27 месяцев до последнего гвоздя

Чжао Цзин вещает напропалую. О том, как важно пойти на Долину с огнем и мечом, о том, как лживы Призраки, укравшие мальчишку Чжанов у него из-под носа. О том, как они напали на поместье Чжанов. — Не было такого. То были точно не Призраки! Я знаю это, я был там, в конце концов! — Чжан Юйсяну больно слышать весь этот бред от того, кто когда-то был ему названным братом. Он грешным делом думал на Гао Чуна как на главу Альянса Пятиозерья, на других глав. Но теперь понимает, что ошибся с выводами. Подобный удар тяжело принять. Как и донести до остальных, что ими руководит тот, кто и начал всю заварушку. Собрание Героев идёт полным ходом. Кэсина обвиняют в том, что тот глава Призраков. Что нагло втирался в доверие, покинув перед этим Долину, устроил дацинскую резню… — И это могу подтвердить лично я, — говорит фигура, закутанная в обычные походные одежды. С высокой прической на голове, где раньше всегда красовался гуань с виртуозно выгравированными драконами или же парадный головной убор с цветными бусинами-подвесками — двенадцать спереди и сзади, крепящиеся к обтянутой тонким черным шелком дощечке, скругленой со стороны лица... Предостерегающий шепот «А-Сюй» и крепкая хватка на кисти руки останавливают Чжоу Цзышу от опрометчивого желания броситься вперёд. Мысленно он благодарен Вэнь Кэсину, что удержал его, но слов озвучить это не находит. За говорившим стоят поодаль люди в темной экипировке. Судя по построению, это второй отряд, в котором раньше служил Цинь Цзюсяо. А первого не видно поблизости. — Как приятно, что такой важный гость, как император Дацина, решил нас навестить, — расшаркивается перед ним словесно Чжао Цзин, в то время как Шэшь Шэнь опасливо на это взирает. — Он присоединится к нам в походе на Долину, ведь нас сближают общие потери… Благородные мастера одобрительно шумят. Ещё бы, даже император соседних земель готов свергнуть Долину! У Цзянху не было своего императора, лишь только глава Альянса, почитаемый и сменяемый волей случая или других благородных героев. И даже так фигура Хэлянь И выглядит более высокой по положению чем Чжао Цзин, занявший место Гао Чуна, несмотря на то, что большая часть переговаривающихся людей — не его подчинённые. Хэлянь И, как обычно, умудряется расположить к себе даже тех, кто с ним не знаком. И все же... — Уместно ли владыке чужой территории помогать? Чего будет стоить эта помощь? Может, Кристальной пластины, которую он так жаждет? Или, чего хуже, части наших земель? Действительно ли дело в Долине? Толпа стихает и взоры обращаются к малым холмам, с которых спрыгивает Развратник, крикнувший эти правильные слова. А за ним появляются ещё фигуры. — Чёртово животное… — лицо Вэнь Кэсина выражает бессильную злобу. — Не умеешь приструнять — перепоручил бы тому, кто знаком с этой наукой. — Я умею убивать, А-Сюй. С дрессировкой — это вопрос не ко мне, а к первому главе Тянь Чуан. У него все ходили по струнке, — огрызается он, но Цзышу не винит его за это. Появившаяся часть Призраков натягивает луки, готовясь к удару. Люди Тянь Чуан, имеющие колчан за спиной, поступают так же. Бравые герои в основной массе хватаются за мечи, обнажают их с характерным звуком. Неизвестно, у кого первым делом сдают нервы. Цзышу кажется, что у кого-то из Скорпионов, прячущихся в тени, так как стрела летит с типичным для их оружия свистом и врезается в Развратника, мгновенно поражая его сердце. Лишившиесь своего руководителя, не появляющегося в поле зрения, Скорпионы не понимают, чьим приказам следовать. Многие ахают, когда Призраки пытаются пойти в атаку. Как ни странно, остановить их смог Хэлянь И, который безошибочно глядит в нужную ему сторону и обозначает достаточно громко: — Приветствую Гучжу Долины. И это вызывает сначала ропот, а потом и давящую тишину, которую нарушает мигом гневный крик Чжао Цзина. — Ты! Наглец! Убил моего брата! — А ты — моих родителей, дядя Чжао. Думаю, смерть твоего брата Гао, пускай и не от моих рук, хорошее возмездие судьбы. Мне же нужна лишь твоя жизнь, а не какой-нибудь Арсенал. Вэнь Кэсин только собирается сделать пару шагов навстречу, как Чжао Цзин берется за грудь в беспомощном и беззащитном жесте, где его тело пронзает меч. Хэлянь И удивленно поворачивается, увидев ошеломлённо выражение лица Вэнь Кэсина впереди себя и услышав сдавленные стон и хрип за своей спиной. Шэнь Шэнь стоит позади своего названного брата, вынимает меч, окрасившийся кровью Чжао Цзина. Его руки трясутся, но взгляд при этом убийственный и беспощадный. А толпа героев, не слушая его объяснений, взбунтовавшись, нападает. Это становится спусковым механизмом и для остальных. Начинается бойня. Пока остальные дерутся между собой, правитель Великой Цин находит взглядом Цзышу, который защищает Гучжу Долины. Яростно, остервенело, отбрасывая одно тело за другим. А после пытается с ним скрыться, потому что дерущиеся не слушали толком своих командиров, а просто дрались на выживание с кем придется, кто выглядит не так, как они. Хэлянь И следит за пытающимися уйти Хозяином Долины и Чжоу Цзышу, он как ни странно, единственный, кого не пытаются тронуть ни Призраки, ни Скорпионы, ни люди Цзянху. Словно вокруг него есть какой-то невидимый божественный ореол, который защищает. Он видит, что на Цзышу нападают члены Тянь Чуан и Скорпионы, а на хозяина Долины — последние и его безумные подчиненные. Их власть обратилась против них же. Но они умудряются прорвать кольцо людей, застигнувших их врасплох, прикончить их, пока не подоспели новые. И все же меч Чжоу Цзышу падает, когда его, еле стоящего на ногах, тянут за собой, чтобы увести. Хэлянь И поднимает его. Хозяин Долины направляет окровавленный веер на него: — Верни оружие, — говорит он с необычной злостью в голосе. Хэлянь И не удостаивает его вниманием, сосредоточившись на своем бывшем главе разведки. Пошел редкий первый снег, для которого ещё не наступило положенного времени и часа. — А-Шу. Пришло время платы за спасение, — он стряхивает капли крови с лезвия резким движением, — вернись во дворец. И все будет как прежде. — Цзышу благодарен за оказанное милосердие. Но личная собственность не может переходить из рук в руки так просто, Ваше Величество. Я не могу выполнить приказ. Не в этот раз. — Собственность? — впервые обращает свое внимание на Вэнь Кэсина Хэлянь И. Почему Чжоу Цзышу назвал себя так? Господин Чжоу становится к нему спиной — Хэлянь И не видит, что делает или говорит бывший глава Тянь Чуан по отношению к Хозяину Долины. Оголяется плечо и часть спины корпусом веера. Чуть выше уровня лопаток Цзышу вытатуирован уродливый рисунок. Клеймо предателя, которого отвергнул мир Цзянху. — Призракам не место среди живых, император Дацина должен знать об этом. Таковы правила Цзянху, — Гучжу спешно возвращает ткани одежд на место. Обернувшись через плечо, Цзышу удостоверивается, что Хэлянь И все ещё на месте. Тот и кидает безмолвно ему меч, который господин Чжоу ловит. Вэнь Кэсин выглядит уверенно, когда говорит следующие слова: — Я забираю то, что уже давно принадлежит мне, по праву, весь Цзянху тому свидетель. Пойдем, А-Сюй. Нам здесь делать больше нечего, — Чжао Цзин мертв и на том его миссия завершена. Остальные разборки — не его забота. Он отворачивается и медленно шагает прочь. А господин Чжоу поправляет ханьфу и почтительно кланяется на прощание своему бывшему правителю, поворачивается, собираясь уйти теперь насовсем. — Шифу! Осторожнее! — взволнованно кричит