Heaven knows what

Дело идёт к вечеру, а Сонхуна всё нет. Хис лишь сказал, что вскоре он должен приехать. Отсиживаясь в трейлере, я снова не могу найти себе места. На душе особенно беспокойно. Что изменилось после этой ночи? Какие между нами с Сонхуном отношения теперь? Слышу, снаружи вертится Енджун. Что, если у Сонхуна с ним не просто дружеский секс, а всё действительно серьезно? Почему он ночью сопротивлялся до последнего? Выхожу на перекур, достаю сигареты, ожидая, что Енджун присоединится. Так и происходит. Обсуждаем рабочий день. Он плавно переходит к теме самочувствия Сонхуна, спрашивает, чем тот отравился. Я этого и ждал. И я делаю провокационный вброс под видом невзначай всплывшего в памяти момента. — Знаешь, никак не мог его разбудить. Но пока будил - он часто бормотал твоё имя. Лгу, чтобы увидеть реакцию. За доли секунды считываю удивление в его взгляде. — Моё? Хах. К моему удивлению - оно ненастоящее, фальшивое. Да, есть некоторые тонкости, которые я почти всегда улавливаю. Сразу же делаю первый вывод: Енджун с Сонхуном и правда очень близки, если Джуна подобный факт, на деле, не удивляет. А если исполняет фальшивое удивление, значит шифруется. Уверен, шифруется исключительно ради Сонхуна, поскольку тот привык всё своё личное держать при себе, для него это важно. Значит, и для Джуна. Следовательно, они в самом деле очень близки. Вот черт. Черт. Черт. — Да-да, — стараясь не стушеваться, поддерживаю начатую тему. — Мямлил твоё имя. Я пожимаю плечами, делая вид, что обсуждаю что-то совершенно незначительное. Но будучи трезвым, я всё чаще теряю сноровку в своём чтении. Енджун того же поля ягода, что и Хисын с Сонхуном, я недооценил его. Он тоже умеет видеть людей. И, кажется, он уловил моё скрытое любопытство. — Знаешь, — делая затяжку, он делится со мной встречным якобы незначительным фактом из жизни, — Когда мы были студентами и жили вместе, помнится, ему всегда было сложно просыпаться на первые пары. А когда я его будил, он говорил “мам, еще пару минут”. Прям классика, да? И смеется. Я, мимикрируя, смеюсь в ответ. А сам уже начинаю понимать, к чему, на самом деле, рассказывается эта история. — Так вот, со временем я так заколебал его по утрам, что спросонья он уже говорил “Джун, еще пару минут”. И снова смеется. Милая история о том, почему Сонхун произносит его имя, когда его будишь. Не уверен, что история правдива. Просто всем нутром чую - Енджун в эту историю вложил послание лично для меня. Он дал понять, что уже настолько давно вместе с Сонхуном, что остальное мне стоит уже додумать самому. Весьма тонко. И я не глупый. Мы как-то оба друг друга только что поняли. Получается, я пытаюсь протиснуться туда, где все места уже давно заняты. И не абы кем, а Енджуном, мать его. Сонхун своей профессии посвящает себя полностью, и отношения, в его случае, уходят на второй план. Мало кто способен смириться с ролью второго плана и этим избранным является Енджун. Это удивительно и достойно уважения. Видимо, их многолетняя дружба с привилегиями - крепка. И им этого хватает. Они не стремятся к любви роковой и всепоглощающей. Сонхун поглощен другим. И Джун, будучи из той же вселенной, что и Сонхун, к такому - с пониманием. Я восхищен. Но я из другой вселенной. В ней - любовь лишь одна из видов зависимостей, болезнь, которой ты заменяешь другую. Это неправильно? Да знаю я. У меня всё - неправильно. Я вообще кололся, пока они штудировали тексты Канта и Ницше. У меня были свои тексты, я их сам писал. Что из этого хорошего вышло? Да ничего, я вообще не о хорошем. Жизнь - это совсем не о хорошем. Хоть и хорошо, что сейчас я здесь. Но я всё ещё живу так, будто у меня нет завтра. При этом, что-то на завтра я, всё же, оставляю. Но эта предусмотрительность - вовсе не от ума, стремящегося поддерживать жизненный баланс. Это от страха. От страха, что завтра, всё же, наступит. Да. Я из другой вселенной. В ней холодно и одиноко. В ней либо всё либо ничего. Чаще - ничего. — Ники, ты норм? Я выныриваю из себя. — В смысле? — Твои пальцы. Я гляжу на пальцы, что держат уже давно потухший окурок. Они заметно дрожат. — А, блядство. Выпил чашку кофе и вот, на тебе. Как знал. — Тебе же нельзя. — Да, но хотелось. Понимаешь? Я снова вру. Но по реакции его вижу - тут он мне верит. Из-за угла появляется Джейк. Сразу понимаю - он за мной. — Ники, погнали. — Что, домой? — М, нет, давай сначала поужинаем. Весь день не ел. Я угощаю. Конечно же он угощает. У меня то откуда средства?

