27 месяцев до последнего гвоздя

Огонь свечей сияет подобно дьявольскому пламени. Свет неровно бликует на сосредоточенном лице Хэлянь И. В двери настойчиво стучат, но не входят без спроса. Хоть кто-то в этом дворце еще знает свое место и не кричит, взывая к нему, а молчаливо ждёт дозволения. — Проходи. Хэлянь И смотрит на вошедшего, отвлекаясь от созерцания маленькой части обгоревшего полотна, лежащего на массивном высоком деревянном столе. Единственное, что можно различить на бывшем некогда красивом произведении искусства, это белый цветок сливы: неповрежденный, распустивший свои лепестки. Его огонь, выпущенный когда-то чужой духовной силой, не задел вообще. Хань Ин тогда, сам того не ведая, сослужил хорошую службу. Теперь у Хэлянь И есть хоть что-то. В напоминание. Бывший аскетичный кабинет Лорда Чжоу пустует и сейчас: Пэйцзюню выделили совершенно другое помещение. А Хэлянь И принес часть полотна поместья Четырех Сезонов сюда сам. Когда не мог сосредоточиться на чем-то, он приходил сюда и находил в этом успокоение. — Ваше Величество, этот слуга прибыл доложить… — Почему Нам, а не новому главе Тянь Чуан? — честно говоря, Хэлянь И вовсе неинтересно, что собирается сказать нервный Хань Ин, пока тот не говорит об ушедшем Цзышу. Императорская ладонь ложится на столешницу в кабинете, собирая пальцами с нее пыль. Сколько времени прошло? Чуть больше полутора месяцев? Почти два? А по ощущениям — целая жизнь. — Есть информация, что Лорда Чжоу схватили в Пятиозерье. Как вы и велели, я втерся в доверие и слежу за его благополучием. Пэйцзюнь получил послание от Чжао Цзина, что схватили Хозяина Долины и человека, похожего на нашего командира. А тот не отвечает на сообщения, как раньше. Пэйцзюнь пошел, чтобы убить его… — Цзышу справится с Пэйцзюнем… — конечно справится, ведь он столь умел и закален в боях. Но, может, отправить ему подмогу? Как вообще люди живут с пробитыми меридианами? Хэлянь И никогда не задумывался, что пришлось вынести тем, кто осмеливался в Тянь Чуан на предательство. Они обычно не доживали до возможности выйти из дворца — тела не выдерживали на последнем гвозде. — Мой император, этот слуга должен сообщить вам, что состояние тех, кто принял гвозди, отличается от того, что бывает у обычного человека. Сила подводит, реакции значительно затормаживаются, а тело готовится к смерти. То, что господин Чжоу смог выжить после них — единичный случай в истории организации. Хэлянь И это все прекрасно знает. И все же не может просто так отправить армию освобождать Цзышу, верно? Народ, как и министры, не поймет. К тому же, это будет расценено как вторжение в чужие земли. Ему не нужна кровавая распря. Дацин достаточно обескровлен. И к полномасштабным боевым действиям не будет готов ещё несколько лет. Хань Ин падает на колени, три раза кланяется ему в пол, начинает опять что-то говорить. Император не слушает, как не слушал бы стрекот насекомого в момент тяжёлого решения. — Помолчи. Мешаешь. Подай лучше трубку и зажги ее. Слуга тут же захлопывает рот, поднимается, и под повелительным жестом руки в сторону коробочки с перемолотыми прессованными листьями, трубки на столе — исполняет требуемое. А главное — не мешает думать. Армия должна защищать Дацин и его жителей. А ему самому следует оставаться в столице. Но Хэлянь И обязан лично удостовериться в том, что все пройдет как надо. Как же быть? — В столице остались ещё члены Тянь Чуан? — все же решается он. — Да, Ваше Величество, второй отряд все ещё здесь, Пэйцзюнь взял с собой только… Он не может потерять ещё и его. Не хочет, как несколько лет назад, отправить подмогу по нужному следу, а в ответ получить лишь весть о смерти, как было с Бэйюанем, да хладное тело в качестве доказательства от У Си. Желает Цзышу быть свободным — пусть будет. Но на его условиях. Хэлянь И, будь такая возможность, заперся бы с Цзышу во дворце и отправлял остальных делать его работу. Но…Чертов нрав Цзянху. Как змея пробирается за пазуху, как отрава струится по венам людей оттуда, заставляя желать странствий. — Тогда почему ты все ещё здесь? Собирай его. Вот, — Хэлянь И встаёт из-за стола для удобства, берет из широкого рукава императорскую печать-указ и кидает ее Хань Ину, который неверяще глядит на него. С этим знаком отличия его воле будут подчиняться почти как самому правителю. — Юй Куэй за