27 месяцев до последнего гвоздя

Полночи, после пробуждения и воскуривания лекарственных благовоний, они не могут наговориться. И в кои-то веки Вэнь Кэсин не пытается озорничать, увиливать. Говорит только хрипло и тихо. — Не могу поверить, что ты был таким серьезным в детские годы! — с болезненной улыбкой лежит он на кровати. Цзышу же хмыкает: почему-то никто не верит. Хэлянь И тоже поначалу удивлялся, как и Бэйюань. Теперь ещё и этот прохвост. — Не всем охота постоянно пакостничать... — Здравое зерно в этом есть, — прикрывает тот глаза и подтягивается на кровати к ее спинке. После глядит с неуловимой нотой — чем-то на грани смеха и серьезности. — Видимо, ты если и делаешь что-то из ряда вон, то это всегда нечто масштабное... — Твое счастье, что ты сейчас болен, а то я бы устроил тебе трепку... — что поделать, Вэнь Кэсин прав, а Чжоу Цзышу вообще не желает ему это как-либо показывать. — Но, как друг, не могу позволить себе брать реванш, когда ты столь откровенно плох. Это будет нечестным. Фыркнув, Вэнь Кэсин как-то странно улыбается: не натянуто, не игриво, что бывало в разы чаще, а просто кончиками губ, самую малость приподняв их вверх. По правде говоря, Цзышу славливает себя на том, что даже ненадолго залюбовался этим болезненно бледным лицом. Он, сидящий на той же кровати, тянется к нему. Дёрнувшаяся вдруг рефлекторно ладонь господина Вэня все же остаётся лежать на одеяле, негласно позволяя коснуться. — Все ещё есть жар. — Из А-Сюя получится хорошая хозяйка поместья, заботливая... Чжоу Цзышу даже замахивается, чтобы влепить ему затрещину, но опускает руку, даже раньше, чем на него смотрят эти усталые, но изогнувшиеся при улыбке глаза, которые блестят каким-то пониманием. — Ты же не родился в Тянь Чуан... Как ты там вообще оказался? Говорить об этом хочется меньше всего. Но ладонь, нашарившая его собственную, слегка сжимается в утешении. А потому, посмотрев в сторону окна, за которым медленно занимается рассвет и первый ученик школы Гао Чуна раскладывает тренировочные деревянные мечи перед пробуждением остальных, он начинает говорить. — Проблемы с управлением поместья. Учитель, глава Четырех Сезонов, умер от неизвестной болезни. Все свалилось на меня... И поначалу я даже справлялся. Но недостаточно хорошо. — Сколько тебе было? — Пятнадцать. Он был чуть старше Чэнлина, на которого тоже много всего свалилось, но он должен был заботиться о восьмидесяти подопечных. И он столь же мало знал о реальной жизни как и этот мальчишка. — А потом появился Его Величество? — догадывается Вэнь Кэсин. — Да. Он был первым, кто написал соболезнования о смерти Цинь Хуайчжана, предложил моим подопечным работу, учёбу и другим искусствам, цель в жизни. Я не жалею, что пошел к нему. Тогда это было единственным правильным выходом, ведь и так мозолящая всем глаза Школа Четырех Сезонов канула в лету и никто не собирался помогать встать на ноги ее ученикам, считаться с ее юным главой, воспринимать всерьез. Потому мы собрались и постепенно все перебрались в Дацин. Двоюродный брат был очень добр: сначала позволил пользоваться безвозмездно одним поместьем, неподалеку от дворца, где часть из нас жила, а потом даже разрешил выкупить его. Взгляд Вэнь Кэсина становится смятенным. — Двоюродный брат? Кто, А-Сюй? Цзышу наконец разворачивается к нему лицом, которое ничего не выражает. Пальцы ослабшего хозяина Долины впиваются короткими ногтями прямо в руку господина Чжоу, который продолжает просто смотреть. Охнув, когда понимание настигло, Вэнь Кэсин даже мотает головой от потрясения. — Я, конечно, слышал о нравах столицы, но думал, что то лишь слухи. — Не все слухи правдивы, но и не все из них откровенная ложь. Тот явно не может переварить эту информацию. Из-за чего Цзышу его