***

Я забыл о чувстве голода и, уж тем более, аппетита. Джейк жарит барбекю на горелке, методично переворачивая кусочки мяса. Запах я чувствую, но ничего более. Я заметно поникший. Джейк видит это, потому болтает, стараясь поддерживать мой настрой на приемлемом для выживания уровне. Я чувствую - что-то неладно. — Джейк. — А? — Хуй на. Масло вдруг шкворчит, брызгая ему в лицо. Он делает огонь потише. — Так, ладушки, Ники. Ты готов к смене обстановки? — Хочешь пересесть ближе к окну? Что б меня хоть раз подвела чуйка - не помню. — Теперь ты поживешь у Хисына. — поясняет Джейк. Меня сейчас словно ледяной водой окатили. Я в ступоре. — Чье было решение? — Хисына. — А с чего вдруг? — Ну, я думаю, кто как не ты в курсе. Сонхун проштрафился. “Отравился” неправильно.— грустно улыбается Джейк. Вот черт. Это всё - из-за меня. Сонхун не справился с отходняками и спалился. Но что, если и не пытался? — А почему я узнаю об это только сейчас? — Хис с Хуном были очень заняты сегодня… что с лицом, Ники? — Таким уродился. — В чём проблема? Ты же ладишь с Хисыном. Да и ему приятно твоё общество… Я считал, что после всего пережитого - меня мало чем можно задеть или ранить. Но я познал трезвость. И только благодаря Сонхуну я могу выносить её и ту боль, которую она причиняет. Без Сонхуна я не готов. Совсем не готов. — Я лажу с хмурым, а еще с винтом. Вот с кем я лажу. И только. — слова, продиктованные отчаянием, вылетают из меня молниеносно. — Да-да, это то, что полюбив раз - никогда не разлюбишь. Выкупаешь? Меня трясет, от того трясет и весь стол, в который я впился двумя руками. Джейк роняет палочки. Я понимаю, что ляпнул только что страшные вещи. И еще страшнее то, что всё это - до сих пор правда. — Ого, тебя что, кроет? Если у тебя мысли сорваться, давай позвоним спонсору. — Ты блядь лучше Сонхуну позвони! Сонхуну! Решаю не дожидаться, когда выдам еще чего похлеще. Поддев стол ногами, едва не переворачиваю на нём всю посуду. Все посетители оборачиваются в мою сторону. Я уношусь в уборную. Дрожащими руками хватаю телефон, вызываю Сонхуна. Слышу гудки. С каждым гудком моя тряска всё сильнее. Наконец, на том конце - его голос. — Ники? — Пак Сонхун блядь! — О господи, ты чего кричишь? — Это что? Это как понимать? Молча, в крысу, не спросив! Это блядь что за сюрприз такой? Я кричу. Я впервые кричу на него. — Стой-стой, пожалуйста. Тише. Послушай. Сейчас тебе надо… Джейк забегает в туалет, небось подумав, что я тут уже навожу прицел иглой. Но у меня нет ни сил ни времени развеивать его ложные страхи, потому молниеносно запираюсь в кабинке, не убирая телефон от уха. Джейк прижимается к дверям и взволнованно тараторит. — Ники, не пори горячку. Давай сейчас обсудим всё, что тебя беспокоит. Это обязательно! Он стучится, я же - прислушиваюсь к динамику телефона. Что мне там надо? — … и веди себя естественно. Всё будет нормально. — Сонхун! Я же сказал тебе, что без тебя не могу! Поэтому нормально не будет, понял? Без тебя - нормально не будет! Выдав очередную рвущуюся из меня правду, понимаю вдруг, что Сонхун сбросил вызов раньше. А из-за Джейка, что до сих пор ломится в мою кабинку, я прослушал всё, что говорил Сонхун до этого. Я злостно выбиваю дверь ногой. Джейк, до этого примкнувший к ней вплотную, получает по лицу и отлетает к умывальникам, что напротив. Из его разбитой губы начинает сочиться кровь, струей стекая по подбородку и капая на рубашку. Он прикладывается ко рту рукой, второй - тянется к диспенсеру с салфетками. — Нихуя себе. По его интонации понимаю, что он в шоке не только от удара. Он всё слышал. Он всё понял. А потому смотрит на меня сейчас, глазами полными сочувствия. От этого взгляда я чувствую себя обнаженным. К такой обнаженке я готов не был. Сокрушаясь, пытаюсь снять напряжение кулаком об стену. Чем вызываю еще большее сочувствие. — Блядь, Джейк, не смотри на меня так. — Ники, я могу сделать вид, что ничего не слышал. — Ты жалеешь меня сейчас, да? Считаешь меня идиотом? — А почему идиотом? — Разве не верх банальщины - любить Сонхуна? Это же Пак Сонхун. Джейк смачивает салфетку водой и начинает возиться со следами крови на шее и одежде. — Влюбляются в него, действительно, часто. Ты прав, тут много ума не нужно. Но любят - единицы, способные не просто бездумно очароваться, но и увидеть в нём больше, чем талант и красоту. И принять это. Кто именно ты… — Джейк болезненно шипит, прикладываясь к разбитой губе. — … разберешься сам. Глава или книга. Я глава или книга? Меня всё еще трусит, но отчего-то вдруг легче, что теперь моя тайна перестала быть абсолютной. Я достаю из кармана бальзам для губ и протягиваю Джейку. — Вот только разберись так, чтобы никто не пострадал. Чтобы проект не пострадал. Понял? Я делаю вдох-выдох несколько раз. Я не могу такое обещать, конечно, однако киваю. Смелею. — Джейк. А ты уже сколько лет нюхачишь? И только кокс? Моей проницательности он не удивлён. Смиряется, вздыхая. — Как когда. То амфетамин, то кокс. Лет пять. Ну, не бездумно, конечно. С перерывами. — Понял. Просто хотел убедиться, что меня не параноит. — Не параноит. Хисын с Сонхуном об этом не знают. Желательно, чтобы всё так и оставалось. — Понял. — Угостить даже не проси. — Да и не думал. Знаю, вы тут все молитесь на мою трезвость. — Что делать с моим лицом? Сейчас они все будут здесь. Разбитая губа Джейка, кровь на его рубашке - выглядит немного подозрительно. Наш совместный ужин пошел не по плану, поскольку я узнал, что нас с Сонхуном разлучают. Не стоит окружающим давать повод для подозрений. Сегодняшнего разговора с Енджуном, пожалуй, достаточно. Потому я включаю кран и, набирая воду в ладоши, поливаю ею пол. Затем - брюки Джейка. — Выйдешь - начни заедаться с администратором. Мол, пол мокрый, ты поскользнулся и ударился. — Может, уже и на бабки раскрутить, в таком случае? — усмехается Джейк. Стебет за мои наркоманские привычки. Я не против.

