Послание в бутылке

Recite your history of oppression, babe While you are under me

Ему снился сон. А может, это был и не сон вовсе, а больные фантазии истерзанного долгим днём разума. Разума, пребывающего в неком аморфном пространстве где-то между реальностью и миром подсознательного. Он лежал. Просто лежал. В кровати, на земле, в вакууме — неясно. Ничего вокруг будто не существовало, кроме него и его тела. Или проекции тела. Наверное, всё же проекции, ведь своим телом он повелевать был властен. Это же условно его тело было автономно: оно не слушалось сигналов мозга, приказывающих пошевелить конечностями или хотя бы пальцами. Однако в обратную сторону цепь «мозг-организм» почему-то работала: он вдруг ощутил, как тело забило тревогу, заставляя опустить взгляд на левое предплечье. Он вперился глазами в бледную кожу, как на ней внезапно появилось маленькое, как прыщик, пятнышко. Оно начало крошиться, вваливаться внутрь. Из образовавшейся дырочки вылез маленький муравей и, поиграв усиками, словно приветствуя этим его, пополз по своим муравьиным делам. Затем из отверстия вылезло ещё пару муравьёв, повторивших нехитрый обряд приветствия. А потом подобные отверстия стали появляться и на других частях тела: на груди, животе, ногах. Кожа покрывалась маленькими пятнами, крошившимися, как рыхлая земля, и из этих дырочек выползали муравьи. Полчища муравьёв. Они все отдавали ему дань чести, шевеля усиками, и уползали незнамо куда. Скоро отверстий стало так много, что тело готово было превратиться в труху, притаптываемую мириадами лапок. Его это не пугало. Он просто наблюдал, как уничтожается его материальная оболочка, но не чувствовал ни боли, ни отчаяния. Он не чувствовал ничего. Абсолютно ничего. И это было самым ужасным ощущением в мире…

***

Трель телефонного звонка была первым, что достигло его чувств после мучительного кошмара. Он долгое время пытался подняться с постели, словно не отходил ото сна, а собирал себя по кусочкам с нуля. Но звон телефона действовал удивительно отрезвляюще — это было своего рода знаком возвращения к реальности. Звонил Фрэнк. Долго выхаживался на тему мифов о британской пунктуальности, но, не найдя должного отклика, перешёл к сути — алая «кобылка» была готова к новым заездам. Ёсан и хотел бы порадоваться, только вот дурные знамения сна всё ещё держали в заложниках. Он едва ли верил в вещие сновидения, но что-то в сегодняшнем кошмаре будто бы хотело облечься во вполне себе конкретное толкование, которого он страшился. Потому и постарался под конец беседы проявить как можно больше энтузиазма и заверил, что самолично заберёт «Мустанг» из автомастерской. Наводил порядок в комнате и одевался Ёсан сегодня как никогда сосредоточенно, так, словно рутина была панацеей от пагубных мыслей и своеобразного негодования. Почему из всех кошмаров ему запомнился именно этот, ещё и так явственно, так ярко? Неужели призрак поддельного Джеймса Дина каким-то образом прознал о позорном секрете нового хозяина дома и теперь принялся со вкусом мучать? Он отказывался верить в подобную паранормальную чушь, по крайней мере, старался убедить себя в этом. За пределами коттеджа пагубное влияние призрака слегка ослабло. Созерцание размеренной жизни Карнеги помогло расслабиться. Ёсан подумал о Юнхо. Когда тот обещал прийти сегодня? Кажется, его смена в магазинчике была ночной, а значит, под утро он скорее всего освободится. Почему бы не забрать его на обновлённом «Мустанге»? Можно было бы прокатиться просто так, удовольствия ради, съездить туда, где не будет ни осуждающих людей, ни озлобленных духов. Идея была заманчива. Ёсан