Альтернативные методы терапии

Алва понимает, что Дикон раскусил его истерику еще тогда, а подыграл, потому что ему нравилось представление. Получается, библиотека будет благодарностью за его слабость и игру в поддавки? Дикон посмотрел на заинтересовавшегося предложением Рокэ и стал разматывать его одеяльный кокон. Ричард ожидаемо наткнулся на еще кровящую грудь и кистью остановил кэналлийца, который хотел подняться. — Сокровище позволит мне обработать свою рану? Южанин еще раз посмотрел на свою оцарапанную грудь, где виднелась свежая капля крови, затем на Дика, после решительно кивнул, не зная, чего ожидать. Ричард и тут его удивил. Наклонился, одетый, поцеловал нежную кожу под ребрами, затем поднялся языком вверх по коже и обвел сосок, заставив Рокэ издать всхлип, когда язык коснулся окровавленной плоти, принеся в рот Ричарда металлический вкус. «Вот так», — шепнул Окделл и продолжил лизать маленькую бусину, похожую на вишневую косточку, то и дело задевая ранку, отчего Рокэ вскидывался на кровати. «Я закончил», — безэмоционально сообщил любовнику Окделл, отрываясь от вкусной, соленой кожи. «Давай подождем, пока подсохнет, и пойдем?» Пока рана подсыхает, Ричард оглаживает руками хрупкое, тонкое тело Рокэ, которому так и хотелось увернуться от гигантских рук. Алве такая ласка непривычна, от мужчины тем более. Он привык к резким, рваным движениям, чтобы подчинить, подмять под себя, как это бывает в природе у хищников. Ласка Дика другая, особенно сейчас, после их неудачной близости. Ричард ласкал как ребенка или как забавную зверушку, не желая ни присвоить, ни покорить, только прикоснуться к изумительной шерстке и немного подпитать себя чужой радостью. — Пойдем? Рана уже подсохла, можно надеть рубашку. Ричард оглядел комнату в поисках одежды Рокэ, но только в этот момент вспомнил, что унес сюда из купален Алву в одном халате, а вся его одежда осталась там. Ричард облачил безучастного пленника, видимо, все еще не верившего в свое счастье, в халат и взял за руку, чтобы повести. А дальше началось Счастье с большой буквы, в которое Алва не мог поверить до сих пор. Эх, если бы знал он утром, какая жизнь его тут ожидает, он бы никогда не взялся за бритву! В сундуках обнаружились его старые вещи из Кэналлоа! Разве мог Россио подумать, что будет в Надоре распаковывать свое добро еще из прошлой жизни? Сначала пленник зашел в комнату в халате и очень нерешительно, стесняясь будто своей наготы, подошёл к сундукам, не решаясь открыть. Ричард обнял его сзади, поцеловал в шею тем немокрым поцелуем без языка, которые Рокэ не были противны. Дик как будто подбадривал его: «Давай, открой же! Это теперь твое!» Смелости наконец хватило: Рокэ протянул руку и дернул на себя крышку верхнего сундука, что стояли друг на друге. Внутри обнаружились вещи, слишком знакомые, чтобы быть здесь, в Надоре. Алва доставал рубашку за рубашкой, ощупывая каждую кончиками дрожащих пальцев, разглядывал, точно видит вещь впервые. Разве мог Ричард о нем так заботиться? — Что эти вещи делают здесь? Вопрос глуп и абсолютно бестактен, кэналлиец обязательно бы сформулировал фразу иначе, если бы не пересохшие от волнения губы и скачущий пульс. Очевидно, что вещи здесь, потому что Дик приказал сюда их доставить. Но вот о том, сколько стоило перевезти с десяток сундуков с одного конца страны на другой, мозг львенка даже считать не хочет. — Я подумал, что тебе будет приятно в новых обстоятельствах сохранить кусочек себя и старой жизни. В любом случае, у нас эту одежду можно носить только летом, я распорядился насчет портного, сегодня уже снимем мерки, и, надеюсь, через неделю у тебя будет зимняя одежда для выхода на улицу. Ни про улицу, ни про выход Алва ожидаемо не услышал. Слов о портном более чем хватило, чтобы Алва окончательно почувствовал себя Золушкой из сказки. Рокэ не понимал, как мужчина может заботиться о другом вот