***

К моменту, как Джейк возвращается за стол после ненавязчиво разыгранной сценки, все уже на месте. Хисын, Сонхун, Енджун, Сону и еще пару операторов. Вроде, никто не воспринял его ранения с подозрениями. Просто посоветовали ходить в туалет с кем-то на пару, как это делают девчонки. — Ну подумаешь, разбитая губа. — Ёнджун гладит плечо Хисына. — Пару дней, пока заживет - побудешь без минета. — Почему же без? — Джейк не скупится на ответку. — А ты для чего тогда? Шутки шутками, а я один тут, походу, ночью натурально жадно заглатывал мужской член. Вот только даже его владелец об этом до сих пор не в курсе.

***

Все, проголодавшись, суетятся, заказывая еду. Хисын обсуждает мой переезд так, будто это в самом деле обстоятельство совсем незначительное. Посмеивается с Сонхуна, мол, тот как раз планирует уйти в запой, и вообще ему давно пора. Сонхун, натянув на лицо карикатурно дурашливую улыбку, шутит на тему опекунства. Такая между нами тремя завязалась ролевая игра, еще с самого знакомства. Хисын - отец, Сонхун - мать, я - их дитё. Хисын, с лозунгом “мать алкоголик - горе в семье” угрожает ему, что займётся разводом и отсудит меня. Сонхун ненавязчиво пытается перетянуть всеобщее внимание на себя. Он страхуется, чтобы никто не заметил, как тяжело сейчас мне. Мою нервозность выдают всё еще дрожащие пальцы. Я прячу их под стол. Краем глаза подмечаю, что кое-кто на меня поглядывает чаще остальных. Более пристально. Это Енджун. Таки заподозрил что-то, потому украдкой изучает. Выгадываю момент и, протиснувшись между Сону и оператором, неспешно покидаю помещение. Когда я оказываюсь на улице - то долгое время стою один. Не спешу закуривать. Я жду.

