Страшно красивая сказка

      Внутренний конфликт пронзает, как острый нож. Каждый вдох становится бременем, горьким осознанием того, что настоящая любовь требует жертв, демонов, которых необходимо изгнать из своих глубин. Но вместо свободы я остаюсь здесь, уязвимым и ошеломлённым, переполненным надеждой противоречия против одной-единственной истины — я не могу его отпустить, даже понимая, что это именно то, что ему нужно.

***

      Ну надо же, наконец-то первый снег! Зима, пока я спал как убитый, припорошила землю белым. Вчерашняя ночь оставила больше вопросов, чем ответов, и я понятия не имею, что мне с этим делать. Для начала всё же думаю заняться рутинными делами, это поможет очистить голову.       Уже в университете после первой лекции набираю высланный мне номер врача. Я делаю это через силу. Мне совсем не хочется встречаться с незнакомым человеком. Рассказывать ему о своих личных проблемах и переживаниях, пока он с умным видом будет кивать и делать вид, что что-то в этом понимает или как-то может мне помочь. Но Лоренцо с меня три шкуры спустит, если я не позвоню. В любом случае наши с ним встречи подходят к концу. Он сам сказал, что ему нужно ещё максимум две сессии, а это значит, ещё недели две. Это время я как-то потерплю назойливого психолога. К тому же не факт, что за эти две недели он даже успеет меня принять. Ну а потом, когда Лоренцо от меня отстанет, я завяжу с этим навязанным мне лечением.       К моему огромному сожалению, доктор оказывается готов принять меня уже сегодня сразу после университета. Твою ж мать! Лоренцо, гореть тебе за это огнём! Самоуверенная ты сволочь!       Стою у двери кабинета, мои руки дрожат, а колени как будто налились свинцом. Задерживаю дыхание, я вроде готов сделать шаг вперёд, но сердце колотится так, что кажется, оно вот-вот вырвется из груди. Такое привычное мне чувство тревоги не оставляет меня ни на минуту.       Собравшись с духом, я толкаю дверь. Психолог — мужчина средних лет с добрыми глазами и мягкой улыбкой. Его внешний вид немного успокаивает меня, он не выглядит агрессивным или тем, кто станет судить и осуждать. Он приглашает меня войти, и я послушно прохожу в кабинет, правда, руки дрожат, и я с трудом переставляю ноги.       Комната светлая, с ароматом свежезаваренного чая. На столе стоит чашка, и мне резко начинает хотеться пить.       — Как вы себя чувствуете? — голос тихий, но уверенный.       Тревога свирепствует внутри меня, и я долго ищу ответ на его вопрос. Стискиваю кулаки, ощущаю, как пульсирует страх. Собравшись с мыслями, всё же отвечаю.       — Не знаю, — меня словно пронзает в момент, когда это простое признание вырывается наружу.       Я ощущаю, как уколы стыда заполоняют меня, но его взгляд остаётся спокойным. Он не давит, не заставлял меня говорить больше, чем я могу.       Мы беседуем о том, как постоянная тревога, недовольство самим собою, страх стали моими постоянными спутниками. Он умело ведёт разговор, задавая вопросы, которые мягко провоцируют на размышления, оставляя пространство для ответа.       — Что вы чувствуете, когда утром открываете глаза? — осторожно спрашивает он.        Я задумываюсь. Утро становится преддверием тревожных мыслей, паники, разочарования. Он слушает не перебивая, и я начинаю осознавать, что наконец имею право говорить о своих страхах, о своих потерях, о глупых, пустых мечтах.       Мир вокруг, казалось, исчез, и все тревожные мысли отступают перед этим моментом доверия. В глазах психолога я вижу отражение собственной натуры — борьбу и уязвимость, которая так мне знакома. Он понимает, что впускать другого в свою душу нелегко, но каждая минута, проведённая здесь, кажется стоящей усилий.       