Спасите наши души

Птички сегодня запели необычайно рано. Мона с огромным раздражением вскочила с кровати и подошла закрыть форточку, чтобы не слышать эти, раздражающие ранним утром, звуки. Её настроение было ужасным, просто хуже некуда. Сегодняшний прекрасный день мог быть идеальным, но Шадис в компании с Кирштейном испортили его. Взглянув за окно еще раз она поняла, что рассвет уже скоро наступит и стоит выдвигаться на дежурство к своему закадычному товарищу. Пытаясь найти чистые брюки, Мона случайно столкнула зеркальце Кристы. Оглушительный звон разбудил девушек. Криста взвизгнула от испуга за подругу, Саша мирно продолжила спать, а Имир даже не открыв глаза, начала ворчать: — Калви, на какой черт тебе это зеркало? Ты что, собралась отбивать Жана у Микасы? Настроение портилось с каждой секундой и терпеть даже эти дружеские нападки не осталось никаких сил. — Ты что, самая умная, Имир? Может ты пойдёшь подежурить вместо меня? Попросишь Шадиса поменять нас с тобой. — Моника собирала осколки себе в руку. — Или ты перед Шадисом язык в жопу запихиваешь? Криста изумлённо округлила свои голубые глаза. Она ждала, что Имир сейчас подскочит с кровати и начнётся словесная перепалка между ее подругами. Но этого не произошло. Имир проигнорировала слова Моны и продолжила спокойно спать. — Давай я тебе помогу, — прошептала Ленц и притащила из угла комнаты мусорное ведро. — Спасибо тебе большое, Криста. И прости меня за это зеркало… — Моника стыдливо склонила голову и повернулась лицом к блондинке. — Я обещаю, что обязательно куплю тебе новое. Сегодня же. Криста улыбнулась и начала шептать какие-то отговорки, мол не нужно ей никакого зеркала и вообще она сама виновата, что положила его вот так. Но Моника была непреклонна. — А ты что-то искала здесь? — очень к месту заметила Ленц, и Мона вспомнила, что ей нужны были чистые штаны. — Да. Я понимаю, что это может звучать глупо, но ты не видела мои штаны случайно? Из под одеяла послышался грубый смех: — С такими запросами тебе к маме, Калви. — Тебе совсем не угомониться, Имир? Криста цыкнула языком и, помывшись в ящике несколько секунд, вытащила брюки Калви. Девушка поблагодарила Ленц и поспешила одеться. Солнце уже взошло и Мона определено опаздывала на своё дежурство. Затягиваясь ремень на брюках, она посмотрела на Сашу. «Везёт же некоторым, еще целый час сна.» подумала Моника. Выходя из комнаты, она тихо закрыла дверь, чтобы не разбудить Блауз. И как только шаги ее стихли, Саша подняла голову. — У неё нет матери, Имир. *** — Будьте паиньками, я скоро вернусь. — приторным голосом Джуллиана прощалась с Моникой и мистером Калви. — Обязательно, дорогая. — грубый голос генерала Калви никак не сочетался со всеми милыми вещами, которые он говорил своей жене. — Я вернусь через неделю. — протараторила миссис Калви проверяя свою сумку. — Веди себя прилично, Мона. Моника робко кивнула и продолжила стоять за спиной папы, ожидая, когда уже эта женщина покинет их с отцом милый дом. Она еще долго объясняла главе семейства, где находятся разные глупые, по мнению девочки, вещи. Но когда дверь за ней наконец закрылась, Мона со всех ног побежала вверх по лестнице. При «мамуле» делать это было также запрещено. В комнате она начала искать ту одежду, от которой Джуллиана Калви решила избавиться. В закромах своего шкафа она нашла любимые зеленые шорты и белую майку. У них с отцом сегодня был очень важный день и его новая жена очень кстати поехала к своей семье. Пышная причёска была расплетена и на голове у девочки теперь была маленькая соломенная шляпка. Одежда пришлась девочке как раз. Она спустилась вниз по перилам, отец уже давно ожидал ее. Он молча взглянул на неё и их небольшая семья отправилась на одно из самых важных мест. Когда они шли по улице, многие здоровались с мистером Калви. А девочка бежала впереди, ловя на себе улыбающиеся взгляды прохожих. Этот день был слишком хорош для такого повода. *** — Ты опоздала. — было первым, что Моника услышала, когда она запыхавшаяся вошла в столовую. Она закатила глаза и отправилась за тряпкой, чтобы вытереть столы и убраться восвояси отсюда. — За опоздание Кит Шадис поручил тебе вымыть полы. — очень едко сказал Кирштейн девушке. Глаз уже был готов задёргаться от несправедливости жизни, но стараясь воздержаться от оскорблений