27 месяцев до последнего гвоздя

Худая старуха идёт медленно, опираясь на длинную палку, держась за горбатую спину. Перед старухой люди стремительно расступаются, но не в почтении, а в брезгливости, боясь запачкаться об ее грязное платье, пугаясь ее уродливого обезображеного лица. Цзышу так долго следил за поведением подобных людей, что теперь может с точностью сымитировать их походку, недовольное ворчание. И это в разы легче, чем пытаться притворяться мужиковатой девушкой, у которой, по нелепой случайности, изредка прорезается не тоненький голосок, а его собственный, истинный. Старики бывали сварливыми и порой любили причитать по поводу и без. Так и Цзышу даёт себе волю понасмехаться над теми же членами Тянь Чуан, чьи точки расположения и прикрытия знает. Ему нужна информация, а где её ещё получить, как не на рынке, где прячутся и воры, и убийцы: некоторые из них притворяются обычными торговцами. — Переговоры идут во всю, Солнце сияет над столицей все чаще в Небе, — рассказывает один из них, признав в нем мастера маскировки, но все равно кривясь от отвращения. И это — отличные вести, ведь Его Величество стал в разы больше появляться перед народом, одаривая его, задабривая. И тот, судя по всему, безмерно благодарен за внимание и чуткость правителя. Очень ему рад. Как и Цзышу, которому удается так легко получить эти сведения, потому он незатейливо подкрепляет их получение от шпиона горсткой монет и идёт дальше, горбясь и опираясь на палку. Потом его даже к себе пытается завербовать община нищих, но, смачно и мерзко выругавшись, Цзышу прогоняет их, ссылаясь на незнание боевых искусств и то, что они слишком уж приходятся ему не по нутру. — Я, голубчики, предпочитаю помоложе. И почище, — говорит он, в душе забавляясь от того, как самых молодых из последователей передёргивает от отвращения. А после, с довольным видом, улыбается, видя, как ещё и парочка стариков от него отшатывается. Наличие накладных бородавок на своем лице и изрядных морщин на руках он считает отдельным пилотажем своего искусства перевоплощения. Которое с лёгкостью отваживает от него всех людей. «Это была самая гениальная мысль!» — он хромает в сторону дальней лавки с лепешками, которую приметил, у неё уже принимается выбирать себе то, что утолит разыгравшийся аппетит, когда неизвестный мальчишка чуть ли не сбивает его с ног, врезавшись с разбегу, за что получает палкой по голове. — Простите-простите, почтенная! Я не специально! Я не хотел! — мальчишка, оказавшийся Чэнлином, с ужасом смотрит на него, не решаясь подняться с площади рынка. — Когда говорила, что люблю помоложе, то не имела в виду настолько молодых… — старается он не выходить из образа. Возможно личина хамоватой старухи-нищенки и хороша тем, что он целых две недели мог потешаться над другими, но вот такие повороты судьбы его совсем не радуют. Ведь если Чэнлин здесь, вдали от школы Зеркального Озера и пристани к ней, то неподалеку должен быть и… — Простите этого мальчика, тетушка, — говорит ему Вэнь Кэсин, появляясь рядом с Чэнлином и помогая тому подняться. — Вы же знаете мальчишек: бежат, куда глаза глядят. Вы не ушиблись? Позвольте угостить вас чем-нибудь, чтобы вы не держали обиды. Стайка молодых людей из общины нищих, хихикая, поглядывает на него и Цзышу. Лорд Чжоу терпеть не может, когда над ним смеются, тем более какие-то бесталанные юнцы. Вэнь Кэсин, по всей видимости, тоже, потому что недовольно метает взгляд на них исподлобья, а потом, как те пристыжено замолкают, снова поворачивается к нему, уже с сияющей улыбкой. Если бы Цзышу не знал наверняка, он бы мог решить, что этот прохвост с ними в сговоре. — Тетушка, отказа я не приму, вы разобьёте мне этим сердце, — продолжает