Послание в бутылке

Чуткий под утро сон прервала трель велосипедного звонка. «Какой твари пришло в голову трезвонить в такую рань?» — возмутился Ёсан, толком не отдавая себя отчёта, рань сейчас была или нет. Он разлепил глаза и едва не подпрыгнул от неожиданности. Впрочем, шок длился всего мгновенье: просыпаться в кровати поддельного Джеймса Дина теперь должно войти в привычку, раз он вынужден осесть здесь. Трель повторилась. Пришлось встать, натянуть мятую футболку, вчера отброшенную в дальний угол комнаты, и поплестись вниз, на всякий случай вооружившись шваброй. — Добро… — Юджин так и не закончил приветствие, разразившись смехом. Ёсан недовольно фыркнул и сдул полезшую в глаза прядку. — Чего смешного? — Ты смешной. Глаз дёрнулся сам собой. Юджин принял это на свой счёт. — Да не обижайся. Выглядишь… воинственно-уютно. Ёсан постарался абстрагироваться от чувства дежавю и зацепился за чужое замечание. — Да прям. Не было нужды привирать о внешнем виде: он наверняка выглядел жалко в пожёванных спортивных штанах и футболке, с гнездом выцветших нечёсаных волос и заспанными глазами, ещё и со шваброй наперевес. Юджин какое-то время молча рассматривал его, словно думая, что бы сказать в ответ — нечто утешительное или, наоборот, язвительное. Ёсан тоже не торопился прерывать паузу: он также изучал стоящего напротив парня. Почему-то только сейчас в глаза бросилась разница в росте. Вчера она казалась неимоверной, но по всему выходило, что Юджин был выше на голову, не больше. К тому же, он был крайне хорошо сложен: не сутулил широкие плечи, не выпячивал грудь, ровно держал спину. И пускай такие атлеты были не то чтобы во вкусе Ёсана, в целом он высоко оценил физические данные вкупе с лёгким характером, растущими из нужного места руками и очаровательной улыбкой. Ну чем не завидный жених? — Ты всегда так зависаешь? — усмехнулся Юджин, складывая руки на груди. — Или только когда тебе пытаются сделать комплимент? — Если это был комплимент, то советую потренироваться, чтобы не ударить в грязь лицом перед подружкой. Ёсан знал, на что шёл, но всё равно не рассчитал силу выпада: Юджин невольно скуксился, хоть и поспешил это скрыть. Второго подобного предупреждения явно хватило. «Значит, больше никаких разговоров о подружках. Видимо, у него и правда с этим не очень клеится». — Ты чего так рано? Я ждал тебя не раньше пяти. Юджин отреагировал на смену разговора с охотой: — Сегодня не моя смена, так что до вечера я свободен. Потом, правда, нужно будет уйти. Требуется помощь на ферме. Сегодня вечером и завтра с утра точно буду занят. — Как скажешь. Мне делать всё равно особо нечего. — Вот и славно. Будешь ассистировать. Видно, вчерашние шуточные разговоры про ванную Юджин воспринял чересчур серьёзно, поскольку, едва войдя в дом, прямой наводкой отправился туда. По его заверениям, работы было не так уж много, но он явно деликатничал. Вместе они изучили каждый уголок, и к концу осмотра Ёсан, мимолётно кивавший на тот или иной строительный термин, вынес честный вердикт: — Пиздец. Я бы и за неделю не управился. — Я справлюсь за пару дней. Если ты, конечно, подсобишь. Однако оптимистические упования Юджина были разбиты об абсолютно дилетантские познания хозяина дома. Первые полчаса Ёсан ещё пытался принести хоть какую-то пользу, вызываясь то подержать трубу, то поднести инструмент, но позже выяснилось, что трубы имеют свойство течь, а гаечные ключи бывают разных размеров. Он то и дело ругался себе под нос, чем вызывал искренний смех Юджина, стоически терпевшего косяки хозяина дома, после чего наконец сдался: — Лучше я займусь плесенью. — А ты знаешь как? — Нет. Но ты наверняка знаешь. Юджин, занимавшийся раковиной, оторвался от работы и посмотрел так, как родитель смотрит на ребёнка, изъявившего желание самостоятельно приготовить обед. Кажется, это сравнение было очень подходящим. Ёсан даже решил поделиться им с парнем. — Старший вроде ты, а в няньках почему-то я, — посетовал Юджин скорее в шутку. — На кухне должен быть уксус. Тащи его сюда. И перчатки не забудь. Принести уксус и перчатки оказалось ещё полбеды. А вот драить стыки между плитками, согнувшись в три погибели и стараясь не надышаться едким запахом, было настоящим испытанием. По меркам Ёсана, по крайней мере. Юджин, решивший на всякий случай не только дать словесную инструкцию, но и показать, как нужно выводить плесень, казалось, легко справлялся с задачей. — И что только занесло такого белоручку, как ты, в нашу глушь? — беззлобно усмехнулся он, видимо, уставший слушать очередную недовольную тираду. — Американская мечта? — ответил вопросом на вопрос