в сторону этого, обделённого мозгами мальчика, она медленно подошла в угол, где стояла шваба и ведро. Повезло, что в ведре уже была вода и ей не пришлось бы тащиться на другой конец их территории к колодцу. — Как видишь, я уже набрал воды, поэтому за тобой должок, Калви. «Должок? Он, что издевается? Может просто вылить ему на голову эту водичку и пойти досыпать свой законный час в кровати?» — Ты совсем берегов не видишь, Кирштейн? Какой должок? Кто тебя вообще просил от этом? — Жан на это промолчал и продолжил спокойно сидеть на лавочке. Сокрушённая своим поражением Моника взяла в руку тряпку и начала мочить ее в холодной воде. Дальше последовали незамысловатые движения, во время которых Кирштейн постоянно вставлял свои ненужные комментарии. Он то и дело указывал Минике на упущенную ей грязь и просто вёл себя как осёл больше чем обычно. Мона стойко держалась, хотя ей хотелось вставить ему швабру в то место, о котором нормальные люди не говорят в приличном обществе. Спустя время вся столовая была убрана и Калви, с облегчением пошла выливать воду во двор. Там она встретила Шадиса: — Неужели вы сработались с Кирштейном. — своим хриплым голосом проговорил инструктор не без нотки удивления. — В каком это смысле? — Монике очень захотелось уточнить, когда же это они успели сработаться. — Ну Кирштейн моет полы, а ты выливаешь за ним воду. Похвально. Так работают настоящие солдаты. — и он удалился, оставив Монику стоять в полном шоке. Вернувшись обратно в злосчастную столовую, Мона была просто в бешенстве. Жан преспокойненько сидел, облокотившись спиной к стене. Калви с шумом поставила ведро и швабру в угол столовой и, хлопнув дверью, ушла. *** Отец Моны сидел на коленях и тихо плакал, прислонившись к надгробию. Мона собирала букет из иссушенных цветов, чтобы положить его к могиле. Во рту у нее был какой то колосок, а в душе ничего не было. Она понимала почему отец плачет. Но не еще не знала, что такое смерть. Возможно в ее детской голове отсутсвие мамы объяснялось тем, что это нормально. Нет и нет. Но когда она смотрела на других детей, которые с радостью бежали домой, зная, что их там любят и ждут, ее начинала преследовать зависть. Она тоже хотела, чтобы ее хоть раз встретили также, чтобы на земле было место, которое она сможет назвать домом. Место, в котором будут хорошие люди. Потому что в ее окружение были только злые люди. Папа был военным, все его друзья тоже были военными. Она еще с пелёнок знала, что война губит души людей. Поэтому доброго капитана Магата нельзя было назвать таковым. Папу тоже нельзя было назвать добрым, он часто кричал на детей с повязками в их штабе. Мона боялась, что надень она такую повязку, отец будет со злобой кричать и на нее тоже. А сейчас он плакал, слёзы его падали на мраморную плиту. Когда он поднимал голову, он видел черно-белый портрет Клэр Калви. Сердце его сжималось и он погружался в еще большую тоску. Моника тем временем уже собрала свой букет и аккуратно положила его под портрет матери, боясь потревожить отца и его душевные терзания. Она присела на песок рядом с могилой и огляделась по сторонам. Место, где они сейчас находились было очень живописным. Это был высокий холм, вид с него открывался на море. Сам холм не был устелен травой, как любой другой холм. На нем было много сгоревших под палящим солнцем цветов. Всё это складывалось в голове у Моники, как уютное место. Она любила сюда приходить, собирать эти сухие и безжизненные цветы, дарить им новую жизнь, грызть сухие колоски и наслаждаться этой свободой. Она всегда снимала здесь свои босоножки и бегала босиком. Эта волшебная погода, которая была сегодня, дарила Моне улыбку и приподнятое настроение. Она резко вскочила и побежала по холму, ей хотелось, чтобы ветер задувал ей в уши, а мошки залетали в рот. Потому что это весело. Также весело было свалиться в песок снова и сделать ангелочка на песке. — Мы уходим. — оборвал всё веселье отец. Мона взглянула на него, он был удивительно спокоен. Лицо не выражало не единой эмоции, а на глаза не было ни слезинки. Словно это не он долго и отчаянно плакал. Девочка склонила голову и надела свои босоножки. Ей хотелось продолжить веселиться и тут отец снова подал голос: — Я куплю тебе мороженное по пути. *** — Да забудь ты это. — говорила Саша , по пути на