тривиальные вопросы о тройном убийстве (с ответами)(trivial questions about a triple murder (with answers))

— Он дурак или самоубийца? — спросил Ваймак, когда Эндрю закончил пересказывать команде разговор с Нилом. — Я спрашивал, ответ — да, — ответил Эндрю. — Боже правый. — Это сильно меняет ситуацию. — О, правда? Тишина, повисшая между ними после этого, была почти осязаемой, настолько густой от невысказанных вопросов, что из нее можно было лепить кирпичи. — Он не сын служанки, говорю тебе, — разбила момент Дэн, заявив то, что было очевидно. — Если и Мориямы, и Мясник потратили столько лет, выслеживая его, он должен быть кем-то более важным. — Либо он, либо эта женщина, — вклинилась Элисон. — Его мать? — Последнее ID, которое мы нашли, было прямо перед долгой паузой в 2003 году. После этого ничего нет, — напомнила Рене. — Вы думаете, он убил ее? — Нет, — сразу же ответил Эндрю. Он видел ярость на лице Нила, когда предложил это, она пылала, как вулкан под поверхностью, готовая ударить в нужный момент. Он увидел и узнал её — так же уверенно, как если бы он смотрел в зеркало. — Почему ты так уверен? Эндрю молчал, не желая объяснять свою уверенность. — Я доверяю Эндрю, — присоединилась Рене, не очень мягко предупреждая других перестать сомневаться, тихо помогая, но никто из них не признал этого вслух. Эндрю — из мелочности, Рене — из понимания. — Ладно, ладно. Это была просто мысль, — отступила Элисон. — Боже. Они все смотрели на Нила, как будто заранее договорились об этом, как будто ждали, что он встанет со стула и прояснит все, что нужно было прояснить. Нил сидел неподвижно, на его лице не было никакого ответа. Эндрю мог бы знать, он не раз пытался найти там хоть один. — Каков его план? — пробормотала Дэн себе под нос. Это был риторический вопрос — у них не было способа узнать, кроме как продолжать давить, продолжать выковыривать иголки правды из кучи дерьма. — Мы не можем поймать Мориям, — вздохнул Ваймак, выглядевший на сорок лет старше, чем следовало. — По мне, это звучит как оправдание для лентяев, — категорично заявил Эндрю. Дэн бросила на него взгляд. — Мы пытались сделать это больше раз, чем я могу сосчитать, и ты это знаешь. Неважно, какие доказательства мы получаем, этого никогда не достаточно, чтобы посадить их всех в тюрьму. Если Мясник работал с ними, а мы даже не догадывались, то сколько еще преступников под их началом? — Дэн права, — сказала Элисон, рассматривая свои разноцветные ногти. — И суды гораздо менее охотно рассматривают дела, которые уже были закрыты ранее. Обдумывая это, Ваймак сделал глоток своего кофе, который, вероятно, мог бы поднять мертвецов из их могил. — Джостен что-то знает, — сказал Эндрю, абсолютно уверенный в этом. Он не сводил глаз со ссутулившегося Нила и был уверен в своих словах, уверен в собственном безумии. Они никак не могли довериться убийце с его мотивами. Но он доверял. — Какого хрена ты так уверен? — Элисон огрызнулась; слова были резкими. — Он здесь, не так ли, — Эндрю жестом указал на клетку Нила, сделанную из стекла. — Он провел всю свою жизнь в бегах, но сидит на этом стуле покорно, как овца, ожидая своей кровавой участи. — Он не совсем послушный, — возразила Дэн. Ваймак остановил ее от дальнейших слов одним жестким взглядом. — Мы копы, — сказал он резко. — Если мне не изменяет память, вы отправили двух офицеров в больницу в день вашей вербовки, агент Уайлдс. Рейнольдс пробила дыру в промежности одного телохранителя на службе, а Миньярд столкнул копа с моста после того, как поджег его машину. Дэн прочистила горло, но это не остановило Ваймака. Ничто и никогда не останавливало. — Агент Уокер убила человека во время драки вместо того, чтобы сообщить о нем в полицию. Никто из вас не доверял полицейским раньше, некоторые из вас не доверяют им и сейчас. Можете ли вы обвинить человека со шрамами по всему лицу в том, что он не прыгает на ваших шеях от радости? Никому не нашлось, что сказать на это. Возможно, не только Эндрю видел свое прошлое на лице Нила, возможно, все они считали его человеком, находящимся в трех секундах от переломного момента — но, скорее всего, нет. Они даже не разговаривали с Нилом. У них не было возможности узнать, что его маска осторожного безразличия работает только издалека, по ту сторону зеркала. Вблизи — не очень. — Но мы хотим ему помочь, — беспомощно пробормотала Дэн, доказывая правоту Эндрю. Нил не оценил бы этих чувств.