Ёсан — и тут же рассмеялся. Вот тебе и американская мечта: драить уксусом кафель, в особняке с жуткой репутацией, в компании главного местного неудачника! Юджин будто бы прочитал этот смысл и улыбнулся, но как-то печально. — Американскую мечту нужно искать где угодно, только не здесь. Тут и спорить было нечего: кому, как не ему, было знать о горестях и превратностях жизни в Карнеги, но Ёсану почему-то захотелось возразить: — Но кто-то же пытался. — Ты о чём? — О той нефтекачке на поле. Юджин прекратил возиться с очередной гайкой и замер. Ёсан не мог разглядеть чужое лицо целиком, но видел, как заиграли желваки. Наверное, только это сейчас отличало его от каменного изваяния. — Были тут отчаянные. Хорошие ребята, только не очень везучие, — Юджин произнёс это с замогильной интонацией древней пифии, так что по спине пробежал холодок. Опять сработала какая-то необъяснимая магия: негативные эмоции, которыми тот в данный момент фонтанировал, заставили Ёсана стыдливо опустить взгляд и попросить прощение неясно за что. Наверное, за своё излишнее любопытство: — Прости, если это вдруг задело тебя… Юджин. Хотелось поздравить себя с очередного рода почином: он решился назвать парня по имени. Ёсан не знал, почему, но это всегда было непереносимо сложным — произнести вслух чужое имя, словно оно было страшнейшим из заклинаний. Хотя почему же не знал? Знал, понимал, по крайней мере, догадывался. Он отучил от этой вежливой данности, не специально, конечно, скорее, по чистой случайности. Ёсана осенило только сейчас: они с ним никогда не называли друг друга по имени. — Юнхо, — вдруг поправил Юджин, вырвав из своеобразного транса. — Мне это имя нравится куда больше. Не клеймит неудачником. — Юнхо, — повторил Ёсан, будто пытаясь распробовать вкус имени на языке. — Мне тоже нравится. Напоминает о корнях. Юджин (или теперь стоило называть его Юнхо?) горько усмехнулся. Похоже, сегодня сглаживать острые углы он не собирался. — Корни… какой пустой звук. — Почему? — всё не унимался Ёсан. Так странно: раньше такого любопытства он за собой не замечал. Он в принципе на дух не переносил всех этих носатых Рози, сующихся не в своё дело, но в Карнеги его принципы медленно теряли актуальность, сменяясь какими-то стихийными, почти первобытными желаниями. Одним из таких желаний сейчас было узнать о местном пареньке как можно больше. Что-то подсказывало, что узнать было о чём. — Корни могут быть лишь у того, кто родился на твёрдой земле. Вместе с любопытством проснулось и зудящее желание поспорить. Не из вредности, но потому, что с Юнхо действительно было интересно завязать серьёзную дискуссию. Правда, уж больно странно тот выражал свои мысли. — Корни не всегда определяют родину, — заявил он, смело глянув собеседнику в глаза. — Я вот родом из Кореи, но родиной её никогда не считал. В отличие от Англии. Юнхо повёл бровью, будто его что-то смутило в этой фразе, но ничего возражать не стал. Лишь спросил после короткого молчания: — А что считать родиной человеку, который родился посреди океана, где-то между Кореей и Штатами? Недокорейцу, недоамериканцу, ставшему всеобщим посмешищем? Ёсан сухо сглотнул и опустил взгляд. Кажется, после такого ответа желание упорно гнуть свою линию окончательно пропало. В отличие от желания извиниться. Снова. Но едва он поднял глаза, чтобы хоть что-то проблеять в своё оправдание, как столкнулся со взглядом, так и кричащим: «Мне не требуются извинения». До него только теперь дошло: это не было попыткой пробить на жалость. Такому, как Юнхо, жалость не нужна. Ему нужна возможность выговориться. Сказанное им было откровением, на которое можно решиться либо с тем, кому безраздельно доверяешь, либо с абсолютно незнакомым человеком. Быть причисленным даже ко второй категории было маркером оказанного доверия. Ёсан высоко оценил этот жест и выдал ответное признание: — Я тоже был посмешищем. Юнхо одобряюще кивнул, принимая правила услуги за услугу. Но они всё равно оставались в неравных условиях. Если брошенные им риторические вопросы оказались каким-никаким, но облегчением, то Ёсан почувствовал себя ещё более паршиво. В воздухе всё ещё висела недоговорённость, которую нужно было прервать. — Поэтому ты и решил сбежать? — поинтересовался Юнхо, взяв на себя наглость первым нанести укол. Ёсан только и смог, что кивнуть после небольшой паузы. — И как, помогло? — ответом было лишь отрицательное покачивание головой. — Очень красноречиво, — парень искренне усмехнулся и, кажется, немного повеселел. Вопреки ожиданиям, этот странный монологический диалог подействовал исцеляюще: как будто, ранив словесно, Юнхо