27 месяцев до последнего гвоздя

Дом молодой девушки богато обустроен, под стать ее статусу: золотые фигурки на столике с зеркалом из императорской сокровищницы, резные стулья и столик из дерева, много красных салфеток, с символами богатства. Но все красивые безделушки — в пыли, как если бы прошло несколько недель. Как если бы комната специально не убиралась, чтобы сохранить праздничный вид, в ожидании наступления торжественного момента. Сама хозяйка поместья, Цинъань, лежит на холодном полу, зажав в руке заколку для волос, собственноручно сделанную его собратом. Почему она так лежит? Что произошло? Вэнь Кэсин смотрит на мечущегося на кровати, словно в горячке, Чжоу Цзышу. Капли пота текут по лицу, смешиваются с влагой, вытекающей из-под его ресниц. — Цинь-шиди, я не хотел, я не мог… — бормочет тот в плену кошмара. Положив руку на его запястье, Вэнь Кэсин хочет проследить за пульсом. Но Чжоу Цзышу тут же хватает его крепкими пальцами, с силой тянет в свою сторону и Вэнь Кэсин валится вниз. Его сразу же подминают под себя, придерживая руку у горла. Вэнь Кэсин сглатывает. И не может насмотреться. Рот хватает тонкими губами воздух, длинные волосы, что выбились и легли на грудь Вэнь Кэсину, щекочут, задевая прядями шею, взгляд Цзышу, не отошедший ещё ото сна, блестит чем-то непонятным, неосмысленным. — Набрасываться так сразу, без прелюдий…Ты совсем не бережешь этого мужа, — вопреки этим словам, Кэсин осторожно гладит Цзышу по спине, не выказывая никак недовольства. Взгляд Чжоу Цзышу немного проясняется. — Прошу меня извинить, — голос его тих. Все ещё не пришедший в себя мужчина пытается слезть с Вэнь Кэсина и перекатиться на другую сторону кровати. Кошмары мучили Чжоу Цзышу с момента получения первого гвоздя. Совсем недавно он выбрался из императорского двора в город, граничащий с Цзянху. В приступе то ли безрассудства, то ли хулиганства, которого обычно себе не позволял, надел те одежды, сквозь которые угадывалась линия лопаток. Чтобы его точно нашли. И, несмотря на маску на лице, после нескольких часов блужданий по улицам, знакомая по ощущениям ладонь легла на его пояс. — Ты так прекрасен сегодня. А твоя талия на вид такая же гибкая, как и ивовый прут. Но все же, я бы хотел ещё раз убедиться в ее исключительной… Чжоу Цзышу ткнул этого нахала и пустозвона между ребер. — Умерь свое бесстыдство хотя бы на людях. С довольной улыбкой Вэнь Кэсин подхватил его под руку, чтобы не отставать от него. — Только если потом ты позволишь мне его проявить в полной мере, дорогой А-Сюй. — Уже жалею, что с тобой связался. Вспомнить бы ещё только, как именно. Они пришли к маленькой гостинице. Внутри сновало не так много людей, и им быстро удалось оплатить комнату. — Вам одну на двоих? — спросил тогда управляющий, теряясь от того, как Вэнь Кэсин показательно обнимал Чжоу Цзышу, поглаживая пальцами его плечо. Оба переглянулись. На лице Вэнь Кэсина заиграла довольная широкая улыбка, у господина Чжоу от этого дернулся глаз. — Да. — Нет! Все же они взяли одну комнату на двоих, потому что Чжоу Цзышу отказался платить, в надежде, что у его спутника не будет с собой денег. Но серебряный слиток, положенный им на стойку, порушил все его чаяния. Беря сосуд вина, оплаченный вдобавок к комнате, Цзышу присел за низкий столик в номере, скрестив ноги. Он сделал глоток. — Не знал, что Хозяин Долины настолько богат. У вас же вроде нет сообщения и торговли. Так откуда…? Кэсин присел рядом с ним и нагло отобрал вино из его рук. — Я просто стащил деньги у тебя, — он мило улыбнулся, а Цзышу заскрежетал зубами и отвоевал свое вино обратно. — Может торговли в общепринятом смысле в Долине и нет, но попеременные грабежи и разбои в пределах горы Фэнъя никто не отменял. Как и плату за безопасный проезд мимо хребта Цзиншу. Это мастера Цзянху помнят, что туда соваться не стоит. Обычный народ не столь просвещен, с ним легче вести дела и договариваться, — ответив на предыдущий вопрос, Вэнь Кэсин подпер свою голову рукой, облокотившись на стол и расставив широко ноги. — Варвары, — подвёл итог Цзышу. Его собеседник наигранно изумился и даже издал смешок: — Неужели господин Чжоу ожидал иного поведения от заядлых преступников, насильников и маньяков? — А какое преступление совершил ты, раз попал туда? — Чжоу Цзышу отодвинул горлышко сосуда, чтобы получше рассмотреть эмоции на лице человека напротив. Тот потерял все краски разом. Улыбка, бывшая живой и яркой на его лице, застыла и стала выглядеть холодной, словно вырезанной