***

Они начали запирать двери, когда избавили Нила от наручников. Не полностью, это было бы глупой ошибкой с их стороны, но они отстегнули его от стола, оставив запястья связанными, что дало ему возможность более широкого диапазона движений. Нил не пытался уйти. Эндрю знал, что он этого не сделает. Но все равно было неожиданно увидеть, как он вышагивает по комнате, словно пойманное в ловушку животное в зоопарке, ищущее наживу. Когда Эндрю решил нанести ему еще один визит, второй за этот день, была уже почти полночь. В здании было темно и тихо, и его шаги эхом разносились по коридорам, словно барабаны, сигнализирующие о начале увертюры. Эндрю не ожидал столкнуться с Рене, когда вошел в комнату по темную сторону зеркала. Он совершенно не ожидал, что она будет запирать за собой двери, ведущие к Нилу. — Эндрю, — мягко поприветствовала она его, заметив, что он стоит, застыв на месте. Он разговаривает только со мной, Эндрю не стал говорить вслух, слишком хорошо понимая, как жалко это звучит. Рене восприняла его молчание как приглашение рассказать больше, чтобы прояснить ситуацию. — Он позвал меня, — сказала она. — Комната звуконепроницаема, — возразил Эндрю, мелочно. Он не смотрел на Нила, хотя его глазам хотелось делать только это. Он отстраненно подумал, смотрел бы Нил на него, если бы мог видеть сквозь стекло. Рене подошла к центральному компьютеру и несколькими щелчками включила камеру. — Всегда есть выход, — сказала она, умудряясь сохранять свои секреты. Свои и Нила. Не имело значения, как Нил вызвал ее к себе; разговаривал ли он с ней. Или как долго. Был ли это первый раз или ежедневная привычка, или… Это не должно было иметь никакого значения, кроме признания внезапного желания Нила поговорить с кем-то еще. С кем-то, кто не был Эндрю. — Это был первый раз, — сжалилась над ним Рене. Сама информация была тривиальной, неважной. Она ничем не облегчила необъяснимую ярость, с которой боролся Эндрю — он даже не знал, откуда она взялась. — Что-нибудь новенькое? — он старался звучать пусто, незаинтересованно. Но Рене слишком хорошо его знала, чтобы не заметить, что осталось невысказанным. Он бы не спрашивал, если бы ему было все равно. — Ничего важного, — сказала Рене с улыбкой, которая напомнила Эндрю о тех временах, когда они оба присоединились к Лисам, когда они впервые участвовали в спарринге, словно им было что терять. Она вывернула руку Эндрю за спину с достаточной силой, чтобы повалить его, и ему показалось, что он снова ударился об асфальт. Рене редко лгала, если вообще лгала. После перерождения она стала доброй, честной, а не лживой. Впервые Эндрю не поверил ни единому слову из того, что она говорила. — Он просил меня не говорить тебе больше, — извинилась она. — Мне все равно, — соврал Эндрю сквозь зубы. Он знал, что она знает, но это его не останавливало. Рене не стала его отчитывать. Вместо этого ее взгляд упал на его предплечья, на повязки, скрывающие ножи, как будто она пыталась оценить опасность. — Я думаю, он ждет тебя, — сказала она, оставив его наедине с его мыслями. Эндрю глубоко вздохнул, избавляясь от беспричинного чувства, которое грозило поглотить его изнутри. Он опустил ножи в руки, позволяя их знакомому весу успокоить его. У него не было необходимости использовать их в течение, казалось, целой вечности. Оружие в его руках гарантировало безопасность против людей, которые хотели причинить ему боль. Сейчас было смешно вспоминать, что он использовал их против Ники в