уговаривать он, пока появившаяся в поле зрения Гу Сян, сбоку, подаёт руками знаки о прекращении этого балагана. «Тетушка» ей не понравилась сразу, особенно ее недовольные, пускай и очень красивые, глаза. — Сяо Мэй, — выдает Цзышу и старается правдоподобно сымитировать что-то вроде девичьего смущенного хихиканья, вводя этим в ступор и Чэнлина, и Кэсина. Девица Гу изображает, на заднем фоне, приступ якобы одолевшей ее внезапно тошноты. — «Маленькая сестрица»? — переспрашивает хозяин Долины, старательно не обращая внимания на Гу Сян, и это вытянувшееся выражение на его лице определенно стоит затрат времени на старушечью маску с бородавками, которую Чжоу Цзышу носит сейчас. — Да, зови меня так, — стукнув палкой в руке по вымощенной камнем рыночной площади, он покрепче ухватывается за руку Кэсина, который, опомнившись, любезно ему ее подставляет. Переглянувшись, Гу Сян и Чэнлин двигаются на почтительном расстоянии позади них, идущих к добротной таверне, полнившейся прекрасными запахами выпечки, жареного мяса, тушеных овощей. Поначалу их не хотят пускать на порог, точнее — не желают, чтобы сварливая неопрятная старуха переступила порог заведения. Серебряный слиток быстро решает эту проблему. — Господин богат, — замечает вслух Цзышу, мысленно отмечая, что с ним Вэнь Кэсин не вел себя ранее столь почтительно. Ничего, возможно сейчас он ему не может подсыпать яд или выколоть глаза на виду у всех, но хоть получит в качестве компенсации еду. За то, как тот нагло воровал его заколки, документы, деньги, вино. И за зародившееся маленькое чувство доверия, которое все же было перечеркнуто. — Маленькая сестрица, таким и должен быть благодетель. Кстати, позвольте представиться… Он представляет и себя, и свою служанку, и мальчишку Чжан Чэнлина. Теперь Цзышу знает, что сгорело за ночь именно поместье Чжанов. И, как он и догадывался, абсолютно все решили, это это сделали перепившие актеры. Почему никто не задумался, что те мало что могли противопоставить настоящим мастерам боевых искусств? «Большинство людей глупы», — делает вывод для себя господин Чжоу, попивая нормальный чай, закусывая его жареной булочкой, орудуя после палочками в миске с популярной ланчжоуской лапшой, нисколько не смущаясь отвращения на лице Гу Сян, которая помалкивает под грозным взглядом своего покровителя. — Вам есть куда пойти, Сяо Мэй? — почти обеспокоенно интересуется Хозяин Долины, а на самом деле проявляя просто вежливость. Возможно, такова его истинная человеческая натура, если она у него вообще присутствует. — Не переживай, красавчик, — Чэнлин издаёт писк, а Гу Сян пытается скрыть нечто среднее между смехом и похрюкиванием. Цзышу же грубовато продолжает, смакуя угощения со стола, — я найду себе пристанище. Когда господин Чжоу распрощался с ними, не заплатив, и уже практически вышел за двери таверны, то слышит, как Гу Сян выговаривает Кэсину нечто, похожее на: «Ты совсем ополоумел! Даже чахоточник был ещё ничего! Но это... это уже просто возмутительно!». Через пару шагов на рынке, его окружает стайка девиц, которые спрашивают, как он охмурил того красавца, который его напоил и накормил задарма. — Деточки, просто у каждого человека свои предпочтения. Кому-то нравятся кроткие и молодые особы, а кому-то нравится... жевать не молодую траву, а старую. Кэсин, подслушивающий с помощью усиления ци, чуть не выплевывает вино, еле сдерживается под конец. Мало того, что его негласно сравнили с коровой, так ещё и любителем старух нарекли! Не зря эта женщина в летах сразу показалась подозрительной: обычные нищенки боятся богатых людей, славных героев Цзянху, потому что от них зачастую можно получить лишь удар, а не милость. Двигалась пускай и с трудом, но достаточно