Всё, что происходит в Филадельфии, остаётся в Филадельфии

Последний раз казалось, что будет пропитан её невыносимой болью. И будь это физическая боль, она бы привычно перенесла её, как нечто тривиальное, вроде простуды. Физическая боль не была ей в новинку, не далее, как месяц назад, её швырнули спиной о стену, что пришлось потом посетить несколько сеансов лечебного массажа вкупе с обезболивающими мазями. Душевная же боль давалась ей намного тяжелее. Дана умела стойко переносить любую из них, но в данный момент внутри неё царит ураган из эмоций, который она сдерживала внутри, не давая ему проникнуть наружу. Она не иначе, как профессионал. Но чувство потери усиливается мыслями о предсмертных словах её матери и об их с Малдером сыне, отказ от которого оставил в её сердце зияющую дыру. С каждым годом она хоронила свою боль всё глубже и глубже, но на поверку вышло так, что это только больше разрушало её изнутри, меняло её, ожесточало её, пока она уже не могла терпеть, пытаясь сбежать от той жизни, где любое напоминание об Уильяме отражалось в глазах его отца. Эндогенная депрессия. Она сама поставила Малдеру диагноз и использовала этот предлог, чтобы закрыть их общую книгу и начать новую, где не было места никому из её прошлой жизни. Но кто же поставит диагноз ей самой? Кто увидит, как прочно она увязла в отрицании собственных психологических проблем? Однажды Малдер постарался сделать нечто подобное, согласился сходить к психотерапевту и даже принимать лекарства, но при условии, что они пройдут этой дорогой вместе. Тогда она лишь рассмеялась ему в лицо, посетовав, что ничего не меняется, и он в том числе. Она не могла бы сглупить больше, чем тогда. В итоге Малдер оказался честнее и сильнее неё. И пока он, доверившись суждениям врачей, доверившись ей, проходил курс лечения, она выбрала для себя самое действенное лекарство, которое никогда не подводило её - работа. Много работы, вплоть до изнеможения, чтобы выкинуть все неудобные мысли и чувства, чтобы забыть, как порой безумно она любила мужчину, которого оставила позади, решив жить другой жизнью. Кого выбирала снова и снова, пренебрегая собой, своей семьей, сыном. И опять же, кого она обманывала? Разлюбить Малдера это всё равно, что вырвать у себя сердце. Но зато у неё есть работа. И Скалли вновь выбирает эту едкую, но действенную пилюлю, когда боль накатывает волнами, как океанский прибой, не давая ей ни минуты на передышку, чтобы вынырнуть и глотнуть воздуха, а затягивая всё дальше в пучину. Она справится, она всегда это делала, не прося помощи ни у кого, демонстрируя силу. Дана повторяет давно заученную мантру ежечасно, с того момента, как покинула больницу, игнорируя глаза, полные тоски, которые следят за ней всю дорогу до Филадельфии. Чёрт бы побрал его проницательность и умение забираться под кожу, которые Малдер демонстрирует почти автоматически, не задумываясь. Он возвышается над ней, готовый поймать и уберечь. А она лишь слегка покачивается на длинных шпильках, старательно и упрямо контролируя ситуацию, пока дело не завершено и не пора собирать чемоданы домой. Снова домой. Вот только Скалли не хочет домой. Вернуться в Вашингтон, значит, вернуться к боли. Но есть место, где она, и правда, не прочь очутиться, если быть честной с самой собой до конца, что, впрочем, бывает не часто. Хотя когда это осмысление доходит до неё медленно, но верно, Дана уже не колеблется. Поэтому она та, кто стучится в его номер в мотеле, наплевав на предостережения сердца и любой здравый смысл. Он открывает ей всё в том же костюме, лишь галстук с пиджаком сняты и небрежно отброшены на кресло. - Привет, - произносит она смущённо, не зная, как предложить ему то, что она желает, чтобы он сделал. Но Малдеру не нужны объяснения, он тут же притягивает её в свои объятия, прижимаясь губами к её волосам и вдыхая её аромат, который состоит из чего-то цветочного вместе с отчаянием, что она источает каждой клеточкой своего тела. Он никогда не мог противостоять Дане и тому первобытному, почти животному инстинкту, защитить её от всех тягот мира. Конечно, Малдер осознает, что он нихрена не преуспел в этом, но с инстинктами также трудно бороться, как и с его