колледже, против Аарона еще раньше, против каждого случайного прохожего на улице, который не так на него посмотрел. Ножи были его, чтобы было чем драться, а сейчас он хотел бросить их в двери комнаты Нила, вонзить их глубоко в дерево, стекловолокно и металл, потому что чувствовал себя в опасности. Он подумывал о том, чтобы не заходить внутрь, несмотря на то, что явился только ради этого. В конце концов, он не смог удержать себя по ту сторону зеркала. Снова спрятав ножи, он взял ключи оттуда, где их оставила Рене, и отпер двери. Он не знал, что найдет, и не стал заглядывать за стекло, чтобы посмотреть, где Нил. Нил, судя по всему, ждал его прямо за дверями. Эндрю чуть не упал на него от решимости довести до конца свое решение войти внутрь. — Агент, — холодно ответил Нил, скрестив руки на груди. Казалось, визит Рене не вызвал у него особо радостного настроения. Эта мысль почему-то понравилась Эндрю. — Джостен, — отплатил ему Эндрю той же монетой. Возможно, он не знал, в чем тут дело, но поскольку Нил был любезен, как наждачная бумага, он не чувствовал себя очень виноватым сейчас. Да и вообще когда-либо. Нил ничего не ответил, но и не пытался пробить себе дорогу через Эндрю к свободе. — Ты говорил с Рене, — обвинил его Эндрю. — Она говорила со мной, — мгновенно поправил его Нил. — Та же разница. Ответный взгляд Нила был острым, его глаза все еще были закрыты коричневыми линзами. Яркий белый свет освещал его макушку, показывая другой оттенок коричневого у корней волос. — Есть ли смысл в этом театре или я могу притвориться, что уже сплю? Эндрю не ответил прямо. Гнев в нем утих, как бы довольствуясь тем, что Нил находится в поле его зрения, и он терялся в словах. Он пришел поговорить с Нилом, но у него не было наготове никаких вопросов, никаких других действий, кроме как разгадать его. Вопиющий антагонизм Нила не делал его менее интересным. Эндрю наконец закрыл за собой двери, понимая, что не идет никуда, кроме как вперед. Он потянулся в карман — достал зажигалку и пачку сигарет. Он поднес одну к губам и поджег ее. Нил наблюдал за ним с замешательством. Замешательство только усилилось, когда Эндрю предложил ему сигарету. Нил взял ее и послушно ждал, пока Эндрю прикурит, на его лице ясно читалось недоумение, а гнев рассеивался в пустоту. Он закрыл глаза, вдыхая дым, но не поднес сигарету к губам. Эндрю решил не подвергать сомнению его методы, по крайней мере, на данный момент. Он направился к своему стулу и сел, оставив Нила позади. Никотин в его легких облегчил сознание, уложил спотыкающиеся мысли на те полки, которым они принадлежали. Он заговорил первым. — Что тебе сказала Рене? Нил вздрогнул, глаза расширились, как будто он попал в воспоминания, в которые Эндрю не был посвящен. Наконец он подошел к металлическому столу и сел на стул, устраиваясь поудобнее. Менее бдительный, чем раньше, но отнюдь не беспечный. — Она рассказала мне о Лисах, — сказал он. Возможно, это была правда. Скорее, часть правды. Эндрю сомневался, что Рене пришла к их заключенному только для того, чтобы развлечь его рассказами о своей молодости. — Хм, — безразлично сказал Эндрю, выпустив при этом облако дыма. Взгляд Нила был прикован к его лицу, но он не был невыносимым, почти не враждебным. Его руки были связаны друг с другом только для того, чтобы он мог поднести одну руку к губам без необходимости двигать другой вслед за этим движением. Эндрю не знал, когда он перестал думать о нем как о непосредственной угрозе. — Почему ты