***

— Дай свои. — просит он. У меня сигареты потяжелее. Я протягиваю ему раскрытую пачку. Берет сразу две. Одну - за ухо. Делает точь в точь, как обычно делаю я. К чему эта мимикрия? — Значит, ты решил от меня избавиться? — У нас с Хисыном был договор, я его нарушил. Поэтому я даже не спорил с ним. — А как много он знает? — Только о выпивке. Никто не должен знать, что случилось то, чего я не должен был допустить. — Моих действий? — Я не только о ночном происшествии. Но и о причинах. — Ты о моих чувствах? Ты не можешь запретить мне их. Мои чувства - не преступление. Что в них плохого? — Ники… Пациент и врач, ученик и учитель, страждущий и спаситель. Это же самый банальный троп о привязанности. — Так вот в каком ключе ты видишь мои чувства. А ты не думал, что дело не в обстоятельствах? А в том, какой ты, Сонхун. Я прикипел к тебе сознательно, потому что ты - это ты. В ответ он выдает скорбную ухмылку. По ней понимаю, насколько он уставший. Видимо, любовь к нему видится ему не менее банальным тропом. Конечно, не мудрено, ведь его в самом деле любили многие, если не вдаваться в суть, что есть любовь. Каждый, кто любил его, наверняка соблазнял обещаниями счастья, а в итоге лез в его жизнь со своими тараканами. Походу, как минимум это его уже утомило. И для него я просто очередной из множества тех, что были. Но я не хочу быть очередным. — Сонхун. Не надо недооценивать меня. Я не слепо ведом одними лишь банальными тропами или соблазном иметь самого Пак Сонхуна. — Что ж. Допустим. Допустим, что твои чувства осознанные. — он кивает, а горькая улыбка всё не сходит с его лица. — Да, ты уж допусти, будь добр, а не спеши лепить клеймо. — Но клеймо, всё же, есть. И не я его налепил. — Не понял. Сонхун закуривает и очень долго молчит, глядя в никуда. Это не к добру. Сейчас будет что-то, что требует от него, видимо, аккуратного подбора слов. Чую совсем недоброе. — Ты - всё еще наркоман, Ники. И ты знаешь, что это значит. — Скотина. Сонхун, метнув на меня изумленный взгляд, застывает. Да, я впервые позволил себе такой тон. — Ты взял меня за основу целого проекта! Не побоялся ведь того, что я наркоман. На кону куча бабок, людей, членов команды. А как к себе подпустить - так вдруг вспомнил, кто я. — Ники, проект должен был послужить тебе лекарством. Это творческий процесс, который исцеляет. Я дал тебе к нему доступ. Я думал, это наполнит тебя. Но сам я так наполнить тебя не способен, я не смогу тебя исцелить. На счет проекта он то прав. Единственная причина, почему я всё еще не ширнулся. Однако, он лжёт, нагло лжёт. Он знает, что моя болезнь не лечится, с ней до конца дней жить и бороться. Потому глупо сейчас говорить об исцелении, я же его и не требую. Я требую лишь его, Сонхуна. Ему же удобно делать вид, будто не понимает. — Скотина. Я злостно швыряю недотлевший окурок прямо ему в лицо. Он, и без того уже дерганный и на нервах, в последний момент успевает выставить руки. Не будь мы сейчас на всеобщем обозрении всех, кто внутри кафе, я, боюсь, вдавил бы его в стену и протащил бы его вдоль неё от края до края. — Я торчал, но когнитивно не повредился, слышишь? Я понимаю, как всё устроено: ты взял меня на себя - значит, взял и риски! Так что прекрати меня держать за идиота! И принимай