Heaven knows what

— Ники? Его голос взволнованный. Взлохматив мои волосы, он убирает их с моего лба и пытается развернуть мою голову к себе. Я же прячусь, зарывшись лицом ему в ноги. — ... Ты скучаешь по игле? Этот вопрос, увы, актуален всегда. Ведь я наркоман. Это у меня в нейронных связях прописано. И их уже не перепишешь, мне не избавиться от этой вечной тяги. Однако тяга к Сонхуну, которой я заменил тягу к игле - не меньшая пытка. Её не удовлетворить, Сонхуна всегда мало. Джун и сам бы смог рассказать об этом, такая же жертва, как я уже понял. Какая ирония, что мы оба мучимы одним и тем же голодом, но даже обсудить это не можем. Он не должен узнать. Как и то, что в итоге я отнял у него Сонхуна, прибегнув к шантажу. Поэтому, я боюсь ему что-либо ответить. Просто молча трусь о его одежду. На ней - едва уловимый запах парфюма Сонхуна. Это всё, что у меня на сегодня осталось. Положив ладони на мою голову, он перебирает пальцами мои волосы, поглаживает. Тяжело вздыхает. Нет нет нет, только не это. Его руки удивительно теплые. Тепло напоминает мне о жизни. О ней, не прожитой по-человечески, мне действительно хочется плакать. Сонхун - единственное прекрасное, что со мной случалось, будто компенсация за все лишения. Но чтобы сказать судьбе спасибо за это, я должен им обладать по-настоящему. Иначе - не засчитано. Не засчитано. Солёная влага стремительно застилает мои глаза и стекает на джинсы Енджуна, делая ткань всё более мокрой. Я впиваюсь в неё пальцами. — Ох ты господи. Енджун просит водителя остановиться. Предлагает дальше пройтись пешком.

***

Осенняя ночь такая мягкая, такая безмятежная, тихая. Даже не верится, что в такие ночи, на фоне такого прекрасного неба можно быть настолько несчастным. Красота этой реальности обманчива. Запрокинув голову назад, я даю слезам затечь обратно в глаза. Разглядывая небо, ищу на нём то самое яркое пятно. Енджун, придвинувшись к моему лицу своим, поворачивает мою голову в сторону Луны и указывает пальцем чуть левее от неё. — Вот он. — догадавшись, что я ищу, Джун отслеживает направление моего взгляда. — Даже свет луны не перебивает яркость Сатурна. — Как ты понял? — Сонхун говорил, что в планах у него сегодня было накуриться и задрачивать в небо. Видимо, и тебя не миновало. Сколько созвездий он успел тебе показать? — Мало. После очередной затяжки камыши ему вдруг стали интереснее. — Сонхун такой Сонхун. Сколько тепла и нежности он только что вложил в свою реплику. Сколько в ней своего, личного. Смогу ли я сблизиться с Сонхуном настолько, чтобы говорить о нём так же, со знанием дела? — Да, я проржался на месяц вперед. — Так проржался, смотрю, что аж плохо стало. — Слишком много и быстро растратил дофамина за раз, а у меня его дефицит. Это, к сожалению, правда. Я спешно смахиваю с глаз следующую подступающую волну слез. Енджун снова заключает меня в объятия, поглаживая могу голову. Он воспринимает меня как ребенка, я это чувствую. Чувство, на удивление, приятное. Да, для него - я всё еще ребенок, только не самый обычный, поскольку у меня не было детства. Он оказывает мне поддержку искренне, даже не догадываясь, что я - его главный соперник. А еще и преступник. И, как любой преступник, в глубине души я желаю ему во всём сознаться. Он спрашивает, вижусь ли я со спонсором. Достаточную ли помощь я получаю. Пью ли лекарства. Всё ли меня устраивает. Справлюсь ли я со своей работой в дальнейшем. — А что, если нет? Что, если я всех вас разочарую? Я не стану уточнять, как именно. Лишь намекаю, подразумевая нечто конкретное, что уже, по-сути, случилось. — Ники. Мы, конечно, боимся потерять тебя. Ну, еще бы. История моей жизни стала интеллектуальной собственностью братьев ПакЛи. Я подписал согласие, и мы заверили его юридически. Если чёрт вздернет, я смогу оспорить договоренность через суд. Это положит крест на проекте, и братья потерпят настолько огромные финансовые убытки, вылезти из которых едва ли смогут, подведя и инвесторов и остальных членов команды. — Но мы это переживём. Ты же нас потерять боишься гораздо больше. Вот чёрт, а ведь он прав. Речь о всей моей жизни. Меня настигает осознание, сковывая страхом. Джун тут же спохватывается, смекнув, что ненароком деморализовал меня. — Эй, Ники. Мы, в любом случае - с тобой до последнего. Слышишь?

