27 месяцев до последнего гвоздя

Трусость Чжан Чэнлина видна невооружённым глазом. Сам Чэнлин даже не пытается казаться бесстрашным. В Цзянху каждый второй является благородным героем, нет нужды стремиться стать кем-то, кем тебе не суждено быть. Отец и мать большую часть времени беспечно относились к его обучению боевым искусствам. И это не кажется ему чем-то неправильным, ведь Чэнлин — младший сын в семье. Чжан И — старший, который знает все техники школы Зеркального Озера. Есть и средний брат, который первому уступает лишь самую малость. Так что все основы закладывали в них, а Чэнлин, по вечерам, находит больше радости в любовании их тренировками, с удовольствием уплетая булочку или читая порой стихи. Начитанность, этикет — единственные вещи, которые от него требовали после пары провальных занятий, на которых старик-учитель старших братьев назвал младшего из Чжанов полнейшей бестолочью. Потому на Чэнлина все махнули рукой, и он так и остался сорняком среди ярких цветов. Но потом все же появляется человек, в глазах которого хочется выглядеть не обузой, а кем-то значимым. Или достойным того, чтобы с ним занимались. Сначала им становится Вэнь Кэсин, появившийся из ниоткуда и спасший его от разряженных под Призраков дебоширов, которые умудрились все же обезглавить поместье и оставить его в руинах. Чэнлин готов ходить по пятам за своим спасителем, но тому это вовсе не нужно, как и его спутнице Гу Сян. — Малой, я не самая лучшая компания для благородного молодого господина. У тебя есть дяди, к одному из которых мы и направимся. Этот Вэнь — филантроп, но не великий мастер, — в очередной раз говорит ему Вэнь Кэсин в таверне. Тот, после того, как разыскивал старуху, которую угощал в заведении, пребывает в задумчивости, о чем ранее и сообщил. — Хозяин, она просто ничего не понимает в мужчинах! — хлопочет вокруг него Гу Сян, накладывая еды побольше в тарелку. — Как будто ты в них разбираешься, А-Сян, — скучающе смотрит он на палочки, наполненную миску еды, и отодвигает последнюю от себя. — Ты порой даже лисицу от собаки отличить не можешь... Чэнлин чуть ли не давится. Как их можно не различать? Окрас, форма мордочки, повадки... — Зато я на них хорошо охочусь! В погоне до остального нет дела, вообще-то, — бурчат ему. Но этот аргумент только ещё больше разочаровывает господина Вэня. — Лучше бы ты так классику хорошо знала. Охота — это прекрасно, но никакой услады для слуха. Потом тот обращает внимание на Чэнлина, который просто елозит палочками по миске. — В чем дело? — его глаза вдруг светятся небывалой серьёзностью и внимательностью. — Если не вы великий мастер, то я и вовсе не знаю ничего о Цзянху, — глухо отвечает ему Чэнлин. Мальчику обидно немного, что он уже успел привязаться к этому незнакомцу, пришедшему на помощь в нужный час, хотя изначально ему показалось, что это именно он замыслил недоброе — слишком уж подозрительно проходил мимо со своей знакомой Гу Сян, обмахиваясь веером, ища кого-то, ведомого ему одному. Но сейчас Чэнлин чувствует привязанность к этому чужаку, который то шутит напропалую всякие шутки о мужеложстве, то вздыхает о своем несравненном А-Сюе, чье послание они нашли, то предельно сосредоточен, как сейчас. Его настроение скачет так, что Чэнлин не сразу улавливает, с веселой или серьезной версией господина Вэня он общается. — Если кто и в самом деле велик в боевых искусствах, то это Чжоу Сюй, — вновь томно выдыхает Вэнь Кэсин и пододвигает в сторону Чэнлина пиалу с чаем, которую тот благодарно принимает. — Никогда не слышал