подначивает: — Передумал быть моим другом? Тогда вино придется пить в одиночестве... — Ещё чего! Не вздумай вылакать все в одно горло, пьянчуга! — Вот так бы сразу. Я-то уж подумал, что ты решил стать моралистом... — хмыкает господин Чжоу. На это ему почему-то слишком серьезно для их расслабленного разговора отвечают: «Не мне тебя судить». Взбудораженные голоса прислуги заставляют Кэсина заинтересованно повернуться головой в сторону выхода и податься вперёд с кровати. Цзышу пригвождает его ладонью обратно. — Куда собрался? Уверен, что сможешь спокойно ходить? — Господин! — врывается с криком Гу Сян и резко тормозит, когда на нее смотрят ощетинившимся взглядом. Цзышу от этого и неловко, и смешно. Ему непонятно, зачем Лао Вэнь запугивает это мелкое нахальное недоразумение. — Тебя стучать не учили, А-Сян? — А-Сян просит прощения, но нет, господин. Меня этому никто не учил и никто не подавал хорошего примера для подражания. — Маленькая бестия, — беззлобно выдыхает Вэнь Кэсин и Цзышу прикусывает щеку изнутри, чтобы не рассмеяться в голос от того, насколько наигранным было разочарование Хозяина Долины. — Что тебе нужно в такую рань? — Там… призрака схватили, говорят. Цзышу и Кэсин переглядываются и без слов понимают друг друга. Надо идти — вот что думают оба. Спускаясь по многочисленным деревянным проходам, они натыкаются на столпотворение перед главным залом, в который с интересом заглядывают слуги. А первые действующие лица уже внутри. Чжан Чэнлин стоит в самом углу и прикидывается невидимым, за что Гао Чун прожигает его нечитаемым взглядом. Охрана выставлена так, чтобы через нее никто не посмел пройти незамеченным. Дочь Гао Чуна кусает губу и нервно дёргает свое платье. Шэнь Шэнь, ещё один из глав Пятиозерья, ходит из стороны в сторону и пытается не взорваться от еле сдерживаемого им гнева. — Мы должны отправить его под суд, брат Чжао! Это немыслимо: отребье призраков здесь, в наших землях… Призрак, скованный прочными веревками, сидит на полу на коленях и ехидно скалится. Охранники не позаботились о сохранности его лица, потому оно сейчас изрядно разбито. — Ты поможешь нам написать портрет, чтобы мы могли его найти. Тогда у тебя будет защита, — увещевает сладко Чжао Цзин, на что суровый Гао Чун готов достать меч из ножен и попытать счастья в сражении со своим побратимом. Договариваться с Призраками, в доме благородного героя — немыслимо! — Брат Чжао…! — угрожающе начинает он, а Чжао Цзин поворачивается к пленнику спиной и льстиво уговаривает главу Гао: — Дагэ, запугиванием мы ничего не добьемся. Здесь нужен иной подход. Призрак, сплюнув презрительно на пол, окидывает их всех ненавистным взглядом. У Цзышу закрадывается крайне нехорошее предчувствие. Вэнь Кэсин все ещё с трудом стоит на ногах после того, как вспомнил свое прошлое. Он немигающе смотрит на Чжао Цзина и одними губами шепчет проклятия. Цзышу, на удивление, разбирает среди них что-то вроде «отвратительный ублюдок» и немало удивляется, считая при этом подобный оборот речи от господина Вэня исключительно своей заслугой. — Вот же он! Вот он! — кричит призрак. Цзышу припоминает, что его зовут… Лао Мэн, кажется. Он всегда старался, на его памяти, поменьше светиться перед своим господином. Все разом оборачиваются на них двоих. Кэсин переводит глаза с Чжао Цзина на Лао Мэна и кривится от отвращения. — Жалкое животное, — бормочет он так, что слышит только Цзышу. — Вот же Хозяин Долины, прямо перед вашим носом! По залу поднимается ропот. У Чжао Цзина дёргаются кончики руб вверх. А Гао Чун басом приказывает: — Так хватайте же его! Охранники, которым не повезло встать на пути, сталкиваются с взвившимся мечом Цзышу. Вэнь Кэсин же не справляется с собственным веером: пальцы дрожат в самый ответственный