27 месяцев до последнего гвоздя

Вновь цветет зимняя слива: воздух благоухает ее приятным ароматом. В самом дворце обстановка накаляется, невзирая на покой природы. Император собирает всех поданных на празднование Нового года. Банкет устроен по высшему разряду, не к чему придраться: приемный зал начищен до блеска, сверкающие статуэтки на столах расставлены в нужном порядке, блюда манят своим горячим запахом, гости толпятся в подобающих случаю одеждах, евнухи и слуги стоят вдали, ожидая надлежащего времени, чтобы подать необходимое. Чиновники, как им и положено, прибывают со всевозможными дарами: кто преподносит Его Величеству слоновью кость, выкупленную за баснословную сумму на торгах, кто нефритовое украшение, сундук с драгоценными камнями. Даже от Долины, союзника в грядущем противостоянии с Героями Цзянху, прибывает малая делегация. И, что немного кольнуло Цзышу, состоит она лишь из девушек. — Что же представит Долина Призраков перед нашим императором? — интересуется один из старых чиновников, в чьем ведение была государственная казна. Вперёд выходит женщина с седыми волосами. Высокая, красивая, и, несомненно, опасная. На двух ее пальцах хищно поблескивают золотом защитные украшения для ногтей. «Хорошо заточенные», — подмечает Цзышу и лишь осторожность, вбитая в него годами службы при дворе, не позволяет тут же рефлекторно броситься на защиту Хэлянь И, а лишь неспешно пройтись позади столов в его сторону, попеременно отвешивая комплименты, уделяя внимания словесным расшаркиваниям с важными гостями. Какими бы ни были его взаимоотношения с правителем, сейчас он — его защитник. Это его роль на празднике, она с ним срослась подобно очередной маске на лице. Он останавливается неподалеку от трона неприметной тенью, чтобы, в случае необходимости, вырваться вперёд и пресечь возможную атаку. — Наш Хозяин передал искренние поздравления с Новым годом Его Величеству, а также с подавлением последних бунтов на северо-востоке страны. От лица Долины я, Призрак Радостных Проводов, хочу вручить вам жемчуг. Но не простой, — она подзывает жестом уже знакомую Чжоу Цзышу Лю Цинцяо, а та приносит маленькую шкатулку. Ло Фумэн открывает ее, разворачивает вперёд нутром, чтобы все ее увидели, и зал ахает в восхищении. — Пускай сияющие жемчужины освещают вам путь, Ваше Величество. Перед судилищами Диюя все равны, но вот этот жемчуг, по легендам, может разогнать тьму даже в самой преисподней. Если такое и должно кому-то принадлежать, то только Сыну Небес. По негласным законам Великой Цин, никто не имеет права сделать подарок лучше, чем приближенные к императору, его дети или супруга. Но Су Цинлуань все ещё забытая им женщина, сама царственная супруга Сун, дочь ученого Суна, около месяца, может чуть больше, опекаема лекарями из-за неизвестной болезни и дурного двойного пульса. А была ли одна из его наложниц в положении, чтобы ее родичи могли тут присутствовать… Даже Цзышу не взялся бы рассуждать об этом, к такой информации у него пока доступа нет. И все же, такой жест можно расценить и как желание угодить, и как неслыханную дерзость. Цзышу начинает немного нервничать, с затаившимся страхом поглядывая в сторону задумчивого Хэлянь И. Вряд ли Лао Вэнь ожидает, что он станет защищать его подопечных. Но они же...девушки? Его Величество поднимается со своего трона и хлопает три раза в ладони, этим заставляя остальных присутствующих разразиться аплодисментами. — Очень хорошо! Передавайте своему хозяину, что Наше Величество очень доволен. Банкет продолжается, а после и завершается, когда император покидает зал. Цзышу изучает место на наличие угроз, неприятных «сюрпризов», и потом спешит к себе, в свою пустую комнатушку, чтобы напиться в одиночестве. В полутьме коридоров его пытаются схватить чужие руки, и Цзышу хочет уже отбиться и достать меч, но чувствует вдруг запах дорогих благовоний, масел, твердую уверенную руку с перстнями, легшую ему на пояс, тяжёлый рукав праздничных одежд. Он с силой подавляет свои отработанные