коп? — тихо спросил Нил. Эндрю не ожидал такого вопроса, он не чувствовал необходимости отвечать на него перед кем-либо, но Нил задал его, и его волновал ответ — как будто ему действительно было интересно, как они оказались по разные стороны зеркала. — Медицинская страховка, — сказал Эндрю. Нил пожал плечами. Облако сигаретного дыма заполнило воздух между ними. — Почему ты убийца? — спросил Эндрю в ответ, проливая свет на абсурдность их ситуации. Они не должны были курить вместе, как старые друзья. Они не должны были разговаривать вне допросов. Эндрю не должен был интересоваться ответами, но он был искренне заинтригован человеком, который дышал ложью и сорил неправдой. — А почему бы и нет? — Нил немедленно ответил, но без своей обычной колкости. Он выглядел почти расслабленным, его выражение лица было наполовину скрыто дымом. — Может, и так, — ответил Эндрю, к своему собственному удивлению. Но признание в собственных грехах перед грешником, большим, чем он, не показалось ему кощунственным. Нил хмыкнул в ответ, как будто ожидал такого ответа — как будто не видел ничего предосудительного. Возможно, ножи на руках Эндрю были достаточно большой подсказкой. Возможно, один убийца мог узнать другого с первого взгляда, если бы их руки были заметно измазаны кровью. — Кого ты убил? Эндрю не мог удержаться от ответа, несмотря ни на что. — Мою мать, — сказал он. Это был первый раз, когда он произнес это вслух. — Ты сожалеешь об этом? — Я ни о чем не жалею, — произнес Эндрю слова, которые, возможно, были более правдивы, когда ему было двадцать, чем сейчас. Нил кивнул, поднес сигарету к губам, кончик которой светился оранжевым светом. Он не был удивлен, его взгляд на Эндрю не изменился. Эндрю почувствовал, что расслабился, несмотря на обстоятельства. Его не должно было удивлять, что Нил не подвел черту под матереубийством. (Но почему-то удивило. Это было важно). — Почему ты убил Мясника? — спросил Эндрю, чтобы сравнять счет. — Он встал на пути. Нил затушил сигарету, и пепел упал на металлический стол. Хорошо, что в этой комнате не было ничего легковоспламеняющегося. — Это ложь, — сказал Эндрю. — Только частично. — Все равно ложь. Их разговор мог идти по замкнутому кругу, пока в 6:30 не вошел бы Ваймак и не выгнал их обоих на улицу за курение в комнате для допросов. Эндрю стряхнул пепел со своей сигареты и решил разорвать круг, пока он еще не начался. — Сними линзы, — предложил он. — Нет, — быстро ответил Нил. — Боишься того, что под ними? — Возможно, я использую их, чтобы видеть. Вместо очков, знаешь ли. — Правда? — спросил Эндрю, приподняв бровь. — Нет, — ответил Нил, — но попробовать стоило. Эндрю откинулся в кресле, раскачиваясь вперед-назад. — Мы видели более двадцати фотографий твоего удостоверения личности, все с разными цветами. Что именно, по твоему мнению, ты скрываешь? Нил покачал головой, выражение его лица было нечитаемым, глаза холодными. — Тебе не понравится то, что ты увидишь, — сказал он через некоторое время. — Это уже так, — солгал Эндрю. Рука Нила метнулась к шрамам, оставленным ножами и огнем, и Эндрю внутренне вздрогнул, но не стал отказываться от своих слов. Он не сожалел ни о чем. Не жалел. Нил положил свою наполовину сгоревшую сигарету на стол. — Сними ножи, — сказал он. — Сними линзы, — вторил ему Эндрю, слишком хорошо понимая, что они просят друг друга об одном и том же. Последней защитой Эндрю были ножи, спрятанные в его нарукавниках, а Нила — модные линзы, закрывающие его