Heaven knows what

Двери трейлера закрыты, но тусклый свет внутри пробивается через зашторенные окошки. Значит, кто-то там, всё же, есть. По-хорошему, мне стоило бы уйти, ведь неспроста же двери закрыты, а окна зашторены. Но я прислушиваюсь. И, черт дери, слышу его. Всматриваюсь в одну из щелей и, черт возьми, вижу. К такому я готов не был, хоть именно с этой стороны Сонхуна и мечтал познать. Но не в роли наблюдателя. Прижатый всем телом и лицом к стене, Сонхун сдерживает себя, проглатывая стон за стоном. Его сомкнутые веки - влажные, опущенные ресницы - густые и мокрые. Енджун, вплотную прилегая к его спине своим телом, что-то нашептывает ему на ухо. Я так и знал. Они никогда не афишировали свои отношения, но я всё равно знал. И сейчас я становлюсь свидетелем того, о чем догадывался - воочию. Штаны Сонхуна приспущены вместе с бельём. Енджун ритмично толкается в него пальцами, пока тот шкрябает руками стену, жмурится и шевелит своими влажными искусанными губами. Что-то неразборчиво шепчет. По его лицу понимаю - ему сейчас слишком хорошо. Еле удерживая себя на ногах, что всё норовят согнуться в коленях, он плавно запрокидывает голову назад, укладываясь на плечо Енджуна. Очертания его шеи с острым кадыком, двигающимся то вверх то вниз - выразительны, бесподобны. Енджун, опустив свободную руку чуть ниже его живота, зачем-то методично надавливает на это место, одновременно с тем ускоряясь в движениях пальцев. Рассматривая его в профиле, вижу, с каким блаженством и страстью он поедает глазами Сонхуна, особенно его лицо, прижатое к стене. Я слышу его рваные реплики. Он, заведенный, голосом полным волнения и трепета, безостановочно спрашивает у Сонхуна, всё ли правильно делает. “Вот так? А вот так?”. И будто добивается чего-то определенного. Я уже не в силах оторваться, я хочу увидеть, понять, что будет дальше. Вскоре, Сонхуна начинает потряхивать. Вижу, как он жмурится, как сильно напрягаются его лицевые мышцы. Енджун, рвано дыша ему в ухо, нашептывает слова похвалы и не останавливается. Оба опускают свои взгляды куда-то вниз. Сонхун, кажется, будто вот-вот заплачет, но это будут сладкие слёзы. Томная слегка вымученная улыбка трогает его губы. Я невольно прислушиваюсь. —Ну давай же, Сонхун, не сдерживай себя. Продолжай, прошу. Сонхун всхлипывает, когда движения Енджуна становятся грубее и резче. — Умничка моя, Хун, умничка. Я всё потом уберу сам. — успокаивает его Джун, покусывая его ухо. — Давай ещё, ты можешь. Сонхун, всхлипывая всё чаще, мотает головой в стороны, будто даёт понять, что больше не может, однако то, о чем просит его Джун, кажется, всё равно происходит. Тело Сонхуна охватывает дрожь сильнее предыдущей, потому Енджун, обхватив его талию свободной рукой, крепко удерживает его. Ласковые слова похвалы смешиваются с частым прерывистым дыханием Сонхуна. По его измученному выражению лица, влажным глазам и движениям тела, всё еще бьющегося в спазмах, считывается, что процесс даётся ему через силу и приносит и удовольствие и боль одновременно. Чем бы это ни было, я чувствую себя свидетелем чего-то более интимного, чем просто секс. Чего-то, что возможно только между по-настоящему близкими людьми. Ох, как же многое я упустил в этой жизни, как многое не попробовал, пока безбожно торчал. Потому то, что происходит на моих глазах - ощущается как таинство. От этого я вот-вот потеряю рассудок. Енджун, явно испытывая восторг от процесса, срывается на стон, и всё не прекращает повторять, какой Сонхун умничка. Мне не видно, но я начинаю догадываться, что именно у них там происходит. — Прямо на рабочем месте мне еще не доводилось. — посмеивается Сонхун, смаргивая слёзы. — Ты специально сводишь меня с ума? Его всё еще потряхивает. — Кто кого тут сводит с ума, м? Давай, ты сможешь еще раз. У тебя получается…Я так скучал по этому, прошу. У меня мурашки по телу, внизу живота завязывается тугой узел, стягивает стенки, опускаясь всё ниже и ниже. Я так и думал. Сквирт - редкое явление, и нужно уметь до него довести. Определенно, практика тут уже наработанная. Сонхун мотает головой в стороны. — Мне больше нечем, правда. Енджун, приспустив уже своё белье, поглаживает его ягодицы. Боже, я впервые их вижу, но насладиться видом мне мешает Джун, что пристраивается вплотную. — Я кончу быстро. Мне кажется, я вот-вот вместе с ним. — Я больше не могу…— едва не скулит Сонхун в ответ. Енджун понимающе кивает, осыпая его шею поцелуями в качестве извинений. Потому что вопреки “не могу”, он снова придавливает его к стене. Одной рукой обхватывает его обессиленное тело, второй - зажимает ему рот. Сохнун смыкает веки, будто в знак смирения с тем, что будет дальше. И я знаю, что будет. И вот тут я уже не выдерживаю. Подрываюсь с места и уношусь подальше. За один раз я увидел слишком многое и теряюсь с тем, что чувствую теперь. Уверен в одном: мне больно. Я желаю Сонхуна безмерно, но это желание исполняется на моих глазах у кого-то другого. Причем так, как даже я бы сам не додумался. Это пошло, это настолько горячо и интимно, что всё моё естество вспыхивает адским пламенем. Теперь и мне хочется делать с Сонхуном всё то, что только что увидел. Хочу, чтобы его чувствительное тело трясло подо мною, чтобы он изливался от моих пальцев, чтобы прямо на простыни, чтобы целыми лужами и очень много раз. Я жажду опустошить его до последней капли, затем начать заново. И забрать все его стоны себе. Доктора бы одобрили такой всплеск либидо, сказали бы, что я выздоравливаю. Но я не согласен. Я чувствую всё наоборот, я чувствую, что заболеваю. Я в самом деле одержим.

