясь беззащитностью Чонвона. Это внушало доверие. Можно было с уверенностью сказать, что другие представители «сильного» пола не упустили бы возможность домогаться полуголого омеги. Ну, все, кроме Джея. Для этого придурка Чонвон — пустое место, так что Пак наверняка просто вышел бы из медпункта, сделав вид, что он находился в помещении один. Опять мысли возвращались к Джею — это невероятно бесило Яна.       — А ты второгодка? — спросил он, убегая от ненужных раздумий. К тому же сидеть в тишине было неуютно.       — Нет, третьегодка.       — Тогда ты мой хён, — Чонвону стало ещё более неловко, но Хисын добродушно рассмеялся.       — На самом деле в интернате всем по большей части похуй на формальности. Наверное, ты уже заметил это. Так что можешь звать меня просто по имени — мне тоже без разницы.       — Нет, ты мой хён, — с нажимом проговорил Ян, не желая хотя бы немного подчиниться порядкам этого места. Тут было дело принципа, этики и банального комфорта парня — ему самому проще общаться так, как принято в адекватных кругах.       — Окей, — в голосе слышалась снисходительная улыбка.       — Разве тебе не нужно идти на урок? — Чонвон испытывал лёгкую вину за то, что наверняка порушил все планы Хисына. — Ты уже многое для меня сделал, поэтому дальше я смогу справиться сам.       — Я понимаю, что ты очень самостоятельный и независимый, но сейчас тебе просто нужно не беспокоиться и принять помощь. Учителям чаще всего насрать на посещаемость. Не срываешь урок — и на этом спасибо.       «Всем на всех наплевать» — девиз интерната, который Чонвон усвоил очень быстро. В этом месте царила взаимная гармония между преподавателями и школьниками: одной группе нет дела до другой. Не ясно, чем занимались взрослые здесь, ведь даже медпункт, в котором сейчас находились Хисын с Чонвоном, пустовал без медработника. Неудивительно, что интернатские вели себя так бездушно, поскольку даже сами взрослые, уполномоченные за их присмотром, плевать хотели на воспитание детей. Их жестокость была соизмерима с жестокостью несовершеннолетних отморозков — рай для процветания беззакония и почти тюремных порядков.       Очень скоро Хисын покончил с намазыванием лекарства, поэтому Чонвон поспешил натянуть на себя рубашку и пиджак — охлаждающий гель вкупе с неотапливаемым помещением заставляли продрогнуть до костей. Однако в этом имелся существенный плюс: с возрастающим ощущением холода притуплялись и боли.       Они вышли из медпункта, и Ян смотрел на то, как альфа запирал дверь. Странно, что у него вообще имелся ключ от места, не предназначенного для свободного посещения учениками. Разве такое нормально? Но Чонвон не стал интересоваться вслух — совсем не его дело. Может, тут подобное приравнивалось к обыденному, раз и у Рики имелся ключ от неиспользуемого кабинета биологии — насколько Ян понял, этот предмет всегда проходил на другом этаже, а не там, где он впервые столкнулся с Нишимурой.       К счастью, путь по учебным коридорам оказался практически безлюдным. Хисын снова взял на себя ответственность по перемещению Чонвона и тащил чуть ли не половину веса чужого тела.       — Как бы ты ни был храбр, но бродить одному по территории интерната не стоит, — прервал тишину альфа, когда они уже шли по второму этажу жилого корпуса. — Если захочешь прогуляться, то зови меня. То же самое касается похода в душевую. Я живу на четвёртом этаже, но в душ мы ходим на третьем, потому что у нас до сих пор не починили трубы. Теперь на месте четвёртой душевой что-то вроде курилки. Просто хочу сказать, что тебе всегда лучше находиться рядом с кем-то. Я не настаиваю, а лишь предлагаю свою помощь.       — Спасибо, хён, правда. Но дальше я справлюсь сам, — на середине коридора Чонвон крайне устало прислонился к холодной стене, но старался звучать твёрдо. Хотелось сразу обозначить личные границы в общении, даже несмотря на то, что Хисын был вполне приятным парнем.       — Как хочешь, — он пожал плечами, совершенно не расстроившись. — Но предложение всё ещё в силе. Увидимся, Чонвон.       Ли всунул кисти в карманы штанов и развернулся к лестнице, напевая что-то себе под нос. Он был расслаблен и двигался плавно, словно интернат — самое безопасное и уютное место на планете. Абсурд. Долго провожать его взглядом не удалось, да и не особо хотелось, ведь со стороны комнаты послышались шум и крики. По мере приближения Чонвон различил всего два голоса: мужской и женский. Первый, естественно, принадлежал Джею, а вот второй казался отдалённо знакомым, но Ян не смог вспомнить лица обладательницы. Впрочем, сейчас он сам всё увидит, поскольку не планировал вежливо дожидаться окончания чужой беседы. Это и его комната тоже, поэтому пусть ругаются в другом месте, если их не устроит появление Чонвона.       — Ты меня заебала! — крикнул Джей как раз в момент открывания двери. Он стоял лицом к Яну, прямо посередине комнаты, поэтому тут же перевёл взгляд на вошедшего. Его лицо и настроение остались всё теми же, будто дверь приоткрыл простой сквозняк. Ожидаемо. — Съебись уже, Вонён!       Точно. Чан Вонён. Та девушка, которая от всей души треснула Чонвона тетрадью по затылку, а после ухмыльнулась донельзя победно и гордо. Сейчас же, проследив за взором Джея, она показала отнюдь не высокомерие — ярость. Кукольное личико покраснело от взрывных эмоций и снова повернулось к альфе перед собой.       — Кто она? Скажи мне её имя! — возмущалась Вонён, наравне с Паком позабыв о третьей душе в комнате. Чонвону этот факт был только на руку, поэтому он протиснулся мимо них и улёгся на свою кровать. В мыслях появилось огромное желание закрыть уши руками или закопаться в подушку, словно страус, однако гордость незамедлительно поставила его на место — он тоже будет делать вид, что в комнате никого не было. Назло Джею, которому, скорее всего, ни холодно ни жарко от того, слушал ли их Чонвон или нет. — Я повыдираю ей все волосы и исцарапаю лицо! Вот увидишь! Говори, кто она.       — Да нет у меня никого, — голос звучал утомлённым, как будто Джей повторял это сотни раз. Если же говорить на языке интернатских, то он звучал по-настоящему заебавшимся. — Я расстался с тобой, потому что ты просто меня достала! Я устал от тебя. В твою красивую головушку не могла прийти даже эта простая мысль, не так ли?       За своей спиной Ян слышал тихое пыхтение и, возможно, смог бы услышать активно крутящиеся в голове девушки шестерёнки.       — Нет, я чувствую, что у тебя кто-то появился. Всё из-за него? — неожиданный пинок по ножке кровати заставил Чонвона вздрогнуть. — Теперь ты по мальчикам, Джей? Сам ведь говорил, что тебе противны парни-омеги!       — Ёбнулась совсем?! — альфа окончательно взорвался и, судя по звукам, начал выталкивать Вонён из комнаты. — Всё. Пошла нахуй отсюда!       За громко возмущающейся девушкой заперлась дверь, и маленькое пространство погрузилось в тишину. Для Чонвона она стала чуть ли не целебной, поскольку у него болезненно пульсировали виски, а крики Вонён обостряли дискомфорт в разы. Джею тоже стало легче, ведь он громко вздохнул, казалось, желая выпустить из себя всё внутреннее напряжение. Он точно не ругался с девушкой в полную силу, потому что в основном пытался словесно её усмирить и объяснить ситуацию. Не то чтобы альфа стал импонировать Чонвону, нет. Скорее, в сложившемся положении он просто автоматически был на стороне абсолютно любого человека, который противостоял до жути отталкивающей и стервозной Вонён.       