глаза. — Положи ножи на стол и отведи меня в ванную, — торговался Нил, его лицо было пустым. — Что? — спросил он, когда Эндрю просто перестал качаться на своем стуле, — Я не собираюсь засыпать пепел в свои глазные яблоки. Это была довольно пуленепробиваемая просьба. — Ты мог бы захватить нож и оставить мой труп, чтобы его нашли утром, —рассуждал Эндрю. — Мог бы, — сказал Нил. — Но не буду. — Почему я должен верить обещаниям лжеца? — Потому что ему больше некуда деться. Эндрю зажал сигарету между губами и позволил своим ножам упасть в его руки в серебряной вспышке. После секундного колебания он положил их на стол. Нил смотрел на ножи, как в первый раз, когда увидел их, как будто они оскорбляли лично его и всю его семью. — Я не думал, что ты это сделаешь, — тихо сказал он. Да, они оба. Эндрю встал, чтобы не отвечать на незаданный вопрос, и направился к дверям в совмещенный санузел. По крайней мере, ему не нужно было вести Нила по коридорам и рисковать еще больше, чем он уже рисковал. Но нежелание Нила показать себя заинтриговало его, как свет рыбу-удильщика, и Эндрю не мог поделать ничего, кроме как следить за его блеском. Он опустил сигарету. Ванная была маленькой, лишенной всего лишнего — раковина, унитаз, мусорное ведро. Ни зеркал, ни окон. Просто еще одна ярко-белая комната, чистая и отрешенная от внешнего мира, специально созданная для того, чтобы выглядеть эффективно враждебной в глазах того, кто должен ею пользоваться. Нил вымыл руки с мылом. Как следует. Неохотно. Убедился, что Эндрю знает о его неодобрении, но, тем не менее, продолжил. Эндрю ждал. Свободное место на его предплечьях было таким же пустым, как в ванной, вычищенным, сырым. Он скрестил руки на груди, чтобы не дергать себя за повязки, не привыкнув к ощущению обнаженности, и по его коже поползли мурашки. Ползая от нетерпения. С предвкушением. Жаль, что в ванной не установили зеркало. Нил открыл и закрыл мусорное ведро, и глаза Эндрю метнулись к его спине, не понимая, когда он успел отвлечься. Руки Нила вцепились в края раковины, костяшки пальцев стали белыми, как фарфор, плечи сгорбились. Вид у него был, действительно, жалкий. Он не выглядел так, будто собирался посмотреть в лицо Эндрю в ближайшее время, и это не должно было быть так волнующе, быть на грани выяснения чего-то настолько фундаментального. Но это было так. И, возможно, именно ощущение того, что он стоит на самом высоком здании Балтимора и смотрит вниз, в бездну, заставило Эндрю действовать. Он потянулся вперед, его рука без ножа стала легче, он зацепил ткань одолженной Нилом рубашки и потянул. Нил с готовностью подался вперед, позволил себя развернуть, и на его губах не прозвучало ни одного колкого замечания. Его голова была опущена, взгляд упрямо устремлен в пол, и Эндрю пришлось вспомнить, что нужно продолжать дышать. Он резко дернул за ткань, когда они оказались лицом к лицу, — четкий приказ. Нил глубоко вдохнул, его плечи поднялись и снова опустились, руки беспокойно задвигались, но он не оттолкнул Эндрю, не попытался бороться с ним. Не то чтобы ему было что выигрывать; не после того, как он уже подчинился. Эндрю смотрел, как он вдыхает и снова выдыхает, выпрямляет спину, обретает опору. Затем Нил поднял голову. Было бы ложью сказать, что это не сбило дыхание Эндрю, это не было таким уж откровением. Глаза Нила были голубыми, оттенок казался почти искусственным, почти более фальшивым, чем коричневый цвет его линз. Это ничего не меняло — иметь голубые глаза, или