***

Телефон в заднем кармане постоянно вибрирует. Вдалеке вижу фигуру Джейка. Носится туда сюда, не отрывая телефона от уха. Это он мне звонит, ищет меня. Кажется, сейчас меня отправят домой.

***

Хочется по его возвращению закатить сцену ревности. Я совсем одуревший. Я вынужден принять транквилизаторы. Эффект удовлетворения от проделанной за день работы - как рукой сняло. Меня снедает голод собственного сердца. Я размышляю над тем, смогу ли я теперь спать рядом с ним после увиденного? Находиться с ним зная, что мне он не принадлежит. Что я - лишь глава в его жизни. Я хочу быть книгой. После душа - я сразу же иду в его комнату и кутаюсь в его одеяло. Это мой безмолвный протест, моя ревность, на которую я не имею права. Наконец, щелчок замка. Слышу шуршание пакетов, затем он зовет меня. Я делаю вид, что заснул. Он ищет меня в моей комнате и, не найдя, застывает уже в дверях собственной. Я продолжаю притворяться спящим. Какое-то время он молчит, видимо, обдумывая ситуацию. В ней я словно собака, что спит на вещах хозяина, потому что соскучилась. Он удаляется в душ, решив дать мне еще немного времени на сон. Будит меня уже по возвращению. — Ники, я там накупил всякой вкусной еды. Я делаю вид, что с трудом понимаю его спросонья. — Мясо лобстера, Ники. Лобстера. Черт дери, как я обожаю лобстеров. Видимо, он решил меня побаловать, поощрить за удачный дебют. Но мне уже не до еды. Я не могу сказать ему прямо, насколько мне больно от того, что довелось сегодня увидеть, но своим чахлым и апатичным видом дам знать, что я - не в порядке. Я в самом деле словно питомец, что одичал без ласки. — Я думал, ты проголодался, у тебя был такой трудовой день. Говорит уже более растерянным голосом. Присаживается рядом. Трогает мой лоб. — Я переутомился, наверное. — объясняюсь я, стараясь звучать неубедительно, чтобы вызвать у него еще большую тревожность. Поправив на груди банный халат, Сонхун взволнованно всматривается в моё лицо. Естественно, уже и не спросит, какого черта я без спроса залез в его кровать. Теперь его беспокоит моё состояние. Я симулянт? Возможно. Но мне ведь в самом деле пиздецки плохо. — Спасибо за лобстера, правда. Я позже поем. — Ты сегодня был просто невероятен, Ники. Он треплет меня по волосам. В такие моменты чувствую нашу разницу в возрасте. Мне девятнадцать, ему двадцать шесть. В целом, чувство приятное. — Ты играл бесподобно. Сейчас он направит на меня свою магию и начнет воздействовать на мою менталку, дабы вывести из упаднического состояния. — Сону к вечеру даже поплохело. — добродушно смеется он, зачёсывая назад влажные пряди волос пальцами. — Разболелись все синяки и укусы, что ты оставил. Но он с гордостью их теперь носит на себе, как напоминание о том, что он отлично справился. Эта сцена насилия для него тоже была первой… Ну, думаю, на утро его энтузиазм явно поубавится. Я слегка улыбаюсь. На следующий день ранки и синяки в самом деле всегда болят сильнее. — Но это хорошо, что ты его разукрасил. —продолжает Сонхун. — Наркоманы ведь всегда, как ты говоришь… — … Будто в пустую стиралку закинули. — Да-да. Вот именно такой теперь у Сону видок. Продолжая неспешно обсуждать прожитый день, Сонхун делает вид, что раскладывает что-то по полкам, прибирается по мелочи. О чём-то шутит, я поддакиваю. Вспоминает ситуацию с накладными волосами. Говорит, пересматривая черновой материал, все едва не плакали на моменте, как у Сону случается из-за них истерика. Он, скотина, умеет забалтывать.Становится всё комфортнее. Я обдумываю, как остаться у него на ночь в этот раз. Позавчера были магнитные бури. Вчера я якобы переживал перед своим полноценным дебютом. А сегодня? Я не хочу ничего придумывать. Хочу просто приучить его спать со мной на постоянной основе. — Сонхун? — я перебиваю его. — М? — Я хочу остаться на ночь. — Что у тебя на этот раз? По его лицу вижу, он меня раскусил, потому не столько спрашивает, сколько заигрывает. Как бы не доиграться до того, что я ляпну ему прямым текстом, как сильно его хочу, во всех смыслах. — Ретроградный Меркурий. — Ну надо же. Вся солнечная система на тебя ополчилась. Может, тебя завернуть в фольгу и в бункер? — Только если с тобой. Достаточно будет твоего одеяла и твоей комнаты. — А перетерпеть никак? Вдруг его невинная игривость на лице сходит на нет. Взглянув на экран телефона, следующие слова он подбирает уже аккуратнее. — Видишь ли. Сегодня я собирался выпить. Обычно, если он выпивает, его нет дома. А когда он возвращается, сразу идёт к себе. Не желает меня лишний раз триггерить, мне то нельзя алкоголь, это тоже наркотик. — Можешь при мне. Честно, мне нормально, правда-правда. Не совсем правда. Конечно, меня будет триггерить. Но наличие его тела и запаха, уверен, сможет компенсировать мою тоску по состоянию опьянения, и опьянит еще сильнее. — Просто… Я хотел сегодня побыть немного один. — осторожно добавляет он. Вот черт. Я уважаю это желание, мне оно понятно, но слово “пожалуйста” неожиданно само вырывается из меня. Несколько раз подряд. Сонхун смотрит на меня, слегка опешив. В моей интонации просквозили отчетливые нотки отчаяния, я это не углядел. — Я не буду тебе мешать, я буду почти незаметным. Пожалуйста. Вообще, Сонхун надо мной порядочно трясется, я это знаю. Он боится лишний раз вводить меня в стресс, ведь от меня многое зависит. И сейчас я не очень то аккуратно даю понять, что его отказ для меня - ситуация стрессовая. — Ладно. Иди тогда сложи еду в холодильник, а я пока переоденусь. И позову тебя.