пустил ему кровь и дал всей застоявшейся в организме дряни выйти, а потом аккуратно закупорил рану, вновь пустив в ход свою эмоциональную магию. — Ну и заболтал же ты меня, — приметил он, поглядев на наручные часы. — Сейчас доделаю раковину — и отчалю. А с плесенью и налётом в ванне справляйся сам, белоручка. Возразить на это было нечего. Они вновь принялись за дела, расправившись со всем, что было запланировано, минут за двадцать. Оказывается, работа спорится, когда не расходуешь силы на пустую болтовню. — Принимай работу, — Юнхо открыл кран, покрутил его в разные стороны, как бы показывая, что он больше не плюётся жидкостью земляного цвета, а нормально функционирует. — Толчок тоже в порядке, а вот на душ пока не рассчитывай. Доделаю в следующий раз. — И на том спасибо. Ёсан поразился, как непринуждённо звучал этот банальный диалог. Вероятно, всё дело было в детской искренности Юнхо. Любая наигранность, казалось, совсем не вязалась с его образом. По крайней мере, хотелось в это верить. «Если он действительно такой славный малый, почему же все его ненавидят? — думал Ёсан, провожая парня. — Неужели только из-за того, что он подрабатывал у Томпсонов?» — Ну я пошёл, — немного неловкое прощание оторвало от мыслей. Юнхо махнул рукой на прощание и, развернувшись на каблуках, последовал к припаркованному у крыльца велосипеду. Ёсану потребовалось пару секунд, чтобы найти в себе силы сказать: — Можешь звать меня Ёсан, если хочешь. Ему показалось, что Юнхо сполна оценил своеобразную жертву и принял её, как ценный дар. Так оно и было: откровение в обмен на откровение. Второй раз за день. — Хочу, — с неподдельным энтузиазмом заверил тот. — Ёсан звучит лучше, чем Джон. И… — Не клеймит неудачником? Парень ничего на это не ответил, только солнечно улыбнулся и покачал головой. — До встречи, Ёсан!

***

«До встречи, Ёсан!» — звучало просто и даже панибратски, но по-своему исцеляюще. Он ожидал, что почувствует дискомфорт после этой фразы, словно само его корейское имя является каким-то непроизносимым проклятьем. Когда он в последний раз его слышал? Лет одиннадцать назад, когда впервые переехал в Лондон и столкнулся с удивлением англичан, будто специально коверкавших его имя на разнообразные лады. Тогда-то и родился Джон. Родился и жил за Ёсана его же жизнь, отчасти против его воли. Джон был самозванцем и паразитом, въевшимся в сущность, как в расщелины между плинтусом въелась плесень. Настолько крепко, что вывести его было крайне сложно, но жизненно необходимо. Ёсан горько усмехнулся, с яростью растирая по плитке вонючий уксус: едва знакомый ему неудачник из захолустного американского городка так искренне и запросто назвал его по имени, тогда как родители, те, кто дали ему всё — жизнь, престижное образование, возможность выбрать занятие по душе — при расставании пренебрегли даже этим, бросив лишь сухое «Прощай, Джон». «Правду говорят: сытый голодного не поймёт», — посетовал непонятно на что Ёсан, наконец разгибая спину и медленно потягиваясь. Пора было сделать перерыв: он уже видеть не мог ни плесень, ни разбегавшуюся в глазах плитку. Перекусив снеками, которые любезно принёс Юнхо, и глянув на настроенные им же часы, Ёсан довольно выдохнул: настало время для заслуженного отдыха. Он метнулся в спальню, чтобы прихватить с прикроватной тумбочки початую пачку сигарет, и предпринял попытку пробраться на примеченное еще вчера местечко: открыв окно в комнате Бенджи, он выбрался на чуть покатую крышу и разлёгся на нагревшейся под вечер кровле. Вид оттуда открывался не то чтобы живописный — прискучившее поле и мозолящая глаза нефтекачка. Однако выбора всё равно не было, потому Ёсан довольствовался имеющимся. Сигареты после уксусного запаха казались не такими уж мерзкими, а лёгкий ветерок помог очистить голову от тяжёлых мыслей, накопившихся за день. Захотелось запеть, но на ум ничего не шло. Ничего, кроме ностальгически старой песни, ставшей первым лондонским музыкальным откровением, — «Looking For Someone» Genesis. Как там пелось? «Looking for someone And now I've found myself a name. Come away, leave me. All that I have I will give Leave me, leave me» Тогдашний Ёсан, сопоставлявший себя с лирическим героем песни, показался бы нынешнему Ёсану, повзрослевшему и переставшему витать в облаках, чертовски наивным. Теперь-то он знал наверняка: ушедшее не оставит. От него не убежишь на край света, не укроешься под землёй. Почему-то думалось, что об этой горькой истине Юнхо известно тоже, и пусть звучало малодушно, но мысль о том, что рядом есть такой же настигнутый прошлым неудачник, как-то по-странному грела душу.