***

Оставшийся путь длиною в несколько кварталов Енджун ведёт неспешную беседу, пытаясь вывести из эмоционального упадка. Хотя у самого в душе, как я уже понял, свой стеклозавод. Из моего кармана доносится звук оповещения. Достаю телефон и быстро пробегаю по сообщению глазами. Это Сонхун. Не верю тому, что только что прочитал. Даже останавливаюсь. — Что там? — интересуется Енджун. Его любопытство сейчас интуитивное. Он чует - что-то происходит. Ведь кто, в самом деле, может написать мне в три часа ночи и вызвать у меня такую внезапную и теплую улыбку, заставить мгновенно ожить. Ему бы не понравилось, если б узнал, кто именно. Но меня почти невозможно застать врасплох, когда надо соврать. — Хорошо же вы все сегодня дунули. — я прячу телефон обратно в карман. — Сону только что прислал мне свой нюдс, но сразу же удалил, начав извиняться, что перепутал получателей. Но увидеть то я успел. Я хитренько прищуриваюсь. Ах, бедный Сону, прости. — О да, его больше всех забрало. — смеется Енджун. — Всё время просил покатать себя верхом, убеждая, что в позе в роли наездника особенно горяч хорош. В итоге едва не уехал с каким-то особо мутным типом. Еле отговорили. У парня явно голодуха. Так что сомневаюсь, что этот нюдс был случайностью. — Специально, думаешь? — Очаровательная шалость, правда? — Я аж взбодрился. — Вообще, ты ему симпатичен, и он даже не скрывает этого, так что… Он, всё же, что-то подозревает. Просто доказательств не имеет. А потому надеется, что ночами, если на кого я и буду дрочить, то на Сону, а не на Сонхуна. Бедняга. Он не в курсе, что с завтрашнего дня мне уже не придется дрочить в принципе.

***

Глаза понемногу подсохли и блестят уже не от слёз. Я понемногу завожусь от мысли о предстоящих переменах. Мы подходим к дому Хисына. — Джун, спасибо, что не оставил. — Ну, теперь то порядок? — Хм. Почти. Обними. Енджун послушно выполняет просьбу, поглаживая по спине. Я игриво трусь о его шею щекой. — И поцелуй. — Чем бы дитё не тешилось. Джун, взлохматив мои волосы пальцами, тянется, чтобы чмокнуть в макушку. — Нет, не так. Нормально поцелуй. Я, поедая взглядом его губы, демонстративно прикусываю свои и жду. Будучи в приподнятом духе, исполняю я максимально реалистично. — Я тебе не говорил, но так и быть, признаюсь, мне нравятся твои губы. Джун на пару секунд подвисает. Мою просьбу расценил всерьез, бедняга. — Мы ведь уже лизались, в чем проблема? Только тянусь к нему первым, по голове мне сразу же прилетает отрезвляющий подзатыльник. — Бля, ну хотя бы чмокни. — я исполняю до последнего. Джун разворачивает меня лицом к дому и, пнув коленом под зад, задаёт мне нужное направление, пожелав спокойной ночи. Поднявшись на этаж, мельком гляжу в окно. Он всё еще стоит у парадной, на всякий случай. Наверняка ожидает сообщение от Хисына, что я уже на месте и нигде по пути не проебался. Трясутся надо мной действительно основательно. Признаюсь, мне это ахуеть как нравится.

***

В гостиной - вещи Джейка и сам Джейк, занявший часть дивана. Уже спит. Из-за ремонта в своей квартире, он временно перебрался к Хисыну. Хисын только рад, поскольку ему намного удобнее, когда его правая рука рядом, под боком. Перед тем, как окончательно уйти в сон, я перечитываю сообщение Сонхуна, дабы убедиться, что всё это - реальность. Sunghoon: Кажется, я придумал, как сделать так, чтобы ты переехал обратно ко мне. Надо будет обсудить.

***

Сонхун высказывает подозрения, что Джейк употребляет. Спрашивает моё экспертное мнение, и я, естественно, подтверждаю, сдав Джейка с потрохами. Скрепя сердцем, Сонхун приносит Джейка с его маленькой тайной в жертву ради исполнения плана. Аккуратно намекает Хисыну, что наше с Джейком совместное проживание - чревато. Хисын, проявив деликатность по отношению к Джейку, в причины моего обратного переезда детально не вдается.

***

Сонхун выдвигает ряд условий, которых необходимо придерживаться для сохранения нашей общей тайны. Хотя, скорее, для продления её статуса как тайны. Рано или поздно, сами знаете. 1. Никаких сообщений или звонков личного характера, пока он на работе. Не виться рядом, не выдавать своего особого отношения, когда мы на людях. Соблюдать дистанцию. Никаких больше кормежек с вилочки, ложечки и прочего. Как оказалось, после того случая, подозрения Енджуна ощутимо усилились, и он весь оставшийся вечер всеми способами пытался утащить Сонхуна в трейлер то ли поговорить то ли потрахаться. 2. Не оставлять на его теле следы. Во всяком случае на тех участках, что не сокрыты одеждой. 3. Не препятствовать его общению с Ёнджуном. Какой-никакой коннект он должен с ним поддерживать и дальше, дабы не вызывать подозрений. С этим пунктом я, естественно, не согласен, но Сонхуну удается успокоить меня: у него с Енджуном не раз бывали периоды, когда они оба с головой уходили в свои дела, порой и по пол года не имея близости. Сонхун обещает аккуратно подвести его к этому якобы очередному периоду. У меня тоже есть условие: я могу и буду делать с Сонхуном всё, что пожелаю, если это не идёт вразрез с его условиями. Он, естественно, противится, мол, тут очень много подводных камней. Но я обещаю ему, что по ходу дела разберемся.