сзади Чэнлин. Откуда этот глупый мальчишка мог здесь взяться? Цзышу по инерции разворачивается и делает выпад: меч рассекает горло мужчины напротив него, стоящего с протянутой рукой. В руке у него зажато что-то блестящее. Но не металлическое. Не оружие. Вторая рука правителя быстро зажимает рану на шее, чтобы суметь выговорить: — Я просто хотел построить новый мир, А-Шу… Для нас с тобой. Цзышу подхватывает оседающее на пыльную холодную землю тело. Подхватывает быстрее, чем осознание настигает его. Чужие пальцы с перстнями цепляются за него будто в мольбе, однако Хэлянь И никогда не молит. Лишь приказывает. Но все же такие жесты никогда не врут. — А-Сюй! — разворачиваются к нему но не успевают. Цзышу раскрывает рот от неожиданности и охает: меч одного из Скорпионов пронзает, он чувствует лезвие, проходящее насквозь. И тут же ощущает, незамедлительной вспышкой боли, как оружие выходит из его тела и к нему со спины прижимаются заботливые руки, запечатывая акупунктурные точки на теле в попытке остановить кровотечение. Но перед его глазами лишь одно лицо: горько улыбающееся ему самому, которое облепляет усилившийся снег. Он видит только его, ничто другое не важно. Раньше надо было требовать, чтобы Цзышу назвал Хэлянь И так. Теперь же слова легко слетают с губ: — Дагэ... Дагэ! — он хватается за простой походный наряд Хэлянь И, пытается зажать хлещущую из горла кровь, послать немного духовной силы… Но что может остановить вытекающую по каплям царственную жизнь? Ни одному мастеру Цзянху это не под силу. Даже самому лучшему, достигшему успеха в изучении тайн мироздания. Хэлянь И издает булькающий звук и тянет в его сторону ладонь. — Пусть это… будет твоим. К щеке Цзышу прижимается блестящая вещица, с тремя недостающими деталями. Она переливается различными цветами на свету, ее блеск ярок и привлекателен для многих дерущихся в округе. Но не для Цзышу. Он никогда не хотел себе Кристальную броню. — Если мы поспешим в Арсенал, то ещё сможем его спасти. Я знаю где он находится, — звук боли очередного упавшего противника Вэнь Кэсина, на которого тот ненадолго отвлекается. —У меня есть ключ! А-Сюй! — вновь поток ци Вэнь Кэсина поддерживает спину. Его голос пытается ворваться в сознание через удушливые волны страха. А руки Хэлянь И касаются лица, соскальзывают, вновь стараются ухватиться покрепче. Его глаза на мгновение смотрят на Вэнь Кэсина, стоящего за спиной Цзышу, защищающего его, и в них проскальзывает короткое изумление, но собственное горло жжет, и Хэлянь И пытается не тратить напрасно силы. — Шифу! — Чэнлин добегает до них и с волнением закрывает их троих мечом, даже умудряется отбить пару атак. — Что ты здесь делаешь, малец? Жить надоело? — кричит на него Вэнь Кэсин. — Я пошел за Гу Сян. Она сейчас борется, там... По рукам, поддерживающим спину Цзышу, идёт волна неконтролируемой нервной дрожи. Одна из них отрывается от спины и посылает мощную волну чистой энергии в приближающихся противников, выбивая из них сгустки крови, всколыхнув этим волосы на затылке Цзышу. Сам же господин Чжоу достает быстро из кармана рукава мелкие три осколка, соединяя их с Кристальной броней, и выдох удивления и какого-то облегчения доносится от императора напротив него. Как если бы он выполнил очередную удачную миссию и никого не подвёл, сделал все правильно. Нет. По-другому. Не как после миссии. А просто и с горечью. Хэлянь И его удивляет ещё раз. Цепляется за него. И глядя на него Чжоу Цзышу больше не нужно слов — он наконец всё понимает. Теперь точно всё. И потому обнимает тело Хэлянь И, касается губами его виска. Счастливая улыбка озаряет лицо императора Дацина. Ведь его А-Шу дарит ему первый и последний подарок. — Я люблю тебя, дагэ. Хриплый