годами службы рефлексы убийцы. — Ваше Величество… — шепчет он и ему позволяют развернуться в захвате. — Пойдем, развеемся, как в старые добрые времена. Вроде, года четыре назад, если не путаю, судно арендовывал ты, в этот раз я сам этим занялся. Нас ждёт вино хорошей выдержки, представление и выборы новой госпожи Луны в этом году. Я буду ждать тебя внизу, Цзышу. И ему не остаётся ничего иного, кроме как надлежаще переодеться в подобранный и принесённый кем-то в его комнаты наряд. Окольными путями он и, замаскированный под обычного но высокопоставленного чиновника, Хэлянь И двинулись от дворца в сторону пристани. По пути они мало говорят, что не очень приходится по душе его спутнику. — Почему ты молчалив? Тебе не нравится проводить время с Нашим Величеством? — Нравится. Я просто… — «ищу как сбежать» — высматриваю, нет ли опасности для вас. — Для этого есть городская стража, А-Шу, — его дёргают за руку и Цзышу запинается, практически падая в чужие объятья. Он настороженно поднимает взгляд на лицо Хэлянь И, в чьих глазах появляется...мягкость. — Да, Ваше Величество, — он неловко отстраняется. — Прошу меня извинить. Сложно отвязаться от старых привычек в мгновение ока. Перед тем, как взойти на судно, ему подают руку. Как девушке, пускай и аристократке. Во всем теле господина Чжоу начинает закипать еле сдерживаемый гнев: он бурлит по венам, вызывая легкий тремор в руках, которые все же мягко принимают чужую ладонь. Столица необычайно красива: падают снежинки, неподалеку, на водной глади, виднеется судно, на котором уже выступает новая избранница чиновников, которым она услаждает слух и взор своим пением, танцами и просто хорошей внешностью. Повсюду горит множество огней города: ярких, не гаснущих от порывов ветра. Несмотря на бунты в отдаленных районах Великой Цин, главный город процветает богатством и роскошью, внутренней и внешней торговлей. Собравшиеся на других лодках люди и выбежавшие на набережную реки Ванъюэ подданные — тому подтверждение. — Очаровательное исполнение, не правда ли, А-Шу? — спрашивает Хэлянь И за его спиной, а Цзышу вздрагивает: засмотревшись на столь привычные и все равно будоражащие разум красоты, заслушавшись пением новой госпожи Луны, которое доносит ветер, он, на мгновение, забылся, растворился в этом моменте. Какой большой промах для того, кто является главой Тянь Чуан! Но Чжоу Цзышу так устал притворяться бесчувственным орудием. Развернувшись, он не успевает стереть улыбку со своего лица. — А-Шу… — жестом подозвав официанта, Хэлянь И подаёт ему чарку вина и берет себе точно такую же. Они смотрят друг на друга, когда раздается залп салюта и яркие разноцветные огни окрашивают просторы водной ночной глади. Хэлянь И опрокидывает в себя одним махом вино, Цзышу повторяет за ним. Он знает, что будет дальше. Немного замерзшая ладонь касается щеки, поглаживает, ложится на подбородок и притягивает к себе. Чжоу Цзышу не сопротивляется. Ведь какой смысл в этом, когда эти жестокие и ласковые одновременно губы могут одним приказом разрушить все то, к чему он так отчаянно стремится? К нему прижимается чужой рот, раскрывает его, пьет дыхание. Руки переходят на пояс и властно выжимают в себя. «Часто ли тебя одаривают подобной милостью?» — спрашивал его надломлено Вэнь Кэсин. Теперь господину Чжоу есть что ответить хозяину Долины: даже слишком. Чжоу Цзышу готов получить на свою спину уродливую татуировку с головой призрака, жить среди одних убийц, опасаться каждые день и ночь за свою жизнь, но только бы не чувствовать себя птицей в клетке. Столица хороша всем, кроме одного: отсутствием чувства свободы, которым полон его родной Цзянху. Здесь же даже сказать слова лишнего нельзя, спокойно перемещаться без доклада... В соприкосновении чужих губ со своими, Лорд Чжоу наконец закрывает слезящиеся глаза, хватается за ворот дорогого ханьфу императора, который воспринимает это отчаяние за дозволение. Цзышу чувствует довольную усмешку и хмык, руку, переходящую от пояса к лопаткам и выше. Радостные