улыбнулся ей и с искренним воодушевлением направился в автомастерскую. Сервис встретил молодого человека привычным скрежетом домкрата, перекрикиванием мастеров и гудящей из старого радиоприёмника кантри. Место было по-своему очаровательное. Под тентом, где стояли выставленные на продажу подержанные авто, было установлено несколько стульев. Ёсан, захаживая проверять работу Фрэнка, любил устраиваться на одном из них и сидел, часами глядя на трудящихся мастеров и слушая болтовню дяди Сэма — глуховатого старичка-индейца, отнёсшегося к «залётному британцу» с удивительной симпатией. Он и сегодня рассчитывал скоротать время в компании разговорчивого мужчины, но на привычном месте того не было. Впрочем, не только это нарушало привычный ход вещей в автомастерской. У входа в мастерскую стояла старенькая грязно-красная «Шевроле», и Ёсан, наверное, не придал бы ей особого значения, если бы взгляд не мазнул по номерам. Машина была не местная, штата Колорадо. — Чего застыл? — Фрэнк появился из ниоткуда и тут же ворвался в личное пространство подколкой и панибратским хлопком по плечу. — Кого это занесло? — ответил вопросом на вопрос Ёсан. Кажется, начало просыпаться былое любопытство. — Золотой мальчик вернулся на лето. Хвастаться перед мамочкой табелем с отличием и купленной на стипендию развалюхой. Но ничего, мы эту крошку быстро поставим на ход… Твоя, кстати, уже готова к выездке. Рискнёшь оседлать, ковбой? Сбитый с толку второй частью монолога Фрэнка, он так и не удосужился уточнить, верны ли его догадки насчёт «золотого мальчика», как тот вдруг появился поблизости собственной персоной. Ёсан безошибочно узнал его — похоже непохожего на Юнхо парня с самодовольным выражением лица. Он вышел из мастерской и выдвинулся в сторону Фрэнка, на ходу интересуясь: — Чья это тачка с калифорнийскими номе- Вопроса он так и не закончил, замерев на полуслове. Всё потому, что именно в этот момент они встретились взглядами. Судя по всему, о личности пришлого при ему уже было известно в достаточной мере: сквозь щёлочки его прищура так и фонтанировали презрение и неприязнь. Стоящий рядом Фрэнк поёжился и поспешил сойти с линии огня, словно ожидая, что между двумя азиатами развяжется кинематографичная ковбойская перестрелка. Однако Ёсан, не имевший ни малейшего желания вступать в спор, в очередной раз поблагодарил механика и с гордо поднятой головой прошествовал мимо Чонхо (это имя показалось ему более привычным) в мастерскую. Того подобный апломб явно оскорбил, потому вслед было брошено достаточно громкое: «Терпеть не могу пидоров с Западного побережья». Проигнорировав ремарку, коль скоро к нему она имела лишь косвенное отношение, Ёсан расплатился за проделанную работу и поспешил смыться из автосервиса, не забыв нагло отсалютовать Чонхо из открытого окна «Мустанга». Высчитав расположение чёрного выхода магазина, он припарковался неподалёку и принялся ждать. Коротать время пришлось под аккомпанемент оставленных пластинок. Среди «американцев», которым Юнхо отдавал явное предпочтение, особняком держались The Police и Фил Коллинз, чью соло-карьеру Ёсан до этого не особо привечал. Однако любовь к тембру Коллинза, символизму его лирики и проникновенности музыки оказалась сильнее предрассудков, поэтому теперь он готов был заслушать «Face Value» до дыр. Юнхо появился драматично — посреди душераздирающей «In the Air Tonight». «Well, I've been waiting for this moment for all my life, oh Lord…» — и почему он не знал об этой песне раньше? — Привет, — Ёсан поздоровался с непривычным для себя энтузиазмом, только вот Юнхо воспринял его хорошее настроение в