27 месяцев до последнего гвоздя

Хэлянь И ощущает пустоту в душе давно. После войны с варварами племени Вагэла, когда его брат был убит, а отец-император скончался от болезни, ему казалось, что все то время, что он потратил на завоевание трона, было зря. Да, для управления Великой Цин нужен был новый подход. Его брат для этого не подходил, а другой, что умер ранее — тем более. Решившийся пойти на подвиги Хэлянь Пэй, затеявший вторжение на старости лет в чужие земли, сдавал так, что его боялись подчиненные. Враги же насмехались. Ему, Хэлянь И, оставалось лишь разбираться с последствиями, когда обезумевший старик, наконец, слег. В этот период ему пришлось де-факто управлять всем и ставить печати на приказах вместо отца. Но после он скончался. Один Будда знает, сколько на самом деле облегчения это принесло. Рядом был преданный Цзин Ци, которого он хотел отослать в Наньцзян вместе с шаманом, чтобы спасти его от тревожной участи быть погребённым в пламени войны. Но он, несмотря ни на что, остался подле него. И погиб в конце концов. Хэлянь И безумно тосковал. И, наверно, пропал бы совсем, не будь рядом Чжоу Цзышу, что тенью за ним всегда следовал. Чжоу Цзышу — мастер интриг. Поначалу, в свои пятнадцать, он, конечно, не мог похвастаться утонченностью речи, умением лавировать между расставленных словесных ловушек, хотя и воспитывался в благородном поместье Четырех Сезонов. Дворцовый этикет и остальные тонкости отличаются от принятых в Цзянху. Но он довольно быстро научился тому, какие вопросы можно задавать ему, тогдашнему наследному принцу, о каких же лучше промолчать и даже взглядом не показать, что его что-то интересует. Но он был крайне любопытен, что со временем наловчился скрывать за внешней холодностью и показной незаинтересованностью. Когда однажды ещё не достигший двадцатилетия Цзышу намекнул на схожесть Цзин Бэйюаня и Су Цинлуань, что именно поэтому красавица Су была выбрана им в качестве наложницы, Хэлянь И всерьез задумался о том, что лучше бы Цзышу умереть. Тот, конечно перепугался: Хэлянь видел это по его глазам, что тот сожалеет о сказанном. Но будучи мертвым он не принесет пользы. И решение в пользу того, чтобы наглец, преступивший черту, жил, принесло ему победу во всем: в дворцовой игре на выживание, в подставке брата, который скончался, в захвате трона, в войне. А благодаря созданной им Тянь Чуан, Хэлянь И теперь находится в курсе того, что о нем думает каждый мелкий чиновник провинции, каждый высокопоставленный служащий. Цзышу не гнушается даже собирать постельные сплетни, опаивать людей, похищать, пытать. Все что угодно на благо Его Величества. Методы вызывали страх и благоговение. И это только те, о которых Хэлянь И знает доподлинно. А сколько всего осталось без внимания его взора? Что может предпринять глава Тянь Чуан, если уйдет от Его Величества — страшно предположить. Пэйцзюнь тайком приносил доносы. О том, что делал господин Чжоу, как именно. Не то что бы император специально об этом просил, то была личная инициатива господина Дуана. Однако, поначалу, выслушивал с интересом, который все же очень быстро утих. Это самые скучные бумаги, которые когда-либо доводилось читать! Если Цзышу чем и занимался в свободное время, то, в основном, выпивкой. Он мог прийти на рынок столицы и скупить все запасы дорогого вина. Мог арендовать шикарную лодку, как однажды сделал, и сидеть в ней посреди Ванъюэ, играя на флейте, специально издавая ею душераздирающие плачущие звуки. Пэйцзюнь жаловался, что это распугивало всю рыбу и рыбаки в такие дни проклинали того, кто играет на инструменте, ведь улова в этот период не было от слова совсем. Изредка он посещал бордели. Но если с кем он был выяснить возможно, то какой типаж его привлекает — можно даже не пытаться узнать. То пышногрудые девицы, то не отличающиеся заметными сразу глазу округлостями; мужчины из Желтого дома: женоподобные или мужественные до крайности. Как будто и предпочтений нет вовсе, словно все лишь для того, чтобы развеять скуку или на благо очередного задания. Или же это ещё один вид маскировки? Кто его знает… Однако не трудно заметить, что после того, как погиб Лян Цзюсяо, из развлечений господина Чжоу остаётся только вино, которое тот тихо пил в своей