давай, принимай риски. Они - случились. Сонхун медленно поворачивает своё лицо обратно в мою сторону. Смотрит на меня так, будто я прямо сейчас вытанцовываю чечетку на свежем гробу его только почившей любимой бабули или собаки, лучшего друга детства, или кого он предпочитает больше, людей или животных. Вообщем, такой его взгляд я еще ни разу не видел. Мне от этого открытия так хорошо, что аж плохо. — Окей. — он сцеживает каждую букву металлическим ледяным голосом. — Я принял то, во что вляпался. О к е й. Ему бы сейчас пол бутылки соджу и пять колес прозака. Его рот был бы мягок и податлив под моими пальцами, и я не услышал бы подобный холодный тон. Нет, мне нравится раскрывать в нём новые стороны. Но не хотелось бы больше слышать этот холод применительно к себе. — Да, Сонхун. Можно и так сказать. Вляпался. Так что теперь - принимай последствия. Догадываешься, какие? Сонхун нервно жуёт свои губы. — Чтобы и дальше полноценно функционировать, мне надо жить с тобой. Быть рядом с тобой. Быть с тобой. Иначе я не справлюсь. Глаза Сонхуна, уставившись в одну точку, становятся всё огромней от услышанного. — Это ведь шантаж, да? — Да, Сонхун, выходит, что да. Но ведь искусство требует жертв. Так что решай, что для тебя важнее: проект или личное. — Ники… Но как же Енджун? — Блядь! Я и без того в ужасе, какими методами прокладываю путь к своей цели. Однако, неужели главной преградой, всё же, является Енджун? Ну хоть бери и подстрели его в темной подворотне. Я становлюсь всё более нетерпеливым. — Он будет сильно против? Он будет ревновать? Это разобьет ему сердце? — Он близкий мне человек. — Полагаю, он привык, что ты всегда ставишь работу на первое место. И теперь я - твоя работа. Раз он близкий - то поймёт. — Я бы хотел, чтобы мы и дальше с ним были близки. Ты понимаешь, о чем я? Если я правильно понял его, то сейчас озверею. Держусь из последних сил. — Сонхун, ты ахренел. Одной задницей на двух стульях? Исключено. Если ты со мной - то ни с кем другим. Понял? — Ого, вот значит, как. — Так и никак иначе. Наркоманы бескомпромиссны. Либо всё либо ничего. А ты типа не знал? — Знал. Но не думал, что это будет применено лично ко мне. Чувствую, как он подавлен, едва не сломлен. Но я не побоюсь прогнуть его до конца, поскольку он человек гибкий - не сломается. Будет, разве что, немного больно. Жаль, не слышно его беспомощных тихих стонов. Но всё еще впереди. Не терпится увидеть, каков Сонхун, когда смиряется с неизбежностью и телом и душой. — Ники. Заполучив меня шантажом, теперь ты понимаешь, почему я не хотел принимать твои чувства? Они нездоровы. — Ну да, я болен. Откуда во мне хоть что-то здоровое? Но ты справишься, Пак Сонхун. Считай, это вызов твоему таланту, твоей находчивости. — А о моих чувствах ты подумал? О моем сердце? — Если всё это для тебя такая драма - ты лучше вложи в неё всю свою душу и преврати в очередное своё творение. Дела сердечные - тоже искусство. Сонхун небрежно выбрасывает окурок и демонстративно аплодирует мне. — Красиво стелишь, Ники. — Видишь, я не только внешне красив. — Шантажист беспринципный. — Всё ради искусства. — Действительно… Он расправляет плечи, делает глубокий вдох. Он принесет себя в жертву, я знаю. Я ощущаю вкус победы. Даже слюноотделение повышенное.