ранее о таком мастере или герое. — Ты и обо мне не слышал, — жмут ему плечами в ответ. — И все же напрашиваешься ко мне в ученики. Но я не имею права учить тебя. Чэнлин же вполне себе пылко возмущается, хлопнув чашей о стол и расплескав часть содержимого: — Да почему?! Рассмеявшись, господин Вэнь выпивает ещё вина: — Во-первых, мне этого никто не позволит из твоих дядюшек. Этот Вэнь ничем не прославился и подобен призраку. Как такой человек может стать наставником молодому господину благородных кровей? Во-вторых, есть более достойный для этой роли. Слушающая до сих пор молчаливо Гу Сян подаёт голос: — Что-то я не вижу очереди, которой не терпится взять на себя такую ответственность… — То, что ты чего-то не видишь, означает лишь то, что ты недостаточно сведуща. Не припоминаю, чтобы у меня служанка вдруг стала главой Тянь Чуан. — Глава Тянь Чуан кажется такой же байкой как и хозяин Долины Призраков, и монах с горы Чанмин, — с кислой миной замечает Чжан Чэнлин. Гу Сян засмеялась, но ее смех застревает в горле, когда она натыкается на убийственный взгляд своего господина. Вэнь Кэсин же натянуто улыбается: — Насчёт монаха знать наверняка не могу, но вот остальные — реально существующие люди. С которыми крайне опасно встречаться. — Господин Вэнь видел кого-то из них? Улыбка молчащего Вэнь Кэсина не нравится Чэнлину. Несмотря на свое отсутствие навыков, юный господин Чжан умеет понимать, когда люди перед ним представляют опасность. И сейчас эта опасность сидит напротив него и тянется к чарке, которую споро наполняют руки встревоженной девы Гу. — Если представится случай, я познакомлю тебя с достойным кандидатом в учителя. Поверь, такого ты больше нигде не найдешь. Но огромного труда будет стоить уговорить его тобой заняться. Его, наверно, не сможет убедить даже жалование размером с императорскую казну, если он сам не захочет. Потому тебе нужно постараться произвести на него впечатление. Так начинается увлечение Чэнлина неизвестным ему ещё учителем. Мальчик успевает побывать в поместье Чжао Цзина, к хозяину которого, по итогу, не испытывает и капли доверия. И пытается в его библиотеке разузнать все о Чжоу Сюе, но в списках великих знатоков меча и техник его не оказывается. Спрашивает у самого Чжао Цзина, на что ему рекомендуют не заниматься чепухой. Когда Чэнлин рассказывает об этом Гу Сян, то та обзывает главу Чжао дутым индюком, а самого Чэнлина, как и когда-то учитель при отце — бестолочью. — Дурак твой Чжао Цзин, — гневается ночью в закутке двора девушка, каким-то чудом пристроившаяся слугой в поместье его дяди. — Мой хозяин никогда не врёт, мальчишка Чжан! И хоть этого Чжоу Сюя я видела разве что однажды, могу смело заявить, что тот далеко не прост! И все эти людишки из Пятиозерья ему в подошвы не годятся! — «Подошвы»? Может, «в подметки»? — только и переспрашивает Чэнлин. А Гу Сян хватает его за ухо с невиданной силой, что заставляет мальчика сдавленно охнуть и прикрыть рот тут же руками — охрана проходит совсем неподалеку от того места, где они тайно встретились, не нужно лишний раз шуметь. — В сапоги, Чэнлин! Хоть в пятки! — шепчет она ему тогда разгорячённо и Чэнлину остаётся только подтверждающе закивать, чтобы его отпустили — ухо горит знатно. Также его приводят в дом другого дяди, Гао Чуна. Что один дядя, что второй словно пытаются избавиться от него, передавая друг другу как флаг, притягивающий бедствия и нечисть, как от помехи, зато успев выставить на всеобщее обозрение перед толпой народа — благородными героями и мастерами боевых