штыки. Кажется, сегодня какая-то невидимая сила поменяла их роли местами. — Езжай домой, — только и удосужился буркнуть парень, обходя машину и куда-то нервно-уверенно шагая. — Что-то не так? — поинтересовался Ёсан, заводя машину, и медленно поплёлся вслед за Юнхо. Тот явно был не в настроении и будто намеренно игнорировал дрейфующий рядом автомобиль. — Езжай домой, я прошу! — он буквально прошипел эти слова и наконец удосужился бросить короткий взгляд, полный чего-то неясного — то ли опаски, то ли обеспокоенности. — Встретимся у тебя через пару часов, — сказав это, Юнхо был таков — нырнул в узкий проём между домами и скрылся за углом. Через пару часов? Ёсан изведёт себя за это время, если останется в коттедже. Нужно было куда-то себя деть, но он положительно не знал, куда именно. Недолго думая, он решил прошмыгнуться по окрестностям. Выехал из проулка на какую-то маленькую улицу и медленно покатил по ней, раздумывая, куда можно отправиться. Подумал было съездить до реки, о которой не раз упоминал Юнхо — той самой, где Джейсон утопил несчастного Бенджи, — и почтить память безвременно ушедшего дурачка, но у судьбы опять были свои планы. На абсолютно пустой дороге из ниоткуда материализовался чёрный «Форд», перегородивший полторы полосы из двух возможных. Сердце пропустило пару ударов и принялось яростно качать кровь к мозгу. В ситуации, которая сейчас намечалась, нужно было сохранять бдительность и быть готовым к быстрым решениям. Из «Форда» вышел Майк и уверенной походкой проследовал к машине Ёсана. На человека, готового к переговорам, он едва ли походил, однако факт того, что вышел один на один, говорил о пока ещё мирных намерениях. Поравнявшись с «Мустангом» со стороны пассажирского сидения, парень опёрся рукой на кабину и жестом попросил опустить стекло. — Эй, узкоглазый, есть серьёзный разговор. Ёсан едва сдержался от того, чтобы закатить глаза, но всё же выдал вполне себе ровным тоном: — Слушаю. — Ты выйди сначала. — С какой стати? — Вы, пидоры, все такие ссыкуны? То, что Майк продолжал дерзить, значило только одно: он хотел вывести Ёсана из себя. Но тот был умнее и сразу же решил осадить парня разгадкой чужой бесхитростной тактики. — Если твой «серьёзный разговор» сводится до оскорблений, то избавь меня от труда ломать голову над ответными подъёбами. Размениваться на узколобых придурков я не намерен. Ёсан собирался было поднять стекло и тем самым поставить точку в бессмысленном обмене колкостями, но Майк отступать и не думал. — Запомни раз и навсегда. Таким, как ты и твой ёбырь Юджин, у нас не рады. Проваливай в свою Англию и ебись хоть с самой королевой, ты понял? Не хотелось доводить ситуацию до крайности, но даже его выдержке рано или поздно должен был прийти конец. — Мало тебе от Юнхо тогда досталось, — бросил он, вылезая из машины. Майк довольно улыбнулся, радуясь, что смог выкурить Ёсана из автомобиля, но явно не ожидал резкого удара в область солнечного сплетения. Он согнулся в три погибели, скорее от неожиданности удара, нежели от реальной боли, и прошипел что-то себе под нос, но Ёсану уже было не до противника: из «Форда» вылезло трое парней с битами. — Быстро в машину! — послышалось откуда-то слева. Ёсан оттолкнул Майка и залез на пассажирское сиденье. Юнхо оказался рядом секундой позже. Хлопнув дверью, он завёл машину, дёрнул рычаг передач и со всей дури газанул назад. Даже сквозь скрежет колёс и громкое «бум» (какой-то меткий придурок смог попасть битой по капоту) можно было расслышать чужие проклятья, однако этим местные подонки не ограничились. Пока Юнхо ловко разворачивался на узкой улице, они