Страшно красивая сказка

Ориджиналы
Слэш
В процессе
NC-17
Страшно красивая сказка
Filimaris
бета
Dagon1
автор
Описание
В мрачных тенях древнего города, где лунный свет лишь изредка пробивается сквозь облака, два чувства переплетаются в танце, столь ужасном, как и прекрасном. Любовь и страх — свет и тьма, пуленепробиваемые стены и нежные объятия. Как будто это единственное, что имеет значение.
Поделиться
Содержание Вперед

Что ты с собой сделал?

      Отрешённость.

Глаза — два бездонных колодца, лишённые отблеска жизни, смотрят в пустоту, не видя, не чувствуя. Лицо — бледная маска, высеченная из мрамора, без тени улыбки или гримасы боли. Руки, опущенные вдоль тела, не дрожат, не сжимаются в кулаки, не ищут опоры. Они просто существуют, как часть этого мира, но не принадлежат ему. В нём нет времени, нет звуков, нет жизни. Только тишина, которая звенит в ушах, и холод, который проникает в самое сердце. Без мыслей, без желаний, без страха. Душа, если она ещё существует, давно ушла в иной мир, оставив лишь оболочку, которая медленно растворяется в этом мраке. Он уже давно научился выключать чувства.

***

Кароль

      Не могу перестать смотреть на собственное фото. Кажется, оно живое. Кажется, мужчина на нём (я сам) сейчас вскрикнет от видимой гримасы боли на лице. Глядя на фотографию, я могу чувствовать все мысли и ощущения модели в тот момент.       — Как? Как вы научились пленить эмоции?       — Я же Лоренцо Анчелотти!       В этот момент меня даже не раздражает самодовольная ухмылочка на красивом лице, гордиться и правда есть чем! Я наконец-то осознаю, что стою абсолютно голый в нескольких сантиметрах от фотографа. Буквально кожей ощущая тепло, исходящее от его тела. Кровь приливает к щекам, резкое чувство смущения заставляет меня отскочить на несколько шагов и впопыхах начать надевать брошенные прежде джинсы. Лоренцо, безусловно видя моё смущение, хитро ухмыляется.       — Ах, какой кадр пропадает!       Я совершенно не понимаю, о чём он, но переспрашивать не решаюсь.       Заканчиваю собираться, краем глаза наблюдая за фотографом. Он склонился над компьютером, видимо, рассматривая остальные работы. При выходе из комнаты натягиваю носки и обуваюсь.       — Кароль.       Он сейчас назвал меня по имени? Я впадаю в ступор, забывая, что нужно ответить.       — Лови.       Он берёт что-то со стола и бросает в меня. Инстинктивно ловлю брошенное — ключи.       — Машина припаркована у ворот. Бак заправлен. Когда закончится бензин — карта в бардачке, пин-код вышлю в СМС.       Стою, хлопая глазами, не понимая, о чём речь. Фотограф поднимает на меня взгляд, подмечая моё замешательство.       — Когда я готов к съёмке, мне приходится давать тебе слишком много времени на дорогу. Это неудобно. Поэтому на период съёмок я даю тебе машину, и теперь у тебя будет час от момента получения сообщения до момента, когда ты должен стоять в этой студии.       Если честно, то я абсолютно не понимаю, возмущаться мне или благодарить, но, решив не испытывать судьбу, просто молча киваю, направляясь к выходу.       — Хорошего вечера, Кароль. До встречи.       В полном шоке закрываю тяжёлую дверь за собой. Я ничего не отвечаю, потому что просто не могу поверить в реальность происходящего. Сеньор мудак научился вежливости? Или у него раздвоение личности и сейчас я познакомился с адекватным Лоренцо?       