27 месяцев до последнего гвоздя

Получив послание от Хань Ина, Вэнь Кэсин сначала пребывает в недоумении, а после — в неверящем восторге. Император послал в Нанцзян за лекарством к Великому Шаману. Тому, на чьи лавки буквально разорился Вэнь Кэсин, с чьими владельцами пытался общаться. С которыми даже подрался, а они оказались на поверку не обычными лавочниками, а теми, кто наверняка ведёт слежку для хозяина солнечных угодий, с которыми в очень давние времена воевал Дацин. Впрочем, чего греха таить, с Великим Шаманом Вэнь Кэсин тоже подрался. Только победителя определить не удалось. Чему учился в детстве Вэнь Кэсин не особо помнил: суп забвения вымыл в основном эти моменты из памяти. Не почувствуй он, что голова неприятно покалывает, и чувство болезненности нарастает — наверно даже сразу же вышел бы из старого ветхого здания, сделанного так, чтобы не привлекать внимания. Однако тогда он покупал необходимый наборчик трав, пока известный ему как Чжоу Сюй оставался в номере борделя и дожидался его возвращения, а потому особо не рассматривал остальное, что предлагала лавка. Но когда тот исчез, господин Вэнь, спустя некоторое время, получил первое сообщение от Хань Ина. Заставшее врасплох. С просьбой встретиться. Встреча была до крайности неловкой. Хань Ин, думавший, что Вэнь Кэсин просто важный его лорду Чжоу человек, пускай и из весеннего дома, оказался не готов к тому, что тот не так прост, как он думал. Не то что бы Хань Ин доподлинно знал, остались ли еще для его господина те, кто мог бы вызывать хотя бы подобие трепета души. — Мне нужно спасти его, господин Вэнь. Он… Что вы знаете о гвоздях цицяо? Так Кэсин понял, что заинтересовавший его вояка все же решился на свой первоначальный план и ускакал обратно в Дацин, в его столицу. В далёкий город, до которого около полутора недель пути, город, о котором он вообще ничего не знает, помимо факта существования и разрозненных слухов о слишком вольном поведении жителей в области выбора спутников ночи, а то и всей жизни. И что когда-то Дацин забрал в заложники человека из нанцзянских угодий, который, воспитанный при дворе тогдашнего императора, впоследствии стал Великим Шаманом. — Помогите мне спасти его. Не дай он ему суп забвения, то, может быть, Вэнь Кэсин забыл бы о нем, так ему думалось. Но это скорее лукавство перед самим собой: не встреться тот ему, не будь равен по силам, не взволнуй своими глазами, словно даже взглядом режущими как лезвия. Только тогда он проигнорировал бы опасность для жизни Чжоу Сюя. А теперь, зная уже столь много о том, кто был главой разведки Его Величества… — Мне нужен образец…этого вашего гвоздя с пропитавшим его ядом. Только тогда я могу что-то сделать. Но, Хань Ин, не просто так. — Что ты хочешь? — насторожился Хань Ин, но Вэнь Кэсин уже знал, чисто по позе напряжённого тела, скрытого маскировочным обмундированием, что тот согласится с его условием. Ведь жизнь главы Чжоу для того важнее очень многих вещей. — Ты будешь следить за ним… и за императором. Попытавшийся протестовать Хань Ин, даже потянувшийся к мечу, был оборван смешком и ударом по креплению к ножнам, отчего те упали на землю вместе с оружием, оставшимся в них. Страх. Эмоция, которая забавляла его в Долине, но, идущая из глаз Хань Ина, пришедшего за помощью, не вызвала ничего, помимо огорчения. — Мне нужно только то, что затевает Его Величество в отношении Цзянху и Долины. И нашего с тобой общего знакомого. Остальное мне не интересно. Лишь после этих слов тот согласился. Мысленно Вэнь Кэсин изумился: предатель, который предает невольно и лишь во благо. Мир все ещё умеет удивлять. После второй встречи, признав поражение в собственных знаниях врачевания при рассматривании полученного гвоздя, когда он снова набрел на шаманский закуток посреди Цзянху, то честно не рассчитывал на что-либо. Вылечить Чжоу Сюя, методично убивающего себя, казалось нереальным. Однако же зайдя внутрь нелепого здания, более тщательно осмотревшись, а не в спешке как в прошлый раз, он понял, что нашел шанс на жизнь. Мизерный, но вполне осуществимый. Сушеные листья редких растений. Вытяжки из них и из желчи различных существ. Порошки, какие он возможно видел в далёком детстве, когда его мать ещё принимала пациентов — выглядели примерно так же в его снах-воспоминаниях, от которых тошнит при пробуждении и раскалывается голова. И запахи, витавшие в воздухе. Кто-нибудь мог бы сказать, что его пробрала ностальгия. Вполне возможно, что это не далеко от истины. С таким сложным вопросом, как у него, пришлось выжидать месяц для ответа. Который сначала заключался в силовом, рукопашном и с оружием, столкновении с лавочником, быстро и неожиданно напавшим и так же — выбившимся из сил. Признавшим в нем своего, пришедшего во второй раз, покупателя. Он успел только закрыть дверь в шаманскую лавку, как его тут же атаковали после чьих-то слов лавочнику, на неизвестном языке. А после поражения лавочника, перед Вэнь Кэсином предстал его непосредственный хозяин. — Откуда у тебя тяньчуанский гвоздь? — ровное спокойное безэмоциональное лицо человека с посохом в руке и в непривычных для здешних мест одеждах вызвало невольную дрожь. Ещё один сильный противник — аура скрыта, ее так просто обычный мастер не почувствует. Лишь только тот, кто близок к его уровню владению ци. Был ли он сильнее Чжоу Сюя? Ненамного, но, наверно, да. Выстоит ли против него господин Вэнь? Тоже да, но тогда он может, забывшись в пылу битвы, лишиться возможности помочь своему… Кому? Чжоу Сюй ему пока даже не друг, хотя господин Вэнь определенно испытывает к нему интерес, который далек от дружеского. Интерес исследовательский, как ему изначально виделось. Веер Вэнь Кэсина оставил приличное количество разрезов на одежде незнакомца. Метящий в меридианы посох же заставил его изворачиваться в разные стороны, что довольно сложно в помещении, для того не предназначенном. Удар в грудь сферическим навершием посоха выбил из горла сгусток крови. Отход дался тяжело, вспомнились грациозные летящие шаги, которые бы сейчас весьма пригодились при отступлении и уходе с прямой линии удара, давшие бы возможность нападать самому безболезненно. Выпад с веером срезал чужой рукав, поранил кожу до мышц, но не добрался до жизненно важных точек. В полутемном помещении было четверо людей. Лавочник, двое дерущихся и тот, кто до этого сидел в тени за прилавком на стуле, а потом поднялся и… зааплодировал? — Хватит. У Си, не пугай нашего гостя. А вы, господин…? Вэнь Кэсин не боялся, но был весьма признателен за остановку боя, во время которого приходилось стараться не разрушить все в заведении. В ближнем противостоянии, с таким ограничением, сложно выстоять. — Вэнь. Благодетель. — Заметно, — хмыкнул неизвестный, представившись как «Цзин Ци». — Простите моего спутника… — Бэйюань… — суровый мужчина, пытавшийся поправить безуспешно одежды, обернулся к говорившему. — Господин Шаман, позвольте я вам помогу! — лавочник тут же подбежал и оказал необходимую помощь. Зашил иголками рану, отчего тот даже не вздрогнул. Бэйюань вызывал у Кэсина некоторое восхищение. Такие черты лица не каждый день встретишь. Они благородны, а манеры человека с приветливыми персиковыми глазами безукоризненны. Речь нетороплива, тягуча, чем-то мелодична. Хочется им любоваться. Как статуей в каком-нибудь помпезном саду. Вэнь Кэсин не стал объяснять им, откуда у него тяньчуанский гвоздь. Лишь то, что он нужен для друга. Как он ещё мог назвать того, не вызывая никаких подозрений? Будь проклят диюев лавочник, который растрезвонил своим хозяевам, что у него делает необычные заказы один и тот же покупатель! — Хоть бы это был не Цзышу… — сказал тихо Бэйюань, следя за тем, как гвоздь опустили в какой-то неизвестный раствор. Вэнь Кэсин насторожился. — Я могу ему написать… — И привлечь внимание к себе Его Величества? Не нужно, У Си. Цзышу справится со всем, что бы то ни было. Хотя… я не уверен. Надо бы как-нибудь узнать, через, может, Цзюсяо. Он давно не посылал вестей о своем шисюне. Может что-то случилось? Как бы не напоролся на свои любимые кинжалы… Вэнь Кэсин понятия тогда не имел, о каком Цзышу они говорили. Как жестока судьба, сводящая людей порой в моменты, когда становилось поздно. Тогда ему сказали подождать ещё месяц, а после прийти и забрать травы для лекарства. Он несколько раз переговаривался с тем, кого называли Великим Шаманом, и признавал его мудрость. Но вот Цзин Ци, иногда своими погружениями в самого себя, когда бесцельно и, казалось, бездумно, смотрел