шепот у уха в ответ, так и не расслышанный, дыхание прекращается, а живой блеск глаз резко затухает. Пальцы соскальзывают с лица Цзышу, который их вжимает в себя. Сражение продолжалось и идёт дальше, как и сама жизнь: лязг мечей, крики боли, летящие стрелы. Чэнлин и Кэсин все ещё защищают Чжоу Цзышу, который обнимает крепче обмякшее тело и воет, не обращая внимания на происходящее. Ведь его жизнь только что остановилась. Ему не нужно это сражение, ему всё равно, кто за что борется, конкретно сейчас ему всё равно на весь Цзянху и остальной мир под небесами. Его вой чистого, ничем незамутненного горя, усилен внутренней энергией, раздирающей сейчас чуть зажившие меридианы. Духовная сила отшвыривает всех в округе, Вэнь Кэсина с Чжан Чэнлином — в том числе. Он только что уничтожил своими руками своего правителя. Своего дагэ. Того, с кем разделял раньше желания, мечты. Кому помогал восходить на трон. Кто прощал столь многое и за кем он следовал долгие годы, не щадя себя. Кому отдал себя в служение. Кому рассказывал о Цзянху так же, как детям читают сказки на ночь, успокаивал после кошмаров и в моменты упадка духа. Кого верно защищал и в итоге, все же, предал. Кто даже после всего желал вернуть его обратно и сделал подарок, который оценили бы многие… Но Цзышу не сумел. Он, наверно, единственный в мире человек, который был столь неблагодарным. Единственным вопиюще наглым предателем в истории Дацина, который оставался столь любим самим императором и после своих деяний. Несчастная проклятая стекляшка в руках, мертвых и живых, трескается на мелкие крупинки, ветер уносит их прочь. Он баюкает на своих руках тело императора, не в силах отпустить. Его окликают, но он не слушает никого и бесполезно пытается вливать свою энергию в бесчувственного Хэлянь И. Мантры не помогают, ци не помогает, знание анатомии и расположения точек на теле человека, способных привести в чувство, не работают. Он пробует технику за техникой, отчаяние захлёстывает его все сильнее, хотя он понимает, что сделать что-то — не в его власти. Его тормошит Хань Ин своим хрипом, сумевший приблизиться. А за ним — первый отряд Тянь Чуан, когда-то подконтрольный самому Цзышу. — Его Величество полагается отправить во дворец на прощание. Дацин будет в трауре. Поднимая красные от горя глаза на него, Чжоу Цзышу сглатывает. Хань Ин безжалостно на него смотрит и продолжает. — У него остался сын, глава. — У него есть сын… — повторяет за ним Цзышу, в прострации. — Защити его, — просит он, когда смысл слов проявляется ненадолго в его голове. — Это должны сделать вы. Смотря на свои руки в крови императора, он мотает головой: — Убив его отца, как я могу быть рядом с этим мальчиком? — Господин Чжоу… — напирает Хань Ин и тянется к императору в его объятиях, но его беспардонно отталкивает в сторону тот, кто тоже успел приблизиться. Цзышу отворачивается, не желая видеть кого-либо ещё. — А-Сюй, — когда на это не следует никакой реакции, Вэнь Кэсин, что-то решив для себя, выдыхает и произносит уже совсем другое. Требовательное, но мягкое. Такое, от чего Цзышу подбрасывает на месте. — А-Шу. Цзышу резко глядит на него покрасневшим взглядом. — Не называй меня...