Одержимость

Чистка зубов — обычная утренняя процедура. Но даже в ней Арсений теперь слышал отблески своей деятельности. Он водил щёткой по зубам, а в голове был звук перезвона тарелок, когда быстро стучишь по ним самыми кончиками палочек. Шум воды в душе был словно шелест барабанных щёток. Грохот проезжающего мимо трамвая был похож на треск тарелки крэш. А при виде Дмитрия Темуровича сердце Арсения билось с гулким звучанием бас-бочки. Теперь Попов ходил не только на личные занятия, где он играл до мозолей, но ещё и на репетиции группы Дмитрия. Преподаватель выполнял там роль бас-гитариста, записывал партию клавишных, был продюсером и движущей силой группы. Получалось у Арсения неплохо, но играть с другими людьми оказалось сложнее, чем он думал. Он иногда сбивался, когда Серёжа начинал выводить на гитаре соляки, или когда Антон завывал в перебивках совсем не в ритм. Иногда строгий взгляд Дмитрия смущал ударника. Преподаватель часто поворачивался к Арсению, следил за ним, объясняя это Попову (и самому себе) тем, что они — единая ритм-секция и поэтому они должны быть особенно внимательны к игре друг друга. Сейчас Арсений старательно держал ритм, стараясь запомнить песню, с которой его только что ознакомили. Но, минут через двадцать, Дмитрий не выдержал. — Арс, ты вообще чувствуешь грув? Или ты оглох? Дай сюда. Сдрисни. Позов выхватил палочки из уставших и затёкших длинных пальцев Попова, и согнал того с табурета. Разумеется, Арс слышал разницу. Чувствовал её, ведь грув можно только почувствовать, его не объяснишь словами. Но он только начал учить этот непростой ритмический рисунок, вот и выходило пока что суховато. Он стоял сейчас прямо перед ударной установкой и всматривался в лицо Дмитрия, в его горящие глаза, в приоткрытые губы; наслаждался дрожью мембраны бас-бочки у своих ног и тем, как мощно, но при этом воздушно выходило играть у Дмитрия. — Ладно. Парни, можете идти. Арсений, ты останешься. Будешь махать палочками до посинения или пока у тебя всё-таки не получится. А я пока что отойду по делам. Дима сверкнул глазами на своего подопечного и вышел из комнаты. Он чувствовал в Попове потенциал. Серьёзный. Очень хотелось его раскрыть и поскорее. Ему казалось, что Арсений гениален, не меньше. И Дима видел, что ученик лучше мотивируется, если его кошмарить. Стоило Диме начать вести себя нейтрально, как прогресс резко замедлялся. Кнут работал хорошо, а пряники Позов прятал глубоко в себе. Ещё Арс, как в общем-то и сам Дима, был азартным, его легко было взять на слабо. На той неделе они поспорили на кофе, и к концу занятия Арсений сыграл до этого долго разучиваемую партию без единой запинки. Пришлось вести Попова в кафе и раскошеливаться на огромный стакан капучино с солёной карамелью. Не то, чтобы Дима был против. Сам он взял кофе под странным и, конечно же, привлекающим названием “Дичь”. Кофе был чёрным, как Димина душа. Душа учителя, запавшего на своего ученика. А ещё в рецепт входил острый перец. Арс, попробовав напиток, весь скукожился и придвинул стакан обратно к Дмитрию. — Пейте ваше пойло сами. Дима, хоть и не был кофейным снобом, не смог сдержать тихого смеха, глядя на подопечного, запивающего ядрёный напиток водой, а затем и своим сладким кофе. — Ничего смешного не вижу, — огрызнулся в ответ Арсений, — пьёте всякую дичь. — Ну так взгляни на название, Арсюх, — усмехнулся в ответ Дима и тут же прикусил язык. Такого панибратства он себе ещё не позволял. — У нас теперь такое общение, да, Димон? — Арс не смог смолчать, особенно выделил последнее слово и язвительно улыбнулся. После этого дня Дмитрий Темурович стал просто Димой для Арсения. Выйдя из кофейни, они взглянули друг другу в глаза и, ничего не друг другу не сказав, пошли гулять. Расходиться по домам совершенно не хотелось. Закрапал дождь, мелкий, но противный. Мужчины натянули капюшоны и глубже засунули руки в карманы курток. На погоду было плевать, ведь они с жаром обсуждали новый альбом Диминой любимой группы. Арсений за эти месяцы многое узнал о рок-музыке, частично перенял Димин вкус, но и сам иногда советовал учителю что-нибудь послушать. Например, на Prodigy подсадил, чем был безмерно доволен. Позов ведь бухтел поначалу о том, что такое вообще серьёзной музыкой нельзя называть, и что под эту группу можно лишь дрыгаться и принимать наркоту. — Не-не-не, ты не расслушал эту песню, Арс, — не соглашался Дима, останавливаясь и опираясь о перила. Они