Всё, что происходит в Филадельфии, остаётся в Филадельфии

Третья поездка в Филадельфию - это квинтэссенция из её разочарований и страха. Подспудно она осознаёт, что её встреча с онкологом, назначенная на следующий понедельник, подтвердит все возможные худшие опасения, но упрямый разум борется и отказывается смириться с тем, какой диагноз ей озвучат, подписывая фактически своеобразный смертный приговор. Её мать может потерять младшую дочь, толком не оправившись от потери старшей. Это ужасно несправедливо, но кого волнует в этом мире справедливость? Она обесценилась в тот самый момент, когда Скалли ступила за порог подвального кабинета и обнаружила такие Истины, от знания которых у любого нормального человека зашевелились бы волосы на затылке. А ещё был Малдер. Как она собирается сообщить ему о своей болезни, понимая, что эта новость запустит внутри него таймер с бомбой замедленного действия. Их прошлое дело хоть и было жутким, но к Малдеру наконец-то вернулась былая беззаботность. По обыкновению, он спал урывками, зато его недавнее беспокойство из-за старого дела и вызванные им кошмары почти сошли на нет. Он чаще улыбался, флиртовал с ней, и кажется, был вполне довольный жизнью, учитывая, как часто он рисковал этой самой жизнью за последние год-полтора. Она рада видеть его таким, поэтому, когда им пришёл очередной запрос на расследование чего-то необъяснимого с ноткой чертовщинки, а Малдер комично поиграл бровями, Скалли не смогла удержаться от широкой улыбки и дружеского тычка под рёбра. Он картинно ахнул, но улыбнулся в ответ. Именно в таком настроении они и приехали в Питтсбург. Но очень скоро над ними сгустились тучи, и расследование полностью увлекло их. И даже полное подначиваний совместное разгребание отходов в морге и последующая удивительная находка, не отвлекли Скалли от нехорошего предчувствия. Словно на них надвигалась буря, и нет никакого шанса, что им удастся её избежать. Не только Малдер обладал интуицией, Дана тоже освоила эту "науку", но предпочитала называть её жизненным опытом. И этот вот жизненный опыт подсказывал ей, что участившиеся головные боли и кровотечения из носа, которыми она страдала уже вторую неделю, являются не совсем добрым признаком. Она больна, серьёзно, но у неё нет времени поддаваться панике, ровно до того момента, пока их преступник, питающийся раковыми клетками, не говорит ей, что у неё есть то, что ему нужно. Скалли никогда не забудет тот внутренний холод и ужас, которые сковали её в одно мгновение, а в следующее она нажала на дефибриллятор, благополучно избавляя мир от Леонарда Беттса. И в ту ночь её касается первое мерзкое ощущение страха. Она пролежала без сна битый час, прежде чем почувствовала неприятное свербение в носу и вязкую влагу вытекающей крови, и окончательно решила поддаться своим базовым инстинктам. Одним из таких базовым инстинктов, как это не смехотворно для столь рационального ума, какой есть у неё, является инстинкт размножения. Оставить после себя что-то или скорее кого-то, кто станет продолжением тебя самой и того человека, которого ты любишь, а если необычайно повезет, то этот человек любит тебя в ответ. Но рядом с ней нет такого человека. Есть только Малдер, и их общая созависимость, намного более сильная, чем описывают в учебниках по психологии. При мысли о нём, что-то волнительное просыпается в её сердце, заставляя пульс учащаться, а лицо и шею обдаёт жаром. Впервые она позволила себе более глубоко задуматься о природе их отношений, вспоминая каждое его мимолётное касание или взгляд. И с удивлением к ней пришло осознание, что внизу живота с космической скоростью нарастает возбуждение, что, впрочем, не помешало ей выйти из ванной после того, как она сменила испачканную пижаму на простую футболку...