на камне. Вэнь Кэсин медленно посмотрел ему прямо в глаза и тихо спросил, ровным голосом: — Является ли рождение уже достаточным преступлением? Через пару мгновений затянувшегося молчания, Цзышу протянул ему остатки вина добровольно. — Прошу простить мою бестактность. Опустошив один сосуд и заказав ещё пару к нему, Чжоу Цзышу, перебравшись на кровать, развязал пояс ханьфу. Тот упал на пол, а за ним пришел черед одного халата, второго и последнего. Нательного. Все самое необходимое уже принесено с собой: маленькая коробочка, в которой гвоздь и молоток, покоится рядом, на покрывале. — Это обязательно? — господин Вэнь посмотрел на чужое тело и его взгляд наполнился горечью. Пальцы стиснули рукава одежд, костяшки побелели. Цзышу, кажется, нисколько не волновало ни собственное тело, ни то, сколько оно уже натерпелось. Он лишь кинул быстрый взгляд через плечо. — Не ты ли говорил, что поможешь мне? «Я просто не представлял, что мне придется смотреть на то, как ты истязаешь себя в угоду искуплению». — Да, — тяжело сглотнул господин Вэнь. — Но стоит немного уменьшить силу вбивания… — начал осторожно он, вставая из-за стола, беря гвоздь из коробочки, взвешивая его в руке. На испытующий взгляд Цзышу, он спросил: — Ты лично вбивал их в кого-нибудь ранее? Получив напряжённый утвердительный кивок, он вздохнул: — Если не хочешь пробить меридианы насквозь, а лишь повредить их, используй меньше силы. Так ты сохранишь способность пользоваться ци дольше. Иначе долго не протянешь, — он помолчал и, увидев непринятие и жёсткий протест на чужом лице, быстро добавил: — И твои способности тоже скоро иссякнут. Ты вроде собирался прожить ещё три года, неужели они будут без духовных сил? Чжоу Цзышу, смерив его настороженным взглядом, все же поступил так, как ему сказали. — Аккуратнее. Дай посмотрю, — дотрагиваясь до оголенной груди, Вэнь Кэсин следил за чужим пульсом и, спустя мгновение, удовлетворенно хмыкнул. — Вот так. Достаточно. — Но я не чувствую… Ощущения не те, — Чжоу Цзышу, трясясь, тронул пальцами торчащее из груди железо. Боль хоть и не столь сильна, как ранее, но так же мучительна и беспощадна. Он через силу заставил себя лечь на кровать, мучаясь от невозможности контролировать естественную реакцию своего организма: дрожь и слипающиеся веки. Он же почти привык к этому процессу. Но почему все равно его кидает в эту непонятную горячку как и при первом гвозде? В прошлый раз он смог выбраться на улицу сам, а сейчас даже руку поднять станет подвигом. — Конечно не те. Они же должны притупляться с течением времени, разве нет? А организм сильнее устает от такого... добавляющегося стресса. Ах, А-Сюй, я хоть и из Долины Призраков, но в целительстве самую малость смыслю. Судя по всему, с каждым разом будет легче все это…воспринимать. На пятом гвозде тебе будет уже легче. Гарантирую. Цзышу отмахнулся от него: — Делай как надо тогда. Кивнув ему, Кэсин уверенно взялся за работу: — Твои меридианы будто засыхают, — он направил поток внутренней энергии прямо туда, где теперь красовался четвертый гвоздь. Тяжело дыша на кровати, Чжоу Цзышу чуть приподнял веки, стараясь сфокусироваться на склонившимся над ним хозяином Долины. — Так...и должно быть. Цзышу провалился в целебный сон, за которым следует кошмар. И после обнаружил себя верхом на Вэнь Кэсине, которого, будучи сонным, принял за врага. — Прошу меня извинить, — голос тихий и хриплый. Господин Чжоу пытается слезть и перекатиться на другую сторону кровати. Вэнь Кэсин удерживает его за спину: не сильно, но ощутимо. Взгляд глаза в глаза. Кэсин смотрит как-то странно, в его выражении лица, впервые на памяти Цзышу, проскальзывает что-то, что можно принять за уязвимость. Чужие пальцы со спины ласково перетекают к шее, к уху, убирая за него пряди длинных волос. — Поцелуй меня. Чжоу Цзышу лишь на секунду теряется, но все же медленно склоняется и осторожно притрагивается к его губам своими. На удивление Кэсина, прикрывающего глаза, это касание очень нежное и трепетное, чего не ожидаешь от тонких сухих губ жестокого человека над ним. Жестокого не только к врагам, но и к себе. — Это только потому, что ты мне помогаешь, Вэнь Кэсин. Не смей выдумывать себе больше, чем есть, — задыхаясь, беспощадно шепчет Цзышу и снова накрывает покрасневшие губы своими. Ему не отвечают словами, и все же поцелуй становится более остервенелым и голодным, жадным. Когда его снова ночью будит очередной кошмар, он сам с легкостью возвращается в чужие сонные и приглашающие объятия. И