комнате при дворце, куда по приказу императора переселился. В привычку Хэлянь И вошло звать его порой к себе: в основном вспомнить былое. Цзышу никогда не отказывал. Всегда был почтителен, даже больше, чем того бы хотелось. — Как прикажете, Ваше Величество. — Буду рад, Ваше Величество. — Изумительное вино, Ваше… Это походило на одержимость: желание вывести Чжоу Цзышу на раздражение, гнев, сентиментальность. Любая эмоция хороша, если она будет живой. Порой это удавалось. Особенно явно это проявилось, когда император предложил выбрать подарок на свадьбу Цинь Цзюсяо и Ли Цинъань. — Восхитительно. Шиди должно понравиться, — светилось неожиданной нежностью его лицо. Если бы Хэлянь И не видел сам, то любой, кто бы рассказал ему о подобном явлении, был бы обвинен им лично во лжи. Цзышу был каким угодно в его представлении, пусть жестоким и беспощадным, но только не нежным. Однако это открытие давало основание для очень смелого, но, в то же время, совсем не удивительного вывода. Который дополнял картину того, каким человеком является его слуга. Единственные, кто действительно волновал Цзышу, были его шиди. Это знание… Оно меняло все. Давало произрасти в душе Хэлянь И чувству, которому там не место. — Спасибо большое. Этот Чжоу благодарит вас… — крутил он в руках красивое зеркало, взятое из императорской сокровищницы. — Мы с тобой тоже по-своему связаны узами, А-Шу. Оставь официальные титулы сейчас. Лучше к остальному тоже приглядись. Тебе, как старшему, положено преподнести молодым правильные подарки. Через пару месяцев это брак состоится, все должно пройти по высшему уровню. И даже если свадьба будет маленькой, ввиду отсутствия родственников со стороны жениха, она должна подарить Цзюсяо и Цзинъань надежду на светлое семейное будущее. Поэтому бери все, что нужно. — Но мой подарок не может быть дороже, чем Его Величество подарит. Таков закон. — А-Шу, Цинь Цзюсяо — не чиновник. Министр Ли же является бывшим государственным деятелем, он в отставке. Так что ты можешь взять то, что тебе приглянулось. — Спасибо большое за помощь…дагэ. С положительными эмоциями выходило сложнее, но эффективнее. Тогда Хэлянь И казалось, что его суровый подчинённый буквально соткан из света. И в такие редкие минуты он не понимал, что этот человек забыл рядом с ним и почему до сих пор не ушел. Но все заканчивается. И звоночком этого стала смерть Цинь Цзюсяо, которая была как гром среди ясного неба. Цзышу тогда держался за его мантию, утопая в горечи сожалений и боли. — Тише-тише, — не привыкший успокаивать так открыто кого-либо, даже родного сердцу Цзин Бэйюаня, тем более свою жену Сун, Хэлянь И неловко приобнимал человека, который, как и он сам, потерял слишком многих. Который, не имея крепких кровных уз, привязывался к вверенным его заботе людям. Только время спустя до Его Величества доходит, что отправлять Цзышу разбираться с последствиями предательства министра Ли было роковой ошибкой: он, сосредоточившись на других важных делах, совсем забыл о том, что дочь министра была нареченной шиди Цзышу, Цинь Цзюсяо. А следовательно, тому предстояло устранить и ее. Но все текло почти гладко: Цзышу с задания пускай и не быстро, но все же вернулся. Сильно уставший. С искажением ци, которое сам Хэлянь И воспринял… с неожиданностью, болью, гневом из-за того, что его попытались убить. Но он это все же понял и принял. Цзышу же остался преданным, как и ранее, несгибаемым, как в старые добрые времена. Только явно не помнящим о том, что случилось. Но теперь на редкие шутки мог даже приподнять кончики губ в полуулыбке. Однако что-то было не так. Не как раньше. Господин Чжоу все еще не узнавал часть своих слуг. Смотрел на него, Хэлянь И, со странной эмоцией, не поддающейся описанию: не страх, не гнев, но и не уважение. Покорность на грани измены. Любовь к правителю на фоне явной неуверенности в нем. Хэлянь И принял и это изменение в нем. Пэйцзюнь продолжал доносить. Резвее прежнего: — Глава Тянь Чуан замечен в странной компании. Не единожды. С этим человеком он был сначала в борделе, а после и в таверне Цзяннани, на задании. Ваше Величество, что этот скромный слуга должен предпринять? — кланялся подобострастно Пэйцзюнь, с осторожностью поглядывая, не разгибая спины. Это