так, — ведь только одному человеку под небесами он не мог отказать в желании называть его подобным образом. И его больше нет. Вэнь Кэсин понимающий, даже слишком: кивает и не пытается забрать у Цзышу Хэлянь И, как это делал Хань Ин. — Хочешь проводить Его Величество в последний путь? — лишь спрашивает он. Ответом служит кивок головы. — Тогда пошли в столицу. Сделаем все правильно, — а потом он обращается к своим Призраками, которые, почему-то, находятся рядом как в ожидании приказа. Не нападают больше на своего Хозяина, но все ещё отбиваются попеременно от слабых атак героев Цзянху, успевают следить за своим господином. — Вы забыли свое место? А-Сян! — вдруг выкрикивает Кэсин, усиленным ци голосом, раздающимся по всей площади сражения, — займись ритуальными деньгами! Собирайтесь все, выдвигаемся! Чжоу Цзышу, несмотря на боль в поврежденной мечом грудине, тоже слушается его, как и любой другой призрак, поднимается. Пусть и с трудом, но удерживает на весу тело, которое для него дороже тысячи Кристальных пластин, слитков золота, мифических арсеналов с невообразимым сокровищами. Вслед за ним идёт хозяин Долины Призраков. И остальные призраки, почему-то, следуют за ними, не пытаясь убить их и кого-то еще, а лишь отбивая остальных подальше от них и тела императора. Так же, по велению Хань Ина, поступают и люди Тянь Чуан. А школы Цзянху в какой-то момент понимают, что эта объединившая вдруг толпа будет стоять до последнего. И наконец отступают, когда выживший Шэнь Шэнь подаёт знак. Ведь все они… люди, рождённые под одним Небом. А убийство императора, Сына Неба — один из величайших грехов. Чжоу Цзышу идёт вперёд невзирая на усталость, дождь, ночь или день. Вэнь Кэсин безмолвно следует за ним как тень и логичное продолжение него самого. В нужные моменты прикрывает веером от неба, заливающегося слезами дождя. От ветра и снега, порицающих их, идущих. От солнца, потому что призракам нельзя ходить под ним столь открыто и осквернять его владения. Кожа Хэлянь И ощущается, на удивление, слегка прохладной и не более. Он трогательно и ранимо улыбается в своей посмертной маске. Цзышу никогда не видел его таким счастливым. Какой должна быть жизнь человека, что искренняя радостная улыбка у того появляется лишь перед смертью? Он трогает губами его веки, в надежде, что они раскроются, как ворота на территории столицы Дацина, перед которыми он стоит. — «Когда-то бывали фениксы здесь, Теперь — терраса пуста», — говорит Цзышу, глядя на знакомый балкон, на котором Хэлянь И любил покуривать трубку. Вэнь Кэсин, в попытке то ли подбодрить, то ли утешить, или вовсе подать идею того, как вести себя дальше, вторит ему предпоследние строки. — «Я знаю, что солнце могут закрыть Плывущие облака». — Я никогда не хотел заменить Его, Лао Вэнь. Двор императора встречает их сначала просто взволнованно, потом и вовсе панически. Созванные спешно на собрание чиновники в ужасе. Чжоу Цзышу тоже в ужасе, но потом вспоминает, как его дагэ справился во время войны с варварами в тот момент, когда отправился в мир иной его отец. Ему было в разы сложнее. Сейчас Дацин хотя бы не под прицелом стрел и мечей недругов. Он собирается с силами. — Император отправился на встречу с владыкой Яньло-ваном. Перед этим он добился мира между Дацином и… — его взгляд предупреждающе устремляется к Вэнь Кэсину, который успел переодеться в траурные белые одежды. — И Долиной Призраков. С этого дня наследный принц должен принять на себя полномочия. Его регентом при дворе стану… — он смотрит как Лао Вэнь одаривает его никак не интерпретируемым взглядом. Тот явно готов принять любое его решение. — Станут нынешний глава Тянь Чуан, императрица Сун и этот Чжоу, на правах близкого родства. Хань Ин едва заметно ему кивает. Ныне вдовствующая императрица Сун, слушавшая внимательно, похожа на камень в саду императорского двора: из его верхней части тоже почти бесшумно течет вода и теряется где-то внизу. Собрание заканчивается. В малом тронном зале с балконом сидит император. Его император. Он больше никого другого не назовет так. Никто и никогда не станет этого достоин. — Ваше Величество, — он низко кланяется безмолвному телу, которое лично водрузил на сидение недавно. — А-Сюй… Это не слишком уже? — спрашивает Вэнь Кэсин нервно. Находясь