Happy death day

«Может, я уже умер? Это и есть ад?» – это единственная мысль, которая бьется у него в голове. В остальном – пустота. Никаких чувств. Никаких эмоций. Нет желаний. Слова тоже все забыты. Он опустошен. Разбит. Сломлен. На душе пугающее спокойствие. Смирение. Джисон сидит на крыше, прислонившись спиной к невысокой стенке, что ограждает периметр. Один шаг – и можно переступить, чтобы рухнуть вниз. Жаль, падать недалеко. Ему должно быть холодно, тело ощущает этот холод бетона, что уже давно преодолел преграду в виде одежды и забрался под кожу. Наверное, и правда холодно, только он этого не понимает. Его взгляд застыл на одной точке перед собой. Кажется, он превратился в статую, чьи легкие перестали наполняться воздухом. Небрежно брошенная на пол кукла, ставшая тенью своего яркого прошлого. Хёнджин сидит рядом, крепко держит за руку, но сам выглядит не лучше. Он утыкается лицом в подтянутые к груди колени. От него доносятся лишь приглушенные всхлипы. Минхо сидит с другой стороны и уже не меньше получаса бесцельно водит ладонью по спине Хана, будто бы успокаивая его, но на самом деле эти плавные движения успокаивают именно его самого. В его глазах слез уже не осталось, да и не было их толком – только потрясение и щемящая боль потери. Минхо не привык выражать подобные чувства через слезы, но те, кто хорошо его знают, могли бы по одной только горечи во взгляде сказать, что ему, возможно, тяжелее всего переживать это. Сынмин, не имеющий привычки демонстрировать свои слезы, находится чуть поодаль. К парням он повернут спиной, сидит на корточках, обращенный к той стороне улицы, где все еще пылает огонь. Основания ладоней болезненно вдавливают глаза, словно это может заставить его перестать плакать. Чонин безжизненным взглядом буравит тлеющие деревяшки, пока слезы сами собой текут по щекам. Чан сидит по другую сторону импровизированного костра. Физически его эмоции не способны найти выход – ни слез, ни жара, ни тревоги, вызывающей тремор. И это вовсе не потому что он превратился в монстра, ведь даже так он чувствует, как глаза его набухают и краснеют. Внутри него неистово воет зверь, который еще не знает, что мертв, а потому продолжает страдать от нанесенной в самое сердце раны, борется с реальностью и жаждет вырваться наружу, чтобы обрушиться сотрясающим стены криком. Они все страдают не только из-за Чанбина: после его гибели им впервые пришлось настолько остро ощутить то, что и Феликса тоже им больше никогда не увидеть. Они потеряли двоих и теперь с этим как-то придется жить дальше. Если у них вообще есть будущее. – Вам нужно вернуться вниз, – негромко произносит Чан. Молчание, нависшее над ними с момента трагедии, впервые нарушается. Он смотрит на слабые язычки пламени, которые совсем скоро погаснут и больше не дают никакого тепла. Пронизывающий ночной ветер усиливается. Чан знает, что парни замерзли, но никто не двигается после его слов. Только Чонин поднимает на него апатичный взгляд, но отчего-то это безразличие мгновение ломается. Брови макнэ страдальчески изгибаются и он, будто очнувшись ото сна, начинает рыдать, закрыв лицо руками. Несмотря на то, что он давно уже вырос и перестал быть только-только сошедшим со школьной скамьи мальчишкой, сейчас он кажется таким же хрупким, как в самом начале их пути. – Вставай, Йени. – Он протягивает младшему руку, но тот никак не реагирует. Чан наклоняется и мягко отнимает от заплаканного лица ладони, одну берет в свою, а свободной рукой поглаживает Чонина по спине, подбадривая и помогая подняться. Чан лидер. Несмотря на это, у него много слабостей и главная из них – мемберы, которых он не сумел уберечь. Он и не обязан спасать их жизнь в той ситуации, в которую они угодили, такому в агентстве не обучают, если уж на то пошло. Но личную ответственность никто не отменял. У него сердце разрывается от происходящего, а страдание остальных только еще сильнее выбивает почву из-под ног. Ему нельзя ломаться. Не сейчас, когда им всем нужно надежное плечо и уверенность в том, что они преодолеют все это вместе. – Какой в