искусств. — Чэнлин, ты должен нам рассказать, что случилось! Все же мы братья Чжан Юйсяна! Они напирают на него. А тот же Гао Чун и вовсе пугает, хоть и только своим грозным видом. Они выспрашивают у него о Кристальной Броне. А втихаря, думая, что он не слышит, называют бесполезным. И Чэнлин, своим ещё немного детским разумом, понимает, что дядям нужен совсем не он, а эта стекляшка, которую ему передал отец, когда он его последний раз видел. И теперь эта стекляшка — его маленький секрет, который он тайно носит с собой всегда. Крохотная частичка того, что осталось на память о родителях. Единственный из дядюшек, кто вызывает в нем какие-то родственные чувства — тихий Шэнь Шэнь. Который если взрывается гневом, то всегда очень внезапно. Но он тот, к кому Чэнлин испытывает нечто вроде благодарности, потому что от него он не слышит слов про Кристальную броню-пластину. И все же, мальчик ему не доверяет так сильно, чтобы рассказать о своем маленьком секрете. В очередной раз, когда он встречается с дядей Гао, тот ведёт его поклоняться предкам. И появившиеся в округе убийцы практически лишают его надежды на благополучный исход. Однако приходит на помощь Вэнь Кэсин и… Чжоу Сюй. Это становится понятным даже без его представления, ведь появляется он летящими, как пух, шагами. С достойной грацией, с помощью которой хватает главаря шайки… с которым оказывается знаком. Ещё один довод в пользу того, о чём ему толковал господин Вэнь. Почему-то Чэнлин думает, что если кто и может быть главой Тянь Чуан, то только такой человек, чьи шаги легко теряются в толпе, чье дыхание трудно различить, а давление ци вообще не ощущается, потому он может подкрасться к абсолютно любому. Вполне ожидаемо, что Чжоу Сюй от него, как от ученика, отказывается сразу. И это ещё обиднее, чем предыдущий отказ. Однако то, как господин Чжоу сидит рядом с ним, охраняя сон, как кидается на его испуганный крик, когда неизвестный проник к нему в комнату… Ради такого учителя Чэнлин готов стараться на пределе возможностей. И уговаривать сколько есть сил. — Возьмите меня в ученики! — просит он впервые и получает лишь наказ проспаться хорошенько. — Шифу... — пробует он потом, ходя за ним по пятам, не давая проходу даже в поместье Гао Чуна, который все же предложил ему обучаться у него. И он старается заниматься вместе со всеми учениками в его поместье, но так и не становится своим для них. И не признаёт дядю Гао своим учителем. Ведь Гао Чун давно был героем. Сейчас, если сравнивать его и Чжоу Цзышу, то Чэнлин лучше сделает ставку на последнего. Гао Чун хорош в ораторстве, но в битве... Разве что при подкреплении выстоит против господина Чжоу, как считает мальчик. Чжоу Цзышу смотрит на него, после очередного «станьте моим учителем!», так, что мурашки проходятся по коже. И в два или три лёгких прыжка отдаляется от него, скрываясь после за воротами поместья Гао. Возвращается он только под вечер, с вином, которое у него стараются отобрать наглые руки Вэнь Кэсина. — Я покупал его не для тебя. — С женами принято делиться, А-Сюй, не будь таким скупым! Подглядывающий через окно Чэнлин не может насмотреться даже на то, как они борются за несчастный кувшин. Вэнь Кэсин напирает — руками, пытаясь выбить вожделенное. А Цзышу ловко и грациозно отстраняется и делает глоток. — Хочешь повторить бой в таверне? Давно пощёчин не получал и сосудом в лицо? Тот вынимает из рукава веер и распахивает его, манерно обмахиваясь. — Вообще, я бы не отказался просто от хорошей драки. Но ни к чему портить специально лица