***

К вечеру я уже разбираю сумки с вещами, раскладывая их обратно по полкам, к которым уже так привык. Сонхун, освободившись пораньше, уже дома. Стоит посреди комнаты малость растерянный, и смотрит на меня так, будто я только после тюряги откинулся. — Сонхун, поди ка запарь себе чай. — Зачем? Весь оставшийся вечер я почти заставляю его пить больше жидкости. Суть своей затеи я ему пояснил, признавшись, свидетелем чего стал в один из съемочных дней. Сонхун сокрушается, но покорно потребляет жидкость небольшими порциями и постепенно. — Ники, это вообще не от мочевого пузыря идет. — Знаю. Я весь гугл перечитал. Это от давления в органах малого таза. И оно тем выше чем сильнее оргазм. Полный мочевой просто создает дополнительное давление, но это увеличивает шансы, смекаешь? Сонхун, издав вымученный стон, запрокидывает голову назад и случайно бьется об стену. — Хун, веселее давай. Я сделаю всё, как надо. Твоя задача просто расслабиться и получать удовольствие. — Просто? Расслабиться? Походу, ты плохо гуглил. — Ну ты ведь мне будешь подсказывать, да? Я не отстану, пока не получу результат. Сонхун агрессивно колошматит ложкой внутри чашки с чаем.