этом смысл? – приглушенно спрашивает Сынмин. Издалека его голос едва слышен. – Здесь холодно, – терпеливо объясняет Чан, игнорируя всеобщий настрой. Он продолжает держать Чонина за руку, хоть и не способен его согреть. – Идите вниз, я побуду здесь на случай, если… – Он запинается, не смея даже упоминать о новом вертолете, когда предыдущий все еще виден им на месте крушения. – Если будут какие-то изменения. – Не хочу, – едва слышно бормочет Чонин и мотает головой. – Это невыносимо. – Вы не можете провести здесь всю ночь, – настаивает Чан. – Какая разница, от чего подыхать? – бормочет Хан, приковывая к себе взгляды остальных. Все то время после истерики он выглядел так, словно впал в транс, из которого вытащить его сможет разве что хороший мозгоправ. Он так и продолжает смотреть в одну точку, выглядит безжизненным, но хотя бы сумел выдавить из себя едкий комментарий – лучше, чем ничего. Минхо, кажется, такой поворот устраивает. Он легонько хлопает Хана по плечу и поднимается, оставляя его под присмотром Хёнджина. Он идет к Чану, ненавязчиво тянет того за руку, заставляя отпустить Чонина, и отводит в сторону. Оглядывается на парней через плечо, но всем плевать на то, что происходит вокруг. Смерть двух друзей выбила из них всех остатки здравомыслия и надежды. – Они совсем разбиты, – негромко говорит Минхо, кидая обеспокоенный взгляд в сторону Сынмина. Паршивый знак, что даже такого сдержанного и умеющего быть собранным в экстренных ситуациях парня так подкосило. – Что будем делать? Чан с искренней благодарностью смотрит на Минхо. То, что есть хотя бы еще один человек, способный на время отключить эмоции и мыслить в сторону выживания, отбросив сантименты, придает сил. – Нельзя надеяться, что нам еще раз так повезет и пролетит вертолет, – говорит Чан. – Повезло ли? – хмыкает Минхо, отводя взгляд в сторону. – Ты понимаешь, о чем я. – Да, извини. Просто… – Не нужно. – Чан мягко улыбается, легонько сжимает его плечо пальцам и немного тормошит. – Спасибо, что остаешься со мной. – О нет, прекращай это, я сейчас слезу пущу, – фыркает Минхо и кривится от того, насколько слащаво все это звучит. Его вредность, пробивающаяся наружу даже в такой тяжелый момент, как манна небесная. Если в мире стабильна хотя бы такая мелочь, значит, у мира еще есть шанс на спасение. – Есть какие-нибудь идеи? Чан погружается в свои мысли. Он прокручивает в голове все события, какие происходили с ними за последние сутки, пытаясь зацепиться за что-нибудь: поездка, обед в кафе, побег от мертвецов, авария, крушение… Все это пробегает перед взглядом быстро меняющимися кадрами, где счастливый смех и улыбки смешиваются с кровью и слезами, а крики отчаяния так и звенят в ушах. – Надо найти машину, – приходит к выводу Чан, задумчиво кивая. Катастрофа началась не так давно, в городе должно оставаться полно автомобилей, которыми не успели воспользоваться. Проблема в том, чтобы найти ключи. Значит, придется проверять тот транспорт, что еще стоит у домов, и надеяться, что внутри не окажется мертвецов. – Идем, – решительно говорит Минхо, сразу же оценив идею. На лице его появляется кривая ухмылка. – Парни водить все равно не умеют, остаемся мы с тобой. Про то, что третьим в этом списке всегда был Чанбин, они не говорят вслух. – Но… – Не волнуйся, в мире апокалипсиса всем плевать, что твои права просрочены. – Я не об этом. – Знаю. Чан шумно выдыхает через ноздри. Он знает, что Минхо прав: им нужно идти вместе, так шансы добыть машину и благополучно прикатить ее сюда увеличиваются вдвое. Если у подходящего варианта будет бродить толпа зомби, кто-то должен будет их отвлечь и увести подальше, давая возможность второму проехать. Чана никто трогать не станет, он больше не является лакомым кусочком, будучи лишь наполовину человеком, а наполовину – монстром, но он вполне сможет привлечь к себе толпу шумом при необходимости. А если что-то пойдет не так и его перестанут считать за своего, он не будет жалеть, что жертвует собой. Ради тех, кто еще остался, он готов рискнуть всем. – Как им сказать? – спрашивает