возгласы не смолкают вокруг, но в какой-то момент почему-то сменяются криками ужаса. Как только это доходит до сознания главы Тянь Чуан, он отталкивается от горячего тела, которое, от неожиданности, отпускает его. Цзышу выхватывает поясное оружие, свой гибкий меч, и внимательно оглядывается по сторонам, готовясь закрыть собой того, кто за его спиной. Как бы он не относился к Его Величеству, он все ещё правитель Великой Цин. Он все ещё его… «Дагэ». Кто-то огненной стрелой поджёг судно избранной госпожи Луны. Цзышу видит как очередной залп идёт со стороны берега. — Защищайте императора, уведите его в безопасное место! — говорит Цзышу ближайшему охраннику, пока отбивает стрелы летящие в них. Оставшиеся с ним на видных частях судна охранники делают то же самое. Хэлянь И торопливо уходит на нижний ярус, где он будет в безопасности. Крики боли с берега и других судов не прекращаются, как и полыхание пламени вокруг, запах горелого дерева и плоти, черный дым, встающий над рекой серым зловонным туманом. Цзышу ловит странную резную бумагу, прилетевшую благодаря порыву ветра. Вертит ее и понимает, что это деньги. Ритуальные. Когда они причаливают к берегу, их дожидается отряд Тянь Чуан, призванный расторопным Хань Ином. Солдаты ведут императора во дворец, отбиваясь от нищих, попрошаек, людей в бело-красных масках. Когда отряд с Хэлянь И ушел, Хань Ин подаёт Цзышу человеческую маску из кожи, которую тот спешно разглаживает на лице, проводя пальцами с усилием. — Что происходит? Докладывай, — требует Цзышу, завершив приготовления. — Глава, Долина перебила часть имперских солдат, опустошила казну, забрала секретные данные из комнат императора... — Как они это сделали? — допытывается он до Хань Ина, ведущего его, почему-то, в сторону складов с ядами и лекарствами. — Во дворце потушили все факелы и свечи: залили каким-то раствором, не дающим гореть, перебили во тьме часть слуг. Это навело панику. — А сами они там тогда как ориентировались? — Жемчужины, господин. Те, которые сегодня были подарены во дворце. Воспользовались ими… И это ещё не всё, — останавливается его преданный помощник, а Цзышу чует совсем неладное. — В чем дело? — с тревогой в сердце спрашивает он. — Дикие призраки разорвали на части...невинных жителей. Без разбору: женщина ли, ребенок ли. Это была акция устрашения, господин Чжоу. Тот и сам это прекрасно понимает. И знает чего ожидать после таких слов. Но все равно сгорает от животного ужаса, когда ему самому начинают попадаться остатки тех, кому не повезло встретиться с животными в обличье людей. Склад с ядами и лекарствами уничтожен, поблизости лежат ошмётки того, что когда-то было людьми, просто праздно прогуливавшихся в день праздника. В чьей-то маленькой безжизненной и грязной ладошке лежит запылившаяся танхулу, все ещё наполненная яркими красными красками. — Лао Вэнь… что же ты наделал? — Чжоу Цзышу шепчет бездумно, не думая даже о том, слышит ли его слова стоящий рядом Хань Ин: в его сердце вдруг образовалось решето, не способное выносить все происходящее. Дворец заволокло тьмой. В ней слышны тихие стенания напуганных служанок, слуг, некоторых трусливых придворных чиновников, оставшихся погостить. Неприступная каменная крепость видится теперь огромной гробницей-лабиринтом: с трудом освещаемая свечами в руках, с попадающимися под ногами трупами. Нанесенный урон по самолюбию и репутации власти императора колоссален. Цзышу понимает, что теперь не знает, куда ему идти и к кому. Тянь Чуан прогнила. А Вэнь Кэсин оказался…безумцем. Встревоженный Юй Куэй даёт знак страже и безропотно пропускает внутрь покоев, косясь на меч, выглядывающий из-под накидки: его от комментариев останавливает взгляд Цзышу, наполненный горечью. В последний момент слуга даже позволяет себе тихо сообщить: — Покои императрицы проверили, там все спокойно. Царственная супруга Сун спрашивала, может ли она навестить Его Величество. Что ей передать? — Не сегодня. Ему нужен покой и отдых. Тот склонился перед ним