Альтернативные методы терапии

— Не смейте! Уберите руки! Твари, закатные твари, катитесь к ызыргам! Из объятий Рокэ выпутался быстро, не прошло и четверти часа, слишком уж они напоминали, как душил его Альдо от скуки. А потому только и оставалось дождаться, когда Дикон уснет, и бережно, чтобы не проснулся, скинуть его руку, а затем отползти на другой край кровати, благо она широкая. Ричард не стал настаивать, видимо, решил, что мужчине жарко, оттого и отпустил из своих лап. Когда же Алва начал кричать во сне, хозяин дома проснулся быстро, понял, что происходит, и решил разбудить мужчину. — Просыпайтесь, Рокэ, я здесь. Герцог все еще во сне схватился за спасительную руку, притянул ее к себе и потерся щекой, так и не просыпаясь. Рокэ был такой горячий, что у Дикона не осталось сомнений — это лихорадка. Придется будить. Ричард приказал слугам принести касеры и полотенце, за лекарем пошлет с утра. Алкоголь принесли быстро, Ричард смочил полотенце и начал обтирать Рокэ, старательно избегая свежих шрамов, чтобы спирт не щипал. Сорочку Ричард все же снял, восхищаясь прекрасными бусинами сосков с ровными, круглыми ореолами. Соски были темного цвета и похожие на косточки вишни или черешни. Создатель, как же хотелось их облизнуть, а то и куснуть легонько! От доступности и беззащитности любимого тела сносило крышу, а глаза застилало маревом. Мысли были совсем не о болезни Рокэ, чтобы возбудиться, хватило буквально пары взглядов на маленькую грудь с редкими, почти незаметными волосками. Окделл взял полотенце и начал растирать хрупкие плечи, руки, ребра, которые выпирали от болезненной худобы. Рокэ бормотал что-то во сне про войну в Варасте, про хлеб и пшено, про предателей во дворце… Радовало одно — больной почти не вертелся, не мешал Дикону. Стоило юноше дойти до груди — самой соблазнительной части Рокэ, и почему он не показал ее вчера? — самоконтроль дай сбой. Окделл вылил немного касеры на соски и стал слизывать языком. Рокэ протяжно застонал в полусне и раскинул ноги пошире, давая доступ ко входу. Ричард был неприлично занят вылизыванием сосков, а потому сбросил одеяло на пол и потянулся к флакону со смазкой, лишь бы поскорее оказаться внутри. В темноте — а светом одну горящую свечу в дальнем углу комнаты никак не назвать — многое не было видно, Ричард нащупал масляной рукой бедро Рокэ, затем ягодицы, и скользнул пальцем между ними, начиная готовить мужчину для себя. Пальцы вошли легко в расслабленное отверстие. Алва не сопротивлялся, насколько может не сопротивляться бессознательное, спящее тело. Даже немного подавался навстречу и что-то бормотал, лишь изредка вскрикивая, если нетерпеливый мальчишка двигался внутри слишком резко. Когда рука Дикона в темноте все же наткнулась на совершенно незаинтересованный член пленника, марево спало также внезапно, как и затуманило разум при виде груди. Ричард одернул руку, будто бы обжегся огнем, который никак не мог появиться в спальне. Насколько нужно измучить, загнать человека, чтобы тот, находясь даже при смерти, на любое касание раскидывал ноги, давая доступ к себе в самых уязвимых местах, лишь бы прекратили мучить? Что нужно было сделать с гордецом Алвой, чтобы отдаваться любому, кто хоть немного намекнет, стало почти инстинктом? Опаляемый стыдом от собственного поступка, юноша довел себя рукой в несколько движений, так и не став входить в такое узкое, жаркое и почти жаждущее его отверстие. Дик выплеснулся на живот Росио, оросив жемчужными каплями любовника, и заметил, как призывно вытекали капли масла из лежащего на спине мужчины. Создатель, как же хотелось взаимной любви вот с этим сокровищем. Чтобы оно стонало, призывно ерзая на члене, умоляло не останавливаться. А не вот так урывками красть моменты счастья, пока Алва спит или просто не может отказать, дать отпор. Признаться честно, Дикон не хотел ждать, потому что не верил, что Росио сможет оправиться после того, что было в Багерлее. А если и оправится, то вряд ли сможет полюбить Дика. Ричард навсегда останется для него мелким и неуклюжим. А потому нужно брать, что дают, пока дают. Неизвестно, как изменится ситуация завтра; Рокэ могут и отнять. Тогда останутся только воспоминания. И за не взятого Алву Ричард будет корить себя всяко больше, чем за взятого. — Уйди, отойди от меня, ызарг! — Рокэ шипел, так и не приходя в сознание. Окделл погладил мужчину по лбу и щекам, обтер касерой еще раз и лег рядом с Рокэ, забрав того к себе на грудь, чтобы утешить, как мог только он сам. Ричард пел Рокэ про огромный корабль с неизвестным женским именем «Аврора» — судно, бороздившее просторы морей, как будто пытаясь смыть с себя этим пением улики прошлого непотребного поступка. Рокэ успокоился ближе к утру: перестал ворочаться и кричать, улегся калачиком на груди Рича, подтянул к себе одеяло и уснул тихим, почти спокойным сном. Дикон же не спал всю ночь, волновался за здоровье пленника, то и дело просыпаясь, оглаживая тело Алвы, меряя пульс по венке на шее, заправляя за ухо разбросанные по подушке волосы, целуя лоб и мочки ушей, до чего же любовник был красив, даже спящим в беспамятстве. Утром от жара с болезнью не осталось и следа. Рокэ проснулся с едва заметной слабостью, в то время как Дикон был никаким от того, что караулил сокровище всю ночь. Сейчас, ворочаясь между сном и явью, Окделл прошептал, что хочет еще поспать, а Алва может быть предоставлен сам себе и побродить по замку. Рокэ распирало от счастья. Он принадлежал сам себе. Да, пусть жалкие несколько часов, а сил не было почти, но на эти мгновения он был сам хозяином своей жизни, а значит, можно было пошататься по замку. Благо, раны относительно зажили за время поездки, Окделл не бил, поэтому ничего, кроме места ниже поясницы, почти не болело. А значит, можно было изучить, что это за зверь под названием «Надор».