желанием обернуть её вокруг себя и никогда не отпускать. Иногда Скалли пользовалась данным знанием совершенно бесстыдно, иногда её приходилось уговаривать. Сегодня точно не последний вариант. Она первая тянется к его губам, оставляя на них короткий чувственный поцелуй, который возбуждает его в одну секунду, несмотря на то, что по возрасту его члену уже не положено вести себя так, будто ему вновь шестнадцать. Малдер понимает, что они должны поговорить, что секс не выход, что скорее всего она потом первая и пожалеет об этом, но всё-таки он целует Скалли в ответ, наклоняясь к ней и баюкая её голову в своих ладонях, стирая большими пальцами капельки слёз в уголках глаз. - Милая... - шепчет он, отстраняясь лишь на мгновение, чтобы прочесть в её взгляде к нему любовь и принятие. Таким же точно взглядом она смотрела на него в ту ночь в другом мотеле посреди пустыни, когда ради него предпочла нарушить закон, став невольной соучастницей и укрывательницей опасного преступника Фокса Малдера. Она не так щедра на откровения, поэтому он не собирается отказываться. Малдер возьмёт всё, что Скалли готова ему предложить. Если у кого-то из них и возникнут утром сожаления, это не поменяет того факта, что она продолжает любить его, а он её. В их жизни было слишком много трудностей и препятствий, но в то же время и неимоверное количество счастья, жаль только, что человек устроен так, что запоминает больше негативное, нежели позитивное, воспринимая его, как должное. И сейчас Дана хочет стереть боль, заменяя её счастливыми воспоминаниями о них. Между ними всё сложно, но на самом деле, любить его - единственное, что никогда не было для неё сложным, как бы она не утверждала обратное. Это также естественно, как спать, есть, дышать. Малдер всегда был её опорным столбом, чем-то надёжным и незыблемым. И теперь она не боится быть уязвимой перед ним, зная, что это не будет использовано против неё, он скорее умрёт, чем навредит ей подобным способом. Двигаясь словно по наитию, она подталкивает их к кровати и заставляет его опуститься на неё. Малдер садится, широко разводя ноги и запрокидывая голову с тем обворожительным выражением лица, против которого она не смогла устоять много лет назад в их первый год партнёрства. Он всё такой же сексуальный и всё также совсем не догадывается об этом, будучи всю жизнь занят разгадыванием всех остальных тайн, кроме влияния своего природного шарма на женщин. Она с замиранием сердца окунается в его личное пространство, начиная с педантичностью расстёгивать пуговицы на его рубашке, не торопясь, ведь у них целая ночь впереди. Это точно не будет быстрый трах, прошли те времена, когда её руки тряслись от желания поскорее почувствовать его кожу на своей. Дана собирается смаковать Фокса Малдера, как изысканное блюдо, наслаждаясь каждым прикосновением. Он прищуривается и полностью отдаёт бразды правления в её руки, прожигая её взглядом, полным страсти. Но его глаза горят не диким пламенем, это затухающий костёр, согревающий её ровным уютным теплом. Он обволакивает её, и Дана совсем не боится обжечься. Малдер тянется к ней в ответ, зеркально повторяя её действия, уговаривая себя не нервничать, но она чувствует его нервозность и усмехается. - Ты сейчас совсем не облегчаешь мне задачу, знаешь ли, - привычно ворчит он, надувая губы, и получает знакомое закатывание глаз. - Нельзя разучиться заниматься сексом, особенно за столь короткое время, у тебя были периоды и подлиннее этого, - она заканчивает с рубашкой и сбрасывает её с его плеч, сдвигаясь ещё немного вперёд. Его дыхание касается её пупка, и Скалли вздрагивает. Её собственная блузка повторяет судьбу его рубашки, стекая вниз по рукам. - Это то, чем мы занимаемся? - спрашивает он вполне невинно, но Дана напрягается, опуская взгляд и встречаясь с его ждущими глазами. - А чем по-твоему мы занимаемся, Шерлок? - она язвит, как сигнал для него, что он ступает на тонкий лёд, но Малдер всё равно делает этот шаг. - Любовью, мы всегда занимаемся любовью, - заявляет он. Малдер уверен в этом также, как в том, что солнце встаёт на востоке. Даже будучи пьяными, злыми, обидчивыми, порой сломленными, каждый раз внутри них была любовь, которая смягчала