ярмарку, держа Монику под руку. — Забыть? Это было унизительно, Саша. Я корячилась там, хотя это вообще была его задача. — Ну это же Кирштейн, Моника. Я бы наоборот удивилась, если бы он не устроил тебе никаких подлянок. — Мона лишь промолчала. Саша в какой-то мере была права. Жан Кирштейн способен на сострадание только к одному человеку в кадетском корпусе. И все знали ее имя. Эта ярмарка ежегодно проходила в Тросте и сюда съезжалось очень много людей, которые накопив денег, оставляли их все здесь. Найти в этом удивительном месте можно было много интересных вещичек. Мона обычно не располагала никакими деньгами и Саши или Криста платили за нее. Но в этом году Энни и Райнер добыли откуда-то слишком большое количество золотых монет. Калви даже не хотела знать, что конкретно пришлось делать товарищам, чтобы достать мешок таких монет. Однако, наличие денег определённо радовало девушку. Как только они оказались в самом сердце ярмарки, Саша побежала в сторону, где обычно продавались разные продукты. Она запросто могла купить себе кусочек мяса, на накопленные за год деньги. Поэтому, прошептав Монике их предположительное место встречи, Саша убежала. А Калви отправилась в другую сторону ярмарки, туда где продают зеркала и другие побрякушки. В такие дни им разрешалось надевать гражданскую одежду, чтобы не привлекать внимание горожан к себе. Моника сегодня надела всё те же белые брюки, но на верх она надела бежевую льняную рубашку, которую ей подарила Криста на день рождения. Пока Калви прогуливалась по ярмарке, она пару раз встретила своих однокурсников. Мона спешила обходить их стороной, чтобы не навлечь себя на бессмысленные разговоры и ненужных сопровождающих. Поэтому она плавно лавировала в толпе людей, стараясь затеняться как можно тщательней. Проходя какую-то лавку она заметила то, что ей было очень нужно: милое зеркальце. Почти такое же, как и было у Кристы, но немного более украшенное. Мона сразу вспомнила то зеркало из сказки про семь гномов, которую она часто читала в детстве. Оно было очень похоже, однако было порядком меньше, чтобы помещалось в любой походный мешок Кристы. Мона, не задумываясь вытащила свой мешочек с золотыми, подходя к торговцу. Старый мужчины сразу обратил внимание на миловидную незнакомку, которая заинтересовалась его товаром. Он назвал цену в шесть золотых, и Мона уже собиралась достать их из своего мешочка, как какой-то мужчина дёрнул ее за волосы. Она резко обернулась, а другой, воспользовавшись ее рассеянность выхватил мешочек из рук. Старый торговец что-то закричал им вслед, но его возгласы растворились в шуме огромной ярмарки. Мона сначала не поняла, что случилось. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что ее обокрали. Она разочарованно попрощалась со стариком и попыталась выйти отсюда. С этой глупой ярмарки. Она нашла какие то ящики в небольшом переулке. Она в сердцах пнула один их них, а на второй она уселась, закрывая свои глаза руками. Она знала, что не сможет сдержать слёзы обиды. Её поглощал стыд. Ей было стыдно перед Энни и Райнером, которые достали им эти деньги, перед Кристой, которой она уже пообещала купить зеркало в замен старого, которое она разбила. Но она опять прокололась. Подвела своих товарищей и осталась абсолютно одна посреди этой глупой ярмарки. *** — Дома я тебе кое-что покажу. — сказал отец, протягивая Монике мороженное. Ваниль и шоколад были любимыми сочетаниями Калви, поэтому она с жадностью начала уплетать мороженное. Отец ушёл в перед, а девочка осталась стоять у ларька, поедая любимый десерт. По приходе домой, отец сказал ей идти за ним. Они вместе поднялись на второй этаж. Там отец остановился и начал рассматривать потолок. Моника последовав примеру отца, тоже начала рассматривать его. Но не заметила ничего примечательного. Разве что, какая-то маленькая дырка на потолке. Но она же всегда там была… Тогда отец достал какую-то железную палку, и вставил прямой эту маленькую точку на потолке. Через секунду от потолка отделилась, Мона испугавшись этого, отскочила в сторону. А отец подпрыгнул, и зацепил эту часть потолка руками. И через мгновенье перед глазами Моны появилась лестница на верх. Отец подсадил ее на ступеньку и девочка начала подниматься вверх. А этот день начал нравиться ей всё больше и больше. Когда они