Джей прошёл к концу комнаты и остановился у окна. Чонвона, честно говоря, напрягало присутствие альфы прямо за спиной, но он продолжал молча лежать на ноющем боку и пялиться в зелёную стену. Пальцы Пака отбили ритм по подоконнику, а после открыли форточку. Влажный ветер подул прямо на Чонвона, поэтому он глубже укутался в одеяло. Подонок. Для того, чтобы встать и закрыть окно, не имелось сил, а обратиться к Джею он не мог. Холодная война шла не только со стороны альфы — Ян лучше сдохнет от холода, чем произнесёт хоть слово.       Молчание длилось около двух минут, в течение которых оба слушали свист ветра, редкие крики птиц и парочку задумчивых вздохов от Джея. Видимо, тот смотрел на улицу за мокрым стеклом и размышлял о чём-то своём, а Чонвон же мог думать только о Джее, потому что его близкое присутствие ощущалось почти физически. Некомфортно.       — Пиздец, — практически неслышно подытожил Пак для самого себя и вышел из комнаты, а Чонвон впервые был с ним солидарен. Вокруг происходил самый настоящий пиздец, и Ян желал лишь его скорейшего окончания.

***

      Прошедшие три дня ощущались просто адски, потому что боль во всём теле была сравнима с жестокими пытками. Организм восстанавливался быстро, но при этом он не слишком уж бережливо тратил внутренние запасы сил. Правда, в этом имелась и существенная вина самого Чонвона, ведь он выползал для приема пищи лишь один раз в день, в обед, после звонка на урок. Требовалось дождаться опустения столовой и выпросить у недовольной кухарки порцию холодной еды, чтобы потом расправиться с ней за минуту, словно он был оголодавшей бездомной собакой. На завтрак и ужин надеяться не стоило, потому что в это время всегда находились отбросы, которым жизненно необходимо исполнить цель избавления Чонвона от приёма пищи. Поднос оказывался либо скинутым на пол, либо облитым компотом, либо присвоенным кому-то из особо голодных обидчиков.       Поход в душевую тоже был делом проблематичным, однако с умыванием всё складывалось как нельзя лучше — Ян просто шёл в туалет во время первого урока, когда все уходили в учебное здание. Как бы Чонвон ни хотел посещать школу, но тело отказывалось его слушаться и адекватно функционировать, да и к тому же оно было пятнистым, как у далматина. Ну точно собака. Так жалко Чонвон ещё никогда себя не чувствовал. Он действительно начал вести себя подобно озлобленному животному, которое желало лишь выжить, думая только о самых базовых потребностях. Еда, вода, сон и безопасность. И когда запасы всего этого становились восполненными, Чонвон позволял себе подумать о дорогих сердцу вещах.       Например, до мельчайших деталей вообразить день, когда его заберёт бабушка. Завуч по воспитательной работе, который показал Яну комнату в первый день, постучится в дверь и снова недовольно поправит очки на переносице, объявляя о приезде бабушки. Чонвон радостно кинется к сбору почти нераспакованной спортивной сумки и побежит к кабинету директора, а лучше сразу к выходу из интерната. Они с бабушкой крепко обнимутся, и Чонвон наконец-то пройдёт через «адские» врата, оказавшись за территорией тесных серых стен. На свободе. Вдали от Джея и всех ему подобных.       Или, например, позволить себе предаться рефлексии, вспомнив хорошие и плохие моменты с покойным отцом, который любил его скупо и не безусловно, но самое главное, что любил. Чонвон души в нём не чаял, пусть и ему всегда приходилось заслуживать ответную взаимность. Впрочем, для этого не требовалось выполнение чего-то сверхъестественного, ни в коем случае. В обязанностях Яна было только одно правило — не быть похожим на слабого омегу. Чонвон справится с этим и сейчас, в окружении врагов и со знанием того, что отца больше не было рядом. Он не мог не справиться, ведь это стало не простым родительским указанием, а самой настоящей жизненной установкой.       