резво, не скупалась на нелестное словцо, да и палкой очень удачно пригвоздила юного Чжана к земле. За стычку с ним не потребовала даже денег, как сделал бы любой на ее месте. Ела в особой манере: не как голодающая, а как та, что привычна к тому, чтобы ей прислуживали. И уж больно долго посматривала в затаённой надежде на кувшин вина, которым Вэнь Кэсин не стал делиться. Может оттого и обозвали его? В любом случае, подозрительная особа. Приказав Гу Сян собрать вещи и медленно выдвигаться в сторону поместья Чжао Цзина, Кэсин собирается проследить за старухой, настраиваясь своей внутренней силой на нее. Когда та зашла в обшарпанную и явно пустующую долгое время хижину, он останавливается, вслушиваясь в звуки. Через пару минут спокойно заходит в помещение, оглядывается. Лишь в спальне, где было открытое окно, из которого явно недавно выпрыгнули, он находит искомое: маску из кожи с нанесенным на нее гримом, лицом той пожилой женщины, ее одежду, потрёпанную и неприметную. Накладной горб, который... Смешно сказать, сделан из старого валика-подушки, которая сейчас лежит разорванная на видавшей лучшие виды кровати. — Тянь Чуан? Чертовщина какая… Переодевшийся Чжоу Цзышу спокойно бродит по улочкам, высматривая подходящего человека. Из-за нищих и Хозяина Долины Призраков он не мог спокойно заниматься тем, чем хотел. Ему нужно понять, что затевается. Потому следует разжиться сплетнями о происходящем в округе. — Что нового в городе? — интересуется он у лавочника, продающего вино. Свой вопрос он подкрепляет хорошей порцией серебряных монет. Лавочник осматривается по сторонам, а потом, понизив голос, сообщает: — Актеры сожгли поместье Чжанов, говорят, что там скорее никто не выжил. Сюда направляются младшие братья Чжан Юйсяня, ближайшую гостиницу кто-то забронировал за большую сумму. Скоро должна состояться Конференция Героев, возможно там будет что-то известно. — Где проходит Конференция? — ещё пара монет оседает в руках взволнованного лавочника. — В Пятиозёрье. А ещё один господин сегодня на рынке угощал какую-то старуху. Теперь ищет ее. Представляете, говорит: «Жить без нее не могу, влюбился с первого взгляда»! Ну, точно, ведьма! Чжоу Цзышу благодарит свою предусмотрительность за то, что вовремя решил сменить маскировку. В Цзяннани становится опасно находиться. До Совета Героев остаётся около двух месяцев и их он решает потратить на слежку. В любом случае, сначала ему надо понять, с чем конкретно он имеет дело. О главах Пятиозёрья он достаточно знает из докладов. Поэтому в качестве первого пункта у него стояла таинственная Долина Призраков — не зря же его туда зазывали? Вот и разведает лично, что такого в том месте, откуда не вернулись все посланные им ранее подчинённые. До нее как раз совсем недалеко: Цзянху слишком мал. Возможно именно это и пугает императора Дацина: «Если мал, значит, захочет вырасти в нечто большее. Тот, кто находится на низших ступенях, рано или поздно возжелает возвыситься». Обычно Хэлянь И руководствуется подобной логикой, видимо это наследственная черта у носителей родового имени «Хэлянь», проявляющаяся с возрастом: бывший дядя-император был точно таким же под конец своих лет. У границ горы Фэнъя он останавливается через несколько дней пути, прячась в тени деревьев, смотря на каменные ворота со статуями по бокам. От каждой из статуй идёт стена, переходящая в хребет, перекрывающая возможность входа. Но Цзышу знает, что то, что имеет начало, имеет также и конец. Сутки, потраченные на слежку за этим местом, плодотворные. В течение них он узнает, что далеко не каждого пускают внутрь: одного из пришедших, явно какого-то разбойника, просто вышвыривают, как только тот пытается открыть ворота, и