***

Я смиряюсь с тем, что какое-то время я поживу у Хисына. Сонхун же должен будет придумать, как забрать меня обратно. А пока мы, спешно попрощавшись со всеми, вызываем такси и едем к нему за моими вещами.

***

Я обожаю октябрь за его мягкую погоду и буйство красок. За то, что ночи становятся, наконец, длиннее. Сонхун такой же как и я - бесконечно влюблён в осень. Даже сейчас, когда он, казалось бы, подавлен, невольно оживает в лице, глядя на мелькающие в окне желто-оранжевые пейзажи парка, мимо которого проезжаем. А я оживаю, глядя на него. Какой же он чуткий и восприимчивый. У меня дух перехватывает от того, что теперь эта осень - станет нашей. И я нетерпелив. До его дома ехать минут пятнадцать. — Сонхун. — М? Я, придвинувшись к нему вплотную, разворачиваю руками его лицо к себе. Перехожу на шепот. — Иди сюда. Иди. Он мягко уклоняется, но я даю понять, что мне плевать на таксиста. Таксисту тоже плевать, он уже понял, что мы за пассажиры, потому всем вниманием на дорогу. — Иди, иди, ну же, Хун. Я горячо умоляю, хотя знаю: никуда он уже не сбежит. У меня сердце колотит грудину, словно я впервые попробовал винт. Его лицо в моих руках, а наши тела плотно прилегают друг к другу. Сбиваюсь в дыхании еще до того, как коснусь его губ своими. Он же неловко забился в самый угол. До последнего оттягивает этот момент. Глупый. — Целоваться в такси - это ж классика. — В случае двух влюблённых. — возражает Сонхун. — Или пьяных. А тут ни то ни то. — Возможно, наш случай когда-нибудь тоже станет классикой. — Не дай бог. Его вымученную улыбку я накрываю губами. Захватываю его губы своими жадно и нетерпеливо. Я так и знал, что они мягкие, пухлые и податливые. Замерев, он прикрывает веки и терпеливо принимает мои ласки. Приоткрыв рот, впускает в себя мой язык. Умничка. Он отвечает на ласки моего языка своим не спеша, несмело, отчего выходит мягко и размеренно. Будто дразнит, и я завожусь всё сильнее. На периферии в голове фонит мысль, что я могу кончить. Я гоню её прочь. Я чувствую, как периодически его тело охватывает мелкая дрожь. Так я понимаю, что физическая близость для него это в самом деле очень интимно и волнующе. Ему двадцать шесть лет, а он словно подросток. Или это у него такая реакция конкретно на меня? Я вжимаюсь в него плотнее, всасываю его губы с характерным причмокиванием. Ныряя языком всё глубже, я требователен и настойчив. Всё, что только можно, я успеваю испытать на нем, не щадя ни его губы ни мягкость его рта. Мы целуемся до самого дома и задыхаемся вместе. Выхожу из машины, а ноги едва не подкашиваются от волнения. Я схожу с ума от одного вида его зацелованных губ. Они приобрели ярко алый оттенок, заметно припухли, а кожа вокруг них слегка воспалилась и порозовела. Такая вот у него она нежная. И снова мысль о том, что я вот-вот кончу проносится где-то на периферии. Я не уверен, смогу ли сдержаться, чтобы не взять его прямо в лифте. Так и заявляю ему, на что он предлагает подняться по лестнице. — Но у тебя двенадцатый этаж. Знаешь, сколько раз я захочу тебя взять на каждом. Сонхун, с ужасом отмахиваясь, вызывает лифт. От близости к его телу, доступ к которому открылся мне часа пол назад, меня пьянит и мажет. Только заходим в лифт, я прижимаюсь к его ягодицам и трусь о них своим стояком, едва не слёзно постанывая ему в ухо. Когда мы доезжаем до шестого этажа, я вынужденно отстраняюсь, но уже слишком поздно. Та мысль не зря маячила на фоне. Я кончаю себе прямо в штаны. Сонхун, посмеиваясь, аплодирует. — И волки сыты и овцы целы. — Не думай, что этот эксцесс тебя избавит от того, что тебя ждёт. Сонхун малость поникает в экспрессии лица, но держится стойко и достойно. Едва переступив порог, я захлопываю дверь ногой и сразу тащу его в спальню. Вещи мы соберем чуть позже. Я даже не вижу смысла его предупреждать, что этот первый раз будет сумбурным и без всяких предварительных ласк. Мне нужно овладеть Сонхуном просто по факту. Это, скорее, голод души, а не тела. Тело успеет. Судя по его взгляду, он напуган. — Ники, только не порви меня, прошу. — У меня идеально средний размер. — У тебя глаза сейчас бешенные. Он прав. И состояние у меня соответствующее. Одной рукой я спешно раздеваюсь, другой уже достаю из ящика лубрикант и кидаю на кровать. Сонхун неохотно стягивает с себя брюки, затем белье. Уже оголившись, я застываю, когда он неуверенно раздвигает ноги и, нанеся смазку на пальцы, начинает себя растягивать. У меня сбивается дыхание при виде его раскрытых белоснежных ягодиц и аккуратного розоватого цвета входа. — Красивый, пиздец. Он ловит мой взгляд своим и понимает, куда конкретно я сейчас смотрю. Его щеки мгновенно розовеют. Выйдя из транса, я присоединяюсь, устроившись между его ног. В горле резко пересыхает от волнения, когда касаюсь его входа и проникаю внутрь, где так хорошо и тепло. — Нет, не убирай свои. — прошу я. — Продолжай. Наши пальцы соприкасаются внутри него и причиняют ему дискомфорт, из-за чего он ерзает бедрами. — Ты слишком узкий. Ты так сильно напряжен? — Просто я не часто... Возможно, тот случай с Енджуном в трейлере был редким случаем. Подозреваю, из них двоих инициатором чаще выступает Енджун и то, с голодухи. Добравшись до простаты, я массажрую её довольно нетерпеливо. Каждое надавливание откликается в нём взволнованными шумными