***

Ламповые разговоры о насущном перед сном Сонхуна не спасут, не помогут отсрочить грядущее. Мы не самая обычная “парочка”, ему придётся это принять. Очень скоро я заталкиваю его в спальню. Это наша первая ночь, когда мы полноценно вместе от начала и до самого конца со всеми вытекающими. Сонхун злостно матерится, но постепенно освобождается от одежды. Нужно ли мне повторять уже в который раз, насколько я его обожаю? В миссионерской позе Сонхун особенно хорошо чувствует мышцы тазового дна и может ими управлять, в чем и заключается его сегодняшняя задача. Как минимум поэтому мы выбрали эту позу. Но есть и сопутствующие удобства - он весь открыт для моих губ и пальцев. Раньше я пренебрегал прелюдией, потому что всегда был обдолбан и сношался как животное. Однако сегодня - потребуется долгая прелюдия и, конечно же, тонкая ручная работа. И работать с ним - в самом деле кайф. Его тело невероятно податливое, отзывчивое, чувствительное, благодарное. Он очень быстро начинает течь, когда массажируя его пальцами внутри, я параллельно вылизываю, покусываю его шею. Тоненькая струйка смазки вместе с белесой вязкой жидкостью стекает с его головки по стволу и постепенно образует на его животе маленькую лужицу. Сумасшедшее зрелище. Трогать себя руками ему пока нельзя, такова процедура, потому он беспомощно ерзает по простыням в нетерпении. Когда спускаюсь к его соскам, пускаю в ход не только губы, но и зубы. Да, я совсем не щажу его там, где никто не увидит следов. Впившись ногтями в свои бедра, он рвано дышит, давая понять, что стимуляция - чрезмерна. Но всё равно принимает и терпит. Постепенно сдаётся. И уже сам подставляется под мои губы, требуя более настойчивой ласки. — Тебе хорошо, да? Скажи. Скажи. Он томно постанывает, облизывая губы, и всё его тело стремится мне навстречу. Это однозначное да. Но я хочу услышать это словами. — Сонхун. Сонхун. Ну скажи, прошу. Хорошо? Тебе хорошо? Ох уж эти стоны, всхлипы, мычание, одышка. Да, я уже понял, я делаю всё правильно. Я знаю, что ему нравится. Та порнуха, которую он мне скидывал - нежнятина, граничащая с едва не медицинским подходом к доставлению удовольствия. Длительные ласки, методичная стимуляция, последовательная, словно по инструкции. Тело зажигают, участок за участком, и тольком затем оно вспыхивает. И в этом что-то есть, согласен. Пальцами левой руки я постепенно и ритмично довожу его до предела. Он выгибается в спине и понемногу сводит ноги. Наконец то вскрикивает. — Блять, да. Да! Очень… Боже. Он быстро накрывает мою руку своей, подсказывая чуть сбавить темп. — Прямо настолько хорошо? — не унимаюсь я. Потому что хочу слышать его голос в момент, когда он на пределе. — Очень. Очень. Пиздец. Ники... О боги, сквозь рваное дыхание он начинает снова лепетать моё имя. — Мгх. Боже, Ники. Он извивается, двигаясь бедрами мне навстречу, и теряет над собой контроль. По его дрожащим векам понимаю - он вот-вот. — Еще продержишься или?... Своей рукой он всё ещё регулирует ритм моей руки, потому я толкаюсь чуть медленнее. Но делаю это резче, грубее, внутри надавливая сильнее обычного. И это то, что ему и нужно. Он восклицает моё имя громче. Настолько ему становится хорошо. Это прекрасно. — .… Всё-всё. — хрипло шепчет он. — Теперь просто поглаживай. Я слушаюсь. Его железа вспухла, значительно увеличилась в размерах, и одно удовольствие ощущать её под своими пальцами. Я аккуратно ласкаю это место, зная, что он уже готов. Мелкая дрожь постепенно охватывает его тело, я вижу её и чувствую, как он сжимается внутри, сдавливая мои пальцы. А потому я больше ими не двигаю. Дальше - он сделает всё сам. Его возраст и опытность дают о себе знать. У него очень крепкие тазовые мышцы, в них то и дело. Он сдерживает эакуляцию мастерски. Но не оргазм. Его накрывает. Мне остается просто любоваться. Я склоняюсь над ним, чтобы поцеловать в губы. Сейчас он дышит ртом, потому на поцелуй не отвечает. Едва ли он его вообще чувствует. Он где-то там, в своих краях летает. Отпускает его в течении минуты. Придя в себя, тянется за салфетками, чтобы вытереть живот, но я его останавливаю. — Сколько раз примерно тебе надо еще? Он сразу же смотрит на меня умоляюще. — Знаешь, Ники. Было бы здорово делать это лишь в удовольствие. Когда от тебя ничего не ждут. Не чувствовать себя должным. Я понимаю, о чем он. Но я неумолим. — Сколько? Ему необходимо испытать как минимум несколько оргазмов, при этом не кончая. Столько раз, чтобы напряжение внутри стало запредельным. Только так, в теории, из-за чрезмерного давления случится нужная эакуляция. Нужная мне. Я настойчив. Мы продолжаем. Я внимательно наблюдаю, изучаю, затаив дыхание. Он то и дело мотает головой в стороны, когда “приближается”, яростно сжимая рукой простыни. Боюсь, в количестве оргазмов я уже запутался. Его просто трусит всё чаще и чаще, и я уже не понимаю, что происходит. Лишь чувствую, мы оба чуть дальше, чем за гранью. — Ладно-ладно. — в очередной раз не выдерживаю уже я. — Давай попробуй кончить. Едва успеваю договорить, всё так и происходит. Он перестаёт зажимать основание члена и из него сразу же выстреливает целая очередь, доставая до самой груди. Долго же он это в себе удерживал. Но именно пока давление еще на пределе, я не теряю энтузиазма. Он разогретый, но узкий из-за сокращений, что всё еще не утихли, потому я проталкиваюсь через силу. На этот раз уже своим членом. Вскрик за вскриком, и из его глаз брызгают слёзы. — Сквирт пошел другим маршрутом? — Мгх… Ники, я тебя… Он злостно шипит, я же вхожу в него резко и до упора. Вместо слов - протяжный хриплый стон и снова слёзы. Я понимаю, не нужно было так глубоко, достаточно было всего лишь создать дополнительное давление внутри, но я как-то интуитивно это сделал. И продолжаю, хотя уже начинаю кончать, наблюдая яркие звезды в глазах. В ушах - белый шум. Мое тело между его ног не даёт ему свести их вместе. Он запредельно напрягает их, сдавливая меня ими, будто в объятиях. Ощущения прекрасные. — Давай, Сонхун, давай. Сейчас. Он знает, что делать. Схватившись пальцами за свою головку, стимулирует её быстро, безостановочно, претерпевая при этом боль и дискомфорт, что считываются в его измученном выражении лица. Он всхлипывает особенно жалостливо. Как я понял, он делает всё это лишь бы скорее всё закончилось. И делает хорошо. Правильно. Смотрю на его живот, что едва не вдвое сжимается в размерах, хотя и без того плоский, почти впалый. Готов целовать, вылизывать его вечность. И вот, усилиями Сонхуна, стараниями его пальцев и выносливостью, на него только что было подано желаемое мною блюдо. Живот начинает блестеть. Прозрачная жидкость, наконец, выплескивается из его головки и скапливается у пупка, растекаясь в разные стороны. Сонхун, охваченный очередными судорогами, безмолвен, будучи обессиленным. Выйдя из него, я сразу припадаю губами к его животу, пробуя желанное на вкус. Сонхун устремляет на меня свой ошалевший взгляд, но чем его уже смутить после всего то? Обхватив руками его талию, я слизываю всё до последней капли. Мгновенно перевозбуждаюсь, поэтому хватаюсь за свой член и несколькими быстрыми движениями довожу себя до очередной разрядки. Сладостно мычу. Сонхун, тихо ахнув, запускает в мои волосы пальцы и обессиленно откидывается головой на подушку. Он в шоке. Я - тоже. Я едва дух не испустил, когда его трясло подо мной раз за разом. А напоследок - вознаграждение, которого я желал, вкуса слаще ангельской пыльцы. Ангельская пыльца - высокопарное название, но не подойдет ничего лучше, чтобы описать то, что только что попробовал. Объективно говоря, вкуса как и запаха у этой жидкости нет. Как и вещал мне гугл. Она лишь чуть гуще и чуть мутнее воды. Но в ней - будто все его оргазмы, что предшествовали, собрались воедино и ударили мне в голову. Потому я, опьяненный чувствами, падаю на простыни, слизывая остатки его сока с губ. — Это ахренеть… — шепчу я. — Но почему так мало вышло? Я хочу еще. — Ты ебанулся? — Я думал, выйдет больше. Ты можешь попробовать еще? — Ты животное, Ники. Дай мне отдыха. — Я тебя услышал.

***

Сперва я даю ему заснуть. Это происходит быстро, в течение пяти минут он уже в полной отключке, что не мудрено. Мне, правда, жалко его, ведь он очень старался. Я жмусь к нему всем своим голым телом. Он был настолько обессилен, что даже трусы не смог натянуть на себя обратно, потому тоже полностью голый. Но пускай привыкает. Со мной он будет спать голым всегда.