Несмотря на тревогу, что всё ещё шевелится внутри меня, я чувствую, что сеанс помогает. Каждое сказанное слово будто отбрасывает тьму — хотя бы на мгновение. Может, данный разговор — это начало пути, на котором я могу наконец-то научиться понимать себя?       Наша беседа длилась два часа, и я, честное слово, не успеваю заметить, как пролетело это время. В завершение нашей встречи я по просьбе врача рассказываю, какие лекарства принимал ранее. Как оказалось, это очень мощные транквилизаторы, которые вовсе не помогали в моей проблеме, а лишь временно скрывали симптомы. Которые потом, безусловно, вернулись бы с удвоенной силой. Психолог берёт с меня обещание не принимать больше вредные для меня таблетки. Объясняя, что в моём случае и с теми позитивными результатами, которые видно уже после первого сеанса, стоит попробовать справиться без медикаментов. А если всё же в них возникнет необходимость, врач обещает подобрать мне те, которые будут помогать, а не вредить. К тому же он предлагает мне звонить в любое время дня и ночи, если я почувствую себя особенно плохо.       Покидаю кабинет в приподнятом настроении, а такое со мной бывает редко. В кармане жужжит телефон. Звонит моя единственная подруга Оливия. Она зовёт меня встретиться в университете, чтобы потом прогуляться к кафешке и съесть чего-нибудь сладкого. Оливия постоянно старается толкнуть меня в бездну обжорства, мысленно смеюсь. Я не против встречи, только за. К тому же мне особенно нравится второе её предложение — провести потом вместе несколько приятных часов. Наша дружба — это не только платоническая привязанность друг к другу, но иногда и секс по дружбе. Мы оба загружены работой и учёбой. И ни у кого из нас нет времени искать себе романтические приключения. А удовлетворять физиологические потребности как-то надо. Особенно, пожалуй, надо мне после вчерашней фантазии о Лоренцо.       Я встречаю подругу выходящей из дверей нашего университета. Оливия, нежная и воздушная, как и её имя, увидев меня, весело смеётся и машет рукой. Я обнимаю девушку, утыкаясь носом в её шею, — она всегда так приятно пахнет. Сегодня она задержалась на дополнительных лекциях, и на улице уже темнеет. Чуть морозный воздух не позволяет растаять ночному снегу, и там, где его не убили ботинки людей и машины, он красиво поблёскивает.       Мы уже направляемся к машине, когда в спину мне прилетает обидное ругательство. Два придурка — Томас и Виктор — снова решили меня подонимать. Я хоть и сторонюсь сверстников, но никто из них никогда меня не задевает, кроме этой парочки. Нужно забить, сжимаю кулаки.       — Эй, сладенький! А это правда, что для того, чтобы стать моделькой, нужно сначала отсосать? — тупой гогот противных голосов.       Оливия тянет меня за руку, предлагая не обращать внимания. Но я делал так слишком долго, и эта парочка успела меня порядком достать.       — Может, и так, ребята. Но вам это всё равно не поможет. Кто же даст вам сосать, с вашими-то мерзкими мордами? — Я предпочитаю более интеллигентное общение, но тон разговора задал не я.       Видимо, решив, что мой ответ слишком уж оскорбительный, парочка бросается ко мне. Буквально утыкаюсь нос к носу с Виктором. От него несёт потом и алкоголем. Ах вот откуда это излишняя храбрость!       Наша перепалка длится ещё несколько минут. И тут я замечаю взметнувшийся кулак. Блокирую его левой, а правой первый наношу удар в лицо. Прямо в широкий веснушчатый нос. Не без удовольствия отмечаю, как хрустнула кость, как брызнула в стороны алая кровь. Ты не того выбрал в противники! Не стоит донимать тех, кто зарабатывает на жизнь своей внешностью, их физическая подготовка зачастую куда лучше, чем у среднестатистического обывателя.       