вздохами. Снаружи он заметно твердеет. Значит, я делаю ему приятно. Однако внутри он всё еще зажат и напряжен. И вдруг ни с того ни с сего. — Ники, знаешь…я не хочу. — в его голосе нотки подступающей паники. — Это всего лишь секс, Хун. Он пугает тебя? — Мгх… — Или я тебя пугаю? — Мгх… — Я противен тебе? Мотает головой в стороны. Да я и сам прекрасно знаю, что нет, он ведь имел смелость и неосторожность ещё при нашем знакомстве отпускать комплименты в мой адрес, особенно подчёркивая сексуальность моей энергетики и “ебабельность” моей внешности, пускай ничего личного в это и не вкладывал. Кто ж знал, что он доиграется и окажется подо мной? — Настолько привык к Енджуну? Он скорбно кивает. Да, я ахренеть не рад это слышать, но. — Ничего, вот это как раз поправимо. Я уже упираюсь головкой к его входу. Он совершает последнюю бессмысленную попытку остановить меня, вытянув руки вперед. Я же, довольно резко и грубо подмяв его тело под себя, затыкаю ему рот своими губами. Он сдавленно мычит мне в рот, когда я начинаю проталкиваться внутрь. От его умопомрачительной узости мне становится чертовски хорошо, и еще лучше от самой мысли, что я - внутри Сонхуна. Моя влажная мечта сбывается прямо сейчас, приводя меня в восторг, а Сонхуна - в отчаяние. Он почти не отвечает на мои поцелуи и, зажмурившись, будто пытается уйти в себя, спрятаться от реальности. Но я не дам ему сбежать, я заставлю прочувствовать её во всех деталях, пикантных, приятных и не очень. Двигаясь быстро и напористо, я подмахиваю бедрами, толкаясь в одно и то же место, чтобы стимулировать его простату. Чем приятней ему будет, тем приятнее будет нам обоим. Однако он, впившись ногтями в мои ягодицы, царапается и рвано хрипит мне в рот. Не могу понять, ему больно или это такой протест? Чем бы ни было, от этого я завожусь лишь сильнее. Даю ему это понять, начав толкаться в него резко, грубо и до самого упора. Я не оставляю ему выбора, ему придется смириться, подстроиться. Наконец, он начинает ерзать бедрами в поисках правильного положения и, вскоре, подставляется под нужным углом. Он, на деле, прекрасно знает, как надо — Да, Сонхун, помоги мне сделать тебе как можно приятнее. Прямо изнутри сразу же чувствую разницу. Несдержанно стону, настолько сильными становятся ощущения, и сразу же наращиваю темп. И далеко не сразу замечаю, что уже какое-то время он лепечет что-то неразборчивое. Мне приходится замедлиться, чтобы прислушаться: задыхаясь, он всё время умоляюще шепчет моё имя. Я никогда не был так близок к небесам, как сейчас. Его голос, медовый и дрожащий, вырывается из него так трепетно и откровенно, что от этого моя крыша окончательно отъезжает. Он продолжает сжимать мои ягодицы пальцами, но уже не пытается ранить ногтями. Я теряю остатки себя. Я вынужден убрать его руки. Перехватываю их и завожу ему за голову, придерживая жестким хватом одной руки. Он беспомощно извивается подо мной и снова шепчет моё имя. Это слишком прекрасно, потому я прошу его помолчать. Потому что вот-вот кончу. А он этого, видимо, и добивается, поскольку его мокрое от слез лицо - сигнал двоякий. Между нами то ли секс, то ли пытка. Я плохо соображаю, поскольку почти всегда трахался под наркотиками и во время секса думать не привык в принципе. Поэтому, возможно, перегибаю, трахая его на износ. Даже когда кончаю - не останавливаюсь. Сонхун энергично хлопает меня по спине. — Нет-нет-нет, еще не всё, мой хороший. Жгучее мучительное напряжение снова нарастает, затвердевает, нуждаясь далеко не в одной разрядке. Но гонюсь я далеко не за ней. Я продолжаю до тех пор, пока его глаза под дрожащими веками не закатываются, а ноги не сводит от спазмов. Вскрикивая, он просит остановиться. Я, всё же, довёл его до оргазма. И я горд собой, доволен тем, что сумел. Очарованный этим зрелищем, я замедляюсь и чувствую, как он сжимается вокруг моего члена. Его тело, находясь на пике чувствительности, оказывает сопротивление, не даёт мне продолжить. Но именно сейчас и нужно продолжать. Поэтому я не даю ему достигнуть окончательной разрядки с помощью руки. Вместо этого - придавливаю его трясущиеся ноги к его груди своим телом. — Еще разок, Сонхун. В ответ - мат вперемешку со всхлипами. Я начинаю двигаться сразу же, как только стихают спазмы. Хватает пару резких ритмичных толчков. Напоследок я едва успеваю войти в него до упора и остаться внутри, как его тело снова охватывает дрожь, еще сильнее предыдущей. Снова наслаждаюсь, как сильно он сжимается вокруг меня. — Выйди. — шепчет он, умоляя. Мотает головой из стороны в сторону, зарываясь в подушку. Пытается отстраниться от меня руками. От того, как он бьется в экстазе, я снова кончаю. Толкнувшись в него, чтобы завершить этот процесс, я провоцирую новую волну спазмов, и только я начинаю изливаться, она выталкивает меня. Его трясёт, он не в силах издать ни звука и даже помочь себе кончить рукой. Просто впивается пальцами в моё предплечье, будто летит в пропасть и хочет за что-то ухватиться. Склонившись над ним, я любуюсь тем, как он теряет контроль над телом. Глажу его лицо, убирая с него влажные пряди волос, надавливаю пальцами на его дрожащие приоткрытые губы. — Красивый, пиздец. Пытаюсь запечатлеть в памяти каждую секунду. Обхватив рукой его головку, я долго и плавно довожу его до полноценной разрядки.