все остальные разрушения, что они навлекали друг на друга. И какой-то частью своего мозга он готов к её возражениям, вполне возможно гневу, готов, что она покинет эту комнату и назовёт его снова придурком, но то, как поступает Скалли вызывает в нём благоговейный трепет. Она нагибается, не разрывая контакта их глаз и тем же ворчливым тоном говорит: - Малдер, прекращай болтать. Он смеётся и утыкается головой ей в живот, обнимая руками за бёдра. Что ж, с разговорами, видимо, на сегодня покончено. Пока покончено. А посему Малдер возвращается к поклонению её телу, проводя дорожкой поцелуев от пупка до ложбинки между её грудей, цепляясь пальцами за застёжку бюстгальтера и сразу же беря в рот один из сосков, как только освобождает её от этого предмета гардероба. Она сладко стонет, вплетая собственные пальцы в его волосы и легонько дёргая, что он шипит и выпускает сосок изо рта, опять вскидывая голову и толкая Скалли себе на колени. Спустя столько лет их партнёрства он может признать, что ему нравится, когда она нависает над ним в противовес его высокому росту против её миниатюрного в обычной жизни. В прошлом Малдер часто сажал её себе на колени, наслаждаясь, как менялась их динамика. Подчиняться желаниям Скалли и прислуживать ей в постели - это своего рода излом, ради которого он живёт, помещая каждую близость в свой личный каталог и прокручивая в памяти время от времени. Даже смерть не заставила его забыть, как прикасаться к ней, чтобы вызвать стоны у них обоих. И сейчас, листая этот каталог, Малдер фиксирует все её любимые места, рисуя небольшие круги пальцами на её пояснице, увеличивая диаметр с каждым новым витком. Его губы перемещаются с груди к запястьям, отчитывая её учащающийся пульс, с нежностью задерживаясь поочередно сначала на правом, потом на левом, пряча в складках кожи улыбку. Она всё ещё обхватывает его голову, будто боясь, что если отпустит, то потеряет координацию, не доверяя своим слабеющим под его ласками конечностям. Ей так хорошо, что Дана не хочет возвращаться обратно к гнетущим мыслям, предпочитая в редкие минуты слабости проиграть рациональной части себя гулко колотящемуся в ушах сердцу. Есть только здесь и сейчас. Малдер перемещает её руки ниже к своим плечам, снова завладевая её губами. Его пальцы оставляют её поясницу, нащупывают и опускают застёжку молнии сбоку на брюках, и проникают под резинку бледно-голубых кружевных стрингов. Она бесстыдно трётся о его живот, приподнимаясь, чтобы ему было легче стянуть оставшуюся одежду. Что Малдер и делает, захватывая брюки вместе с трусиками и одним рывком спуская их до колен. Скалли приходится встать, завершая раздевание. Она уже готова отбросить чёртовы шпильки и полностью избавиться от брюк, но Малдер мотает головой, и она прикусывает губу, аккуратно выходя из брючины, оставляя чёрные туфли на 3-дюймовой шпильке на себе. Он откидывается на локти, пожирая глазами её подтянутое и все ещё упругое тело, одетое в одни лишь туфли на высоком каблуке. Она выпрямляется и смотрит в ответ, опуская взгляд к его собственным брюках и ухмыляясь. Его пресс трепещет под её взглядом, но он не делает никаких попыток, чтобы тоже раздеться. Вместо этого Малдер протягивает руку, лукаво улыбаясь, и она охотно вкладывает свою ладошку в его более большую мозолистую ладонь, замирая на короткий миг, пока он не встаёт и не дёргает её ближе вновь в свои объятия. Его руки ласкают её, проводя от лопаток до задницы, чуть сжимая, а затем он разворачивает их, и теперь ей приходится опуститься на кровать, когда он практически падает перед ней на колени, отодвигая Дану от края. Она привычно закидывает ноги на него, обвивая его шею, словно собирается применить один из борцовских приёмов, только он уже повержен и совсем не оказывает сопротивления. Её ресницы трепещут, когда Малдер наклоняется и высовывает язык, касаясь самым кончиком её пульсирующей плоти, наблюдая при этом за ней исподлобья. Интенсивная зелень его глаз, не поблёкшая с годами, посылает по позвоночнику импульс возбуждения, и Дана выгибается, подталкивая себя к его рту. Со стоном он ныряет в неё, как ловец за жемчугом, погнавшись за редким сокровищем, облизывая её со всей тщательностью