***

Спустя часа два я спускаюсь к его ягодицам и, раздвинув их, льну языком к его входу. Постепенно проскальзываю внутрь. Он начинает ёрзать, тихо мычит. — Что происходит? Догадываюсь, что он совсем не привык просыпаться от языка внутри. — Ники? Он настолько сонный, что не сразу понимает, что происходит. Он в самом деле привык спать один. Я же, пользуясь слабостью и податливостью его тела, переворачиваю его на живот и подтягиваю его бедра к своему лицу. — На коленях хоть устоять сможешь? Он мычит что-то невнятное, уткнувшись носом в подушку. Вроде “зачем? за что? в чем смысл?”. — Ты сегодня экзистенциалист? — смеюсь в ответ. — Оставь свои вопросы для Вселенной. Я же - примитивное животное. Да, я изголодался, но на самом деле либидо движет мною лишь отчасти, ведь я всё еще на терапии. По большей мере - это моя одержимость.

***

Дело идёт к четырём часам утра. Я извалял Сонхуна по всей кровати, поэтому он, заёбанный в прямом смысле слова, в итоге не имея сил на побег, просто сполз с кровати на пол. Думал, так он остановит процесс, сделав его неудобным. Как же он ошибся. Я протер его спиной, коленями, локтями, бедрами - едва не каждый сантиметр пола этой комнаты. И было и неудобно и больно (особенно ему, не мне). Но мне сложно себя контролировать, поскольку я дорвался до самого Сонхуна. А Сонхун - это больше, чем просто удовольствие. Он словно тот же наркотик, только колоть никуда не нужно и прелюдия интереснее. Который через каждую клеточку мозга и в самое сердце. Кончать ему уже давно нечем. Мне, вроде, тоже, но мне катастрофически необходимо держать его обмякшее гибкое тело в своих руках, ощущать его запах, заставлять его покорно принимать меня, слышать, как он задыхается, то от удовольствия, то всё больше от отчаяния. Я укладываю его на бок. Устроившись сзади и подхватив под коленом его ногу, отвожу её чуть в сторону. Вхожу в него сбоку. — Не вынуждай меня возненавидеть тебя. Ведь я уже наполовину это сделал. — обессиленно шепчет он, пока я насаживаю его на свой член, к которому всё еще приливает возбуждение. Я осыпаю его вспотевшую спину поцелуями, мурчу и прошу еще немножко потерпеть. Прижимаю к своей груди крепко-крепко, вдыхая запах его волос, и ускоряюсь. Он снова шепчет моё имя, безостановочно. Он уже понял, как заставить меня быстро кончить. Но пока еще не знает, что если бы потянулся к моим губам первым и засунул в меня язык, я бы кончил еще быстрее.

***

Приоткрыв глаза, первым делом тянусь руками к новообретенному счастью. Проверяю, на месте ли Сонхун. На месте. Теплый и сладкопахнущий. Растягиваюсь в улыбке, жмурюсь, теснясь к нему. Я отвоевал это утро силой и по-злодейски, но оно того стоило. Стоило. — Люблю. — шепчу, выцеловывая его загривок. Сонхун трется лицом о подушку, затем ленно тянется к телефону, проверяя время. Кажется, он пока не до конца проснулся. — Слышишь? — М? Ожидаю, сам не зная, чего. И вдруг в голове проносятся флешбеки этой ночи. Господи, что я с ним делал. Чего я не делал с ним - будет проще представить. И это не очень было похоже на любовь. Вот тут мне становится страшно. — Ники. Сейчас как проклянёт, боюсь. И будет прав. — Ники… — он снова повторяет, подбирая дальнейшие слова. Сейчас как скажет, мол “этот проект - моё детище. Нахуй его. Рожу новое. Нахуй тебя”. Я просто с силой прижимаю его к своему телу в ожидании приговора. — Меня ебет идти в душ, что делать? Едва не плачу от счастья. Загребаю его в объятия и снова тихо шепчу “люблю”.

***

Сидя на краю кровати, он долго тупится взглядом в одну точку. Волосы у него торчат в разные стороны и некоторые пряди, господи помилуй, склеились от спермы. Я даже не помню, как так вышло, но ему в самом деле нужно в душ. Просидев так еще пару минут, он валится обратно на спину. Вот тут я начинаю переживать. Ему нельзя быть не в тонусе, Хисын опять что-то заподозрит. Я отыскиваю в его ящичках сухой шампунь, спрей с термальной водой для лица (для волос тоже сгодится) и гребешок для волос. Умостившись рядом, принимаюсь смачивать его пряди водой. Долго вычёсываю, затем обрабатываю сухим шампунем у корней. В завершении укладываю пряди специальным воском, будто так и надо. Даю ему отлежаться. Приготовив завтрак, несу ему в постель. В нашу постель. И, о боже, он снова сидит на краю и сверлит взглядом пустоту. Так долго подобное его состояние я наблюдаю впервые. — Напомни, что мы сегодня снимаем? — растерянно спрашивает он. — Блеа. Бывало, Сонхун спал всего пару часов перед следующим рабочим днём, а то и вовсе на ногах был сутками, и всё равно был собранней в разы.

***

Хисын всё чаще кидает на Сонхуна обеспокоенный взгляд. Сонхун уже трижды потерял телефон, едва не убился, запутавшись в технических проводах, перепутал штативы и нужные линзы. А сейчас на глазах всей съемочной группы ломится в трейлер, навалившись на двери всем своим весом. В недоумении дергает ручку, продолжая толкаться внутрь. — На себя, на себя. — шепотом подсказывает ему Джейк, стоя к нему ближе всех остальных.