поднялись наверх, перед Моникой предстал их чердак. Он был весь в пыли. Тут находились какие то старые коробки, висели какие-то картины на заржавевших гвоздях. Все это так заворожило девочку, что она не заметила, как ее папа начал рыться в каких то коробках. Оттуда генерал Калви доставал разные альбомы. Позвав дочку, он передал ей стопку тяжёлых альбомов с фотографиями. Он присел на пол, что очень удивило Монику. Но она тут же последовала его примеру. Папа раскрыл первый альбом и начал показывать девочке разные фотографии оттуда. Она заметила на снимках молодую кудрявую девушку, в которой почему-то узнала себя. Отец пояснил ей, что это ее мама в молодости. Тогда девочка с интересом начала разглядывать и другие альбомы, которые достал отец. — Но давай договоримся, дочь, — начал отец, смотря дочери в глаза. — То, что было в этой комнате, навсегда останется здесь. И ни в коем случае не говори об этом месте «мамуле». И Мона впервые увидела, как папа скривился, говоря про Джуллиану. Она согласно кивнула на реплику отца и продолжила рассматривать разные фотографии. Когда очередной альбом был просмотрен, она наткнулась на какую-то кожаную книжку. Открыв ее, Моника прочитала название: «Дневник Клэр Паркер Калви» Это было единственным, что было написано на понятном для Моны языке. Дальше пошли какие-то непонятные для нее буквы, что-то ей подсказывало, что не стоит уточнять у отца, что там написано. Пока папа отвернулся, Моника запихнула под майку эту книжку. Не долго думав, она раскрыла первый попавшийся альбом, вытащила оттуда фото мамы и также запихнула его под майку. Со спокойной душой она стала дальше рассматривать альбомы еще несколько часов. Когда подошло время ужинать, отец сказал, что пора спускаться. Мона с расстроенным видом спускалась по лестнице. А потом быстро-быстро побежала в свою комнату, чтобы спрятать эти находки. *** Она точно просидела там не меньше часа, и подняла голову только тогда, когда ее плеча коснулась чья-то ладонь. Она испуганно посмотрела на человека, который потревожил ее тоску. Этим человеком оказался веснушчатый Марко Ботт, а за его спиной стоял недовольный Жан Кирштейн. Марко, развернувшись к другу сказал: — Я же говорил, что это она. — на это Жан лишь закатил глаза. А Моника вернулась в своё прежнее положение. Ей стало еще хуже, оттого, что ее увидели в таком состоянии ее собственные однокурсники. Ботт присел на корточки перед ней и спросил, что у нее случилось. Она лишь помотала головой. Но Ботт не прекращал спрашивать, что случилось, пока голос его не перебил: — Она не хочет с нами разговаривать, что непонятного, Марко. — возмущённо выкрикнул Жан, которому не нравилось, что его время теряют на эту раздражающую кудрявую девочку. Он уже было собрался уходить, но что-то его остановило. Он подошёл к Монике и, подняв ее голову двумя руками, обратился к ней: — Задам еще раз вопрос Ботта. Что у тебя случилось? Иначе мы уйдём, а ты останешься здесь совсем одна. В этом переулке ты встретишь каких нибудь уродов, и тебя больше никто никогда не увидит. Это действенно сработало на итак расстроенную и испуганную девушку. Она как на духу выложила всё, что с ней случилось. Под конец ее рассказа Ботт душераздирающе вздохнул, а Кирштейн лишь хмыкнул. — Каждая живая душа знает, что на этой ярмарке деньги стоит держать при себе, иначе их легко могут выхватить из рук местные хулиганы. Он наверняка понимал, что ни капли не помогает ситуации, но всё равно подливал масла в огонь. Ботт шикнул на него и парень наконец удалился. Мона разревелась пуще прежнего, а Марко лишь держал ее за руку, потому что не знал, что делать в таких ситуациях. Жан вернулся спустя какое-то время, когда рыдания девушки сошли на нет и они просто смотрела с стену с опустошённым взглядом. Он пощёлкал пальцами перед её лицом, чтобы вывести ее из транса. Она раздражённо посмотрела на него, а потом он протянул ей зеркало и что-то еще. То самое зеркало, которое Моника собиралась подарить подруге. А второй вещью, которую он протягивал девушке, был браслет с разноцветными стекляшками. Взгляд Моны мгновенно поменялся. Она ошарашено приняла эти вещи и потом посмотрела на Марко, он удивлённо пожал плечами и протянул руку Монике, чтобы она встала. И тогда они втроём отправились домой, потому что было уже ужасно поздно.