известие взволновало. Неужто его непоколебимый глава разведки вдруг…охвачен любовным чувством? — Бред. Ещё раз заявишься к Нам с такой глупостью, и ваши тяньчуанские гвозди покажутся тебе милостью, — отмахнулся правитель Дацина. Естественно, Хэлянь И не поверил. Но червячок сомнения теперь присутствовал. И поводов для его проявления не было вплоть до объявления возможного союза с Долиной Призраков. До злосчастного появления в каморке, где он, правитель Великой Цин, увидел Чжоу Цзышу с другим человеком. Точнее — с послом Призраков. Чувство, похожее на гнев и ревность, он выплеснул на своего слугу в ту же ночь. И испугался понимания на дне чужих глаз, которые увидели его насквозь. И вдруг пустота в душе, преследовавшая его, нашла свое наименование. То, что до императора доходило, казалось, целую вечность, он наконец осознает в тот момент, когда вжимает в себя опешившего слугу. И сам млеет от того, насколько желал Чжоу Цзышу. Это начинает страшить. А то что Чжоу Цзышу это понял — ещё больше вгоняет в ужас. По одному взгляду глаза в глаза, глава Тянь Чуан смог определить скрытое. Хэлянь И думает, что его надо было раньше привязать к себе, во всех возможных смыслах. А не пытаться сделать что-то во время визита посла из Долины, когда Хэлянь И буквально очарован собственным главой разведки, что всегда был рядом, но значимость которого он оценил и осознал для себя в полной мере слишком поздно. Любой его порыв сделать что-то теперь встречает простое понимание и покорность, но до определенных пределов. И теперь император чувствует себя потеряно. Ему никогда подданные не отказывают. Ему подчиняются, стоит только взмахнуть рукавом. Его пронзительного темного взгляда стараются избежать, при этом выражая искреннее раскаяние, падая на колени и кланяясь что есть сил, лишь бы заслужить прощение. В этом есть своеобразная забава менталитета его народа: практически чтобы он не приказал, это воспринимают как личную обязанность. И действительно люди каются, когда не могут ему угодить. Хэлянь И научился за годы выживания во дворце так вести себя, что наверно только сам Будда знает его истинное лицо, все прегрешения. Помимо Цзышу, который тоже в курсе, и угождает ему во всем глобальном. Но отказывает в самой малости — в тепле человеческом, душевном, как Бэйюань, единожды когда-то. До того самого рокового Нового года. Он тогда ощущает крах себя как правителя. Находится в тотальном отчаянии. Задыхается от собственного бессилия, которое не перевешивает ни золотой трон, на котором он сидит во мраке, разгоняемом свечами, ни титул, ни власть. Во сне он лицезреет собственную кончину. Как призрак с лицом того самого, ненавистного теперь, посла вгоняет ему между ребер клинок… Резко проснувшись, он чувствует, как его глаза утирают рукавом. Хэлянь И молчит, хотя и ожидает, что Цзышу закончит то, что когда-то попытался сделать давно. Протянет руку дальше, сжимая свои ледяные пальцы крепко, перекрывая кислород. Однако в него всего лишь направляют сосредоточенно поток внутренней силы, отчего он дрожит всем телом, но продолжает наблюдать за сменяющимися эмоциями на лице своего слуги, склонившегося над ним. Он притягивает Цзышу к себе за шею, не зная о чем попросить или приказать. Ему просто нужно тепло. Хоть какое-нибудь, хоть на мгновение. Даже мимолётное. Ему хватит, если оно секундой мелькнёт в чужом взгляде, так он думает. Губы Цзышу очень мягкие, хоть и тонкие. Они, жестокие в своей нежности, касаются его собственных. Пораженный в самое сердце Хэлянь И смотрит на бездушные затягивающие глаза напротив, выдыхая короткое и изумленное «А-Шу», а затем слышит преданное, как никогда ранее, добровольное сказанное «дагэ», которое желал хоть раз услышать. Он притягивает его ближе, усаживает рядом с собой на трон и засыпает, обнимая Чжоу Цзышу, вдыхая его успокаивающий естественный запах. А проснувшись — видит разметавшиеся пряди на своем плече, шею же щекочет ровное и спокойное дыхание: губами А-Шу слегка дотрагивается до чувствительной кожи. Этот момент переворачивает в груди Хэлянь И всё с ног на голову. И с тех пор не выходит из памяти ни на миг. Господин Чжоу не избегает его общества и не просит о большем внимании. Он делает строго то, что от него требуется: по долгу службы или по просьбе императора. Ни разу не колеблется. За исключением одной ситуации. Тихая ночь, покои императора, двое сидят друг напротив друга за низким столиком, недалеко от кровати. Пьют хорошее крепленое вино, привезенное недавно одним расторопным торговцем. Распробовав его, господин Чжоу говорит, что оно ему что-то отдаленно напоминает своим сладким и мягким привкусом. — Вполне возможно. Ведь оно из твоих родных краев. Мне кажется, что ты скучаешь по Цзянху, — невзначай роняет Хэлянь И, дотрагивается губами до рюмки, отслеживая реакцию. Император готов поклясться, что смог разглядеть все оттенки каменного лица господина Чжоу, мелькнувшие в тот миг: новый камень, не покрытый сколами; камень-крепость, что охраняет душевное спокойствие; потрескавшийся — как чаша, которую нечаянно уронили; каменная крошка — крах обороны души, обнажающий истинное. Цзышу выпивает вино залпом и наливает себе ещё рюмку: — Что заставило так думать Ваше Величество? — медленно проговаривает он без всякой интонации. — Твой пустой взгляд, — простой ответ, без словесных витиеватых расшаркиваний. — Мой император, возможно, произошло недоразумение… Этот слуга ничем не хотел вас оскорбить. Даже так ему не ответили правды. Горько усмехнувшись, Хэлянь И выходит из-за стола, не утруждая себя объяснениями, доходит до своей лежанки и садится, подпирает лицо ладонями. Он так устал от всего. Но зато… — Дагэ, — зовут его. Цзышу медленно выбирается из-за стола и подходит к нему, опускается вниз перед босыми ногами, дерзко схватив подол его спального наряда. — Ничто не может быть превыше Сына неба. Мы оба это знаем. Я действительно порой тоскую по Цзянху, признаю. И все же… Я тут, — кромки одежд почтительно касаются губы. Наклонившись к нему, Хэлянь И запутывается одной рукой в его волосах, другой проходится по щеке. Чжоу Цзышу сначала замирает в нерешительности, а потом льнет к этому прикосновению. Мазнувшая по рту ладонь получает случайный невесомый поцелуй. Хэлянь И задерживает ее у губ Цзышу, а тот снова застывает на секунду, после чего продолжает ласку. — Иди сюда, — призывает его ближе к себе император. Ему повинуются безропотно, приподнявшись с пола. Хэлянь И притрагивается губами к чужому рту, тот раскрывается… и наконец-то сразу отвечает на его инициативу, позволяя вести, но не оставаясь безучастным. Не разрывая поцелуя, он гладит плечи, переходит на лопатки, бока. Цзышу же вцепляется в него руками, в спину. Не отталкивая. А ладонь Хэлянь И движется дальше, вниз, за что получает вознаграждение: приветственный выдох в рот и движение бедрами навстречу. Ладонь проникает под полы одежд, сразу стремясь к низу… Цзышу резко дёргается. Император останавливается. — Неприятно? Вместо ответа, пальцы ласкают его плечо, бок, и тоже скользят вниз. Выбивают из Хэлянь И тихий стон: ладонь накрывает вставший полностью член. Император мстит той же монетой Цзышу. — Дагэ! — еле слышный вскрик прямо в губы. Они двигаются в одинаковом ритме, срывая вздохи и выдохи друг друга. Цзышу полулежит на Хэлянь И, с закатывающимися глазами от движений между своих ног. — Если бы я отпустил тебя в Цзянху, ты бы по мне скучал, А-Шу? — почти требовательно спрашивает он, пачкая грубоватые пальцы слуги своим семенем и не останавливаясь в попытке довести Цзышу до апогея страсти. Тот крупно вздрагивает, мотает головой и протяжно уже стонет: так, что Хэлянь И приходиться впиться сильнее в его губы, чтобы тот замолчал. Чужой рот безмолвно раскрывается и что-то беззвучно произносит, хрипя под конец. Хэлянь И разбирает только «син» на конце фразы. — Мечтаешь о звёздах в такой момент? Сильно задрожав, Цзышу обмякает на нем, тяжело дыша. И глухо проговаривает, облизнув пересохшие губы: — Даже самая яркая звезда на небе всегда будет недосягаема. Как странник, она ходит по свету, привлекая сиянием всех. Ваше Величество же можно увидеть, а этому слуге дозволено даже коснуться. У Цзышу больше нет иных мечтаний, дагэ. Эти речи должны польстить, но Хэлянь И чувствует подвох. Разговоры о странниках и звёздах служили тому, чтобы развеять сомнения, но лишь усиливают их. Будто единственное, что доступно господину Чжоу, это он сам, и тот этому не рад, но соглашается на малое, за неимением