гуляли по совсем недавно отреставрированной набережной, опустевшей во время дождя. Дима на секунду замер, вспоминая о том, что на вензелях металлической ограды всегда было много пауков. Быстро опустил глаза — фух, никого. Пока что не успели эти твари заполонить парапет набережной, его ведь не так давно покрасили. Восстановив дыхание, Дима вернулся к беседе. — Они закольцевали композицию красиво, а ещё в проигрыше… А, к чёрту, давай послушаем вместе, ты поймёшь, что я имею в виду, — Позов засуетился, достал беспроводные наушники из нагрудного кармана, протянул один Арсению. Безжизненный голос сообщил о том, что послушать он не даст ничего — наушники разряжены. Арс достал свои дешманские проводные наушники, придвинулся и склонился к Диме, чтобы каждому было удобно слушать. Они стояли так несколько минут, слушая песню под комментарии Димы о том, на что стоит сейчас обратить внимание. Когда композиция закончилась, Арсений открыл глаза. Он увидел, что Дима с нечитаемым взглядом уставился перед собой, а именно на руки Арса, теребящие верёвку от его капюшона. Попов тут же эту висюльку отбросил, словно ошпарившись, почему-то засмущался. Ничего ведь такого не делал, обычная штука — на палец верёвку от чужого капюшона накручивать! — Не, я своё мнение не поменял. Эта песня до остальных в альбоме не дотягивает, можно было сделать лучше, — быстро заговорил Арсений, выдёргивая наушники и спешно их сворачивая. — Ну и дурак, думай как хочешь, — решил не спорить Дима. Позов понял, что продрог, и из-за этого выполз из оцепенения, из этих приятных воспоминаний совместной прогулки. Сколько там времени сейчас? Ёбаный в рот, Арсений же всё ещё там, играет! Дима рванул дверь на себя, быстрым шагом затопал по коридору, ворвался в репетиционную. Действительно, Арсений всё ещё играл. Весь взмокший от пота, с сжатыми крепко губами. Дима опустил взгляд ниже и не смог больше сдерживаться. Подбежал к Арсению, упал рядом с ним на колени, повернул за колени к себе и перехватил ещё двигающиеся на автомате руки. Палочки выпали из одеревенелой хватки. Арсений загнанно дышал и смотрел перед собой невидящим взглядом, не понимая, что Дима действительно сейчас находился рядом, что это не мираж, который выпустил густым туманом его уставший мозг. Позов приблизил чужие ладони к своему лицу, скривился от вида крови и содранной кожи на сгибах нескольких пальцев. Он не хотел! Конечно, он не хотел, чтобы до такого доходило. Дима поднялся на ноги и принялся рыться в своём рюкзаке. Руки дрожали, но всё же смогли расстегнуть небольшую дорожную аптечку, которая всегда была с собой во внешнем кармане. Снова оказавшись на коленях перед Арсением, Дима начал заклеивать растерзанные палочками сгибы пальцев. Он совсем забыл о том, что нужно было промыть раны перед этим, он думал лишь о том, какой он ублюдок, какой он жестокий человек, а ещё о том, какие у Арса золотые руки, прекрасные, бесценные. Он бормотал всё это вслух, держа в руках чужие ладони, иногда поднося к своим побледневшим губам тонкие длинные пальцы. Арсений изумлённо пялился на своего учителя, не веря своим глазам. Он вслушивался в тихий хрипловатый голос и потихоньку начал понимать, что всё это — реально. А ещё Арс узнал о том, что Дима считает его невероятным, гениальным и вообще лучшим, что было в его жизни. Сердце Арсения будто бы заметалось в грудной клетке, как бешеное, усталость нахлынула новой волной, да ещё и чувства душили, перекрывали воздух. Арс постарался вдыхать глубже, замедлять дыхание. Взгляд сосредоточился на сползающей оправе Диминых очков. Учитель совсем не обращал внимания на очки, которые так и норовили распрощаться с насиженным местечком на мощном и красивом греческом носе. Арсений поддался порыву, аккуратно выпутал свои пальцы из чужих. Снял с Димы очки, положил их на окроплённый кровью малый барабан. Дима, наконец, поднял взгляд, непонимающий и извиняющийся. Руки, все в пластырях, обхватили колючие щеки. Арсений наклонился и прижался к пухлым губам, сминая их, не веря тому, что он решился на это. Но совсем скоро понял, что решился не зря: Дима аккуратно, будто всё ещё боялся сделать больно, отвечал, невесомо поглаживая костяшки пальцев своего ученика. В этот момент Арсений понял одну вещь: он терзал свои руки, выматывался, изнывал от одинакового положения в течение многих часов подряд, злился, когда у него что-то не получалось, психовал от этого — всё это было не зря. Точно.