зеленые, или черные, или еще какие-нибудь. Но улыбка Нила, жестокое оправдание улыбки, улыбка со слишком большим количеством зубов, слишком острая, как острие ножа — его улыбка в сочетании с внезапной синевой — все изменила. Руки Эндрю на долю секунды замерли, все еще вцепившиеся в рубашку Нила, но мысли в голове пронеслись быстрее, чем он успевал думать. Была общая идея, набросок, но слова для них ускользали, как и его контроль. Не было никаких остатков нерешительности, так четко прорисованной в позе Нила всего за несколько секунд до этого, никакого остатка нежелания. Только бесконечное веселье, точное знание того, что было очевидно. Принятие судьбы, своего рода. Эндрю удалось сохранить спокойное выражение лица. Ему удалось ослабить свою железную хватку на рубашке Нила. Ему не удалось не пострадать. Его ножи пропали. Глаза Нила были голубыми. — Почему ты убил Мясника? — услышал он свой вопрос вслух, голос, к счастью, ровный, пустой. Нил, казалось, ни на секунду не поверил, но в глазах Эндрю это считалось маленькой победой. — Разве это не очевидно? — сухо сказал он, и самодовольство не исчезло с его лица. — Почему ты его убил? — подтолкнул Эндрю. Нил нежным движением разгладил свою мятую рубашку и шагнул вперед, тесня Эндрю к прохладной стене. — Думаю, ты уже догадался, — сказал он, и одно его присутствие было мучительным. — Но ты действительно хочешь, чтобы я сказал это вслух, не так ли? — Я ничего не хочу, — пренебрежительно сказал ему Эндрю, не обращая внимания на то, как кровь барабанит у него в ушах. Нил только шире улыбнулся и наклонился ближе. Улыбка стянула шрамы на его щеке. — Лжец, — сказал он небрежно, и это слово заполнило воздух между ними. Эндрю прижался спиной к холодной плитке ванной, и легкость его повязок дразнила его собственной самоуверенностью. — Почему ты убил Мясника? — снова спросил он, пробиваясь вперед. Эти слова повисли в воздухе рядом со словом «лжец» — своего рода обвинение, поскольку они оба знали ответ. Глаза Нила, казалось, своим пристальным взглядом пронзали Эндрю насквозь. Голубой цвет вместе с его улыбкой, вместе с корнями волос, которые при ближайшем рассмотрении казались скорее рыжими, чем обычными каштановыми, — все это складывалось в общую картину. — Почему? — тихо спросил Нил, не дожидаясь ответа. — Потому что он был моим отцом, конечно же. Эндрю не увидел в его словах ни следа лжи. В них звенела правда, отточенная как оружие, предназначенное для того, чтобы резать, чтобы ставить синяки тому, кому не повезло услышать это вслух. При других обстоятельствах это могло бы вызвать смех: классический поворот в каждом низкобюджетном детективном сериале, фраза «Он был моим отцом», а затем конец эпизода, черный экран и слишком драматичная музыка. Но Эндрю не хотелось смеяться перед лицом самого большого осложнения в их деле на данный момент. Нил воспользовался внезапно наступившей тишиной, чтобы сделать шаг назад, его тепло отступило без того, чтобы почувствовать дрожь на холодной коже Эндрю, без того, чтобы услышать звук его шагов. Эндрю потребовалась лишь миллисекунда, чтобы собраться с мыслями. Возможно, меньше. Затем он вспомнил о ножах, так небрежно положенных на металлический стол, о дверях, которые он запер за собой, но которые не удержат Нила внутри, если тот действительно решит сбежать, и этого оказалось достаточно, чтобы вывести его из оцепенения. Он последовал за Нилом из ванной, из одной ярко-белой комнаты в другую, его мысли все еще путались, но