***

Пока он переодевается, или что он там так долго делает, я прихватываю из блистера с антидепрессантами пять капсул и кладу себе в карман. Да. Потому что я, на деле, всё ещё плохой человек. И никакой реб центр и благоприятная обстановка не способны искоренить во мне это злое начало. На то оно и начало.

***

Горит тот самый ночник, свет которого моим глазам приятен. Подложив подушки под спину, он сидит и попивает соджу прямо с горла. В его ушах - наушники, он что-то смотрит в телефоне, периодически улыбается, что-то отписывает. Я же, как и договаривались, лежу рядом и делаю вид, будто меня нет. Но я есть и краем глаза поглядываю на него. На его влажные от выпивки губы, особенно алые в этом освещении. На выглядывающие периодически клычки, когда он, увлеченный тем, что смотрит, улыбается. Смотрю, как блестят его глаза под слегка опущенными веками. Его ресницы почти касаются его щёк. Они у него вообще ангельские, да и сам он, собственно, словно ожившая картинка. Сочетание красоты и ума - безжалостно завладевает сердцем и вызывает зависимость. Но помимо этой ядрёной смеси, мне кажется, что внутри Сонхуна прячется нежный хрупкий ребенок, который порой не знает, куда деваться от собственного дара, не осознает до конца, насколько разрушительной властью он обладает над другими людьми. Он старше меня на семь лет, но мне всё время кажется, что он намного моложе. Быть может, это я - внутри глубоко постаревший? Я хочу коснуться его родинки на скуле или той, что на переносице. Уверен, на его теле должны быть еще такие же. Одну, яркую, чуть ниже его ключицы, я уже хорошо знаю. Но хочу знать больше. Однако, следы на его белоснежной шее вновь напоминают мне, что всё это - мне не принадлежит. В голове проносятся флешбеки сегодняшнего вечера. Увидев Сонхуна таким раскрепощенным и оголенным, я, хоть и со всем трепетом к каждой мелочи, к каждой его родинке и секунде, проведенной рядом, но отныне не желаю меньшего чем то, что видел. Это желание крепчает, угрожающе приближая к кульминации моей одержимости. Я просто вынужден поддаться ему, пока не отлетела фляга окончательно. Я ж себя знаю - это вопрос времени. Наконец, Сонхун встаёт, отложив бутылку в сторону, и удаляется в туалет. Алкоголь то мочегонный. Я ждал этого момента. Действую быстро. Содержимое капсул всыпаю в бутылку, встряхиваю, ставлю на место. Мой антидепрессант с алкоголем не совместим, он потенцирует его действие, и тот угнетает нервную систему быстрее и ощутимее. Простым языком - сильно пьянеешь, еще сильнее - дуреешь. Да, я плохой человек, я же предупреждал.