здесь, он обычно соглашается с любыми его действиями, если они не касаются здоровья. Так Цзышу позволяет ему в ночной тишине однажды вытащить из себя и третий гвоздь. Ему кажется несправедливым продолжать жить дальше, но он обещал Вэнь Кэсину завершить начатое. Только поэтому не противится его заботе. Но конкретно сейчас Чжоу Цзышу даже не оглядывается на него. Он опускается на колени перед тем, кого уже надлежаще переодели. Целует подол наряда. И берется за кисть для грима: лежащую рядом, оставленную им самим. Очерчивает излет бровей, подводит глаза. Искусно подкрашивает губы, наполняя их красками как при жизни. Император все ещё ему улыбается. А уже зимняя стужа, пробирающаяся сквозь открытый балкон, сохраняет облик нетленным. Когда происходит погребение, Цзышу стоит так далеко, как только можно. Но неотрывно смотрит. И не решается подойти ближе и проститься на глазах у всех. Если бы возможно было поцеловать и обнять взглядом, то, можно сказать, он делает именно это. Кто знал, что он полюбит этого человека только посмертно? И все равно не так, как тот хотел. Зал прощания заполоняют ритуальные деньги, которых, благодаря Призракам и их Хозяину, в избытке, провожая усопшего в богатую, беззаботную следующую жизнь. Его царственный брат не ожидал, что по нему будет кто-то тосковать. Как по обычному человеку, а не по правителю. Даже жаль, что не узнает, что после окончания официальной церемонии прощания, Чжоу Цзышу и супруга Сун, вместе, будут молиться за него три дня, отказываясь от еды и воды, вина и развлечений, находясь подле его тела. — Глава Чжоу...— хрипло и истощенно говорит та на третьи сутки. Вообще ей не обязательно соблюдать этот ритуал: сидеть на коленях в молитве перед табличкой, с благовониями в руках. — Я... действительно любила его. Со дня нашей свадьбы. — Этому Чжоу нет нужды сомневаться в верности императрицы Его Величеству. Та резко поворачивается к нему. И со скорбью спрашивает: — Чжоу Цзышу... Кто убил моего мужа? Стражи нет в усыпальнице. Здесь только трое людей и лишь двое из них дышат. — Это сделал я. Что он мог ещё ей сказать кроме правды? Взгляд недолюбленной мужем женщины наполняется горечью и слезами, но без единого всхлипа. Она отворачивается от Цзышу, кланяется низко в пол перед царственным гробом трижды и потом встает, подходит к вплотную к бывшему правителю. Наклоняется, трогает его щеку и целует лежащего. Тихо шепчет, горюя и оплакивая: — «А до Диюя, Наверно, сто тысяч ли — И как бы мне сделать, Чтоб письма отсюда дошли?» Даже если бы госпожа Сун могла что-то рассказать об этом признании, никто бы не поверил, к ее горечи. Вечно болезненная и чопорная супруга, оставленная, после редких ночей в опочивальне Его Величества, в одиночестве и предоставленная самой себе. Стоит ей слово не то сказать, как ее могут счесть выжившей из ума. Потому она больше молчит при чиновниках, лишь изредка и весьма опасливо вставляя замечания, поправки. Цзышу каждый раз подбадривает ее кивком головы, когда она поднимает глаза на него в немой просьбе высказаться. И только после этого решается. Ничего. Скоро она поймет, что ей с чинушами стоит быть предельно строгой и требовательной, иначе они понавесят пут на ее сына и будут руководить им как марионеткой. Раньше ее защищало имя правителя, потому, в его отсутствие, министры слушались. Теперь вдовствующей императрице Сун придется это делать самой — защищать себя. А Хань Ин и Цзышу на первых порах помогут. Когда Цзышу стоит в тронном малом зале, уже опустевшем, то не садится на сидение. Не смеет. А потому всегда ютится поблизости. На собраниях — на стуле, поставленном для него. А когда никто не видит, кроме одного главного призрака — подле блестящего золотом сидения, как