так? Алва был не юн, не верил в любовь и прекрасно знал, что среди гайифцев ее точно не сыскать: мужчины агрессивны, конфликтны и ужасно жаждут соревноваться. Такие связи лишь способ показать иерархию, повысить статус, показать, кто главный. А Рич и так им владеет от макушки и до кончиков пяток. Зачем эти красивые жесты, если тут просто бери и пользуйся? — Спасибо, — Алва снова не находится со словами, этот кошкин Тан играет на его нервах лучше, чем сам Алва на гитаре. — Я действительно благодарен вам. Эти вещи сделают мое пребывание тут намного лучше. Я смогу ночевать среди них, — сначала Алва хотел потребовать того, что Дик предложил еще вчера: спать среди своих вещей каждую ночь, но потом решил, что это слишком смахивает на издевку и неблагодарность, а потому добавил, — сегодня? — Но я рассчитывал, — Дику стало так по-человечески обидно, он показал Алве его вещи, а вместо благодарности этот дикий ворон собирается перекочевать от него в кровать к своим сорочкам и гитаре? — Да, сможете. Я сам это вчера предложил. Вы вообще много чего можете в этом замке…* Последнее выражение было сказано куда-то в никуда, адресовано больше пространству, чем Алве. Хорошо, что Рокэ его не понял. Если бы понял, то эти двое точно бы поссорились. — Я выйду, буду ждать у двери. Переодевайтесь, эр Рокэ, и выходите ко мне, нас ждет портной, а после я покажу Вам семейную библиотеку, как и обещал. Ричард разворачивается и уходит, Алва же остается один среди своих старых вещей, почти свободный. На мгновение можно забыть, что он в Надоре, как и все те события, что прошлись по ним асфальтным катком за последние месяцы. Представить, что он у себя, на до боли знакомой улице Мимоз, вдохнуть аромат одежды, которая еще пахнет его домом… Как много бы он хотел сказать своим близким. Однако ни в Олларии, ни в Талиге не осталось никого, кому он был бы по-настоящему дорог. Из грез его вырывает голос Дикона: «Ты все? Я захожу!». А Алва как дурак стоит в том же халате спустя почти четверть часа и нюхает рубашки. Даже повернуться не в силах и посмотреть на Дикона, не то что хотя бы изменить выражение лица на менее придурковатое. Ричард понимает поведение Рокэ по-своему. Подходит сзади, аккуратно снимает халат, целуя следы от плети на плечах, что разрезают рой небольших родинок на южной коже. Мысленно Рокэ все еще в своих прошлых воспоминаниях, а потому, когда он чувствует мужские губы на коже, память подкидывает самое яркое: Альдо и его рот, что кусал до крови, заставляя кричать до хрипоты. — Нет, не смей! Я сказал, не вздумай туда руками! Я убью тебя, леворукий ты ызырг! Убью, слышишь! — Тшшш, Рокэ. Рокэ, это я, Дикон. Альдо тут нет. Успокойся, я не сделаю больно. Дик обнимает Алву, заодно фиксируя его руки, чтобы не бился локтями в живот, заваливает того на кровать и начинает целовать в черную вихрастую макушку. «Мой милый, мой маленький, — целует и шепчет Ричард, пока Рокэ приходит в себя, — я не сделаю больно, не обижу. Посмотри на меня, я не он». Алва действительно успокаивается, перестает трепыхаться, точно птенец в ладонях, открывает большие голубые глаза и требовательно смотрит на Дика. — Не подкрадывайся ко мне так больше. — Я крикнул, прежде чем войти, и окликнул тебя дважды, прежде чем обнял. Ты стоял и смотрел в стену, почти не моргая, я испугался. Алва не верит словам Дикона, а потом сам пугается. — Я не слышал. Только почувствовал твои губы на плече и увидел себя опять в той камере. Я опасен для общества? Я монстр? — Рокэ впервые за очень долгое время становится страшно не за свое будущее, а за то, что он может навредить окружающим. Навредить Дику. — Ну, во-первых, ты сейчас слишком слаб, чтобы быть опасным, — Дикон мило целует мужчину в волосы еще раз и продолжает, — и потом, ты только второй день тут. Это пройдет. У меня же лучше, чем у Альдо? — Да, — коротко отвечает Рокэ и с удивлением понимает, что не лжет.