убивают. Другого, постучавшего определенное количество раз — Цзышу не разбирает сколько именно — спокойно пускают. Проходившего мимо торговца с грузом освистывают, пригрожают ему луком и стрелами. И тот оставляет у ворот увесистый кошель монет, а один из призраков потом его забирает. Уже в ночной тьме Цзышу подбирается к воротам, чтобы взглянуть на них. Как ему и рассказывал Лао Вэнь, здесь присутствует надпись, предупреждающая о том, что всякому, имеющему душу, лучше не идти дальше. Бывший Лорд Чжоу замечает, что день у подножья Долины холоден, несмотря на солнце, ночи — тоже. Ничто не греет. Однако звёзды здесь сияют в тысячи раз ярче, чем где-либо ещё. Живописное место. Жаль, что оно занято преступниками, чьи неразборчивые выкрики слышны в отдалении за входом. Он направляется в сторону от ворот, идя параллельно хребту, прячась. Долгий путь вознаграждается нахождением разлома. Без надписей, статуй и прочего. Победная ухмылка скользит по лицу, когда Чжоу Цзышу, воспользовавшись цингуном, устремляется через эту трещину в обороне и с тихим звуком приземляется внизу. Что ожидаемо — его тут же замечает какой-то призрак, но гибкий меч, выскользнув из ножен на поясе, решает эту проблему без лишнего шума. Тело оттаскивает за камни и валуны, а собственный наряд — меняет, надевает на лицо маску с прорезями-полумесяцами. Вокруг темнота, впереди — редкие огни, большая часть из которых светит по бокам, в отдалении. Призраки, появляющиеся в его поле зрения, с факелами в руках, ходят куда угодно, но только не в то место, которое темной глыбой возвышается над самой Долиной. Выждав время, когда преступники перестанут показываться на глаза, Цзышу неясной тенью бросается туда, в поисках убежища. И натыкается на каменный зал, на изучение которого пришлось потратить время: входы, выходы, кухня, на которой, судя по виду, последнее время готовят редко (рис местами отсыревший, а связки кореньев слишком хрупкие — того гляди и развалятся от неаккуратного прикосновения), спальня с кабинетом по совместительству. По всему выходит довольно скудно. Лишь только шкаф с одеждой в комнате Хозяина Долины представляет собой какую-то ценность: ханьфу там качественные. И пестрые, что вызывает неконтролируемое движение уголка губ вверх. И все идёт хорошо, пока Чжоу Цзышу не берется за поиски документов и важных писем в ящике старого, грубо сделанного стола. Из имеющихся ценностей у Вэнь Кэсина имеются только куцые сборники поэзии, потрепанные, явно их читали не по одному разу. Механические воробьи из Тянь Чуан, две штуки, один из которых разобран на составные части — это сильно настораживает. Тоже наверняка своровал. Одна жемчужина, до боли похожая на те самые, которые использовались в налете на столицу Великой Цин. Старый веер, у которого сломаны две или три пластины, создающие изгиб, который все равно смертельно ранит врага, но будет плох в траектории движения. Исписанный и несколько раз перечеркнутый свиток.

Печальны думы ночные — мечтаю страдаю. И мысли нет, чтоб их отпустить. Тебя Ванъюэ во снах вспоминаю. С вином оттуда ? легче жить. Да с тобой его бы распить. Во сне ты почти такой же как наяву. Ты видишься который раз в нем мне, значит ли это, что тоже скучаешь по мне?

Последняя находка — заколка с заострённым металлическим наконечником и маленькими царапинами — Цзышу достает ее уже из-под подушки, когда собирается вздремнуть. — Лао Вэнь? — он смутно припоминает что-то, связанное с этой заколкой, но голова начинает раскалываться от боли, как и меридианы, дающие о себе знать. Закусив подушку зубами, Цзышу тяжело дышит, но не может выровнять нормально дыхание. Перед глазами все двоится, пот проступает на лбу, в ушах раздаётся звон. Все темнеет и меркнет.