дверью, позови его. А как соберёшь отряд — жди Нас, Мы тоже двинемся с тобой в путь. Может, он сумеет понять, что так привлекло Чжоу Цзышу в Цзянху, почему тот постоянно туда стремился даже в мыслях? Когда Хань Ин удаляется, через пару мгновений заходит Юй Куэй и кланяется. — Ваше Величество хотели видеть этого недостойного? — Перестань. Ты столько лет со мной, неужели надобно говорить о себе так? Подай Сунь Цзы… У А-Шу она вроде тут где-то была…. — Ваше Величество хочет помочь своему брату Чжоу? Разумно ли это делать сейчас? Мы не так давно оправились от потрясений, к тому же первый отряд малочисленен… — принимается вдруг рассуждать Юй Куэй, а после, опомнившись, встряхивает головой. — Простите, этот слуга слышал ваш разговор с господином Ханем, — подаёт знающим жестом ему книгу он. Хэлянь И, посмеиваясь, не делает выговора. Все эти расшаркивания, казалось, слуге никогда не надоедят, но самого императора, порой, все же, угнетают — не с кем поговорить как с равным. Раньше можно было, хотя бы с тем же А-Шу, притвориться, что этой разницы в положении нет и вовсе. А что теперь? Он попросил слугу говорить с ним как с обычным человеком, а по итогу тот все равно лопочет извинения. Хэлянь И обращается к книге, раскрывшейся не на той странице, что нужна. Но, возможно, это и есть то, что ему на самом деле стоило увидеть. — «Среди пяти элементов природы нет неизменно побеждающего; среди четырех времен года нет неизменно сохраняющего свое положение. У солнца есть краткость и продолжительность, у луны есть жизнь и смерть». Всему свой час, Юй Куэй, не находишь? К тому же, противника можно победить и с малым войском, силой, если ты знаешь, что сражение будет, а он — нет. Нам же прямо сейчас нужна даже не полная победа, а возможность внести свои коррективы. И показать «союзнику», что Мы настроены решительно и не потерпим вмешательства в Наши дела. — Этот слуга все ещё не понимает Ваше Величество. Сам человек порой не в состоянии понять самого себя. Так куда уж одной душе познать другую всецело? Единственное, что осознает ясно Юй Куэй, что сейчас, после ухода Лорда Чжоу, он впервые видит у императора в глазах огонек желания жить. Потому не смеет больше высказать своего сомнения, а просто приносит походную одежду, как тот и велел. — Пока Нас не будет, ты никого не пускаешь в мои покои. И… передай царственной супруге мое почтение. Мы слишком плохо заботились о ней все это время, как и о ребенке. Делами двора будет в мое отсутствие ведать она: помогай ей по мере сил. Министрам же сообщи, что Мы направились на обход границ... — Вы не попрощаетесь? Хэлянь И улыбается вдруг как-то незнакомо и Юй Куэй чувствует неладное. Сердце уже немолодого слуги колет тянущим предчувствием. — Прощаются те, кто собираются уходить. Хань Ин собирает хороший отряд, около тридцати человек. И все они обращаются в немом вопросе к своему командующему, который преклоняет колено перед чужаком. — Господин Хань! Хань Ин явно пользуется большим уважением. Как и Цзышу среди них. — Поклонитесь Его Величеству, недотёпы, — те только после этой команды склоняются. Ещё бы, они никогда не видели императора так близко раньше. Да ещё и не в официальных одеждах, трудно сразу признать властителя. — Не нужно. Хань Ин… — Хэлянь И впервые собирается оставить Дацин. И пребывает при этом в смятении и волнении. Каков мир за пределами границ? Большой или маленький? Пустой по своей сути или полный знаниями и новыми людьми как река Ванъюэ — рыбой и водорослями? Почему именно сейчас он сам себе кажется песчинкой в море жизни? Которая собирается вести за собой такие же песчинки, ничего не значащие в глобальном смысле. Как и он сам. Что есть он по сравнению с тем же Буддой? Наверно Будда раздавит его своей золоченой ступней, как он сам давит своих врагов всегда. — Идёшь впереди меня. Ведь «кто не знает обстановки — не может вести войско». По преклонившемуся отряду проносится шепоток: «Мудрейший император! Будь благословлен император! Долгих лет жизни!». Хэлянь И мысленно же хмыкает: всегда будет кто-то умнее. Они считают просветлённым его, а он считает таковым Сунь Цзы, которому принадлежат эти слова. Может он на самом деле не столь мудр, каким кажется, но знает, как использовать чужие мудрости на пользу и благо: что для народа, что для себя. Даже с тем же Арсеналом так вышло: ему не нужны