Страшно красивая сказка

Одиночество — это не просто отсутствие людей вокруг. Это что-то большее, что-то тяжёлое, что оседает на груди, как камень, и не даёт дышать. Оно чувствуется всем существом, каждой клеткой тела. Оно обволакивает, словно холодный туман, проникая в самые потаённые уголки сознания. Одиночество разъедает изнутри, как ржавчина, оставляя лишь пустоту. И пустота шепчет, она шепчет: «Ты один. Навсегда один. Ты всегда был один».

***

Кароль

             Едва припарковавшись, выскакиваю из машины, меня тошнит. Хорошо, что ел последний раз ещё утром, а то пришлось бы убирать после себя свой ужин. Как же голова кружится! Из подъезда выходит соседка с маленьким ребёнком, девочкой лет пяти.       — Мама, мама, смотри. Пьяный дядя! — крошечный пальчик тычет в меня.       Мать ребёнка, окинув меня взглядом, полным презрения, подхватывает дочь на руки и ускоряет шаг.       Я с трудом поднимаюсь по ступенькам и с ещё большим трудом открываю дверь. Может, холодный душ немного поможет? Не помог. Я даже не пытаюсь вытереться, дойдя до кровати, заваливаюсь и укрываюсь тонким покрывалом. Что же я наделал! Лоренцо будет в бешенстве! Он точно разорвёт контракт. А прежде — разгромит студию моим лицом. А потом меня уволят. Ох, чёрт!       Голова… Она будто раскалывается на тысячи осколков, каждый из которых вонзается в сознание, оставляя за собой туманную боль. Я лежу, но не чувствую кровати под собой — будто парю в каком-то липком, тягучем пространстве. Мир вокруг меня плывёт, как будто я смотрю сквозь толщу мутной воды. Свет от лампы над головой дробится на сотни бликов, и каждый из них бьёт по глазам. Я пытаюсь закрыть веки, но даже в темноте передо мной танцуют странные узоры.       Мои мысли — как стая испуганных птиц. Они мечутся, сталкиваются, разлетаются в разные стороны. Но главная из них одна — Лоренцо! Лоренцо будет в ярости!       Голова кружится. Комната вокруг меня будто наклоняется, то в одну сторону, то в другую. Я чувствую, как пот стекает по вискам, хотя мне холодно. Чёрт! Кажется, я переоценил несерьёзность травм.        Может, я тряпка, слабак, размазня, но сейчас мне чертовски хочется, чтобы кто-то позаботился обо мне. Да, просто поправил подушку, укрыл тёплым одеялом и сказал, что пара дней — и буду как новенький. Но я один. Я один. Совершенно один. Так давно один. С тех пор как сразу после моего шестнадцатилетия вслед за мамой ушёл отец.       Тьма сгущается. Я чувствую, как она ползёт по стенам, опускается с потолка, обволакивает меня. Она живая. Она хочет меня. И я не могу сопротивляться. Она шепчет мне, что я никому не нужен. Она шепчет, что так будет всегда.       Психолог говорил, что я должен звонить ему, когда будет совсем плохо, но на часах двадцать один тридцать. Он, наверное, с семьёй, может, ужинает, или пьёт вино с женой, или укладывает детей. Зачем портить такому хорошему человеку вечер?       Голова… она раскалывается.              Жужжит телефон. Может, Оливия решила узнать, как мои дела? Тянусь к трубке. СМС от фотографа. Сердце замирает. Я труп! Пальцы дрожат, я с огромным трудом концентрируюсь на тексте сообщения: «Завтра 21:00».       И что мне делать?! Блять! Блять! Блять! Мне нужен это контакт! Нужны эти деньги! Я с трудом свожу концы с концами!       Дрожащими пальцами набираю ответ: «Синьор Лоренцо, с огромным сожалением вынужден сообщить, что не смогу участвовать в съёмке в назначенное Вами время в связи с болезнью. Я смогу вернуться к работе через две недели. Прошу прощения за доставленные неудобства. С уважением, Кароль».       Умоляю, поверь! Умоляю, не злись!       Я не помню, как провалился в глухой тревожный полусон-полубред. Не знаю, сколько я сплю или мечусь в кровати. Но в какой-то момент я чётко чувствую на себе взгляд. Словно сама тьма всматривается в меня. С трудом разлепляю веки. Лоренцо! Сидит рядом, на моей кровати и смотрит на меня! Шок, испуг, неверие. В горле пересохло, сотни мыслей забились в моей голове, словно стайка испуганных птиц. Я, затаив дыхание, просто смотрю на него, невольно отмечая, какую интересную игру с его образом затеяли свет и тьма. Глаза кажутся совершенно тёмными, лицо словно вытянулось, стало более угловатым и, что ли, хищным. А вокруг него, словно тёмное пламя, клубятся тени. Голова точно пострадала сильнее, чем я думал.       Я наконец-то осознаю, что лежу в постели и просто пялюсь на него, не произнося ни слова. Стыд разливается в мозгу, отдавая противным кислым привкусом во рту. Я резко пытаюсь сесть.       — Синьор Лоренцо, я не… — голова сильно закружилась, и тошнота скрутила горло.        Я, с трудом сдержав рвотные позывы, беспомощно падаю снова на кровать. Щёки пылают стыдом.       — Знаешь, мне чертовски не нравится, когда ты пытаешься мне лгать. Что случилось? Ты что, фонарный столб не заметил… раз десять? — даже голос его звучит иначе. Более хрипло, что ли.       — Я… я подрался. Синьор Лоренцо, простите. Я… сглупил, — оправдываюсь так примитивно.       — Ну, драку затеял, я так понимаю, не ты. В тебе же агрессии как в котёнке.       