Выйдя из особняка, клацаю брелоком сигнализации, мне моргает свеженькая Тойота, похоже, только с салона. С ума сойти! Нет, точно стоило его поблагодарить! Доезжать сюда крайне неудобно. А с другой стороны, что, в городе не нашлось подходящих помещений для студии? Сам виноват! Интересно, мне можно использовать машину в личных целях? Ну, например, ездить в университет. Думаю, да. Я выезжаю за пределы особняка в весьма приподнятом настроении, но уже на полпути домой отмечаю усиливающуюся дрожь пальцев и лёгкое чувство тревоги, прокрадывающееся вверх по позвоночнику в мозг. Дома беспокойство лишь усиливается, и мне уже совершенно не удаётся сконцентрироваться на конспекте, который я решил почитать, готовясь к завтрашним лекциям. Жёлтый свет настольной лампы неприятно режет глаза, а тени по углам комнаты кажутся зловещими призраками. Холодный душ и дыхательная гимнастика ничем не помогают. Я уже чётко понимаю, что сегодняшняя ночь будет полна кошмаров и тревог. Впрочем, это вовсе не обязательно. Улыбка растягивает мои губы, когда я вспоминаю о купленном ранее лекарстве по рецепту от Рафала. Забытая мной баночка находится в рюкзаке. Я не читаю инструкцию, просто запиваю маленькую таблетку большим количеством воды и укладываюсь в кровать. Приятный эффект ощущаю спустя минут двадцать. Все тревожные мысли и чувства покидают меня, и я погружаюсь в крепкий сон без сновидений.       Утро следующего дня — отдохнувший и абсолютно спокойный. Лекарства продолжают оказывать на меня свой эффект. Голова чистая, я словно бы выключил все свои эмоции, и мне это чертовски нравится! Мне легко даются лекции, я даже закрываю несколько хвостов. Шумные одногодки не раздражают, а парочка придурков, вечно задевающих меня, не вызывает ни капли злости. В таком темпе проходит несколько дней. Время от времени мои эмоции пытаются снова захватить меня в плен, но я побеждаю их волшебным лекарством.       Я даже не испытываю чувства голода, но понимаю, что должен есть. Приготовив себе ужин, сажусь за стол, уставившись в тарелку. Вилка медленно ковыряется в еде, но я не ощущаю ни вкуса, ни запаха. Всё как будто затянуто плотной пеленой, словно я нахожусь под водой. Лекарства сделали своё дело — они выровняли все острые углы, но вместе с ними ушли и краски. Я не рад, не грущу, не злюсь. Я просто… существую.       Свет лампы над столом кажется слишком ярким, но я не встаю, чтобы приглушить его. Зачем? Я ем, потому что так надо, потому что тело требует топлива, а не потому, что я хочу этого.       За окном темно. Где-то там, в этой тьме, кипит жизнь: люди смеются, спорят, мечтают. А я здесь, в этой пустоте, где даже время течёт иначе. Оно тянется, как резина, и я не могу понять, прошло пять минут или час. Смотрю на свои руки. Они кажутся чужими. Я могу ими двигать, но они больше не чувствуют себя частью меня. Так и со всем остальным. Я словно наблюдаю за собой со стороны, как за персонажем в плохом фильме. Доедаю последний безвкусный кусок и отодвигаю тарелку. Наверное, надо убрать за собой. Но я не встаю. Просто сижу и смотрю в пустоту, пока свет лампы не начинает резать глаза. Мир вокруг меня продолжает жить. А я… я просто жду, сам не знаю что. Но всё же это лучше, чем бесконечные приступы паники, кошмары и страх.       Уже вечер, новая таблетка — и пора в кровать. Утро, душ, почистить зубы, позавтракать, пробежка, СМС от фотографа. У меня час, этого достаточно. Чистая одежда, машина, дорога, я на месте. Уже знакомый мне коридор, тяжёлая дверь, студия. Ничего не говорю. Зачем? Просто иду в душ, в рюкзаке с собою полотенце, на тумбочке брюки классического покроя и чёрная шёлковая рубашка, надеваю, выхожу. Сразу за порогом останавливаюсь. Лоренцо стоит в шаге от меня, внимательно вглядываясь в моё лицо.       — Что с тобой такое?       Он подходит вплотную, жёсткие пальцы хватают подбородок, задирая его вверх. Глаза всматриваются в мои. Он слишком близко, и я думаю сказать ему об этом, но, в принципе, меня это совсем не волнует. Хочет рассмотреть поближе? Пусть рассматривает.       — Что ты с собой сделал?! — в голосе злость и страх.       Мне даже секунду мерещится, что его глаза странным образом изменились и чёрная радужка полностью захватила глаз. Но ведь так не бывает.       — Я вынужденно принимаю лекарства. Можно сказать, что это очень сильное успокоительное. Но вам не о чем беспокоиться, я в хорошей физической форме, и это никак не отразится на процессе съёмки.       Пальцы сжимаются на подбородке так сильно, что кажется, сейчас сломают челюсть. Рука взлетает вверх, он явно собирается отвесить мне пощёчину. Секунда — он, с силой сжав пальцы в кулак, всё же опускает руку.       — Не помешает съёмке? Не помешает, мать твою, съёмке?! Посмотри на себя, придурок! Ты же моральный инвалид! Тень от человека!       Фотограф резко хватает меня за затылок, толкая к большому зеркалу в ванной. Он прижимает меня к холодной поверхности так сильно, что я физически испытываю боль. Но даже теперь в душе не шелохнулось ни крошки страха.       — Посмотри, посмотри, что ты с собой сделал! Ты же ходячий труп! Пустой, бесполезный кусок мяса! Ты был таким прекрасным! Таким… Ты был совершенным, неземным! Бриллиантом, что мне посчастливилось найти в грязи! А теперь мне даже не жаль пристрелить тебя на этом самом месте.       Он сильно толкает меня, и я, не удержав равновесия, падаю на пол. Мозгом я понимаю, что происходящее недопустимо. Что я должен возмущаться, что я должен испытывать страх, злость. Но в душе абсолютная тишина.       — Пошёл вон! Съебись, пока я тебя действительно не убил!       Поднимаюсь с пола, отряхиваю руки и одежду, возвращаюсь в ванную, чтобы переодеться в свои вещи.       — Вы разрываете контракт? — я считаю необходимым уточнить.       Лоренцо появляется в двери ванной, отмечаю, что его потряхивает от злости. Весь его силуэт кажется окутанным тёмными зловещими тенями.       — У тебя есть сутки, чтобы прийти в себя и стоять здесь в нормальном состоянии. Если этого не случится, обещаю, я заставлю тебя заплатить за то, что ты с собою сделал! А теперь пошёл, блять, вон! Видеть тебя не могу! Прочь!       Я направляюсь к двери, когда до меня доносится грохот. Оборачиваюсь — фотограф в ярости разносит студию. Все эти вещи безумно дорогие, но, в конце концов, это его вещи.       Дома меня постепенно настигает стресс пережитого. Лекарство уже ослабило своё действие, а новое мне принимать нельзя. Даже в таком состоянии я понимаю, что контракт мне нужен. И я постепенно начинаю испытывать злость на Лоренцо за его выходку и запрет принимать столь необходимые мне таблетки.       Я понимаю, что эффект лекарства полностью сошёл на нет, когда в два часа ночи с криком просыпаюсь от очередного кошмара. Все мои эмоции, в том числе и страхи, словно пытаются мне отомстить, с новой силой наваливаясь на меня. Этой ночью я сплю максимум несколько часов. Ещё несколько часов отчаянно плачу и завываю от ужаса, окутывающего мозг. Ворочаюсь, погоняемый злостью на Лоренцо. И благодаря всему этому утром на меня смотрит уставшее, измождённое отражение с покрасневшими от слёз глазами.       Ну что ж, мистер гениальный фотограф. Ты хотел, чтобы я отказался от таблеток, вот теперь и снимай это.      
Вперед