Я уже собираюсь подойти к плачущей Оливии, когда Томас нападает сзади, заламывая мне руки. Я не ожидаю такого и на секунду замираю. Воспользовавшись этим, Виктор довольно сильно бьёт меня в висок, пока его приятель держит меня сзади. За первым ударом следует второй, и я уже немного теряюсь. Наконец-то получается ударом локтя откинуть мерзкого Томаса. Но пока я это делаю, Виктор снова с силой припечатывает свой кулак в мою голову. Ещё успеваю один раз ему ответить ударом под дых, прежде чем они валят меня на землю. Теперь удары наносятся ногами. Я стараюсь прикрывать голову руками и поджать колени, чтобы уберечь торс, а значит, и внутренние органы. Не по лицу, блять, уроды! Только не по лицу! У меня же контракт! Лоренцо меня убьёт! Несколько раз тяжёлый ботинок прилетает в затылок и снова в висок. Кто-то тянет за волосы и пригревает меня об асфальт с размаху. Потом — не помню. И снова в затылок. Пнув меня ещё несколько раз, явно довольные собой, удаляются.       Пытаюсь сесть и сконцентрировать своё внимание на плачущей, суетящейся вокруг меня Оливии.       — Тебе нужно в больницу! Нужно позвонить в скорую помощь!       — Какая больница, Оливия?! Ах-ах… чёрт, больно. Есть зеркало? Дай.       Подруга дрожащими пальцами роется в сумочке, протягивает мне зеркальце. Твою ж мать! Левая бровь рассечена, висок припух, и там точно будет синяк. И нижняя, и верхняя губа разбиты. Челюсть с правой стороны тоже довольно сильно пострадала. Ну хоть нос не сломан. Опускаю глаза на свои руки. Ох, чёрт! Ну чем я думал! Костяшки сбиты до крови. И заживать будут точно не один день. А ведь Лоренцо часто фотографирует мои руки. Он убьёт меня, я покойник! Запускаю ладонь в волосы на затылке — кровь. В глазах плывёт.       — Знаешь, наверное, сходим в кафе как-нибудь в другой раз, — я стараюсь придать голосу бодрости. — Прости, что так получилось.       Притягиваю подругу в объятия, желая её успокоить.       — Есть влажные салфетки?

Лоренцо

      Я, погружённый в свои мысли, обрабатываю последнюю фотографию. Именно ту, ради которой поцеловал Кароля. Ага, самому смешно, как будто бы я сделал это именно для фото. Я отвлекаюсь снова, залюбовавшись снимком. На нём запечатлён момент, который кажется одновременно волшебным и гротескным. Кароль, обнажённый по пояс, балансирует на границе между возбуждением и паникой. Его прекрасное лицо, каждый мускул его тела, каждая черта, каждая тень в неярком свете выражают целую гамму эмоций — от смущения и смятения до затуманенного стыда и накатывающего возбуждения.       Губы, слегка приоткрытые, хранят в себе отголоски только что испытанного поцелуя. Этот короткий миг заставил его сердце биться быстрее. Гладкая кожа, освещённая тусклым светом, выделяет его тело в своём мерцающем великолепии, однако за этой красотой скрывается нечто большее — тревога, шок, страх, раскаяние.       Его выразительные глаза, полные растерянности, блестят, как звёзды, словно пытаясь понять, что произошло лишь несколько мгновений назад. На его лбу лёгкий блеск пота подчёркивает хрупкость момента. Он, кажется, медленно погружается в бездну своих переживаний.       Лицо передаёт сочетание смятения и восхищения, элементы стыда сплетаются с нежностью и страстью как неотъемлемая часть его натуры, показывая хрупкость юного сердца, не готового к такому ускорению эмоций. Смешение этих чувств — тайный шёпот запретов и желаний, которые встретились в его идеальном облике, превращают его в живую статую, замороженную в состоянии покоя, но полную противоречий. Поза его несколько неуверенна. Глядя на этот кадр, зритель становится свидетелем чего-то более глубокого, чем просто обычный поцелуй. Это момент, когда безмолвное желание превращается в реальность.       