и рвением, в конце каждого круга надавливая языком на клитор. Она тяжело дышит, сдерживаясь, но это ненадолго, Малдер знает, что её голосовые связки вскоре оживут, стоит ему прикусить внутреннюю сторону бедра, а следом опять надавить на клитор своим плоским языком. Её хриплый возглас знаменует собой начало целой симфонии из всхлипов и вздохов, которые закончатся пронзительным стоном, когда оргазм завладеет ей. Его шея и колени убивают его, но Малдеру в какой-то степени всё равно, если это цена за её удовольствие, потому что он возбуждён не меньше неё. Скалли немного хаотично водит руками по покрывалу, сжимая одеяло непослушными пальцами, и наконец, Малдер слышит это вместе с ощущением её подрагивающих бедёр. В такие моменты её голос выше и насыщеннее, вполне возможно, что они получат не одну жалобу на шум, но ему снова всё равно. Она поёт его любимую песню, и он не собирается её прерывать, перекатывая между большим и указательным пальцами чувствительные горошины её сосков, пока Скалли полностью не расслабляется, отталкивая Малдера, всё ещё держа глаза закрытыми. Он пользуется этой маленькой паузой, чтобы сбросить штаны, а заодно дать ей необходимую передышку. Дана чувствует, как его обнажённое тело ложится рядом, и всё-таки открывает глаза, поворачивая голову влево и встречаясь с ослепительной улыбкой Фокса Малдера. Со стороны могло бы показаться, что он излучает уверенность и превосходство, но она то знает, что его выражение после её оргазма не что иное, как чистая радость. - Самоуверенный ублюдок, - с придыханием произносит она, убеждённая, что он не обидится, скорее это похоже на их старую личную шутку из тех времён, когда они только стали спать вместе на постоянной основе, и Малдер в первый месяц ходил, светясь, как стоваттная лампочка, чем вызывал у неё раздражение, которое было в основном показным. - К Вашим услугам, миледи, - ожидаемо отвечает он, прижимая её к себе и целуя в макушку. Они лежат, тесно переплетаясь конечностями, лениво проводя руками по телам друг друга с неторопливой нежностью. Малдер смиренно ждёт, пока Скалли не будет готова перейти к продолжению. Его эрекция уже не такая твёрдая, но всё ещё ощутимая, упирается ей в бедро, а пальцы гладят её спину, рисуя только ему известные узоры. Неожиданно она хихикает, и Малдер понимает, что невольно попал в одну из её щекотливых точек. Он только планирует сделать это снова, но Скалли опережает его, вскакивая и переворачивая их так, что садится сверху на него и сразу же опускается вниз, целуя Малдера в живот. Он охает, а его член начинает увеличиваться в размерах. Она не прерывает поцелуев, всасывая кожу возле пупка, и настаёт очередь Малдера стонать. К своему стыду, он больший крикун в постели, чем она, только Малдер совсем не испытывает стыда. По правде, он мало, что может испытывать, кроме всепоглощающей эйфории, когда она вот так целует его. В отличие от Скалли он не закрывает глаз, ещё больше возбуждаясь от визуальной стимуляции. Его живот блестит от её слюны, с одной стороны уже назревает засос, где она чрезмерно увлеклась, и он в безоговорочном восторге от происходящего. Её губы возвращаются к пупку, а потом она с озорством глядит на него и берёт в рот головку его члена, перекатывая языком, и Малдер готов взвыть от ошеломляющего удовольствия. Предполагалось, что ночь будет принадлежать лишь ей одной, но у Скалли, по-видимому, есть своё мнение на этот счёт. Впрочем, как и всегда. Он стонет громче по мере того, как она опускает рот всё ниже и ниже. Будь ему, и правда, шестнадцать, он бы уже кончил. Впервые Малдер радуется, что ему за пятьдесят. Но он не собирается и дальше потворствовать ей, хоть им обоим безумно нравится то, чем они сейчас занимаются. Он хватает Скалли подмышками и с возгласом: "Меняемся!", опять переворачивает их. Она хохочет, догадываясь о причине столь резкой смены ролей. - Боишься опозориться, старик? - подначивает она Малдера, но вместо остроумного ответа, он обхватывает себя и проникает в неё, и весь её смех рассеивается, когда он толкается до упора, надавливая лобковой костью ей на клитор. Скалли хватает его за задницу и толкается навстречу, упиваясь его грязным шёпотом, в котором