Мы перешли на уменьшительно-ласкательные? Хм…       — Ну, фактически нет. Но я ударил первый, опережая противника, — и зачем я только оправдываюсь?       — И как же зовут твоего противника? — вопрос кажется мне странным.       — Какая разница?       Лоренцо наклоняется близко, очень близко. Я буквально чувствую его дыхание на своих губах.       — Когда я спрашиваю — ты отвечаешь, — голос тихий, рычащий.       Холодок по спине. Я нервно сглатываю. Мне страшно, Лоренцо невозможно не бояться. И он словно замечает, чувствует это. В глазах мелькнуло… что-то. Сожаление?       — Кароль, мальчик мой, я просто хочу услышать имя. Ничего более, — голос звучит ласково.       — Виктор и Томас, — он же не узнает, кто они, лишь по имени. Да и зачем ему это?       — Молодец. И, Кароль, ты не должен меня бояться. Пожалуйста. Я знаю, что я порою веду себя как последняя сволочь, но я стараюсь. Просто, пожалуйста, хороший мой, не бойся меня.       Я забываю, как дышать. Сказанное звучит так интимно, так неожиданно и нежно. И он близко. Горячая ладонь накрывает мою.       — Пальцы совсем ледяные. Ты замёрз?       — Да, — не узнаю собственный голос.       — В шкафу? — Он встаёт, и образовавшееся между нами пространство резонирует болью в груди.       Просто киваю, говорить почему-то сложно, словно кто-то сжал горло железными тисками. Он достает тёплое одеяло и укрывает меня, поправляет подушку и едва ощутимо прикасается костяшками пальцев к лицу.       — Почему ты не позвонил? Ведь тебе нужна помощь? Почему солгал в СМС? — молчит несколько секунд, а я опускаю глаза. — Ты боялся моей реакции?       Киваю. Отблеск горечи в глазах фотографа. Он явно собирается сказать что-то, но нас перебивает звонок в дверь. Хмурю брови, я никого не жду.       — Это врач. — Лоренцо направляется из моей малюсенькой комнаты в сторону входной двери.       — Врач? Но я…       — Я вызвал. Ты же ни за что не согласился бы ехать в больницу. Поэтому я вызвал доктора сюда. Не переживай, это очень хорошая клиника, у них работают лишь профессионалы.       О, я в этом ничуть не сомневаюсь! Вот только я даже представить боюсь, во сколько мне обойдётся такой визит. Стоит Лоренцо отойти от меня, и я с новой силой начинаю чувствовать боль. В комнату входят люди в белых халатах. Врачи. Один из них наклоняется ко мне, я стараюсь сосредоточиться на его лице.       — Как вы себя чувствуете?       Отвечая на вопрос, стараюсь избегать излишней эмоциональности и нытья, просто чётко и по делу.       — Нужно вас осмотреть, — киваю. — Вы бы не могли выйти? — это уже к фотографу.       — Нет, не мог бы, — ответ звучит максимально агрессивно.       Доктор бросает на меня вопросительный взгляд, и я лишь согласно киваю. Лоренцо всё равно не переубедить, да и чего он уже не видел. Я же позировал ему совсем обнажённый. А осмотр, связанный с моими травмами, вряд ли затронет нижнюю часть тела.       Мне светят фонариком в глаза, измеряют пульс, ощупывают живот, какие-то ещё манипуляции, в основном с моей несчастной головой, — и всё это под строгим взглядом фотографа.       — Сотрясение мозга, — медленно говорит один из них, — кроме этого, серьёзных травм вроде бы нет. Но чтобы сказать точно, нужно всё же обратиться в больницу. Рассечённую бровь нужно зашить. Это можно сделать сейчас. Также сделаем несколько внутривенных уколов, после них возможна сонливость. Лекарства от сотрясения мы выпишем.       При слове «больница» я морщусь. И Лоренцо тут же реагирует на это.       — При каких симптомах нужно срочно приехать в клинику и при каких это не обязательно?       Они всё объясняют ему, не мне. И я этому в принципе даже рад. Это такое странное, приятное чувство, когда о тебе заботятся. Потом я слышу, как Лоренцо сообщает, что заплатит за визит картой. Теперь я чувствую себя ещё хуже. Моё не самое фотогеничное лицо уже вылилось ему в круглую сумму. Сначала, как оказалось, он оплатил мои походы к психологу на два месяца вперёд. Теперь вот это. Я снова и снова задаюсь вопросом: как же на самом деле он ко мне относится? Порой он ведёт себя как настоящая сволочь, обижает и кричит. А порой, как сегодня, носится со мною, будто я могу для него что-то значить.       Он проводит врачей и снова возвращается в мою комнату. Я подмечаю, как неуместно он смотрится в моей маленькой убогой квартирке. Одетый, как всегда, в баснословно дорогие дизайнерские шмотки, хороший маникюр, дорогие духи, чертовски дорогие часы и украшения. Здесь, среди старых потрёпанных дешёвых вещей в моей комнате, он выглядит неуместным. Я снова ловлю себя за тем, что, не произнося ни слова, разглядываю его.       Лоренцо садится на край кровати и запускает пальцы в мои волосы. Невольно вздрагиваю, но ощущения приятные. В каждом движении длинных изящных пальцев скользит нежность и забота.       — Тебе лучше поспать. Засыпай, мой хороший. Спи. Я с тобой, — голос звучит мягко.       Его рука на моей голове и голос действуют на меня словно самое сильное снотворное. Стоит ему закончить фразу, как я начинаю проваливаться в сон.