***

“Активная половая жизнь стимулирует мозговую активность” - так твердят ученые, такими заголовками пестрят научные статьи на просторах интернета. Не уточняется, какая степень интенсивности при этом не приведет к обратному эффекту. Благо, на площадке сегодня крутится и Хенджин. Когда навеселе - любит приехать и наблюдать за процессом, особенно если снимают эпизоды со мной, то бишь о нем. Я тут же оказываюсь с ним рядом. — Джинни. Есть чем “подлечить” Сонхуна? — У меня сегодня только винт. — Пускай. Просто дай ему пару капель. — Ты серьезно? — Да. Сделай это. Заставь. Что угодно.Только главное - чтобы другие вас не заметили. Выгадав удачный момент, во время обеденного перерыва Хенджин втихую уводит Сонхуна. Енджун же по наитию следует за мной попятам. И я догадываюсь, почему. Еще в самом начале, в отличие от Хисына, он был совсем не против, чтобы я жил у Сонхуна. Потому что всецело доверял ему, и без задних мыслей. Сейчас же, чувствую, эта идея ему уже не кажется такой невинной. И он, охваченный непонятной ему тревогой, мучается, поскольку формально ему придраться не к чему. — Что с ним? Я делаю растерянный вид, будто сам пытаюсь понять. — Когда я проснулся, он уже был таким. По утрам он часто рассеян, потому я не придал этому значения. А вот сейчас сам думаю. — В последнее время он всё страннее, знаешь ли. — Есть такое. — Есть соображения? — Я знаю его меньше года. Это я должен спросить у тебя. Удачно загазлайтив Джуна, сливаюсь до того, как он выйдет на следующий уровень подозрительности.

***

Хенджин с миссией справился. Остаток рабочего дня Сонхун собран и продуктивен. И вроде всё идёт гладко, однако когда уже собираемся ехать домой, Енджун просит его “на пару слов”. Сонхун отправляет меня домой одного, сам - остаётся. Я догадываюсь, о чем будет их разговор. В Енджуне зрело, зрело и, видимо, созрело.

***

Полагаю, Сонхуну придется нелегко, но верю, он справится. Я просто его жду. Зарываюсь носом в простыни, всё еще преимущественно пахнущие им. Кутаюсь в одеяло. К лицу прикладываю его домашнюю футболку, штаны, его шорты. В его запахе есть какие-то особые феромоны, и каждая клеточка моего тела откликается, томится, жаждет еще. Я начинаю натурально скулить, до того сильно я хочу к нему. Хочу его. Без него я самое беспомощное создание. Благо, пытка длится недолго. Он возвращается через сорок минут после меня. Значит, разговор с Джуном длился недолго. Я продолжаю ждать его. Выйдя из душа, он останавливается в дверном проеме. Вид у него мрачнее тучи. — Вопрос решен и закрыт. — За меня он ничего не спрашивал? — Естественно, спрашивал. Но я тактично перевел всё в невинное русло. — Я верил в тебя. Иди ко мне. Я хлопаю рукой по простыням. Вижу, он колеблется. Возникает пауза. Я пытаюсь понять, что я сейчас наблюдаю. Да, выхода́ после винта особенно тяжкие, но час назад он при мне принял двойную дозу ксанакса, который ему бонусом подогнал Хенджин. — Сонхун? — Ники. Спишь сегодня у себя. Не обсуждается. Голос его холодный, строгий, прямо как тогда, у кафешки. Этого мне еще не хватало. — Нет, Сонхун, я сплю с тобой. Отталкивая меня, он лишь усиливает мою одержимость. Он должен понять, что так он делает только хуже. — Слышишь? С тобой. Сонхун взволнованно дышит. Чувствую, борется с желанием психануть и закрыться в моей комнате. Но знает, что меня это взбесит, а если взбесит - кто от этого пострадает больше? Его грудь интенсивно вздымается. Знакома мне эта реакция. Попытки сдержать гнев. Немой отчаянный крик. Ломающаяся воля. Я просто жду. Мне очень хочется видеть, как он сдастся, смирится и ляжет рядом. Кажется, у меня фетиш на его покорность. Потому что он властен над всеми, но бесконечно очарователен в том, что не осознает этого в полной мере. Как же меня это заводит. Я из последних сил держусь, чтобы не взять его прямо в коридоре, не оттрахать на твердом холодном полу. И пока еще не догадываюсь, как скоро сам окажусь на нём. — Сонхун. Прошу, не провоцируй меня. Просто иди ко мне. — Ладно. Бросив следом небрежное “сейчас”, он удаляется обратно в ванную. Я жду. Слышу какое-то копошение. Сперва в ванной, затем в коридоре. Внезапно - щелчок замка, хлопок дверью и снова щелчок. Подорвавшись, несусь в коридор. Не могу поверить. Он только что ушел, закрыв меня снаружи и забрав мои ключи. В считанные секунды меня охватывает ужас, подобный животному. Ноги мгновенно становятся ватными, и я опускаюсь прямо на пол. Он ушёл.