Минхо, кивая на парней позади. – Я не пущу их на улицу в таком состоянии. Эти дурни слишком быстро сдались, еще чего учудят. – Согласен с тобой, – кивает Чан. – Записку оставим? Минхо пожимает плечами. Вариант неплохой, хоть и сомнительный, но другого все равно нет. Он разворачивается и громко вещает, чтобы все его слышали: – Если хотите остаться здесь, то мы принесем еще что-нибудь для костра. Хотя бы сядьте поближе к огню, чтобы не мерзнуть. Они и правда начинают таскать на крышу все, что сгодится для сжигания – инструменты, книги, документацию. В переулке чисто, но Чан работает в одиночку, пока требуется находиться на улице, выносит все находки и передает Минхо, который поджидает на лестнице. Это неудобно, лестница железная и абсолютно вертикальная, зато так он может в любой момент взобраться наверх, если увидит опасность. И все же хотя бы сейчас им везет: никто не пытается напасть, вероятно, все сбежались на звук взрыва и теперь рыщут у обломков вертолета в поисках наживы. Как только все, что годится на топливо для огня, заканчивается, Чан быстро оказывается на крыше вслед за Минхо. Про его скорость и прыжки кенгуру никто не шутит, и этого как-то даже не хватает. Они возрождают почти погасший костер с помощью легко горящих бумаг и только потом добавляют более капризные дрова из музыкальных инструментов. – Последишь, чтобы не погас, хорошо? – Чан дотрагивается до Чонина, так и оставшегося единственным, кто так близко сидит у огня. – Куда ты? – тут же шепчет младший, а в глазах его читается настоящий ужас. – Все в порядке, – успокаивает Чан, а внутри все вверх дном переворачивается от необходимости врать. – Мы с Минхо просто осмотрим магазин еще раз. Может, найдем что-нибудь полезное. – Я с вами, – решительно заявляет Чонин, собираясь подняться. У Чана во взгляде мелькает паника. Он не может позволить Чонину идти с ними – не потому что не доверяет его силе и выносливости, а потому что так сильно за него боится, что просто не сможет ни на чем сосредоточиться. Он останавливает Чонина, положив руку ему на колено. На губах играет привычная теплая улыбка. – Мне нужна твоя помощь с остальными. Они сейчас не могут о себе позаботиться, а тепло просто необходимо. Последи за костром, пока мы внизу. Это подлый прием – использовать вечную шутку про то, что негласным лидером группы является именно Айэн, но сейчас выхода нет. Возложить на парня ответственность за других гораздо лучше, чем отговаривать от порывов ввязаться в опасную авантюру. Чонин смотрит с недоверием и нехотя соглашается, не позволяя сомнениям заползти под кожу. Если между ними случится разлад, ни к чему хорошему это не приведет. Он только провожает взглядом Чана и Минхо, отмечая про себя, что выглядят они спокойно. Даже как-то слишком… – И что писать-то? – озадачено спрашивает Минхо, глядя на чистый лист бумаги перед собой, когда они вдвоем оказываются в магазине. Лист этот пришлось выдрать из личного блокнота того, кто некогда заправлял тут всем. Ручка нашлась все за тем же прилавком. Только вот ни одной мысли о содержании записки не идет в голову. Почему-то сейчас, глядя на этот лист, кажется, что надо написать прощальную записку, сказать что-нибудь, чего не решался произносить вслух. Например, пригрозить Хёнджину, что накормит его салфетками даже с того света, если он причинит боль Хану. Или предложить Сынмину купить ошейник, когда весь этот кошмар закончится. Возможно, отдать Чонину свой игровой аккаунт, чтобы тот перекинул себе заработанные старшим всевозможные плюшки. А Хану… Своего лучшего друга он хочет лишь попросить всегда быть осторожнее и не забывать, что он не один. – Все в порядке? Минхо озадачено моргает пару раз и переводит взгляд на возникшего рядом Чана. – Ты побледнел, – поясняет Бан свое беспокойство. – Хо, ты не обязан это делать. Я могу сам отправиться на поиски, в моем случае это безопасно. Ли затравлено смотрит на парня, на его изменившийся глаз и кожу под ним, и чувствует укол совести. Знает, что не виноват в том, что случилось, а все равно злится. Наверное, это от бессилия. Его