Рассматривание этой фотографии наталкивает меня на воспоминания о другом нашем поцелуе. В том парке. Как же усердно он старался держать дистанцию! Как настойчиво долго прятал взгляд! Как бесконечно старался отвлечь себя чем угодно, лишь бы не сдаться! И каким же сладким для меня было его поражение!       Каким невинно-прекрасным он был, когда сам потянулся ко мне! Как забавно испугался и дёрнулся назад! И как же нестерпимо сладко поддался моему напору!       А эти губы такие мягкие, податливые, вкусные. И как же ты расстроил меня, мальчик, когда сбежал! А у меня ведь были куда более интересные планы! Ну ничего, ты уже и так мой. Пусть ты об этом ещё не знаешь. И даже если ты с этим не согласен. Я никогда не отпущу того, кто сначала заставил всех моих демонов выть и беситься, лая на него, а потом скулить и ластиться к его рукам! Я так давно живу, я так многое познал и так многих, но ещё не встречал кого-то, кого бы настолько сильно желал. И это желание не заканчивается необходимостью насытиться красивой плотью, мне нужно всё! Мне нужен он весь! Я заберу его себе!       Из размышлений меня вырывает звонок телефона. Хм… неожиданно. Звонящий — мой старый друг, психолог, именно тот, к которому я направил Кароля. Я начинаю тревожиться. Может, с мальчиком что-то случилось?       Мы несколько минут треплемся ни о чём, и я чувствую, что друг явно хочет мне о чём-то сказать, но не решается. Прошу его говорить со мной начистоту.       — Лоренцо, только откровенно, кто для тебя Кароль? — голос друга вкрадчивый, но спокойный.       Вопрос мне не нравится, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать друга.       — Он модель, мы вместе работаем.       — И это всё?       — Приятель, а тебе не кажется, что ты суёшь свой нос не в своё дело?! — не сдерживаясь, закипаю гневом.       — Лоренцо, друг, послушай, — приятель вздыхает в трубку, — Кароль ещё совсем юный, ему двадцать один, а у него уже психотические проблемы. Но он сильный, пусть даже он сам так не считает. Он справится. Просто всё это время он был один, но я помогу, теперь он не одинок. С ним всё будет хорошо. Конечно же, в том случае, если… если тебя не будет рядом.       Последняя фраза выбешивает меня так сильно, что я с трудом сдерживаю себя, чтобы не разнести к чёрту эту комнату! Чтобы не отправиться навестить старого друга, дабы напомнить ему о том, что не стоит так со мной разговаривать!       Не дождавшись моего ответа, друг продолжает:       — Лоренцо, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть или оскорбить. Но мы оба знаем, чем для мальчика может обернуться твоё внимание. Лоренцо, ты тёмный и жестокий, ты вспыльчивый и агрессивный.       — Ты берёшься оценивать меня?       — Я просто говорю то, что мы оба и так знаем. А самое главное — Кароль, он хрупкий, он не сможет понять, принять то, какой ты есть… на самом деле. То, кто ты есть. Ты сломаешь его, ты лишь ещё глубже затолкаешь его в страхи и кошмары.       — Ты минуту назад говорил, что он сильный! Это во-первых. Во-вторых, почему ты решил, что я хочу ему навредить?       — О, я уверен, что ты не хочешь ему навредить! Иначе бы ты не отправил его ко мне. Но ты навредишь. Обязательно навредишь! Даже если ты этого сам не хочешь. Отпусти его, Лоренцо. Дай мальчику шанс на нормальную жизнь. Не тяни его в свой мрак.       Не выдержав накала эмоций, бросаю телефон. Я ненавижу, ненавижу друга за этот разговор. Ненавижу за то, что он прав. Но я не могу отпустить мальчика! Всё моё существо тянется к нему. Все мои бесы завывают при виде него! А ведь когда я впервые его увидел, в ту грозовую ночь, таким перепуганным в той маленькой комнатушке, на крошечной кровати, я рассмотрел в нём что-то родственное себе. Я не откажусь от него, не могу. Мы будем принадлежать тьме вместе!