его футболку, и постучаться в соседний номер. С той поспешностью, что Малдер открыл ей дверь, можно было подумать, что он стоял точно за ней, ожидая её стука, но думать так смешно и нелепо, ведь у него нет специального радара, следящего за её перемещением. - Тебе тоже не уснуть? - его голос мягкий, с толикой нежной привязанности, когда он замечает, во что она одета, и Скалли, не раздумывая, заходит внутрь, не говоря ни слова в ответ, а двигаясь прицельной наводкой к постели. Он ещё не ложился, поэтому она стянула одеяло в сторону и удобно устроилась на своей стороне кровати. Кстати, когда у неё вообще появилась своя сторона? Но Скалли откуда-то точно знает, что Малдер предпочитает спать слева. Он пожал плечами и тоже двинулся к кровати. На нём лёгкие спортивные штаны и толстовка, будто он собирался на пробежку. Она улыбнулась этой мысли, наблюдая, как Малдер одним ловким движением сбросил толстовку, но остался в штанах, ложась рядом с ней и притягивая в долгожданные тёплые объятия. Их общее дыхание до примитивного успокоило её, и вскоре она погрузилась в сон, избавляясь на несколько часов от страха. Но она не может забираться к нему в постель каждую ночь, и страх возвращается. Она беспомощна и подавлена, провоцируя ссору за ссорой в последние несколько дней в попытке заменить злость на теневых кукловодов злостью на него, раня непреднамеренно их обоих. Каждый новый день, приближающий визит к врачу, наполнен разочарованием и страхом, именно такая гремучая смесь и толкает Дану на то, о чём она будет потом сожалеть каждой клеточкой тела. Или Филадельфия, и правда, что-то делает с ними...делает с ней? *** Эд трахает её сзади грубо, почти первобытно, а единственное, о чём она способна думать, это руки Малдера, страстно прижимающие к себе и его сексуальный шёпот, оставивший ей после себя лишь сладкое воспоминание. Её голова опущена, волосы липнут к потной коже, глаза зажмурены - Скалли изо всех сил старается достичь такой нужной разрядки, бесстыдно используя образ другого мужчины, но руки Эда не похожи на руки Малдера. Он пыхтит и чертыхается, и она понимает, что он тоже не может кончить. Ещё немного и между ног будет всё гореть и вызывать явный дискомфорт от его невозможности завершить их общий разрушительный акт. Это заставляет Дану кричать от гнева и бессилия, но Эд, по-видимому, думает, что она достигла кульминации, отчего удваивает усилия и, наконец, изливается в неё спустя какую-то жалкую минуту, во время которой она глотает непролитые слёзы отчаяния. Потом она заворачивается в его рубашку, невольно воображая, как она будет выглядеть в рубашке Малдера, и сворачивается калачиком, делая вид, что заснула. Но это совсем не так. Она лежит и слушает. Вот Эд встаёт и идёт нетвёрдой походкой в ванную, она слышит шум воды, а затем его невнятную речь, будто он с кем-то говорит, но слов не разобрать, и Дана оставляет попытки понять. Её организм перегружен алкоголем и виноватым сожалением, выключаясь через несколько минут, но сон не приносит покоя. Во сне её преследуют кошмары в виде лица Леонарда Беттса, вновь и вновь говорящего ей, что у неё есть то, что ему нужно. Во сне ей не удаётся убежать от него, Скалли резко распахивает глаза и не закрывает их весь остаток ночи, бессмысленно глядя на грязный облупившийся потолок. *** Обратный полёт в Вашингтон - это ещё один кошмар. Самолёт попадает в зону турбулентности, и она по привычке тянется к руке Малдера, чтобы сжать её в молчаливом желании поддержки, но натыкается на пустой опушенный подлокотник. Правильно, Малдера нет рядом с ней, он удостоил её вряд ли больше, чем парой предложений, позвонив прошлым днём. Между ними пролегла непроходимая пустыня непонимания, и Скалли буквально заставляет себя поднять глаза и встретиться с ним взглядом, возвращаясь на работу побитая, но гордая. Ей невдомёк, что Малдер прилетел в Филадельфию первым же рейсом, как Скиннер сообщил ему о нападении. Она не знала, что Малдер был тем, кто вырвал бумаги из рук полицейских и прочёл её письменные показания, которые она вручила одному из детективов, расследующих это дело, почти сразу же, как они были приложены к документам. Она и не подозревала, какими бешеными глазами он пробегал по строчкам, впитывая текст, словно тот был особенно токсичным ядом, готовым убить его в любую секунду, но Малдер продолжал читать, а затем пошёл в местный полицейский тир и выпустил по мишени две обоймы, с остервенением сжимая рукоятку пистолета. И наконец, именно Малдер настоял на том, чтобы все эти события не были преданы огласке, зная, какими болтливыми могут быть представители правоохранительных органов в своём желании высмеять федеральное ведомство, слывущее явным конкурентом в их работе. Он не двусмысленно дал понять, что если информация по делу просочится в прессу, особенно с упоминанием её имени, они все начнут оформлять пособие по безработице в ближайшее время. Малдер заручился поддержкой Скиннера, и если его угрозы оставили детективов в недоумении, то после звонка из Вашингтона, недоумение сменилось на раздражённую покорность. Он полностью