в пустоту перед собой… он вызывал тревогу, необъяснимую, будто этот человек знал о том, что может произойти. Или предполагал, как минимум, слишком прицельно. Тонкий расчет или пророческий дар? Или просто хорошая осведомленность? Вне зависимости от того, каков ответ, от него хочется держаться теперь подальше, а если и любоваться, то на расстоянии. Десять тысяч ли вполне подойдёт. И много времени спустя весть о том, что император взывает к Великому Шаману… Так тот поймет, ради кого обращался в свое время Вэнь Кэсин. И этот Цзин Ци тоже сложит пазл, хотя и изначально он это наверняка подозревал. — Лао Вэнь? Что хотел Хань Ин? Тот всего лишь сообщил весть о том, что император, все же, не хочет убивать Цзышу. Стоит ли тому это знать? Наверно да. Но ещё тот передал, что с ним хотел бы встретиться Шэнь Шэнь, в обход Чжао Цзина. И вот это… Если только с ним получится договориться, то все закончится. Один человек, погубивший множество жизней… Не пощадивший даже своего названного племянника. И даже не одного, если брать в расчет семью Вэнь Кэсина. Убрать его и… Он честно не знает, что будет дальше. Получится ли у него все задуманное. Возможно эта встреча — просто ловушка. Чтобы он туда сунулся и не выбрался. Знает ли Его Величество о том, кто все же на самом деле нацелился на Дацин? Вэнь Кэсин не испытывает обычно особо сострадания, как стыда и привязанности. Но последнему его невольно научила Гу Сян, потом Чжоу Сюй и, наконец, Чэнлин. Последний наверно сильнее всего. Потому что был беспомощнее щенка — даже у маленьких особей рано или поздно появляются достаточно крепкие зубы, чтобы порвать обидчика. А этот не может даже понять сразу, где друг, а где — враг. Вэнь Кэсин тоже в свое время не понял, а потому, когда пришли за родными, не сориентировался, за что и поплатился годами, проведенными в Долине, где первейший навык — выживание. У Чэнлина хоть есть куда вернуться после. И он ему поможет в этом, если тот захочет. Но сначала главная угроза — Чжао Цзин. Тот, кто испоганил жизнь ему самому, благодаря которому не стало родных, который смеет затеять то же самое в отношении Чэнлина. И его А-Сюй тоже пострадал из-за него. — Мне нужно отлучится. И в этот раз надолго. Надеюсь, благородный муж Чжоу будет соблюдать постельный режим? — Если ты ждёшь от меня обещаний, которые я не буду выполнять, то ты их получишь, — резко говорят ему, как ощетинившись иголками. И не показывая своей сейчас явной физической слабости. — А если рассчитываешь на честность, то не требуй невозможного, Лао Вэнь. Он сам с ним сейчас нечестен. Как можно требовать того, что пока не можешь дать? В лесу, в котором ещё месяца два назад он был еле живым, бледным подобием себя, с трудом дышащим, проходит встреча под покровом ночи. Во время своих частых отлучек Вэнь Кэсин успел наведаться даже в Долину, из которой прихватил лишь веер, который Цзышу даже в свое время починил. Ему нравится эта вещица — всегда верная его руке. Ещё одна маленькая сентиментальная черта: хранить то, что навевает воспоминания. Что делает тем, кто он есть, раз уж когда-то детство отобрали. Это попытка создать самого себя из мелких деталей, слепить кого-то нового из того, кто был им самим и тем, кем хочет стать. Соединить эти части воедино. И обрести свободу от того, что терзает. — Господин Вэнь. Приятно видеть вас в добром здравии, — приветствует Шэнь Шэнь. Тот, с кем Вэнь Кэсин не знает как себя вести. Лишь по кратким рассказам Чэнлина он предполагает, что обычно тихий высокий мужчина с крепким телосложением, чуть полноватым и деланно серьезным лицом, может быть яростен в своем негодовании, которое выливается лишь тогда, когда его чашу терпения переполняют. — Господин Шэнь, — кивает он ему, распахнув веер, на который тут же на мгновение обращают опасливый взгляд. — Мне нужно с вами переговорить, — явно пересиливая себя озвучивает очевидное тот. Возможно, его чаша терпения уже переполнена так, что негодование несправедливостью льется из нее бурным потоком. Но направлен он не на Вэнь Кэсина. И это удивляет. Самый тихий из братьев, если судить по рассказам местных и малыша Чэнлина — один скончался до того, как Вэнь Кэсин появился перед поместьем Чжанов, потому Пятиозерье стало состоять из четырех