бесит, что он стал заложником ситуации и не может никак на нее повлиять, вынужденный либо плыть по течению, либо напрасно биться из последних сил. Он не особо верит в успех их затеи, но что еще остается? Долго они в таком темпе не продержатся, необходимо действовать уже сейчас, пока еще есть хоть какой-то призрачный шанс. Если им удастся найти машину, они быстро доберутся до границы города, а там наверняка должны уже находиться военные, полиция, да хоть лепреконы с золотыми горшками – любой, кто может вытащить их из этого ада. Минхо не отвечает. Он лишь выдыхает и быстро чиркает несколько крупных строк на листке, оставляя его на самом видном месте. «Ушли искать машину. Скоро вернемся. Я вам головы откушу, если куда-то смоетесь.» Он уже делает шаг в сторону выхода, прихватив с собой нож, но замирает на мгновение и возвращается, чтобы дописать ниже чуть более мелко: «P.S. если станет опасно, бегите, и чтоб все четверо были живы!» – Надеюсь, у нас телефоны не разорвет от их сообщений, – хмыкает Минхо, приглушая в себе желание подняться на крышу и еще разок взглянуть на парней, чтобы поддержать их приевшимся «Файтин!». Он одергивает себя от угнетающих мыслей. Какого черта он вообще решил, что видит их в последний раз? Гребанные нервы! – Возможно, они даже не успеют заметить, что нас не было, – ободряюще предполагает Чан, и хочется надеяться, что он прав, потому как, зная этих дурней, они могут наворотить дел, не разобравшись в ситуации. – А это что? Чан взвешивает в руке альтовый саксофон – не слишком большой по размеру, но хотя бы латунный, в отличие от отданных на съедение пламени деревянных инструментов, а потому наверняка достаточно крепкий. – Отбиваться так с музыкой? – пожимает плечами Чан, вызывая наконец улыбку у Минхо. Он вообще-то пацифист, но ради своих парней готов превратиться в настоящую машину для убийств. Решено идти не напрямую по дороге, а в обход. По крайней мере первые несколько кварталов, чтобы остальные не заметили их передвижений с крыши. Следовало бы подождать утра, но зрение у Чана в темноте сейчас не хуже, чем при свете дня, а от Минхо он поклялся ни на шаг не отходить до тех пор, пока не попадется подходящая машина. С утра незаметно ускользнуть не было бы шансов. Но и до рассвета на самом деле не так уж далеко, быть может, к тому моменту, как они найдут необходимое, солнце уже начнет лениво ласкать первыми лучами, разгоняя мрак и сообщая, что мир еще не рухнул и есть шанс вернуться к нормальной жизни. Их передвижения бесшумные, они стараются лишний раз не говорить, только если шепотом, полагаясь в основном на понимание друг друга с помощью жестов. Ночью мертвецы будто бы менее активны. Им попадаются одиночки, иногда пара-тройка отбившихся от толпы, но этим существам будто бы даже отвлекаться от шатания по улице не хочется. Благодаря этому ускользать от зомби удается без столкновений и потасовок. С машинами везет не так сильно. У большинства домов нет машин, а те, что удается найти, непригодны для их целей – видимо, водители в панике пытались покинуть город, но от аварий это их не уберегло. Им кажется, что они шатаются по улицам битый час. Возможно, им стоило заглядывать и на участки, чтобы проверять гаражи на наличие машин, а не надеяться, что абсолютно все оставляют средство передвижения исключительно на улице. Если их прогулка не принесет плодов, на обратном пути придется так и сделать. – Смотри, – шепчет Минхо, кивая вперед. Чан кивает в ответ: он тоже видит, что впереди стоит автомобиль без каких-либо повреждений. Просто припаркован у дома с темными окнами, разве что ворота открыты, будто приглашающе. Они осторожно пробираются во двор, заглядывают в машину, убеждаясь в том, что внутри их не ждет неприятный сюрприз. Дергают с обеих сторон дверные ручки, но на чудо надеяться не стоило – все закрыто. – В дом? – все так же негромко спрашивает Минхо. – Если ключи и есть, то только там. Они осторожно поднимаются по двум ступеням на крыльцо. Чан тихонько дергает ручку, но дверь не поддается. Закрыто изнутри, понимает он. Если хозяева