мифические техники о бессмертии, о которых ходят слухи. Но тот же Пэйцзюнь выяснил одну удивительную вещь: в закрытом Арсенале, от которого имелось пять частей, собирающихся в ключ-пластину, могли храниться (и велика вероятность того, что так и есть!) знания о том, как увеличивать плодородность земель, как после наводнений спасать урожаи. Его придворные в этом разбираются, но что, если техники из Арсенала помогут исправить или улучшить уже то, что они делали? Это дало бы огромный толчок к процветанию и развитию. А объединение Дацина и Цзянху только помогло бы в этом. Даже если не подминать чужие земли под себя, а просто сделать торговое сотрудничество на основе полученных знаний и взращивании лекарственных и продовольственных трав. С Нанцзяном же так получилось — люди оттуда вполне охотно берут фарфор для свадеб, а жители Великой Цин — лекарства, игрушки у их торговцев. И всем было хорошо. Так почему сейчас не выйдет так же? — Мой император, здесь лучше накинуть что-то неприметное. Много грабителей, — Хань Ин вручает ему старый потёртый плащ, который, на самом деле, мало кого обманет: все остальное обмундирование Хэлянь И виднеется. Но, не споря с ним, он берет предложенное и накидывает на себя, чтобы не навлекать лишних проблем на отряд. Ведь если они будут истощены в боях, то не смогут дать отпор Чжао Цзину и Пэйцзюню. Горы, реки, леса, камни, воздух — все отзывается в груди. Отрава Цзянху проникла и в него самого — Хэлянь И понимает это, когда проезжает на лошади мимо проселочных дорог, когда оставляет коня и идёт вместе со всеми по узким ущельям, где не пройти животному, когда делит пищу под покровом ночи вместе с остальными. Ради одного человека оставить все. Император думал, что не способен на это. Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу стоят очень далеко, их практически не различить среди густых голубых и желто-красных облаков на рассвете. Кажется, что стоит подойти к одной из них, как гора-остров уйдет под воду. Хотелось бы отправиться туда, посмотреть и проверить, так ли это, поддаться своему вдруг проснувшемуся любопытству, но… Может, если в следующей жизни Хэлянь И не будет императором и встретит Цзышу, то пойдет туда с ним. А в этой ограничится тем, что пошлет в те края кого-нибудь на разведку. — Ваше Величество… — Глава Гао! Защищайте главу! Не дайте призракам прорваться! — одни группы дерутся с другими. Схватка только начинается. Хэлянь И берет красивый меч, достает его из ножен. Его лицо наполнено решимостью, когда он видит, как напирает на неизвестного яростного воина кучка слаженно дерущихся людей в красных одеждах. — Помогите тому человеку, уничтожьте призраков! — обращается он к отряду и те, преисполнившись, атакуют недруга. — Хань Ин, пойдем искать Цзышу и Пэйцзюня. И… Чжао Цзина. Поместье в упадке: проход выбит, занавески сожжены, столы разломаны, ученики школы главы Альянса Пятиозерья борются не на жизнь а насмерть с врагами. — Господин Хань! — радостно восклицает кто-то и Хань спешит на подмогу, вгрызаясь мечом в призрака, спасая одного из своих сослуживцев. Присаживается рядом со спасенным, зажимает его акупунктурные точки, не давая развиться сильному кровотечению. — Где Чжао Цзин? — В главных покоях, через три коридора направо. Мы узнали, что глава Чжоу в сговоре с Хозяином Долины… Я видел меч главы Чжоу у Чжао Цзина в руках… Хань Ин опасливо смотрит на правителя, который мечом разрубает кого-то, попытавшегося напасть. В комнате остаётся только один призрак, и он бросается вперёд, прямо на коленопреклонного Хань Ина. Император берет у одного убиенного ученика копьё, с размаху бросает его в противника. И тот оседает на землю, с оружием в грудине. Тогда властитель подходит к нему и вонзает копьё ещё глубже, заставляя тело последний раз дернуться и обмякнуть. — Цзышу не мог, —неверящий голос при обороте на слугу. — Конечно не мог, Ваше Величество абсолютно прав, — подтверждает словесно Хань Ин, а Хэлянь И метает на него подозрительный взгляд и движется уже туда, куда указал все ещё лежащий член Тянь Чуан — в главный зал. В нем же и находит Чжао Цзина, рассматривающего гибкий меч. И Пэйцзюня подле него. — Поразительно. Ковка такая невероятная. И эта гравировка, «Байи»... Один из легендарной тройки мечей! Никогда прежде ничего такого и не видел... — И не увидишь. Оба оборачиваются. И