сидел бы преданный пёс. Чтобы помочь после четвертого гвоздя не свалиться на пол или просто, в случае опасности, защитить, Вэнь Кэсин стоит всегда рядом неприметной тенью. Как сам Цзышу был ею когда-то для Хэлянь И. И именно в один из таких моментов среди ночи врывается в зал Шаман Нанцзяна, а вслед за ним — яростный Бэйюань. Юй Куэй, вбежавший вслед за ними, только беспомощно разводит руками, но, по мановению руки Кэсина, понятливо отступает на полшага, кидает настороженный взгляд на ворвавшихся, и, все же, уходит. Отняв глаза от пола, Цзышу невесело усмехается: — Ты задержался. Его Величество долго ждал, но ты не успел проститься. Он останавливает Вэнь Кэсина жестом, когда его берут за грудки и приподнимают над полом. В Цзин Бэйюане много сил, несмотря на то, что тот всегда заявлял Цзышу и Хэлянь И о своей никчёмности в боевых искусствах. — Как ты мог, Цзышу?! Нам рассказал Хань Ин... Как ты теперь смеешь становится регентом при Его сыне? — персиковые глаза Бэйюаня, столь любимые ранее императором, наполнены и болью, и злостью на своего лучшего друга. Они опасно суживаются, предупреждая, что лучше бы господину Чжоу найти что-то достойное в своё оправдание. — Это была случайность. И в самом деле. Роковая и глупая случайность для того, кто говорил, что не имеет намерений убивать Его Величество и, все же, это совершил, пускай и на обостренных рефлексах выживания после сражения с несколькими противниками. Шаман и Хозяин Долины оценивающе смотрят друг на друга, решая безмолвно, как вырубить другого и спасти своего человека. Они даже учтиво поклонились друг другу, на что Бэйюань и Цзышу пока не обращают внимания. — Регентом должен стать ты. Тот, кто его покинул изначально. Тот, кого он любил. Я знал, что ты все же придёшь рано или поздно… — Не говори глупостей! Я не могу. И уже давно отошёл от дел, к тому же им объявлен ты. — Это Его сын, Бэйюань, — они вместе защищали Дацин и его правителя уже пять с лишним лет назад. Как они могут отказаться от участи помогать его пока беспомощному наследнику? Они вдвоем лучше других умеют сохранять покой и жизни наследных принцев. Уже делали это однажды. — А по поводу регентства… Ты не хуже меня знаешь, что в этих стенах изменить лицо проще простого. Так…ты останешься? Цзин Бэйюань растерян и в смятении чувств. Ещё бы: он вообще не планировал возвращаться сюда. Но не мог не прийти, когда знакомый тяньчуанский механический воробей принес страшную весть. Ведь он в прошлых шести жизнях всегда неотступно следовал за Хэлянь И. Потому Седьмой Лорд никак не ожидал, что тот, вдруг, умрет раньше него. Всегда было наоборот. И возможно в этом есть толика и его вины. В том, как он отталкивал от себя этого человека в нынешней жизни, седьмой. — Я был бы благодарен, если бы вы отпустили А-Сюя. Это, конечно, дворец Дацина, но я все ещё всего лишь скитающийся злой призрак, а не дворцовый служащий. И не отличаюсь особым терпением и манерами… — тон Вэнь делается Кэсина угрожающим. Цзин Бэйюань вместе с Чжоу Цзышу устраивают безмолвный бой взглядами, в котором только они двое могут что-то распознать. Однако одного слова У Си достаточно, чтобы прекратить и его. — Бэйюань, — просто, без всякого выражения, но Цзин Бэйюань, бывший князь Наньнина, слушается Великого Шамана. Цзышу трет горло, которое отпустили. По стоящим в стороне переглядывающимся У Си и Бэйюаню он понимает, что те приходят к какому-то совместному решению. Которое потом озвучивает У Си. — Раз в 6 лун, вы будете заменять нас. Только такой вариант. До того, как Его Высочеству не исполнится девять. А сейчас можете идти. Это самое лучшее предложение, которое только можно было ожидать. Выйдя наконец за ворота дворца, Чжоу Цзышу вдруг