превратились в зомби, значит, на шум они сразу же отреагируют. Сначала он стучит костяшками пальцев по двери – первые разы несильно, а не получив отклик, усиливает с стук. По ту сторону продолжает царить тишина. Минхо вдавливает на звонок, который трелью раздается внутри дома. И снова тихо. – Там никого, – делает вывод Минхо. – Не хотелось бы взламывать, но по-другому нам не войти, – отзывается Чан, и покрепче перехватывает саксофон. Он с размаху ударяет им по замку, несколько раз повторяет, прежде чем слышит характерный хруст, знаменующий успех. – Постой пока снаружи. Невозможно понять, что ждет их внутри и действительно ли им настолько повезло, поэтому Чан решает войти первым и в случае чего сдержать натиск. Он медленно открывает дверь, слегка пригнувшись. В коридоре темно, но все еще тихо, хотя он нутром чует чье-то присутствие. Чан обшаривает взглядом крючки в прихожей и тумбу. Он сосредоточенно выискивает что-нибудь блестящее, раз уж обостренное зрение теперь его помощник, и на полу действительно находятся ключи. Не веря своей удачи, он наклоняется, чтобы поднять ключи и бросить их Минхо с ликующей улыбкой. Дальше все происходит, будто в замедленной съемке. Чан наблюдает за тем, как летят ключи, но Минхо не успевает их поймать. Есть то, что летит гораздо быстрее. – Сдохните, мерзкие твари! – Чан слышит это за своей спиной за мгновение до оглушительного выстрела. Пуля свистит рядом с ним, но не задевает. Ему остается только беспомощно наблюдать за тем, как выстрел отбрасывает назад Минхо, окропляя все вокруг мелкими брызгами крови. Здравый смысл тут же отключается. Чан перестает соображать, наплевав на то, что хозяин дома с перепугу принял незваных гостей за особо проворливых и хитрых зомби и пытался защитить свою территорию, куда парни самовольно вломились. Разум застилает пелена, кожа под выдающим заражение глазом горит и пульсирует. Чан с нечеловеческим рычанием разворачивается к мужчине и в несколько шагов настигает его у лестницы на второй этаж. Борьба непродолжительная: они сцепляются друг с другом, громят коридор, раздается еще один выстрел в никуда, когда они, спотыкаясь о порог, валятся на крыльцо. Минхо приходит в себя далеко не сразу, зато после этого тут же понимает, что дело плохо. Выстрелы привлекли к себе много внимания – это можно услышать по стремительно приближающемуся рычанию и вою. Ли с трудом садится и морщится от обжигающей боли. Плечо будто объято пламенем. Малейшее движение дается через боль. Рукав стремительно пропитывается кровью, которую он тщетно пытается остановить ладонью второй руки. В ушах все еще звенит после выстрела, но сквозь противный писк пробиваются и отчаянные крики. Минхо поднимает взгляд и глаза его расширяются от представшей картины. Он с ужасом смотрит, как Чан впивается зубами мужчине в глотку, рвет его плоть, разбрызгивая кровь и отбрасывая ошметки кожи в стороны. Ружье валяется рядом, теперь уже явно не представляя из себя никакой опасности. Но даже несмотря на простреленное плечо, оружие пугает гораздо меньше, чем пылающий яростью взгляд Чана, который можно распознать даже в полумраке. Минхо отползает спиной назад, чтобы не терять из поля зрения Бана. Он не решается окликнуть Чана, вспоминая, как сложно было привести его в чувства в прошлую вспышку агрессии. Он не спускает глаз с фигуры, склонившейся над хрипящим мужчиной. Чан не останавливается лишь на том, чтобы рвать зубами плоть, после этого он обхватывает голову незнакомца руками и с силой бьет о крыльцо. Череп врезается в ступеньки с приглушенно-чавкающим звуком, от которого тянет блевать. Ли одергивает руку, когда пальцы касаются чего-то холодного. Он смотрит вниз и видит поблескивающие ключи. Пальцы судорожно сжимаются на связке с издевательски ярким игрушечным смайлом, которая из-за крови так и норовит выскользнуть. Ключи издают легкий звон, и Минхо только и успевает, что поднять голову, чтобы нос к носу столкнуться с Чаном. Бан налетает на него за долю секунды, опрокидывает на спину и нависает угрожающе, вдавливая плечами в зеленую лужайку. Минхо