***

Лоренцо

      Стою перед зеркалом в своей ванной комнате. Меня трясёт от ярости и дикого желания закончить начатое. Безудержное желание убивать не позволяет мне вернуться к человеческому облику. Всё моё тело покрывает плотный слой подсохшей крови. Крови тех, кто посмел причинить вред тому, кто принадлежит мне. Тьма клубится вокруг меня, тени пляшут и завывают, нашёптывая, что я отнимал человеческие жизни и за меньшее. И я с удовольствием бы отнял и в этот раз! Просто вырвал бы ничтожные сердца трусов, что нападают вдвоём на одного. Я бы сделал это, наслаждаясь предсмертными хрипами, словно прекрасной музыкой великого композитора. Сделал бы, если бы не Кароль. Я не собираюсь обманывать его вечно. И уж тем более я не отступлю от него. Я заберу мальчика себе. Не отдам даже смерти. Он станет таким же и будет со мной. И когда я откроюсь ему, он легко сложит два и два и поймёт, кто и за что убил ублюдков. И, как всегда в своей манере, во всём будет винить себя. А мне это не нужно. Я не хочу добавлять ему психологических травм.       Наконец-то удаётся совладать с собой и тьмой внутри меня. Обретая человеческий облик, встаю под душ. С удовольствием наблюдаю, как вода окрашивается красным.       Уже утро, нужно проверить, как там Кароль.