господин Дуан падает тут же на колени. — Ваше Величество! Хэлянь И требовательно протягивает руку, когда Хань Ин возникает прямо за ним. — Его Величество требует себе меч господина Чжоу. — Он был взят как трофей… — оправдывается Чжао Цзин. — Ворованное у Нас не может быть трофеем. Наш дорогой союзник забылся? Дуан Пэйцзюнь тут же, опомнившись, становится на ноги и в пару точных ударов заставляет Чжао Цзина выпустить меч. Отбирает его и подносит правителю, понурив голову. — Где темница? Куда вы девали Чжоу Цзышу и Хозяина Долины? — У нас только Чжоу Сюй… — после хорошего пинка под дых от Пэйцзюня, Чжао Цзин быстро рассказывает им направление. ««Сюй» — как пух? Подходящее имя тому, кто умеет исполнять летящие шаги». Идя по такому непритязательному месту, Хэлянь И морщится в недовольстве. Что темницы Тянь Чуан, что Пятиозёрья — ничем не отличались. И ни в одной из них его А-Шу не место. Он вешает отобранный меч на пояс и разделяется со своими подчиненными. Болезненный вид Чжоу Цзышу — последнее, что хотелось бы видеть в этой и следующих жизнях. Как и то, что он все же в сговоре с Хозяином Долины и считает его своей родственной душой. Рука практически поднимается, чтобы убить. Но…как он может? Лишить Цзышу того, кто ему столь же дорог, как и его шиди. Или более того. Хотя, года четыре назад, он бы не дрогнув это сделал. Но не после того, как тот был ему поддержкой и опорой. Не после событий в лунную ночь Дацина, когда он был немощен, его можно было беспрепятственно уничтожить, а тот остался защищать его до рассвета, держа руку на рукояти. Смерть Бэйюаня не была наверно такой болезненной как вид Цзышу, спрашивающего о попытке убить его после устранения министра Ли и его дочери... А может это вообще равнозначные по болезненности события. Хэлянь И никогда не били в детстве, в старшем возрасте никто тем более не смел поднимать на него руку. Но чувствует себя сейчас истерзанным лезвиями, облитым горючим. Одним большим окровавленным сгустком боли, вытащенным из груди. Живым решетом, через которое пропускают мелкие иглы, а они царапают распахнутое нутро. Когда он выходит из темницы, Хань Ин за ним не следует, оставаясь верным приказу заботиться о благополучии господина Чжоу. А ему самому ещё нужно потолковать с союзником. Он не убил Хозяина Долины, но все ещё может усложнить ему существование. За собственные беспомощность и страх в Новогоднюю ночь. За Дацин. Он — Сын Неба, и должен заботиться о землях, вверенных ему по праву рождения. Это то, ради чего он боролся за трон, воевал с напавшими варварами больше четырех лет назад. И как бы порой малодушно не хотелось вырваться из золочёной клетки дворца, быть драконом, разящим врагов, императором — в его крови. Хотя хочется, чтобы после кончины его все же нарекли бы каким-нибудь другим именем. «Примиряющий народы». Или объединяющим их. Или… Смиренным? Все может быть, но судьба — жестокая госпожа, она не даст узнать такой малости. А что насчёт Цзышу: жаждет свободы — ему придется жить. Как бы не хотел иначе. Только при этом условии Хэлянь И дарует ему такое право. Возможно этот «посол» остался цел еще потому, что поддерживал жизнь в том, кто все ещё дорог императору. Впервые за долгие годы Хэлянь И связывается с Нанцзяном: пишет скрупулезным почерком и обращается к У Си не как к главе вассального государства, которым Нанцзян, пришедший на подмогу в битве за дворец года четыре назад, быть перестал, а почти как к равному.

«...Можно ли яд, приложенный к этому посланию, вывести из семи пробитых меридианов? Уповаю на мудрость Великого Шамана…»

Будь возможность, он бы ему не писал. Но У Си был тем, кто помогал Цзышу с разработкой множества веществ. И они с Чжоу Цзышу в чем-то учились друг у друга. Кто сможет понять гений мысли его А-Шу как не другой гений? Хэлянь И устает мириться. С положением, со смертью, с восходом солнца и его закатом. Сын Неба на деле — всего лишь человек. И такая же заблудшая душа, пытающаяся понять безуспешно другую. — Ваше Величество! Хань Ин вновь приходит с докладом через несколько дней после того, как отвёл Цзышу в безопасное место. А после приказа доставить быстро письмо в Нанцзян, кажется, замечает теперь в правителе то, чего раньше не видел. Иначе почему склоняется более почтительно, чем ранее, и говорит с теплотой, что с его А-Шу сейчас все в порядке?