***

Он обращает на меня свой опустошенный взгляд. Смотрит вдруг, как на чужого. Впрочем, не удивительно. Я добился своего шантажом, оттрахал его, как животное, и заставил испытать то, чего он, полагаю, не хотел испытывать подо мной. — Иди собирай вещи. Времени мало. Он говорит это холодно и отстраненно. Режет наживую. Наказывает. Мне же - впервые после секса так сильно хочется нежности. — Буквально минуточку. Я припадаю лицом к его животу и слизываю с него остатки его семени. Оно пресное и горьковатое, как и моя жизнь. Его живот резко вздымается, но остановить меня - пока не останавливает. — Ты всегда так трахаешься? — Как? — Как обезумевший. Я не готов к повторению подобного. — Но ты же кончил. — От такой сверхстимуляции даже полено кончит. — Трижды. По-настоящему. — Моё тело - не аттракцион. — Моя жизнь - тоже, но именно в него ты её превратил. На самом деле, я так не считаю. Всё, что он сделал с моей жизнью - это прекрасно, каким словом не назови. Но сейчас я ляпнул это специально. И пока он осмысляет, плохо ли это и виноват ли он в чём, я выигрываю время. Вылизав с него всё до последнего, спускаюсь языком к его лобку. Трусь лицом о его короткие волоски, зарываюсь в них носом и всё никак не могу надышаться его запахом. Даже когда он хватает меня за волосы и оттягивает с силой, я до последнего сопротивляюсь. — Бля, Ники, щекотно! Из Сонхуна вырывается нервный смех, и он ударяет меня коленями.

***

Почти все сумки собраны. Я докидываю внутрь них всё, что осталось по мелочам. В дверях появляется Сонхун. В халате, распаренный после душа. Его белоснежная кожа лица сейчас глянцевая после умывания, а губы всё еще припухшие, мною и им искусанные. Он смотрит на меня взглядом совсем для меня новым. До этого дня между нами была связь, понимание, даже привязанность. Однако, выпустив на волю своих демонов и направив их на него, я, кажется, тем самым его оттолкнул. Чувствую, он прилагает усилия, чтобы смотреть на меня, как прежде. — Ты доволен? Вопрос с упреком. Но я буду это игнорировать. — Если тебе интересно, понравилось ли мне, то очень. У тебя настолько чувствительное тело... сколько у тебя было любовников? Он демонстративно закатывает глаза. — Ладно. Я понял, что достаточно. — Ты не ответил на вопрос. — Доволен ли? Ты что, надеешься, что все мои чувства лишь вожделение, и облегчив яйца, я облегчу и душу? Напрягая лицевые мышцы, он прикусывает щеку изнутри. Доходит до него, что это у меня - не просто каприз. Не просто очередная тяга. Не просто влажная фантазия переспать с самим Пак Сонхуном. Всё серьезно, черт возьми. — Сонхун. У нас не секс по расчету. Мне всего тебя надо. Чувствую, он всё ещё не смирился со своим новым положением, внутренне сопротивляется… черт, какой же он красивый сейчас. Всегда. — Ты лучше сконцентрируйся на работе, Ники. — Моя работа - быть трезвым. Тогда всё остальное получится. Да, я намеренно играю с его страхами. Хреново будет, если я сорвусь, правда ведь? Сонхун опускает веки, вздыхает. Очередная попытка смирения. — Я постараюсь дать тебе всё, что смогу, Ники. — Всё, что у тебя есть, Сонхун. Всего себя. — Я никогда не был в подобной ситуации. Но, правда, постараюсь. Я доверяю ему. Он действительно ко всему подходит творчески, он справится. Пускай и не сразу. — Ладно. Поцелуй? Вообще, я уже давно понял, что он такой, что лучше у него не спрашивать, а просто делать. Я подхожу, опускаюсь на колени и приподнимаю его халат, под которым он совершенно голый. Обхватываю его головку губами. Такой поцелуй, пускай и односторонний, даже лучше. — Ай, Ники. Всасываю в себя, жадно причмокивая. Он, нервничая, запускает в мои волосы пальцы. Я успокаиваю, поглаживая его бедра. — Он такой красивый. Как давно у тебя обрезание? — С детства… мгх. — А зачем? Целую уже слегка набухшую плоть. — Эстетично, гигиенично, прогрессив… мгх. Двигаясь от головки вдоль ствола и ниже, я выцеловываю каждую его теплую венку. Поднимаю на него взгляд, смотрю снизу вверх. Мне безумно так нравится, стоять перед ним на коленях. — Это прекрасно. Снова прикладываюсь губами к головке, покрывая её ласковыми поцелуями. Из его спальни слышится звонок мобильного. — Ники. Бегом!

***

Я уже обуваюсь. Внизу ждет такси. — Слушай, я могу забрать те вторые кусачки для кутикулы? — Пф. У Хисына там целая коллекция, так что не парься. Сонхун приучил меня следить за ногтями, хоть последнее время для съемок мне придется их намеренно запускать, потому что у наркоманов всегда неухоженные ногти. Надеюсь успеть кое-что сделать своими пальцами до того, как ногти на них отрастут до безобразия.