***

Вынув один наушник из уха, он устремляет на меня взгляд. Слышно, как из наушника фонит какая-то музыка. — Ты же понимаешь, что Хисын не должен узнать, что я пил при тебе? Я в курсе о неких разногласиях, что случились между ними на старте этого проекта. Во-первых, именно Хисын настаивал на том, чтобы я играл сам себя. Сонхун же, боясь, что повторное проживание мною моей личной истории - особо опасный триггер, отдал роль Джуну. Его выбор не в пользу их фирменного стиля Хисына огорчил. Во-вторых, Сонхун настоял, чтобы я жил именно с ним. Он, в отличие от Хисына - нигде подолгу не задерживается, не считая работы, а потому сможет чаще за мной приглядывать. Хисын от этого тоже был не в восторге, поскольку на Сонхуна разве что у заядлого натурала не встанет. Вот тут Хисын полностью прав, предчувствуя потенциально щекотливые последствия. Но вынужденно уступил. Лишь предупредил, что если всё это ради моего же блага, то Сонхун теперь полностью за меня в ответе, а потому обязан избегать любых триггерных ситуаций. К примеру - при мне всегда находиться в трезвости. Я понимающе киваю и, лежа на животе, продолжаю поглядывать на него. Подобрав пальцами вынутый наушник, вставляю себе в ухо. Провод натягивается, потому Сонхун придвигается ближе. Слушаем вместе. — Ого. Я восхищен этой музыкой. — Ага. Это Foals. Моя любимая группа. Чёрт побери, я в самом деле обожаю его вкус. — Это ведь и моя любимая группа. Под их треки я любил закинуться ширкой и носиться по городу. — Да, их музыка действительно напоминает стимулятор, такая же драйвовая и крышесносная. — воодушевляется Сонхун. — Сейчас, кстати, с фронтменом на связи. — Реально? С самим Янисом? — Ого, даже имя его знаешь. Да, реально. Они напишут композицию для трейлера к фильму. А то, что сейчас играет, собственно, черновое. Но уже понятно, что выйдет. — Увидеть себя на экране под музыку любимой группы - это ж можно взять да и помереть от кайфа. — Причём, с полным удовлетворением и умиротворением в душе. — Да-да, выкупаешь? Смеемся, слушаем дальше. Сонхун продолжает неспешно потягивать соджу. Я поглядываю на него, отслеживая малейшие изменения. Он сидит ко мне уже плотную, я же теснюсь еще ближе. Он не против. — … Мы с Джуном еще с универа тащились с них. А когда увидели их в эпизоде секретной вечеринки сериала “Молокососы”, вообще улетели. Кстати, именно с того момента и начали мечтать, как однажды… Чувствую, как его тело постепенно обмякает, из сидячего положения плавно переходит в полу лежачее. — Мне нравятся твои мечты, Хун. И всё, что тебе нравится - мне тоже нравится. —Даже Ларс Фон Триер? — Ой, нет-нет, — смеюсь я, — “Всё” это не прям всё, но типа почти всё. Он уже не обращает внимания, как тесно становится между нашими телами. Это то, что мне и нужно. — Ты так часто упоминаешь Енджуна. — осторожно начинаю я. — Что, правда? Вот дурашка. И лицо у него соответствующее сейчас. — Ну да. Я знаю, что вы учились вместе. Но с Хисыном ты вообще всю жизнь знаком, но о нем ты так часто не говоришь. — Хисын это как родственник, с которым “всё понятно”. Что о нем говорить? — смеется Сонхун. — А Енджун это… Я прям чувствую, как флешбеки сегодняшнего вечера проносятся уже у него перед глазами. Потому он подвисает на пару секунд. Блядство. Но, скотина, быстро выровнялся, совершив мастерский соскок с темы, да еще с невозмутимым энтузиазмом. — Признайся, он тебе пиздец нравится. — пихает меня локтём. — Когда он играет меня, мне кажется, что я таки чертовски хорош. Потому да. Мне он пиздец нравится. Сонхун, довольно кивая, отпивает еще глоток. — Мне вообще нравится твой выбор… твой подход. — продолжаю я, позволив себе слегка потереться о его плечо щекой. — Не находишь меня слишком с претензией на оригинальность? — А разве это плохо? Быть особенным и не бояться выражать это через творчество. Мне это в тебе аж до мурашек нравится. — Правда? — Правда. Ты слишком хорош, чтобы сомневаться в себе. — О, да-да, не останавливайся, детка. — подыгрывает Сонхун. Его очаровательная и игривая улыбка - преступление. Ох, знал бы он, как рискует, флиртуя со мной, находясь при этом в одной постеле. — И ты сам - мне нравишься. Я касаюсь его плеча губами, один, второй раз. Замерев, он опускает на меня свой взгляд. — У тебя хороший вкус, Ники, я одобряю. Он до последнего пытается перевести всё в шутку. Но я не дам. Моё признание - это о серьезном. Я прикладываю губы к его плечу плотнее и уже не отрываюсь. Аккуратно накрыв ладонью его колено, поглаживаю. Расслабляю его, даю к себе привыкнуть, подготавливаю. Постепенно движения моей руки становятся размашистей и плавно скользят от колена всё выше и выше. Он уже достаточно заторможен, поэтому заметно теряется с тем, как реагировать. Лишь медленно возвращает бутылку соджу на тумбу. Я запускаю руку между его ног, касаясь внутренней стороны бедра. — Ники. Я