момент, когда он запускает его в полет, а потому тот летит по неправильной траектории. Но Лао Мэну это все равно перерезает горло, отчего он падает головой вперёд, на пол. — Дядя Вэнь! Шифу! — Чэнлин пытается к ним протиснуться, но появившаяся вовремя Гу Сян затыкает ему рот ладонью. И уводит, пока остальные поглощены битвой. Пара выпадов, развернуться, использовать летящие шаги, рубануть справа и слева — Цзышу захвачен сражением, когда к нему прижимается чужая спина, сильно взмокшая. С верхней ее части была неаккуратно срезана ткань и представлена на всеобщее обозрение татуировка, выдающая с головой в Кэсине призрака, затерявшегося среди людей. Волка в овечьей шкуре. Цикаду, пойманную стрижом. Кэсин старается прикрыться, но, конечно, уже поздно. — Это точно он! Хватайте его скорее! — сам Чжао Цзин не вступает в схватку, лишь наблюдает за действием в стороне и руководит. Зато глава Гао напорист и суров, именно с его мечом Цзышу сейчас имеет дело, не в силах оттолкнуть его натиск. Собственный меч опасно прогибается. — А-Сюй, я не выдержу больше, — тихий голос, посланный внутренней силой, и стальной звук, сталкивающийся с трещащим веером в руке, слышит Цзышу. — Ещё чуть-чуть, Лао Вэнь. — Не могу, — Цзышу краем глаза замечает как отлетает веер, разрезанный надвое. Цзышу быстро разворачивается с Кэсином так, чтобы весь удар пришелся на него самого, но не на обессилевшего Хозяина Долины. Он толкает Вэнь Кэсина вперёд, к выходу, где дожидается Гу Сян, на которую никто не думает, что она призрак, и поворачивается корпусом обратно, встречая жёсткий натиск меча. — Беги! — кричит он, но глухой звук падающего тела не оставляет сомнений в случившемся. Он поворачивается спиной к нападающему Гао Чуну и получает удар мечом в плечо, отчего сдавленно шипит, но все равно накрывает собой Вэнь Кэсина, чтобы его не поранили. — Бежать некуда, господин Чжоу, — ласковый голос Чжао Цзина оказывается совсем близко. Цзышу не успевает отреагировать: его мир меркнет, когда он получает удар в голову. Он только знает, что свалился на что-то очень хрупкое, что точно нужно обнять и не отпускать. — Спасибо, брат Гао, я бы не смог сделать лучше, — господин Чжао кланяется ему, на что Гао Чун недовольно и раздражённо фыркает. — Это было похоже на дешёвый спектакль, — убирает массивное оружие он обратно в ножны. — Вся наша жизнь, в какой-то степени, им является. — Вот, мы нашли твою одержимость, брат. Что дальше? — Мы будем судить их на Собрании Героев Цзянху. Гао Чун бросает взгляд на лежащих на полу мужчин и отворачивается. Они ему даже в чем-то симпатичны, в той же стойкости и умении защищаться. Жаль, что оказались преступниками. Первый — Хозяин Долины. Второй, что вечно за ним таскается — того же поля ягода, он не сомневается в этом. — А где Чэнлин? — беспокоится Шэнь Шэнь. Чжао Цзин, проверяя быстро взглядом зал, не находит его следов. — Может, мальчик просто испугался? — Его забрала служанка господина Вэня, — подаёт голос Гао Сяолянь, дочь Гао Чуна, испуганно смотря на лежащих двух мужчин и тех, кого они успели убить, а после поднимает глаза на своих дядюшек и отца. Она может поклясться, что Чжао Цзин еле сдерживается, чтобы не выругаться прилюдно. Поиски пропавших мальчишки и девицы не венчаются успехом. А схваченных бросают в темницу. Оставлять их там приходится вдвоем: несмотря на бессознательное состояние, пальцы одного, невозможно крепкой хваткой, вцепились в плечи другого, будто закаменели. А разорвав верхнюю часть одежды, чтобы найти у второго из мужчин метку призрака, они обнаруживают, в дополнение к ней, ещё и легендарные гвозди, которыми убивают предателей разведки Его Величества. Только поэтому Чжао Цзин посылает послание Пэйцзюню — человеку из главного дворца Дацина.