шипит от боли в простреленном плече и вяло упирается здоровой рукой в чужую грудь. «Надо было со всеми попрощаться», – мелькает запоздалая мысль в голове, и Минхо закрывает глаза, крепче сжимая скользкими от крови пальцами ключи, которые сейчас уже не имеют никакого смысла. Больше ничто не имеет смысла. «Черта с два.» – Прости, – холодно произносит Минхо, распахнув глаза, и что есть силы ударяет ключами по лицу Чана. Эффект от удара небольшой: на скуле появляются царапины, а голова Чана по инерции отклоняется в сторону, вызывая утробное рычание. К удивлению Минхо, рык прерывается. Глаза напротив уже не выглядят кровожадными, смотрят с укором и легким удивлением. – Пришел в себя? – спокойно интересуется Минхо. Внутри буря страха парадоксально смешивается с полным штилем. Ему было страшно, когда он резко оказался на земле, но ледяное спокойствие, пришедшее на смену, не позволяет эмоциям диктовать, что следует делать. – Какого черта ты еще здесь? – шепчет Чан, и вот в его голосе уже слышится настоящий ужас. Его лицо, перепачканное чужой кровью, сейчас не выглядит устрашающим, скорее, виноватым и озадаченным. – Ты же сидишь на мне верхом, – Минхо приправялет свои слова несильным толчком колена аккурат по заду Чана, – хён. То, что Чан с такой жестокостью расправился с человеком, не кажется чем-то запредельно неправильным в нынешних условиях. Минхо знает своего друга, тот и пальцем бы никого не тронул без причины, а даже если бы причина была, пришлось бы очень основательно его вывести из себя, чтобы получить хотя бы простой толчок в грудь. Будучи физически хорошо развитым и натренированным, Чан никогда не применяет силу против людей, вымещая весь негатив исключительно на боксерскую грушу. Минхо не станет осуждать его за проявленную жестокость. Он и представить не в состоянии, что творится внутри Чана теперь, после того, во что он превратился. Остается лишь восхищаться его способностью вовремя останавливаться и брать внутреннего монстра под контроль, даже если для этого нужно сначала хорошенько получить по лицу. – Езжай быстрее, я попробую их отвлечь. – Опомнившись, Чан слезает с Минхо. Он слышит приближающуюся опасность гораздо отчетливей, и количество мертвецов, которых привлек случившийся переполох, его совершенно не радует. – Мы едем вместе, – отрезает Минхо и хватается за протянутую руку, чтобы подняться. – Я все равно не смогу сесть за руль. Он отдает ключи Чану и зажимает рану. Сквозь пальцы сочится кровь. Вообще-то он мог бы преодолеть боль и вести машину одной рукой, но решает использовать свое ранение во благо и не позволить Чану безрассудно оставаться в одиночестве на улицах. Снова. Хан убьет Минхо, если тот не притащит лидера обратно. Чертыхнувшись, Чан наспех открывает машину, помогает Минхо забраться на пассажирское сиденье, а сам запрыгивает за руль. Он знает, что не должен находиться рядом с ним, не должен возвращаться к остальным и снова подвергать их опасности, но времени на споры нет. Он выезжает на дорогу и опережает толпу мертвецов буквально на полминуты – этого достаточно, чтобы не пробираться через горы трупов, рискуя застрять в них колесами. В зеркало заднего вида он видит, что некоторое время их еще пытаются преследовать, но постепенно разъяренные голоса жаждущих полакомиться свежей плотью стихают, теряясь где-то в переулках. – Минхо, я... – Чан, – перебивает его Ли. – Ничего не было, хорошо? Ты мне жизнь спас, это главное. – А ты не слишком сильно головой ударился? – удрученно уточняет Чан, стараясь не отвлекаться от дороги. – Я снова не мог себя контролировать. Так же, как тогда едва не вгрызся в шею Хану. – Хан просто врезать тебе не может, – ухмыляется Минхо, поудобнее устраиваясь на своем месте. Он закрывает глаза, чувствуя, как усталость тяжелым грузом придавливает его. – Нужно было сперва перевязать твою рану, – беспокойно подмечает Чан, бросая беглый взгляд на соседнее сиденье. – Ты только не засыпай. Минхо бурчит в ответ что-то невнятное. Силы вытекают из него вместе с кровью, которую его ослабшая рука больше не может сдерживать.