тут понял. — наконец, он подаёт голос. — Мы так и не успели обсудить один важный момент. Он пытается увести меня в диалог, видимо, всё еще не решив, как расценивать происходящее. — Просто я не думал, что это так скоро станет актуальным…Вообщем. — Да-да? Поддерживаю диалог чисто формально, отвлекая его внимание от всё более настойчивых движений моей руки. — Если твоё либидо восстановилось - говори прямо. Мальчики, девушки… найду тебе, кого хочешь. А если это кто-то из съемочной группы, то тут, конечно, нужно будет сначала обсудить… но что-то придумаем. — Ну ты даешь, Пак Сонхун. Я целую его, моя рука уже между его ног и движется в направлении вполне конкретном, а он в это время говорит о “ком-то” из съемочной группы. — Что? — он до последнего пытается игнорировать очевидное. — Единственное, что тебе не идёт - это прикидываться дураком. — Значит, я по-твоему сейчас прикидываюсь? Какое же неприкрытое фальшивое изумление. В самом деле дурак, что ли? — Может, ты это не сознательно. В упор не видишь. — Не вижу что? Я понял. Он забалтывает меня, чтобы выиграть время и решить, что делать дальше. А я уже решил. Пора заканчивать этот утренник. — А ты закрой глаза и увидишь. Какой же он ведомый, когда пьян. Он действительно закрывает глаза. Пользуясь моментом, я сразу тянусь лицом к его шее. Прикладываю губы к его коже, сминаю сперва в поцелуе лёгком, затем - постепенно подключаю язык. К моменту, как он раскрывает глаза, мои поцелуи становятся всё мокрее и настойчивее. Губами я чувствую, как напрягаются его мышцы под кожей, как движется его кадык, вверх и вниз. Он взволнованно сглатывает, не в состоянии что-либо сказать, поскольку его уже хорошо накрыло. Достаточно для того, чтобы продолжать. Аккуратно запустив руку ему под футболку, касаюсь нежной теплой кожи его живота. Веду рукой вверх, направляясь к груди. — … Порой так удобно быть слепым, да? Слепота освобождает от ответственности. Он снова нервно сглатывает, переваривает услышанное переваренным ядреным пойлом мозгом. — Сними. — шепчу ему на ухо, затем возвращаюсь к поцелуям. Ласкаю его шею уже смелее, засасывая кожу губами. Краем глаза вижу его растерянное лицо и влажные приоткрытые губы. Он потерялся в ощущениях, в моем шепоте, что убаюкивает. Я всасываю его кожу всё настойчивее и плотнее. Рукой добравшись до сосков, легонько начинаю поддевать их фалангами. Хочу ему сделать настолько приятно, чтобы он забылся и полностью отдался мне, не анализируя. И слышу, как с его губ слетает тихий дрожащий выдох. Невзирая на то, что сейчас он прибит алкоголем и барбитурой, его тело отзывчиво, и это сводит меня с ума. Я хочу сделать его своим вопреки всему. Потому что всё, что я имел в этой жизни - я был вынужден брать с боем, брать наглостью. Я по-другому не умею, так сложилось. Я ревнив, нетерпелив. Я из последних сил сейчас держусь. — Сними, прошу, иначе сниму я. — предупреждаю. Сонхун силится выйти из ступора, но его мозг уже превратился в кисель. — Ники, что-то я запутался. Погоди. — Ничего ты не запутался. Происходит то, что и должно. Я поглаживаю ареолы его сосков пальцами, льну языком к его ключице и вылизываю впадину. Все эти предварительные ласки для меня, голодного и озверевшего - словно пытка, хоть и сладкая. Вдруг чувствую, как он неуверенно начинает скользить руками по моим ребрам. Обхватив меня за затылок, запускает в мои волосы пальцы и гладит так нежно, будто пытается успокоить. — Ники. Прости. Кажется, это не встречные ласки. Он жалеет меня. Неужели собирается, всё же, оттолкнуть? Моя фляга отлетает. Резко перекинув через него одну ногу, я взбираюсь сверху, зажимая его бедрами. Он ошарашенно пытается сфокусировать на мне взгляд, но заметно, как у него в глазах троится. Я лишь надеюсь, что до потери сознания не дойдет. Я хоть и ублюдок, но трахать его в отключке не стану. Он беспомощно хлопает своими ресницами и выставляет руки вперед, создавая между нами дистанцию. — Погоди-погоди… Поздно. Он подпустил меня к себе слишком близко. С самого начала, когда забрал к себе. Это было очень беспечно с его стороны, о чем Хисын его и предупреждал. Чем думал Сонхун - не ясно. Может, думал, раз я торчал пол жизни, то до конца своих дней останусь бесчувственным поленом? Подумаю об этом завтра. Сейчас я хочу его просто безбожно. Срываю с себя футболку, оголяя верх. Он закрывает лицо руками и еле шевелит заплетающимся языком. — Не понимаю, что со мной. Неужели я чем-то спровоцировал тебя? — Твоё существование - уже провокация, Хун. Я аккуратно убираю руки с его лица. Он очаровательно опускает веки, глядя вникуда. Безумно хочу его губы, но прежде чем сожрать их и оттрахать его до изнеможения, я хочу насладиться им до того, как потеряю голову окончательно. — Сонхун, Сонхун. — я шепотом окликаю его. Он пытается поднять веки и вымученно кусает губы, чтобы отрезвить себя