глав, не считая Чжан Юйсяня, прячущего семью и себя. А после смерти Гао Чуна — из трёх, а не двух, о чём Шэнь Шэню неведомо. Или же наоборот? — Со мной и Чжао Цзином связался Чжан Юйсян… Хозяин Долины. «Вот идиот», — слишком резко дергает веером в руке Вэнь Кэсин. — Чего ты хочешь? Где-то вдалеке ухает сова, пробегается по сухим веткам лисица в тени деревьев. Но в лесу, конкретно на этой части, присутствуют лишь двое, которые могли бы сражаться. Вэнь Кэсин чувствует ауру человека в нескольких шагах от себя — за три или четыре летящих шага можно было бы дорваться до его горла рукой, будь эта техника выучена Хозяином Долины и отточена до совершенства. Но совершенство в лице Цзышу сейчас — господин Вэнь искренне надеется на это — остается в руинах старого поместья и вкушает разбавленное водой вино. А сам он мог бы в десяток прыжков преодолеть то же расстояние, а если запустить веером, то вообще… — И я слышал, что ты бормотал в полубреду, когда был в темнице. Ты… сын Жуюя и Гу Мяомяо. Как так вышло? — видно, что господин Шэнь очень аккуратно подбирает слова, но вот его лицо крайне красноречиво — багровое как меч, который держат под жаром кузни. — «Дядя Чжао». Как и с Чэнлином, — можно было бы ощетиниться и не разговаривать с этим человеком. Можно было бы дать волю своей разрывающей ярости. Но у него есть А-Сюй, который приходит в себя после вынутого гвоздя, Гу Сян — бестолковая маленькая родная бестия, Чэнлин — беззубый детёныш, только начинающий выпускать когти. Он хочет быть человеком. Люди слушают, слышат других. Они не кровожадные призраки, для которых смерть —увеселение. Кэсин знает, что идеализирует людей, но тот же Чжоу Сюй был в его видении именно такой. И ему хочется соответствовать. — Ты можешь это доказать? Что он может ему предоставить? Ничего. А потому качает головой в отрицании. Ничего у него нет, кроме метки призрака на своей спине. Или… Он протягивает руку за голову и касается шпильки в волосах. Шэнь Шэнь спрашивает дозволения подойти ближе и, в знак добрых намерений, развязывает крепление, держащее ножны, которые валятся на стылую землю. — Подходи, — сам он не убирает смертоносный веер. Одно лишнее движение, ему подойдёт даже надуманная причина… Но господин Шэнь не даёт ему первого, а судьба, Небо или провидение — второго. Пальцы, испещренные шрамами от заточки мечей, от суровых битв, их не пощадивших, хотят коснуться заколки, отчего веер опасно дёргается в твердой руке. И пальцы не касаются, понятливо убираясь подальше. — Такую носила А-Мяо… Влага скапливается и застывает, не пролившись. Но налившиеся ею глаза, покрасневшие, скашиваются на Шэнь Шэня, стоявшего в полоборота. Дышать тяжело. — Собрание Героев будет совсем скоро. Я не знаю всех планов Чжао Цзина, но точно уверен, что он пойдет на Долину. И не один. Он для этого в открытую нанял наемников! Скорпионов! — Ты знаешь, где их главный? Я давно его ищу. Больше полутора лет. Шэнь Шэнь отходит от него, чтобы пересечься полноценно взглядом. А потом смотрит вниз, на свои дрожащие руки, одна из которых сжимается как на рукояти. — Он…? — Дацин. То, в чем меня обвиняют, это дело Скорпионов, воровавших одежду с трупов призраков. — А Чжан Юйсян? Это не твоих рук дело? — Если бы я хотел убить его, он был бы уже мертв. Как и его сын. Глава Зеркального Озера разве не рассказал, кто спас его? — «Человек, вынюхивающий что-то около ворот, спугнувший поначалу «призраков»… Господин Шэнь возможно вспыльчивый человек, но разумный, хотя и не самый догадливый. И очень предан тем, кого считает семьёй. Тем сложнее ему поверить в предательство кого-то из числа «своих». Разбитость. Боль. Вина. Желание исправить хоть что-то. Помочь кому-то, потому что просто можешь. Решительность, пусть и отчаянная. Никто не хочет быть в своих глазах плохим человеком. И это то, что господин Вэнь видит в Шэнь Шэне. — Господин Шэнь… Давайте заключим сделку. Все же он хозяин Долины. Пускай и не владыка настоящего Диюя, не голодный призрак из старых верований, который может захватить чужую душу. Но его невольный союзник вздрагивает. И соглашается. Тоже пытаясь исцелить часть себя, которая хотела всё закончить поскорее и где-нибудь в глуши зализать потом старые раны. Как Чжоу Сюй. Как сам Вэнь Кэсин.