останавливается. Оглядывается: на балконе никого нет. Его никто здесь больше не ждёт так, как раньше. Отвлекает знакомое ласковое прикосновение к руке. — Этот шаман успел шепнуть мне, что попробует уговорить Седьмого Лорда остаться подольше там, чтобы гарантировать хорошие взаимоотношения между Нанцзяном и Дацином, раз уж сильная поддержка в Цзянху нынче у них есть. Он видит, что Вэнь Кэсин ещё более бледен, чем обычно. — Ты в порядке? — впервые за долгое время спрашивает он его. А тот выглядит удивленным. И даже слегка смеётся, отмахиваясь от удивления в глазах Цзышу. Сам господин Чжоу так давно не слышал смеха. Будто целую жизнь назад. Это кажется немного неуместным сейчас, но, все же, несмотря ни на что, приятным. Их встречают Призраки и первый отряд Тянь Чуан. Все до единого. Где-то рядом слышен голос Гу Сян, наставляющей Чэнлина. — Глава! — хором встречает отряд, построившийся смирно сразу при их появлении. Призраки почему-то поступают так же, только выкрикивают при этом «Хозяин!». Но что-то, наверно, никогда не изменится: — Шифу! Шишу! — летит на них вихрь в лице Чжан Чэнлина. Это вызывает лёгкое невольное движение губ вверх, от которого сильно сводит мышцы лица, не привыкших последнее время к такому. Чжоу Цзышу даже поднимает с земли горсть маленьких камешков, чтобы ребячески метнуть их под ноги мальчишки, который… уворачивается его летящими шагами с походкой перепившего медведя? «Вихрь» налетает на него и сшибает с ног. Цзышу больно приземляется на спину, тут же покрывшуюся под ханьфу неприятными мурашками от снега на земле, который холодит через слои одежд, и судорожно глотает воздух, пока мальчишеские руки обнимают его крепко. Он говорил, что ненавидит падать? Когда Чжоу Цзышу встаёт и отряхивается, его спрашивает кто-то из отряда Тянь Чуан, которому, по его мнению, здесь вообще не место: — Куда мы пойдем, глава? Цзышу осматривает их. В каждом обращённом на него взгляде — преданность. Которую он не заслуживает. Их преданность должна быть отдана императору, а не ему. — Они все ждали два месяца под воротами, не решаясь зайти. И Призраки и эти… Оконебесные. Хозяин, я не знаю почему, но все они отказывались уходить без вас! — яростно шепчет Гу Сян Вэнь Кэсину. — Даже меня не слушали. Даже тетя Ло! Когда Кэсин одаривает Призраков пронзительным и испытующим взглядом, те приосаниваются. Как солдаты. Возможно два месяца с Тянь Чуан под боком смогли сделать из них подобие людей. Вэнь Кэсин ничего им не высказывает, а просто чего-то ждёт. — Лично я сначала справлюсь о своем ученике, а потом отправлюсь туда, где погибают убийцы. — Глава! Бывший Лорд Чжоу идёт в сторону границ с Дацином. А остальные — за ним, не сговариваясь. Тянь Чуан и жители Долины — строем, четко за своими руководителями. — А-Сюй… Ты явно вымотан. Хочешь, я понесу тебя на спине? — спрашивает его некоторое время спустя Вэнь Кэсин без своего игривого тона. — Я могу… шифу! — вызывается тут же Чэнлин, а губы Цзышу устало дёргаются в намеке на усмешку. Цзышу оборачивается. Смотрит на запыхавшегося Чэнлина, который готов на все ради своего учителя. И не находит в своем сердце отторжения при виде него. Этот почтительный ребенок когда-нибудь его погубит, своим упорством. Отряд вслед за ними останавливается, поднимая лёгкий ропот. Столица так далеко, как и сам Дацин: виднеется маленькой точкой, такой смазанной, что и не понять — это песчинка в глазу или все же город. А Вэнь Кэсин — рядом, живой и обеспокоенный. С надломленными в волнении бровями. — «Давно уж Чанъаня не вижу я — И гложет меня тоска», — он протягивает ему свою ладонь, сдаваясь в надёжные руки. — Неси, Лао Вэнь. И он несёт. Со всей осторожностью, которая присуща скорее заботливому мужу, а не Повелителю Призраков.