Также можно было вспомнить о старых одноклассниках, товарищах из секции джиу-джитсу и своём тренере. Однако не хотелось травить душу болезненно-ностальгическими воспоминаниями, после которых сна точно не будет ни в одном глазу. А ведь Чонвон планировал завтра вернуться к занятиям. Взгляд метнулся к часам на прикроватной тумбе — время близилось к двенадцати ночи. Джея всё ещё не было, но это обычное дело — в последние дни он появлялся совсем ненадолго, чтобы на пару часов подремать перед подъёмом или переодеться и тут же свалить прочь. Однако Чонвона это только радовало.       Он сполз с кровати и обулся, чтобы отлучиться в туалет. На нём были простые чёрные треники и такого же цвета тонкая толстовка — ходить в этом по ночному интернату холодновато, но Ян не планировал задерживаться надолго. Коридор встретил его полутеменью, поскольку после отбоя свет оставляли только у лестницы, чтобы любители поздних похождений ненароком не свернули себе шеи. Благоразумное дело, ведь с верхнего этажа, словно в доказательство его мыслей, прозвучал чей-то отдалённый смех. Чонвон же лишь ускорил шаг до пункта назначения, быстро сделал свои дела, внутренне радуясь пустому помещению, и двинулся к ледяным умывальникам. Его пятнисто-разноцветное тело вполне заметно начало покрываться мурашками.       Вместе с тем далёкий смех стал звучать совсем близко, и Ян мысленно молил, чтобы его обладатели прошли мимо уборной. Но увы.       — Ебать, вот что будет лучше всякого курева и бухла, — весело сказал один парень, подперев плечом дверной косяк. Всего их было трое — удивительно, ведь если судить по былому шуму, то казалось, что в коридоре орало по меньшей мере пять человек.       Все они расползлись по маленькому помещению, точно гремучие змеи, окружив Чонвона незатейливым треугольником. Инстинкт самосохранения тут же дал о себе знать, поэтому он дёрнулся к выходу, однако тот, кто стоял сзади него, оказался проворнее. Незнакомец притянул Яна к своей груди, при этом намертво зажимая чужой рот и нос ладонью.       — Тихо, не сопротивляйся. Тебе же лучше будет, — заговорил он через несколько секунд, когда Чонвон панически брыкался в его руках. Воздуха катастрофически не хватало, а оттого Ян мог только мычать и хаотично цепляться за крепкую руку на своём лице. До дрожи страшно. Никогда прежде Чонвон не хотел так сильно вдохнуть воздуха, которого почти не осталось в замерших лёгких. Но вопреки нарастающей тревоге он заставил тело обмякнуть, чтобы незнакомый ему альфа не придушил его к чертям собачьим. — Умница.       Чонвон рухнул на колени, начав безмерно вдыхать и выдыхать ценнейший кислород. Он буквально захлёбывался воздухом, поражённо уставившись в серый кафель под собой.       — Весь интернат знает, что ты бракованный омега, — сказал парень, что до этого подпирал собой дверной косяк. — Ты даже не выглядишь как омега, тогда какой с тебя толк? Отвратительно, — он скорчил гримасу и усмехнулся, подходя ближе к Чонвону. — Трахать тебя неохота, но личико милое. Может, ты сосёшь хорошо?       — Нахуй иди. Пусть твои дружки тебе сосут, мудила, — сипло огрызнулся Ян, расправляя плечи. Его взгляд пал на замызганные кроссовки альфы, и он не смог отказать себе в желании щедро плюнуть на них.       — Блядь! — в следующую секунду этот же кроссовок врезался Чонвону в живот, заставив его вновь упасть на четвереньки. Можно было бы подумать, что Ян поступал крайне безрассудно, намеренно зля своих обидчиков, но в этом и заключалась его цель. Уж лучше быть избитым до состояния полностью разноцветного тела, чем изнасилованным. Эти тупоголовые альфы сразу перестанут видеть в нём сексуальный объект, если получится хорошенько их разозлить. Три дня назад, на заднем дворе интерната, это сработало. Может, и сейчас прокатит. — Откройте рот этой шлюхе и следите за тем, чтобы он не сжимал челюсть. С членом во рту у него не получится огрызаться.       Блять.       