болью. Но у него нет шансов. Его размазало окончательно. — Сонхун. Хватит мучиться, не сходи с ума. Расслабь сейчас тело, расслабь губы, приоткрой рот и доверься мне. Понял? Кивая, он расслабляет лицо и приоткрывает рот. Видимо, ему настолько плохо, что проще смириться и поддаться. Бедняга. Я, смочив слюной свои указательный и средний пальцы, провожу ими по его нижней губе. Вот так мне захотелось, именно так. Проскальзываю в его рот, ощущая его, теплого и влажного, изнутри. Рот это очень интимное место, оно меня манит. Им говорят слова, с его помощью доставляют и получают удовольствие. — Шире, Хун, шире. Давай. Я намеренно прошу его, поскольку хочу видеть, как он подчиняется. Его воля растворилась вместе с его мозгом. Я ужасен, а он - покорен. И, безусловно, прекрасен. Я проникаю глубже. Его язык непроизвольно сталкивается с моими пальцами и, хаотично двигаясь, пытается увернуться от них, тем самым задевая их лишь сильнее. Его рот наполняется слюной, и я распределяю её между пальцами, затем обвожу ими его нежно алого цвета губы. Надавливая на них, я растягиваю их мягкую ткань. Кровь приливает к ним, делая их цвет еще ярче. Его губы - это искусство. Просовываю в него уже три пальца, наблюдая, как покорно он их в себя впускает. Я неспешно ласкаю его, затем ввожу пальцы ещё глубже. Хочу причинить ему дискомфорт и посмотреть, как он смирится. — Вот умничка, Сонхун. Именно так, как сейчас мои пальцы, будь готов принять всего меня. Второй рукой я поглаживаю через штаны свой затвердевший член. Смаргивая первые проступившие слёзы в уголках глаз, он вымученно мычит, но справляется, когда я достаю до нёба. Рвотный рефлекс у него явно притуплен, что говорит о его натренированности, и это не может не радовать. У меня ощущение, будто я его уже имею, полностью, хотя мы даже не разделись. На рваном выдохе, он запрокидывает голову чуть назад и с силой сминает пальцами простыни. Это его, пожалуй, последняя попытка ухватиться за реальность. Провальная. Я унесу его в новую. — Ты моя умничка, Сонхун. А туда впустишь меня? Просунув руку под его ягодицы, я запускаю между ними пальцы и с силой надавливаю на вход через ткань одежды. Одной рукой он вдруг показывает мне на тумбочку. Я напоминаю ему, что после реб центра - абсолютно чист, потому резинка нам не понадобится, а где лежит смазка я как бы в курсе. Еще в первые дни я обыскал всю его квартиру, пока его не было. Так я собираю информацию о человеке. Но он продолжает тыкать рукой в тумбочку и клокочет ртом, пытаясь что-то сказать. Я высовываю пальцы и вдруг слышу совсем не то, что ожидал. — Я не мог опьянеть от такого количества. Он тычет пальцем непосредственно в бутылку, что стоит на тумбе. — Я не мог… Ники, слышишь? По его учащенному дыханию я понимаю, что его накрывает паника. Он берется энергично тереть лицо руками, растирать уши и всё сильнее извивается подо мной. Кажется, его сознание решило сопротивляться до последнего. — Это ведь ты, да? Мне нужно было взять его чуточку раньше и вытрахать из него остатки мозгов. Он догадался. Ладно. Вины я всё равно не ощущаю. Запускаю пальцы под резинку его штанов, но его паника оказывается сильнее и ударяет ему в голову плотной дозой адреналина. Мои попытки успокоить его словесно - провальны. Резким толчком он пытается скинуть меня, а когда не получается - сует себе два пальца в рот по самое горло. Дела плохи. Я вынужден освободить его тело. Из последних сил он устремляется к выходу. Вот только оказавшись на двух ногах, добежать до дверей не успевает, его кренит в бок. Ударившись о стену, падает на пол. Я подрываюсь к нему. Вины я всё еще не чувствую, хоть мне его жалко. Поскольку он обессилен, я в два счёта стягиваю с него футболку. Всё же, не должны все эти страдания быть напрасными. И, о боже. Завороженно гляжу на его белоснежную кожу и выпирающие лопатки. Он, упираясь руками в пол, умоляет Землю остановиться. Настолько ему плохо. Да, я могу себе представить, как сильно его сейчас кружит. Я наблюдаю, как позвонки на его спине один за одним перекатываются под тонкой кожей. Он пытается привести своё тело в движение, совершает потуги встать или, хотя бы, уползти. Но я уже решил, что я сегодня максимально плохой человек. Потому, схватившись за резинку его штанов, стягиваю с его ног. Собираюсь взять его прямо на полу, пока он еще в сознании. — Даже не вздумай. — шипит он, уткнувшись в пол. — Только не меня, только не я. Я поражен. Уже проще было бы давно сдаться. Ради чего он так упирается? — Прости, но я уже не остановлюсь, Хун, прости. Моя рука тянется к его трусам. — Либо ты остановишься сейчас же … либо катись к чёрту. А вот последняя его фраза - это очень плохо. Что-то сигналит мне прислушаться к этому предупреждению. Я помогаю ему встать и веду его в туалет. — Сколько ты насыпал? — Пять таблеток. — А почему сразу не всю пачку?