были достаточно ясны, чтобы понять, что он не отпустит Нила без объяснений. Не тогда, когда у него было больше вопросов, чем ответов, не тогда, когда каждый полученный ответ порождал еще больше вопросов. Это уже не было делом о тройном убийстве и одном свидетеле. Это было гораздо больше. Эндрю нашел Нила именно там, где и предполагал — за столом, держа в руках ножи Рене с нечитаемым выражением лица. Это был не страх перед ножами, как в тот вечер, когда Эндрю впервые показал их. В этой реакции сыграл роль еще один секрет — еще одна причина не позволить Нилу исчезнуть. Эндрю закрыл двери в ванную, заставляя себя сохранять спокойствие, повернувшись спиной к врагу. Но Нил не сдвинулся с места, не раздалось ни звука его шагов, он просто терпеливо ждал, не отрывая взгляда от ножей. Ждал Эндрю. Эндрю подошел к нему. Возможно, это было не самое лучшее решение — подойти ближе к вооруженному человеку, предполагаемому сыну Мясника. Но Эндрю не был примером правильных решений, поэтому так он и поступил. Нил смотрел на него без слов, его глаза были нечитаемы. Он переложил оба ножа в левую руку и протянул их сначала Эндрю. Это могла быть ловушка. Небольшая хитрость рук, и Эндрю мог оказаться с тонкой рукояткой, торчащей из его тела, и большим количеством крови на полу. Но он все равно протянул руку. Это была не ловушка. Знакомый вес ножей успокоил его расшатанные нервы, и Нил выгнул бровь в молчаливой насмешке. — Я не собираюсь бежать, — сказал он, как будто его слова что-то значили. — Ты знаешь это. — Я сомневаюсь, что ты сообщил бы мне, если бы передумал, — ответил Эндрю, сохраняя ровным голос. — Ты все еще думаешь, что для меня есть выход? — спросил Нил с вызовом в глазах и натянутой улыбкой на губах. — Ты либо недооцениваешь их, либо переоцениваешь меня — я еще не решил. — Я просто считаю, что твоя глупость не знает границ. — Спасибо. — Это был не комплимент. Улыбка Нила росла, превращаясь в нечто реальное, и Эндрю решил закончить разговор до того, как это сможет что-то с ним сделать. Он положил ножи на место и повернулся на пятках, оставив Нила позади. Он не беспокоился о закрытии дверей. Нил никуда не собирался уходить в ближайшее время. У него действительно не было другого места, куда он мог бы исчезнуть — не раньше, чем Морияма таинственным образом в одночасье прекратит своё существование, что было весьма маловероятно. Эндрю закрыл за собой двери, сделав первый глубокий вдох за то время, которое показалось ему вечностью. Напряжение царило в его костях, сердце сильно стучало в груди, почти оскорбительно громко. Нил не имел права оказывать на него такое воздействие. Он сказал себе, что это волнение от того, что он узнает информацию, которая может потрясти криминальное подполье до основания, а не от того, что он узнает информацию о Ниле. Нил был неважен. Сын Мясника или нет. Эндрю бросил последний взгляд через плечо, последний взгляд, направленный на человека, который только что признался в убийстве собственного отца, и застыл на месте. Похожий на человека в свете фар, на вора, пойманного с толстой кучей денег на столе, Нил стоял посреди комнаты, посреди ничего, там, где его оставил Эндрю. Казалось, он застыл на месте, совершенно неподвижный от осознания чего-то ужасного. Чего-то меняющего игру. Эндрю проследил за его взглядом до угла комнаты. К камере, безмолвно наблюдавшей за Нилом со своего места, к их безжизненному спутнику. Еще одна была в ванной. Эндрю не выключил их, прежде чем войти внутрь.