Двое других парней живо подхватили руки Чонвона и зафиксировали его в одном положении. Он даже не пытался дать отпор, но не потому что растерял свой внутренний пыл и храбрость — отнюдь нет, ведь вся проблема заключалась в его донельзя ослабленной тушке, которая с трудом повалит хотя бы одного человека. О троих даже думать не стоило. Мозг стал хаотично генерировать план побега или, хотя бы, возможный сценарий, где ему не придётся давиться чужим членом. Тем временем ладони альф сдавливали его челюсть по бокам и нажимали на жевательные мышцы, из-за чего рот Чонвона действительно начал открываться. Ситуация принимала катастрофический оборот.       Ян моментально расслабил всё тело и добровольно приоткрыл рот, переставая смотреть на альфу перед собой, как на врага народа.       — Хватит. Я понял. Сделаю всё, что вы скажете.       — Ого, одумался всё-таки? Правильно. Зачем терпеть насилие, если можно самому урвать кусочек удовольствия? — альфа запустил одну руку в волосы Чонвона на макушке, а другой сжал свой напрягшийся член через ткань штанов. Прямо у лица Яна. От этого зрелища захотелось блевать и опустошить весь свой запас матерных ругательств. — Блять… а так-то он ничего. Приоткрой-ка ротик, — Чонвон послушался и разлепил влажные губы, позволяя двум пальцам парня проникнуть в собственный рот и надавить на кончик языка.       Ужасно, отвратительно, мерзко — слов в мире не хватит, чтобы описать всю палитру ощущений Чонвона. Однако после всего этого пришло сладостное злорадство, ведь альфа выдернул руку, точно ошпаренный, заорав при этом так, словно Ян оставил его без кисти. Но он всего лишь прокусил его пальцы. Не велика беда. Ему ещё повезло, что он сначала пальцы засунул, а не свой детородный орган.       — Псих!.. Блядская тварь! — чужой кулак проехался по ноющей скуле, которую и так знатно отбили несколько дней назад. Потом костяшки врезались чуть повыше, над глазом — что-то новенькое.       — Пиздец тебе, сука.       Чонвона одновременно пнули с двух противоположных сторон, из-за чего показалось, что его органы сплющились в лепёшку. Ужасно больно — до сдавленного вскрика и сильно зажмуренных глаз. С прошлого избиения прошло всего лишь три дня, поэтому сейчас ощущения обострились в разы. Едва оклемавшись от силы ударов и перестав видеть чёрную рябь перед глазами, он снова прошипел в муках, ведь его крепко схватили за волосы и потащили вглубь мужской уборной. Чонвон пытался ползти в их направлении самостоятельно, чтобы цепкая рука не поотрывала ему все волосы с корнем, но менее болезненнее от этого не становилось.       Трое парней неразборчиво материли Яна, выплёскивая весь свой гнев, и затолкнули его в одну из кабинок. Чонвон не по собственной воле прижался грудью к унитазу и упёрся правой рукой в бачок, пока кто-то из альф надавливал на его голову.       — Может, ты хочешь что-то сказать нам, сучка? Если начнёшь хорошенько умолять о пощаде, то мы подумаем над тем, чтобы отпустить тебя, — пальцы запутались в прядях и натянули их на себя.       — Чтоб вы сдохли… — последнее, что успел прошептать Чонвон, прежде чем его окунули головой в унитаз.       Отвращение захлестнуло Яна полностью, но он ни капли не жалел о сказанном и содеянном. Не так давно вымытый уборщицей слив (вода сильно пахла хлоркой) был всяко лучше, чем сексуальное домогательство. Лёгкие начали гореть от нехватки воздуха во второй раз за ночь. Чонвон опирался ладонями о сидушку, пытаясь подняться, но добился лишь того, что его затолкнули глубже. Это самая настоящая пытка, терпеть которую Ян больше не мог. Рот непроизвольно приоткрылся, выпуская наружу пузырьки остаточного воздуха. Такими темпами он скоро захлебнётся — эти моральные уроды по неосторожности или по собственному желанию способны были утопить его.       — Как тебе водичка? — рука в волосах вытянула Чонвона наверх, позволяя тому задушено прокашляться. — Хочешь ещё? — и тут же его снова окунули в воду.       