***

Слышу, он пытается вызвать у себя рвоту, но у него не получается. Я стою у дверей с бутылкой воды, жду. — Не понимаю, в чем твоя проблема, Сонхун. Сонхун, оторвавшись от ободка унитаза, явно возмущен. — Не пытайся нагнуть меня раком, когда я поворачиваюсь к тебе спиной. — цедит он сквозь зубы. — Я хотел доверять тебе. Черт возьми. Доверять он хотел. А чего хотел я, даже не думал. Разве можно окружить человека заботой, пригреть у себя рядышком и при этом будучи, черт возьми, самим Пак Сонхуном (он просто обязан знать, какие чувства способен вызывать у людей) - так беспечно поворачиваться спиной? Да еще перед человеком бесконечно одиноким и клинически неустойчивым к искушениям. Есть в этом что-то неправильное. В Сонхуне в самом деле сидит ребенок, который хочет доверять вопреки тем знаниям о человеческой природе, которыми обладает. Вот тебе и творческая личность: детская наивность и всеобъемлющая мудрость в одном флаконе. Эти две черты явно не дружат. — Зачем ты отталкиваешь меня, Хун? Это безответственно - сперва подпустить, затем отталкивать. — Наоборот. А ситуация действительно двоякая. Вдруг в его понимании ответственность - это не брать на себя то, что он, по каким-то личным причинам, не может или не хочет. В чем же причина? — Дело в Енджуне? Моя осведомленность, конечно, для него неожиданность. Но тут его, наконец-то, рвёт.

***

Два часа ночи, до подъема осталось часов пять, в лучшем случае. Умывшись, до кровати он добирается с трудом и даже не в силах одеться, потому остается в одних трусах. Я растерянно застываю над ним. — Иди к себе. — тихо говорит он. — Ты злишься? — Мгх… — Я хочу остаться с тобой. — К себе. — Я не могу. Я не могу без тебя. — Но … — далее Сонхун запинается. Его голова падает в подушку, он что-то бубнит и отключается. Бедняга. Но я чувствую себя не менее пострадавшим.