успели вернуться в тачку и приготовились вести погоню. Адреналин ударил в голову, словно кувалдой по гонгу. Ёсан крикнул зычное «Гони!» и, высунувшись из окна, показал преследователям средний палец. Его едкое «Лузеры» растворилось в рёве мотора и шуршании гравия под колёсами. Юнхо был полон азарта. Он вылетел на соседнюю улицу, затем резко вписался в поворот и поспешил вклиниться в небольшой тупик за углом одного из городских блок-домов. Заглушив мотор, парни притихли. Место для засады было более, чем неудачное, так что оставалось лишь уповать на тупость компании Майка и собственную удачу. Кровь в ушах пульсировала так громко, что не слышно было даже сбивчивого дыхания друг друга. Сердца бешено колотились от притока адреналина. — Я, конечно, догадывался, что они те ещё придурки, но чтобы настолько… — заметил Ёсан после пяти минут тишины, растянувшихся на пару часов, и поднял взгляд на Юнхо, желая посмотреть на чужую реакцию, но тут же забыл, что хотел сказать. За ним всё это время наблюдали, пристально, выжидающе. — Это странно, что я хочу тебя поцеловать? — эта фраза была, как гром посреди белого дня. Но в мире Ёсана, где каждый день можно было ожидать торнадо или пятибалльный шторм, никого не удивить обычным громом. Он вытянулся вперёд, устроив ладонь на чужом колене, и первым втянул Юнхо в поцелуй. Если бы из адреналина могли сделать наркотик, люди забыли бы о травке и ЛСД, потому что ни один из известных препаратов не смог бы тягаться по мощности с тем эффектом, что давал этот гормон. Ёсан не брался считать, сколько раз они целовались, но он был уверен, что все они вместе взятые не сравнились бы с этим самым разом. Мало. Ему было мало. Ладонь поползла вверх по бедру и уверенно легла на пах. Он почувствовал чужое возбуждение — и от этого снесло крышу обоим. Перелезть на заднее сидение, при этом не прерывая короткие, но жадные полупоцелуи-полуукусы, было сложно. И пусть Ёсан не был фанатом секса в машине (предыдущий опыт с Уёном доказал, что романтика позже оборачивается болезненными ощущениями), сейчас он без задней мысли позволял Юнхо вжимать себя в жёсткое кожаное сидение. Он позволил бы ещё больше, если бы мог, отдал бы всего себя, только… … только вот что-то не отпускало его. Когда, избавившись от лишнего, Юнхо принялся деликатно растягивать его, удовольствие омрачила одна-единственная мучительная мысль. Ёсану явственно вспомнился сегодняшний страшный сон и чувство абсолютного бесчувствия, что не покидало на протяжении кошмара. Он поразился отчаянному символизму и в ужасе протянул было руки, чтобы оттолкнуть Юнхо, но духа на это не хватило: его ладони бессильно опали, стоило им коснуться чужих плеч. «Слабак», — осуждающе бросил внутренний голос, и одна скупая слеза вырвалась из закрытых Ёсановых глаз, стоило Юнхо войти и аккуратно толкнуться. — Больно? — этот вопрос был естественной реакцией, и Ёсан был благодарен случаю за то, что тот подкинул идею для малодушной отговорки. — Я, кажется, влюбляюсь в тебя, — до какой степени это было притворством, он и сам не до конца понимал. — Прости. Юнхо, продолжая двигаться в размеренном темпе, крепко обнял за плечи и поцеловал в родимое пятно у края глаза — туда, где на месте ещё не высохшей дорожки от слезы одна за одной начали появляться другие. Предательство. Это было предательство в отношении Юнхо. Одно признание не могло заменить другое. Ёсану следовало сказать правду раньше, чем он подпустил парня так близко. Но внутри давно не было так жарко, а на душе — так пусто. Ёсан малодушно поддался инстинкту, твердя себе о том, что потом-то обязательно обо всём расскажет.