Счёт времени абсолютно затерялся в этом нескончаемом круговороте быстрых вдохов и задержек дыхания. Захлёбывающийся кашель и редкие стоны боли определённо приносили удовольствие его мучителям, поскольку именно в такие моменты Ян слышал их весёлый гогот. Сам он утратил способность к мышлению и воспроизведению каких-либо эмоций, потому что всё его нутро лишь ожидало конца — не важно, хорошего или плохого. Чонвон подсознательно уже был готов к отключке.       — Пошли уже. Надоело.       — Нельзя просто так оставить его, — прозвучал голос над головой Яна, и один из парней потянул его за мокрые пряди. — Давайте запрём кабинку.       Всех троих устроил этот вариант, поэтому Чонвон остался в кабинке один, не избежав при этом последних пинков в бедро — красноречивое заключение в пыточной сцене. Ян не двинул ни единой мышцей, пока альфы чем-то подпирали дверь снаружи. Смертельная усталость навалилась на его плечи, а душа была опустошена в самом прямом смысле — в ней не имелось ни облегчения, ни боли. Полная пустота.       Вся голова, рукава толстовки и штаны на бёдрах были мокрыми. После ухода посторонних Чонвон в полной мере смог сосредоточиться на собственных ощущениях и реакции тела — его трясло просто кошмарно. Утомительно, пусто и холодно — именно так он описал бы своё состояние. И одиноко. Ян поднялся с мокрого пола и уселся на унитаз, предварительно закрыв крышку. Нога на пробу пнула дверцу кабинки, разнося по пустому помещению эхо сильного грохота, но толку от этого никакого — они действительно как-то заперли его с той стороны.       Он просидел в таком положении несколько минут, за это время успев около пяти раз пнуть кабинку перед собой. Безуспешно. Но когда Чонвон наконец решился вылезти через верх, в туалет зашёл ещё кто-то.       — …И как скоро Джей вернётся? — спросил очень знакомый голос.       — Не знаю, он в городе. Может, через час или два.       — Мне кажется, что через час, — подключился к разговору третий. — Завтра у нас первым уроком контрольная, я говорил об этом ему.       Сложно не признать эти голоса. Хынсу, Сонхун и Джеюн. К двум последним Ян испытывал ощутимую неприязнь по веским причинам, а к Хынсу он относился не так уж негативно. Парень с ярко-красными волосами и такого же цвета кедами показался ему скорее странным, чем плохим. Но теперь мнение о нём стремительно менялось, ведь нахождение в компании шестёрок Джея не подразумевало под собой ничего хорошего.       Чонвон некоторое время ждал момента, когда они уйдут, но эти трое, похоже, не собирались никуда идти и продолжали болтать о своей ерунде. Вскоре они вообще начали раскуривать сигареты — отчётливый запах дыма тут же ударил в нос. Надеяться на кого-то было бесполезно, а время медленно, но верно близилось к глубокой ночи, поэтому требовалось выбираться отсюда. Чонвон не без труда встал на крышку унитаза и, кряхтя от боли, потянулся к краю стенки кабинки. Отбитые и замёрзшие руки не хотели слушаться его, поэтому он раз за разом старался поднять своё тело вверх. Безрезультатно.       — Что за шум? — настороженно спросил Сонхун, заглядывая в помещение с кабинками. Он пересёкся взглядом с замершим Яном и заметно повеселел — конечно, какого отморозка не позабавит вид мокрого и запертого в туалете омеги. — Смотрите, кто тут!       Все трое подошли к нему, и каждый глядел на Чонвона с разной эмоцией на лице: Сонхун широко улыбался, показывая острые клыки, а во взгляде не находилось ни грамма сочувствия; Джеюн выглядел безучастным, словно наперёд знал о присутствии мокрого Яна в запертой кабинке; Хынсу же был искренне удивлён — он глупо хлопал широко раскрытыми глазами, позабыв о тлеющей сигарете меж своих пальцев.       — Тебя изнасиловали, что ли? — Сонхун ухмыльнулся и скрестил руки на груди. — Надо же. Бедняжка.       — Эй, ты слишком злой, — воскликнул Хынсу, глядя на альфу напротив него. — Надо ему помочь. Будет плюсик в карму за помощь нуждающимся.       — Минусик от Джея у тебя будет, — ворчливо возмутился Джеюн. — Он сказал не помогать ему.       Чонвон в это время устало переводил взгляд с одного говорившего на другого. Ему был не важен исход их тупого разговора, как и то, помогут они отпереть кабинку или нет. Он ни на кого не надеялся и даже не хотел представлять воображаемую ситуацию, где ему протянули бы руку помощи. Хисын — единичный случай, который вероятнее всего больше не повторится. Лучше не мечтать попусту, чтобы не переломать себе все кости, падая с небес на землю. Чонвон реалист, а не сказочник.       — Ты видишь тут Джея? — Хынсу наигранно оглянулся по сторонам. — Я нет. Или вы собрались сдать меня ему, если я помогу?       — Пф-ф, да делай что хочешь, — Сонхун легкомысленно пожал плечами и приподнял брови.       Внимательный взгляд Чонвона переключился на Хынсу, который приблизился к кабинке и убрал две приставленные к ней швабры. Выход оказался свободным, ведь альфа приглашающе махнул рукой и отошёл в сторону, а Ян смотрел на всё это затравленно и дико, точно щеночек, растерявший все зачатки доверия к людям. Отчасти так и было — Чонвон не доверял никому из них. Ни-ко-му.       Он слез с крышки унитаза на пол и шире расправил плечи для спасения своего жалкого образа. С гордо приподнятой головой, но при этом и с неподконтрольно подрагивающими конечностями Чонвон прошёл мимо беты и двух альф, подсознательно будучи готовым к их нападению. Мало ли, что у них на уме. Может, они спасли Яна, чтобы потом самостоятельно унизить его, снова окунув в слив или сотворив нечто похуже.       Однако все трое лишь любопытно глядели на Чонвона, практически следуя за ним по пятам, когда тот склонился над раковиной, чтобы смыть с себя туалетную воду.       — Даже не поблагодаришь Хынсу за то, что он тебе помог? — прорычал Сонхун, видимо, ожидая, что Ян за своё спасение падёт перед ними на колени.       — Я не просил вас об услуге, — нахмурился Чонвон, глядя на них через отражение в зеркале. — Вы вполне могли бы пройти мимо.       — Что-то ты слишком гордый и независимый для того, кого совсем недавно макали башкой в унитаз, — Сонхун за считанные секунды разозлился до критического состояния и резко шагнул вперёд. Вспыльчивости ему точно не занимать. — Сейчас я тебя сам в кабинке запру!       — Не надо, Сонхун, пошли уже… — Джеюн схватил его за запястье и потянул на себя.       — Успокойся, братан, — Хынсу дружелюбно хлопнул альфу по плечам и подтолкнул того в сторону выхода. — Давайте оставим его одного. Всё равно нам уже пора идти.       Дальнейший ход их разговора Чонвон не слышал, потому что он полностью засунул голову под кран, намыливая волосы куском обычного хозяйственного мыла. Он хотел смыть с себя прикосновения и взгляды тех альф, что заставляли его десятки раз задыхаться и скорчиваться от боли на холодном кафеле. Однако стоять, согнувшись над раковиной, было затруднительно, поскольку и спина, и живот напоминали о недавно полученных пинках. И Чонвон ещё не брал во внимание побои минувших дней, которые тоже ощутимо портили его существование. Не жизнь.       Когда он поднял взгляд к зеркалу, то не заметил в помещении ни одного человека. В том числе Ян не мог увидеть и себя. В отражении стоял озлобленный от травли и уставший парень, который представлял собой лишь тень прежнего жизнерадостного Чонвона. Он был похож больше на животное, а не на человека. На забитого камнями далматина.       Окоченевшие пальцы коснулись верхнего века, которое немного припухло от удара кулаком. Ледяная вода облегчала боль, но не избавляла от неё подчистую, и Чонвон отдалённо подумал, что и завтра он не сможет пойти в школу — по новой искалеченное тело попросту будет не в силах встать с кровати. И к утру на коже появятся новые пятна-синяки.