***

Да, я могу диктовать Сонхуну правила. Но вся эта вселенная, в которой я сейчас живу - изначально принадлежит ему. Если я её разрушу, он создаст новую, пускай и не сразу, пускай невероятными усилиями, превозмогая себя заново. Чего это будет ему стоить? Меня это уже не будет касаться. Меня выбросит в первозданный хаос. Туда, где и погибну. Енджун был прав, сказав, что мой страх больше. Потому что мои риски изначально выше. И этим вечером уже Сонхун чётко даёт мне это понять. Он оставляет меня наедине с тем, что я наделал. Он оставляет меня наедине с самой страшной истиной: никто, абсолютно никто в этом мире, кроме меня самого не… Боже, что я наделал. Он ведь единственное, что у меня есть. Я готов уступить, не давить так сильно. Я должен ему сказать об этом, срочно. Вдруг вижу на тумбочке - его телефон. Он даже не взял его с собой, просто пулей вылетел из дома, будто тут пожар. На меня обрушивается волна еще более дикого ужаса. На ватных ногах доползаю до аптечки. Ударные четыре колеса гидазепама за раз. Чтобы просто пережить, переждать, сколько нужно и не напороть ничего лишнего. Далее я просто жду. Сижу прямо на полу у входных дверей, прислушиваясь к лифту. Неизбежно меня размазывает и я отключаюсь.

***

Я открываю глаза, ощущая твердый пол всем телом. Темно. Который час? Сердце мгновенно заходится бешеным ритмом, сопровождаемым невыносимым жжением. Потому что я в секунду вспоминаю всё. Ужас стремительно возвращается ко мне, накрывая пуще прежнего. Я подрываюсь к выключателю. Щелчок и пару секунд глаза пытаются привыкнуть к свету. У входа вижу его ботинки, на вешалке - его куртка. Я несусь к его комнате. Открываю двери. Свет из коридора проникает внутрь. Я застываю в дверях. — Сонхун? Я стою, не решаясь войти. Получается, когда он вернулся - даже не разбудил? Просто переступил через меня. Просто… Не это ли конец? — Хун? Он, завернутый в одеяло, поворачивается в мою сторону и недовольно щурится. — Ники, свет. Застывший от ужаса, я не успеваю даже моргнуть. В секунду из меня вырывается поток слёз, самых горячих слёз за долгие-долгие годы. Они обжигают лицо, падают на пол целыми гроздьями, разлетаются мелкими брызгами. В ушах звенит, по вискам бьет болезненная пульсация, в грудине жжет, внутренности скручивает. Я сползаю по стене на пол и чувствую подушечками пальцев, какой он холодный. Господи, как же больно. Я пытаюсь вновь произнести его имя, но горло сдавило, словно от удушья. Я хочу взмолиться, умолять его не убивать меня этим безразличием. Не убивать. Хотя бы не сегодня. Но решать ему, он чётко дал это понять. Пожалуй, мне стоит встать обратно на ноги. Потому что лежачего не бьют. Еле-еле подбираю себя с пола. Беззвучно всхлипывая, глотаю слёзы. Жду приговора. И вот он - выстрел. Раздраженно и небрежно он просит закрыть двери. Я даже не уточняю, снаружи или изнутри.

***

Я снова в своей комнате. Страх и отчаяние впервые проникли и сюда. Стены этого дома, как и эфемерность якобы новой реальности, не способны удержать их. Они всегда идут за мной по пятам. Просто мы разминулись на некоторое время, но теперь всё снова встало на свои места. Они всегда со мной. Потому что прописаны в сценарии моей жизни так же, как и моя зависимость прописана в нейронах. Предопределено. Обязательно скажу об этом Хвану, когда увижусь с ним. А я обязательно увижусь с ним, не на площадке, а там, где и всегда. Я знаю, это вопрос времени. Всегда знал. Сворачиваюсь в позу эмбриона. Привычная для меня поза, когда наступает ломка, когда я как оголенный нерв. Небрежно натягиваю поверх себя одеяло. Моя кровать ничем не пахнет, как и простыни. Будто у меня нет запаха. Будто я не живой человек. Завтра уже наступает. То, чего я всегда боялся - оказывается, боюсь до сих пор.

***

Последний сон перед рассветом сладок. Пахнет его телом, его кожей. Становится тепло. Точно не пойму, что именно мне снится. Просто чувствую. — Сонхун? Я спросонья произношу его имя, тянусь к источнику тепла. Мне никак не открыть слипшиеся от слёз веки, потому ищу его на ощупь. Чувствую пальцами теплую кожу, но ощущения сразу же ускользают. Слышу шуршание одеяла. Я в бреду. Я всё еще сплю. И до последнего не хочется просыпаться.

***

Мочевой вот-вот разорвется, спать дальше невозможно. После транквилизаторов ссать хочется безостановочно. Я, полуспящий, бреду в туалет, держась за стенки. Уже рассвело. Из кухни доносится жужжание кофемашины. Сонхун уже встал. В голове вихрем проносится всё, что было сутки ранее. Почти целую ночь я изводил его, затрахав до такого бессилия, что он даже словесно противиться не мог. Всё это было явно не актом любви, а, скорее, едва не подсудным делом. Пол рабочего дня он натыкался на предметы, вызывая подозрения у окружающих, чем очень рисковал. Остаток дня был вынужденно под ширевом, чем рисковал не меньше. А напоследок - разговор с Енджуном, к которому в таком состоянии Сонхун был явно не готов. Наверное, мне даже не представить, с какой болью он лгал ему в глаза, отрывая от сердца. Вернувшись домой, он был разбит и сломлен вовсе не из-за выходо́в. Хотя и их со счетов не стоит списывать. И всё, что в итоге услышал от меня - это требование. Я даже не спросил его, как он. Не спросил, что он чувствует? Боюсь, нам предстоит разговор. Боюсь, он будет коротким. Отстрочить бы этот момент, ведь у меня всё еще передозировка. Морозит страшно, голова ватная, кружится. Спотыкаясь, еле добираюсь обратно до кровати. И только сейчас замечаю еще одну подушку рядом с моей. Обычно, у меня одна. Но тут их две. Вторая - его подушка. Ноги подкашиваются. Я пытаюсь позвать его, но мой голос беззвучно растворяется в пространстве снова и снова. Оказывается, всё это время мои голосовые связки даже не дрогнули. Потому что я уже сплю. Или всё еще? Что из того, что было - было сном?