***

Прогнать он меня уже не сможет, он без сознания, чем я и пользуюсь, забираясь к нему под одеяло. Очень долго вдыхаю его запах, наслаждаюсь не спеша. Запах его кожи сумасшедший. Слегка сладковат, со звериными нотками, но очень мягкий и успокаивающий. Моё тело его принимает. Я не могу оторвать лица от его шеи. И я всё еще не чувствую себя виноватым, не чувствую преступником, даже когда просовываю руку ему между ног. Там особенно тепло и приятно. Оттянув трусы, запускаю руку внутрь и трогаю уже на голую кожу. Ощупывая его, я чувствую нечто необычное. Вот так открытие, волнительное и приятное: Сонхун обрезан. Этой нежной кожицы, что сейчас под моими пальцами, хочется коснуться губами, смять её ими, зацеловать каждый дюйм, почувствовать во рту эту мягкую плоть, перекатывать её внутри, играться ею языком, легонько посасывать. Совсем недолго, чтобы не разбудить его. Просто попробовать на вкус. И это самое безобидное, что я мог бы сделать. И потому, нырнув под одеяло с головой - делаю.

***

Утро. Слышу его будильник, сбрасываю. Сонхун продолжает спать по нездоровому глубоким сном. Так я понимаю, что вывел его из строя основательно. Закупаю в аптеке аспирин и тонизирующие антипохмельные напитки в баночках, хотя едва ли это его спасёт. Готовлю завтрак. Слышу, как его телефон уже разрывается. Беру на себя смелость отвечать на звонки. Хисыну поясняю за состояние Сонхуна, не вдаваясь в подробности: отравился чем-то, потому спит. Будем начинать без него. Вскоре за мной заезжает Джейк и мы отправляемся на площадку. Со мной сегодня - лишь пару сцен. Самая основная - с Джуном. И снова насилие. Благо, без обнаженки. Мы валяемся с ним в пожухлых осенних листьях, перекатываемся по земле. Сверху то он, то я. У нас сцена драки. На удивление, махаться с Енджуном довольно увлекательно. Я не чувствую к нему ни ревности, ни зависти, ни злости. Мне хватает ума и зрелости понимать, что то, что между мною и Сонхуном - не его вина. Это только о нас двоих. Поэтому сцену я отыгрываю, не вкладывая в неё ничего личного. Ну а он то и подавно. Он ведь даже не знает, не догадывается, что я уже третью ночь подряд делю кровать с Сонхуном. Не знает и то, что было конкретно этой ночью. Что я делал своим ртом, пока Сонхун спал. Молчу про остальное. Мне даже весело. С нескольких попыток эпизод отснят. К слову о сюжете, никто не победил. Победили наркотики. Пластиковые колбочки со свежесваренным ширевом, о которых Енджун (то бишь я в реальной истории) позабыл, вываливаются из широченного кармана пальто, что на два размера больше, рассыпавшись по земле. Он в ужасе кидается их подбирать, а следом и я (Хенджин в реальной истории), со всем наркоманским пониманием к обстоятельству. Причины махача отступают на второй план. В итоге Енджун выдает мне одну колбу просто так. Зная, что я, на данный момент живущий с Сону вместе - обязательно с ним поделюсь. Там на двоих хватит. Такая вот она, наркоманская любовь. Сцена отснята. Я, нормально прохрустев всеми костяшками, протягиваю Джуну руку, помогая встать. Отойдя на пару метров, отряхиваюсь. Енджун окликает меня и я, едва обернувшись, получаю в лицо целую кучу спрессованных листьев и веток. Глаза все в пыли, потому не глядя, я просто кидаюсь на него, сшибая с ног. Обратно валю на землю и делаю уже из него королеву осени, украсив его и без того слипшуюся от лаков и воска шевелюру всем, что успел подобрать с земли. Сону вертится рядом, пытается пнуть меня под зад, но промахивается и, споткнувшись, падает, за что и накормлен листьями сперва мною, следом и Джуном. Операторы продолжают снимать. Это уже для документалки. Хисын хватается за голову и орёт на Сону. В следующей сцене он не должен выглядеть, как бомж. Только после хорошей взбучки, я помогаю Сону отряхнуться и спрашиваю о его самочувствии. Он говорит, что со вчера всё болит так, словно ночью во сне его похитили и, привязав к капоту машины, таскали по не асфальтированной дороге до самого утра. Мне снова весело. Но это ненадолго. Это что-то вроде веселья, что является предвестником нервного срыва. Он уже подкрадывается, в спину дышит.