большего. Или в отрицании своего влечения. «Как звали того посла? Не помню, а бумаги договоров потеряны в огне» Подобные ночи если и повторяются, то изредка. Но зато между ним и Цзышу возникает что-то вроде душевного единения, где один дополняет другого. Просто человек и его незримая незаменимая тень днём, а ночью — двое, в чем-то собратья, в чем-то… Родственные души, на что очень хочется надеяться. Днём они представляют собой тандем, где один всегда защищает другого. А когда луна заглядывает в окна, они почти равны: в распитии вина, в рассказах Цзышу о родных краях, в мечтаниях Хэлянь И о дальнейшей жизни, в учащенном пульсе и сбивающемся дыхании, оседающем на коже приятным теплом. Ему чаще снятся сладкие сны с участием Чжоу Цзышу, особенно когда тот внимает его просьбе (а это действительно просьба, а не приказ) остаться, пока он не уснёт. Это было как грёзы наяву. После ночных разговоров, порой, он обнаруживает главу своей разведки у себя в покоях на кровати, сжимающим часть его нательного халата. Или переплетающим их руки вместе. Цзышу просыпается всегда через минуту после него, и эту минуту Хэлянь И любуется его лицом: расслабленным, спокойным… не знающим невзгод. Однако времени на совместные посиделки у них все меньше с каждым днём: в кратчайшие сроки надо устранить ущерб от новогоднего нападения. Жаль ли Хэлянь И? Возможно отчасти, но его дела не терпят сильных душевных терзаний и их приходится откинуть в сторону, с легкой мимолетной грустью. А тот же господин Чжоу явится к нему, стоит только приказать: тот тоже выполняет свой долг. Он отправляет Цзышу с подкреплением на задание, чтобы в это же время провести срочные переговоры с Пятиозерьем, назначившим свой очередной визит к нему: они уже сотрудничают к тому моменту. После дацинской резни Чжао Цзин, один из пятерки главных людей в Цзянху, прислал ему гонца. Тогда он большую часть времени потратил на то, чтобы разобраться в том, как вести с ним переговоры, читая старые доклады об Альянсе Пятиозерья. В малом тронном зале находятся всего три человека: он сам, его слуга-писарь и Чжао Цзин, приехавший инкогнито. — Нам стоит начать действовать в ближайшее время. Подготовка практически завершилась. В летние дни будет легче провести нападение на чету Чжан. Как только у меня будут части Кристальной брони, мы дадим беспрепятственный доступ в Цзянху — его половина отойдет вам, практически бескровно. Все будут в плюсе. Господин Чжао наивно считает, что император Дацина так быстро ему поверит. Хэлянь И прекрасно видит огонь жажды власти в его глазах. Достаточно ли ему будет только Цзянху, его маленькой части? Конечно же нет. Он наверняка захочет стать ставленником императора там. Занять трон не сможет, но представлять опасность для Дацина все ещё будет. Разобщённость Цзянху — вот что нужно Хэлянь И. Либо же свой человек в нем и торговый союз. И то и другое император сможет обеспечить. Точнее — его верный слуга. «Зачем довольствоваться малым, когда можно получить все? Сам Цзянху, его мифический Арсенал и Чжоу Цзышу — поставить его во главе всех и верность народа будет мне обеспечена. Тут сыграет на руку то, что А-Шу — бывший первый ученик именитого поместья «Четыре Сезона». Люди к нему потянутся как к свояку», — вслух же император соглашается. На том они заканчивают все дела да расходятся. Все портит, неожиданно, сам господин Чжоу. Хэлянь И чувствует привкус ржавого железа во рту, увидев гвозди в теле коленопреклонного главы Тянь Чуан, которого, спустя двое суток после его возвращения с задания, призвал и для обсуждения дел, и для того, чтобы наконец-то провести вместе время с утра: будь то разговор или нечто большее. Ещё по его прибытии обратно ко дворцу он понимает, что с Цзышу что-то не так. Что некая идиллия между ними чем-то омрачена. Единственное, что император сделал, помимо переговоров — перед отправкой отряда издал один тайный указ. Но господин Чжоу не имеет к нему никакого отношения, его не должны были впутывать в него. Он точно не мог узнать, о чём было там написано. Пэйцзюнь должен был обо всем позаботиться. Обернувшийся на коне Чжоу Цзышу ярко улыбается — Хэлянь И замечает его с балкона дворца, выходящего видом на ворота. Свободный. И приговоренный самим собой.