В тревоге уснул городок благочинный

При просмотре данной новеллы вспоминается Вильям наш Шекспир, но почему-то в самодеятельной постановке народного театра. То ли страсти не те, то ли конец. Здесь, как и в предыдущих новеллах, наблюдается некий феминоцентризм: дамы страдают от избытка кавалеров, но, предпочитая одного, остальных не прогоняют, а, напротив, привечают, принимают от них подарки и вдохновляются их завлекательными рассказами об уголовно наказуемых деяниях. Штольман логично предполагает, что один из тех кавалеров, кому недоступны подобные высокие отношения, мог методом исключения намекнуть Марфе на свои неоспоримые достоинства. Идея нравится всем, но предпочтение окружающих отдается этническому акценту розыска. Наличие пуговиц и всего к ним прилагающегося рядом с Марфой осуждается в присутствии Анны, чтобы она могла достойно заклеймить подобную косность. Анна приходит в участок с добротворческой миссией: приводит сбежавшую невесту и сдает влюбленных с рук на руки разъяренным родителям, а затем обеспечивает обмен суицидальными предложениями. Успешность миссии несомненна: покушение на себя, обнаружение попытки и доставка в больницу происходят волшебным образом не только одновременно, но и своевременно. Зрителям остается только гадать, почему молодые супруги решили уйти из жизни, снискав гнев родителей, если сообщение о тайно состоявшемся браке вызывает у Муромовых желание благословить, а у Кайсарова – раскрыть объятья неверным. Тем временем незадачливый убийца в отчаянной попытке привлечь к себе внимание публики делает, несомненно, обдуманную попытку похитить возлюбленную средь бела дня и со слезами облегчения сдается полиции. Однако его рассказ о преступлениях во имя любви почему-то не находит сочувствия у служителей закона, в отличие от рассказа Марфы. И это наводит на мысли о том, как возраст и красота одного могут сделать Юпитером, а другого – быком в глазах избирательного правосудия. Воистину, нет повести печальнее на свете.