***

Не могу понять, какое время суток. Окна зашторены. Хватаю телефон, что лежит на на привычном месте, но точно не я его туда положил. Время - восемь вечера. Вот это меня снесло. Смотрю входящие. Ни одного - от Сонхуна. Зато от Сону - целые полотна. Спрашивает, как моё самочувствие и чем приболел. Как обычно, прислал много фотографий с сегодняшних съемок. Дело идет к десяти. На всякий случай, пару (совсем не пару) вещей Сонхуна забираю себе, уложив сперва в полиэтиленовый пакет, чтобы запах держался как можно дольше, затем - прячу в одну из своих сумок.

***

Почти полночь. Я отписываю Сонхуну формальное “где ты?”. Прочитано, но ответа нет. В молчании Сонхуна - моё наказание. Я звоню Джейку и узнаю, что съёмки давно закончились. Где Сонхун - он не знает. В итоге всё оставшееся время сижу у входных дверей. Это уже тяжёлый невроз. Я почти не дышу, потому что дыхание мешает мне прислушиваться к лифту.

***

Щелчок замков словно удар в сердце от самого сильного прихода. Сонхун появляется на пороге. Не в силах даже встать, я просто сгибаю ноги в коленях, давая ему пройти. Он делает это невозмутимо и … молча. Разувается, достает тапочки. Приподнявшись на одно колено, я отчаянно кидаюсь ему в ноги. Обхватив их руками, прижимаюсь к нему со всей силы, уткнувшись в его колени лицом. Он замирает. Поток горячих слёз в секунду вырывается из меня и хлещет безостановочно. Застилает глаза, впитывается в ткань его штанов. — Прости. Мой голос дрожит, меня всего трясёт. Внутренности будто намотали на включенный паяльник. Я давлюсь собственным сердцем, что подскакивает аж до самой глотки. — Прошу, умоляю, прости, прошу, пожалуйста, прошу, умоляю. Этими словами я скорее захлебнусь, чем от них будет хоть какой-то толк. Боюсь, не существует таких слов, которыми я мог бы выразить, насколько сильно я в нём нуждаюсь. У меня - тяжёлый случай. Слишком тяжёлый. Я сползаю вниз прямо лицом в его ступни и взвываю навзрыд. Он высвобождается из моего хвата довольно резко, не проронив ни слова. Что он сейчас чувствует? Ощущая в руках ужасающую пустоту, я опускаюсь лбом на пол. На нём и остаюсь.

***

Впервые абсолютно не понимаю, что происходит. Просто стучусь к нему. Он откликается, и я приоткрываю двери. — Сонхун? Он стоит с оголенным верхом и роется в ящике. Он не найдет, что ищет. Я стащил почти весь его ношенный домашний шмот. Взглянув на меня, он сразу понимает это. — Верни. Я отправляюсь в свою комнату и оттуда приношу ему одну, лишь одну из всех украденных футболок. Переступив через порог, молча протягиваю ему и остаюсь на месте. Почти не дышу, в ожидании худшего. — Ты видел пакет, который я принес? Вопрос неожиданный. — Пакет? — Да, с едой. Ты ведь сегодня не ел? — Не ел. — Ники. У тебя истощение не только нервное. Тебе надо поесть. — Но мне не хочется. — Иди поешь. И только потом возвращайся. Мне не послышалось? Страшно, если я что-то не так понял. — … Куда? Он берет с тумбочки блистер таблеток. Не могу рассмотреть, что за таблетки. Достав одну, запивает стаканом воды. — Ко мне.

***

Зубы я чищу дольше, чем кушал. Руки трясутся. Захожу к нему, ложусь, кутаюсь. Он до сих пор не спит, что-то читает в телефоне, лёжа на боку. Мои ноги просто ледянющие. Но согреться об его ноги - боюсь. Просто остаюсь строго на своей половине. Я притихший словно провинившаяся псина. В самом деле чувствую себя животным, растерянным и напуганным. Что я могу делать, а чего теперь не могу? Сонхун же будто специально не начинает разговор первым. Изводит? Я впервые абсолютно не знаю, что он чувствует. Я раздираем вопросами. Где он был вчера, где - сегодня? Что за таблетки он принял? Что будет дальше? Я даже не знаю, с чего начать, и больше всего боюсь ошибиться. Накрывшись одеялом с головой для смелости, решаюсь. — Сонхун? Я не помню, что было этим утром. Но мне приснилось, что ты был рядом. И твоя подушка… Слышу, как он повернулся, шурша одеялом. — Я был.