и разливать драгоценные напитки. Давай так: кто победит — тот пускай и получит кувшин. Что скажешь? Чжоу Цзышу фыркает: — Слишком высокая ставка. — Тогда, может, кто победит — будет на вершине? — лукаво улыбается Вэнь Кэсин. — Я все ещё не вижу здесь ничего, что бы меня привлекло больше вина. — Разве? Знаешь, мудрецы сказывают, что голодная мышь готова и кошку съесть... — А что они говорят о голодных призраках, Лао Вэнь? — неприятно усмехается Цзышу. — Поглотят ли целого человека? Веер неожиданно летит вперёд, отчего Цзышу отпрыгивает в сторону. — Сла́бо, — комментирует он, сдунув прядь, когда на него летит вихрь в лице атакующего Вэнь Кэсина, поймавшего веер. Цзышу отскакивает с того места, куда целился Кэсин, разворачивается корпусом вокруг своей оси, сжимает горлышко сосуда покрепче и ладонями впечатывается в чужую спину, от чего Вэнь Кэсин отлетел на несколько шагов вперёд, а между его губ затесалась красная капелька. Но тот достаточно быстро приходит в себя, разворачивается... А Цзышу проделывает то же самое. И результат остаётся прежним. — Шаги девяти дворцов соединил с нападением и ударом чистой силы? — запыхавшись спрашивает Вэнь Кэсин. Цзышу выглядит самодовольным. — Именно. Драка тогда заканчивается миролюбиво, потому что Вэнь Кэсин, как оказалось, больше чем вина хочет побыть в компании Чжоу Цзышу. И заманивает его в покои тоже вином, которого, как тот озвучивает, там присутствует в избытке. — И зачем тогда надо было разыгрывать этот спектакль? Сразу сказать не мог? — раздражённый голос слышится у входа в поместье. Чэнлин спешит притвориться спящим, потому как комната наставников располагается рядом с его собственной. — Малец следил за этим представлением, неужели ты не почувствовал? Грех не покрасоваться и не показать ему способности его будущего учителя. Совсем неподалеку от дверей раздается громкий удар и лёгкий вскрик. — Какой же ты жестокий! Щипаться не обязательно! — Тогда прекрати распускать свой павлиний хвост! — А руки? Скрип двери побуждает Чэнлина забраться под одеяло с головой, оставив только малюсенькую щёлку для глаз. Чжоу Цзышу открывает дверь, скептически оглядывает чуть дрожащий ворох одеял на кровати. Господин Вэнь стоит прямо за ним: его рука медленно вверх поднимается по поясу, явно провоцируя на то, чтобы по ней ударили. Цзышу же невозмутимо поворачивается к нему лицом: — Можешь оставить, если хочешь лишиться пальцев. Повторный скрип двери, невнятное бормотание, очередной неясный недовольный вскрик господина Вэня... И наступает тишина. Ещё много времени Чэнлин тратит на уговоры. Однажды даже подговаривает Вэнь Кэсина, чтобы тот хотя бы просто показал ему основные приемы медитации и стойки. Чтобы хоть какую-то основу для обучения иметь. Тогда он и господин Вэнь тренируются под дождем во дворе чьего-то разрушенного поместья и промокают до последней нитки, но остаются оба довольными. — Малец, а ты непох... Совсем неплох, — заслуживает он похвалу и изумлённое поддергивание губ. А потом юный Чжан пробует снова. — Возьмите меня в ученики! — в очередной раз просит он у праздно пьющего Цзышу. Гладкий камешек, брошенный неожиданно под ноги, подкашивает Чэнлина мигом и он падает прямо на спину. Морщится и упрямо встрепенувшись глядит на того, кто это сделал. — Не раньше, чем ты решишь свою проблему с координацией, — бурчат немного лениво ему, не отрываясь от горлянки, сидя на каменных полуразрушенных ступенях. Чэнлин же, поднимаясь с грязной мокрой земли, счастливо улыбается. Потому что сказанное — это уже не «нет».