отдавал отчёт в том, что его поведение выглядит слишком территориальным, но, по обыкновению, ему было наплевать. Все эти люди могут думать, что их душе угодно, для него имело значение только Скалли и её безопасность. И да, он навестил её в больнице, прокравшись в палату посреди ночи, как вор, пока она спала под обезболивающими и успокоительными. Около часа Малдер почти неподвижно простоял у её кровати, разглядывая синяки и ссадины на лице Даны и задаваясь вопросом, почему она повела себя столь нехарактерно и безрассудно. Что подтолкнуло её к этому? И какую роль сыграл он? Покинув палату также бесшумно, как и вошёл, Малдер вернулся в Вашингтон, откуда и позвонил ей в районе обеда, чтобы перекинуться ненужными и пустыми словами о её самочувствии, отключая на мгновение эмоции, как его учили во время учёбы в Оксфорде, но ощущая, как привычная тоска по ней заполняет его лёгкие. Решив похоронить эти чувства глубоко внутри себя, Малдер мужественно перевернул данную страницу их жизни. Скалли терзают похожие чувства, но её решения более эгоистичны - он не должен увидеть её уязвимости, поэтому прежде, чем Малдер успевает хоть что-то произнести, кроме ожидаемого ей саркастичного комментария, она обрывает его, говоря, что это её жизнь, будто хочет изгнать Фокса Малдера из собственной души. Хочет, но не может. - Да, но это и моя... И тогда Дана всё-таки задерживает взгляд на его глазах и заклинает всеми возможными и невозможными способами, чтобы он не продолжал. Малдер пристально смотрит на неё в ответ, она замечает боль и обескураженность, а затем он возвращается к просмотру папки с делом, замолкая на долгие-долгие минуты. - Прости, если не оправдала твоих ожиданий, - тихо произносит она, вставая, чтобы уйти. Она ещё не готова, только не сегодня. На долю секунды Скалли пугается, что этого никогда не случится. Как вообще можно быть готовым к чему-то подобному? Но Малдер неожиданно обрывает молчание, бросая ей в спину: - Я не твой отец или брат, чтобы ты оправдывала мои ожидания, Дана. Конечно, она услышала скрытый подтекст. Они трусливо замалчивают, кем стали друг для друга за прошедшие годы. Как из того давнего траха по неосторожности их отношения преобразовались из легкомысленных во что-то более крепкое. Невольно эти прочные узы скрепили их воедино, как кандалы, которые уже невозможно разорвать, как не пытайся, но Скалли по-прежнему трепыхается и старается выбраться из тяжёлых оков. И несмотря на своё импульсивное и порой непредсказуемое поведение, единственное, где Малдер терпелив и последователен, так это его ожидание её. Он не меньше неё полон сожалений, более того, он имеет полное право злиться, хоть Скалли и всячески отрицает эту данность, в попытках уберечь их от того водоворота эмоций, в который они каждый раз окунаются, разделяя между собой своеобразную близость. Это, и правда, два шага вперёд, и три назад. И сейчас ей крайне важно, чтобы Малдер не останавливался, продолжая двигаться только вперёд. Для них обоих. Его шёпот снова доносит до Скалли её имя, звук которого разбивает тщательно подготовленную оборону её сердца. Она вздрагивает, мёртвой хваткой цепляясь за ручку на двери, будучи не в состоянии пошевелиться. Она слышит, что Малдер отодвигает стул. В напряжённой тишине её уши улавливают его знакомую лёгкую, но упрямую поступь, за которой следуют его руки, обнимающие и убаюкивающие её. Он обвивается вокруг неё, как змей. Она усмехается от этого мысленного сравнения, но за смешком следует всхлип, ещё один, и, наконец, Дана позволяет себе разразиться полноценными рыданиями, которые сдерживала с той ночи, когда обнаружила кровь на простыне. Его голос опять полон нежности, и это окончательно убеждает Скалли, что он заслуживает правды, даже если это и разорвёт их обоих пополам. Её визит к онкологу откладывается, но она найдёт силы, чтобы рассказать всё Малдеру, обменяет свою уязвимость на его любовь, пусть их чувства так и остались без признаний. Иногда слова - лишь иллюзия, но если им и суждено произнести их, то пусть это будет где угодно, только не в Филадельфии. Её бурный роман с городом братской любви закончился на высокой и пронзительной ноте. Теперь Скалли всеми фибрами души ненавидит Филадельфию и не хочет туда возвращаться. Годы спустя он стал ассоциироваться с чем-то мрачным и безнадёжным, с болью и потерей. Пройдут ещё годы, многие годы, и ей всё-таки придётся вернуться туда за новой порцией боли.