он признается, какая она горячая штучка, как он скучал по её постельному голосу в момент, когда она кончает вокруг его члена. И Скалли ничего не может поделать, впиваясь зубами Малдеру в плечо, чтобы заглушить второй за ночь оргазм. Он проходит через её внутренние спазмы, бездумно пялясь на стену перед собой в надежде, что она ему подскажет, как ему быть. Малдер всеми силами оттягивает собственный оргазм, но предостерегающий набат колоколов уже звенит на периферии его сознания, и тогда он чувствует, как Скалли под ним с шумом выдыхает и на сей раз впивается в него ногтями, поощряя. Он долго и хрипло стонет и присоединяется к её удовольствию, смешивая его со своим. Когда последний отголосок их оргазмов растворяется в тяжёлом воздухе вокруг них, Малдер позволяет себе ещё чуточку продлить эту эйфорию, целуя Скалли со вновь появившейся леностью, не углубляя поцелуй, а просто наслаждаясь её губами, обхватывая их и слегка посасывая. Её руки перемещаются, сцепляясь в замок на его шее. Он ухмыляется и подхватывает её под талию, поднимая с кровати. - Держись. Скалли с удивлённым возгласом инстинктивно скрещивает ноги у него за спиной, пока он идёт с ней на руках в сторону ванной. Поразительно, но каблуки всё ещё на ней, и Малдер осторожно опускает свою ношу на кафельный пол ванной комнаты, не спеша разрывать их объятий. Он понимает, что по сути выполнил свою миссию и больше не нужен. На данном отрезке их отношений ему не сложно это признать и не испытывать мелочных обид на неё. Он должен отпустить её и дать Скалли привести себя в порядок, но вместо этого, Малдер, не ослабляя своей хватки на ней, кладёт подбородок на её рыжую макушку и шепчет: - Мне так жаль. Скалли всхлипывает и сильнее вцепляется в него, хотя, кажется, что сильнее невозможно. - Надо столько сделать, а я не знаю с чего начать, - сокрушается она приглушённым голосом ему в грудь, и его сердце замирает от нежности и любви. - Я буду рядом, обещаю, так долго, как тебе понадобится. - Спасибо. Её благодарности излишни, он здесь не ради них, но в этом простом слове всё. Всё, что она не может сказать ему порой, что тяжёлым грузом давит на неё. Дана смахивает несколько слезинок, успевших проскользнуть наружу и первая отпускает Малдера, чтобы включить воду. Он бросает быстрый взгляд ей в спину, после чего молча выходит из ванной, прикрывая дверь и прислоняясь к ней, откидывая голову на её твёрдую поверхность и закрывая глаза, слушая, как она принимает душ. Невольно ему в голову закрадывается мысль, что наконец-то в этом роковом для них со Скалли городе сегодня произошло что-то хорошее, что-то, не вызвавшее боль, а изгнавшее её. Он почти готов реабилитировать Филадельфию. Но для начала ему надо убедится, что Дана думает также. Поэтому он собирает их одежду, и от него не ускользает ирония, что они находятся в сценарии 1993 года, с единственной лишь разницей, что Малдер надеется, что эта Дана Скалли, выйдя из ванной, не уйдёт в свою комнату. Минуты идут мучительно медленно, пока она не появляется перед ним. Она по-прежнему обнажена, капельки влаги блестят в её волосах и ещё... она избавилась от шпилек, мягко ступая по ковролину по направлению к кровати. Он завороженно смотрит на неё, приподнимаясь в постели и откидывая одеяло, и Скалли тут же скользит к нему с готовностью становясь маленькой ложечкой для его большой ложки. Он тоже обнажён, но между ними достаточно доверия, чтобы не стесняться данного факта, а получать от него дополнительные дивиденды в виде тепла тел друг друга, приносящие покой и комфорт. Малдер целует Скалли в плечо, слушая её мерное дыхание, будучи уверенным, что она задремала в его объятиях, когда слышит сонный голос: - Знаешь, кажется, я больше не ненавижу Филадельфию. - Почему? - спрашивает он тихо и задерживает дыхание в ожидании ответа. - Хм... - она зевает, и его улыбка касается её затылка. - Всё ещё много боли, но она вернула мне тебя. - Я всегда был у тебя, Скалли, всегда, - уверяет он её, но его слова размыты усталостью и эмоциональным истощением, благодаря которым Скалли и погружается в царство Морфея, теснее прижимаясь к Малдеру. Он снова целует Дану в плечо и остаётся охранять её сон до самого утра.