думает о том, как теперь ему засыпать в холодной комнате главы Тянь Чуан следующие два с лишним месяца. Одни одинокие дни стремительно сменяют другие, задания во дворце кажутся скучными донельзя, как и посиделки с Хэлянь И в тронном зале. Самому императору, видимо, тоже надоедает томиться в дворцовых стенах, но единственное, что он может сделать — выбрать прогулку по саду вместо сидения в хоромах. Пышущие летом цветы сейчас пребывают в упадке. Деревья голы, но, спустя холодную, подбирающуюся сейчас, зиму, на них набухнут первые почки. И все же даже так императорский сад красив, даже в увядшем из-за погоды состоянии. Расторопные слуги ставят стол, уже накрытый шелковой тканью, пока император и Цзышу, с дозволения своего повелителя, садятся на резных скамьях. Потом перед ними появляются палочки благовоний. Следом — деревянный короб и курильница. — Был бы тут Бэйюань, Мы бы пригласили его погадать на руке. Но, раз уж его нет, предлагаю И Цзин и попытаться справиться самостоятельно. Гадать, в такой час? Цзышу не расположен как-то к гаданиям, не верит особо в них. Но наверно для каждого правителя порой настает такой момент, когда хочется увидеть подтверждение правильности своих мыслей и действий от судьбы. Цзышу раскрывает украшенный позолотой короб, аккуратно достает оттуда книгу И Цзин и специальные гадательные монеты. — Юй Куэй, подай бумагу, кисть... И шаманскую трубку. Хэлянь И тут же приносят требуемое. — А теперь... Давай попробуем так... Император зажигает палочки благовоний, проводит три раза над маленькими монетами, со специфическими квадратными прорезями в них, и что-то шепчет. Бросает монеты, а каждый штрих на них переводит кистью на листок. — Посмотри, А-Шу, что говорит И Цзин об этой гексаграмме. Мне такая ещё ни разу в жизни не попадалась... Чжоу Цзышу с некоторым волнением перебирает страницы. Выпадает значение «цянь» — смирение. — «Свершение. Благородному человеку — обладать законченностью». «Спорить с судьбой неразумно». Простите, Ваше... — Цзышу поворачивается и ловит даже не взгляд, а движение губ, и спешно исправляется. — Дагэ. Стоит попросить истинного гадателя разбираться в толковании. — Мне интересно, что ты думаешь о написанном? Цзышу пытается интерпретировать прочитанное. — Наверно, что если хочешь что-то получить, то нужно начать действовать по-другому. Более мягко, не так напористо. Возможно избрать другой подход, потому что этот себя не оправдывает. — Мудрая книга... Очень и очень мудрая. Давай, А-Шу, попробуй теперь сам, — И Цзин ловко переходит в теплую ладонь, которую хочется сжать самому. Чжоу Цзышу тоже воскуривает благовония, ставит палочки в курильницу, а монеты бросает на стол. Хэлянь И записывает ему одному интересные черточки и штрихи, чтобы потом сопоставить с гексаграммой. По идее надо озадачиться хоть одним вопросом, совершая все эти действия, но разум господина Чжоу до тошнотворного пуст. — «Ши». «Войско». Хм... Судя по тому, что здесь, — император стучит ногтем по ветхой странице, — возможно на несколько месяцев твоя цель окажется недостижимой, но ты справишься. Походу, мне следует ожидать, что ты завалишь пару миссий, — Хэлянь И, на удивление, мягко смеётся. Кажется, это шутка. Слуги отворачиваются и глядят в пол. Цзышу же тянется за книгой и невольно его губы устремляются в улыбке вверх, но он их вовремя останавливает. Его цель действительно близка как никогда. Через пару месяцев он будет либо в отставке, либо мертв. И то и другое — освобождение. «Побеждает лишь тот, кто не останавливается на достигнутом» — вот что гласит послание книги неизвестного автора. — Вообще, мне поступило необычное предложение. И теперь, видя его, почитав И Цзин, кажется, я понимаю смысл прошлых моментов, когда Призраки пересекались с нашей разведкой. Взгляни, А-Шу, — император достает из рукава свиток, на котором виднеется разломанная кровавая восковая печать. — Это… — Цзышу пробегается глазами по строкам, оповещающим о предложении переговоров. У него перехватывает дыхание, он не может вымолвить ни слова, захваченный врасплох. — Дипломатия и призраки… Звучит как нечто несочетаемое между собой, — Хэлянь И фыркает, притрагиваясь к трубке из владений Нанцзяна. Зажигает ее и, затянувшись слегка, выдувает ртом дым, глядя на серебристые завитки, переливающиеся в воздухе. — Пошлю им согласие и приглашение. Когда они приедут, тебе нужно будет втереться в доверие одного из них. Любым путем, — он жёстко смотрит на Цзышу, свернувшего свиток. — Как прикажете.