почтительно. — Надеюсь, глава Чжоу, вы знаете, что делаете. Хэлянь И сидит на троне сгорбившись, уставившись в собственные ладони. Вокруг него расставлены свежие свечи, в неровном свете пламени они придают Хэлянь И возраста, нагоняют тоску. Цзышу может рассмотреть как крыло носа четкого профиля подрагивает, ресницы, от большой тени под ними, кажутся гуще, чем раньше. Как нервно движется кадык, когда мужчина поднимает голову, чтобы взглянуть на него. Цзышу знает, как тот боится покушений. А теперь, в его собственной вотчине, был устроен подобный погром. — Ваше Величество, — обращается он к нему и только потом осознаёт, что не знает, что сможет из сказанного им принести утешение облеченному властью человеку, чей груз ответственности стал в одно мгновение слишком невыносимым. — Посторожи мой сон, — тихо говорит тот ему. Цзышу тяжело сглатывает: — Как прикажете. Можете спать спокойно. Хэлянь И засыпает прямо на троне, в неудобной позе: его покои ещё не проверили на наличие ловушек и возможных ядов. Потому что тот приказал первым делом помочь жителям, слугам, императрице Сун, которая, благо, не пострадала. Когда гаснет одна из свечей император вздрагивает во сне, старается повернуться к свету: его брови в этот момент нахмурены, по лбу течет пот, волосы в беспорядке облепили лицо. Чжоу Цзышу достает принесённый с собой набор свечей и зажигает пару из них, благодаря чему лицо властителя разглаживается и становится почти безмятежным. Так кажется поначалу. Когда раздался странный звук, Цзышу не верит своим ушам, а потому просто подбирается ближе, чтобы понаблюдать. Некоторые люди воют от горя или страха, другие делают это беззвучно. Его Величество полузадушенно хрипит, будто в его горле застряло что-то, мешавшее глотнуть воздуха. Он пытается хватать его губами, облокотившись головой на золоченый выступ своего трона, часть которого, сбоку, впивается в шею. Теплая соленая влага катится из-под дрожащих ресниц, которые не распахиваются, позволяя внутренним демонам продолжать терзать своего хозяина и душить. У слуги Его Величества два выбора: позволить этим демонам забрать свое или же вмешаться, помочь. Цзышу думает, что в Диюе ему уже заготовлена особая пытка из-за того, что он сомневается в своем правителе. От его бездействия ничего не изменится кроме того, что он станет, наконец, свободным. Но... «Есть ещё и другая жизнь, Цзышу», — говорил ему Цзин Бэйюань перед тем, как пойти с ним воевать против варваров. И он вспоминает об этом, когда хрип из громкого переходит в тихий, сдавленный, отчаянный. Как будто чужая жизнь затухает, подобно огню свечи. — Ваше Величество, — он в волнении подходит к тому, к кому не испытывал сейчас ничего, помимо желания защитить. Чжоу Цзышу спешно прикасается к спутавшимся прядям, вытирает слезы рукавом, вливает свою ци в грудь, следит за пульсом. И когда сонная рука ложится ему на шею, притягивая и обнимая, первым тянется к губам. Потому что именно сейчас так правильно. Потому что сейчас невозможно оставить этого человека в отчаянии, в разрухе, в страхе, ведь столько лет он защищал его, оберегал, помогал. Защищать его — вторая натура Чжоу Цзышу. — А-Шу… — шепчет ему Хэлянь И, пытаясь разглядеть что-то на глубине потерявших какой-то огонь глаз нависшего над ним слуги. — Дагэ, — касается его щеки в ответ Цзышу, чем вызывает изумленную измученную улыбку и каркающий смех, очередное объятье и участившиеся удары сердца. И чувствует их как свои собственные. Он планировал в будущем попросить Его Величество о милости освобождения. Но, увидев его настолько раздавленным, вряд ли теперь когда-нибудь решится. А потому просто остался с ним, поддался рукам, которые настойчиво усаживают его на широкий трон рядом с собой. И сидит так неподвижно, держа ладонь на поясе с мечом, в ожидании неизвестного врага, пока не проваливается в беспокойный сон под самое утро. Запах благовоний от чужих волос наполняет лёгкие привычным ароматом, в котором он не ощущает ни физической угрозы, ни душевного успокоения.