За гранью | Beyond

Генрих.

      Я замер, не в силах произнести ни слова. Взгляд её глаз, полных уверенности и решимости, пронзал меня насквозь. Она казалась мне безумной и в то же время трезвой. Её слова заставляли меня задуматься о том, как за таким хрупким телом скрывается неимоверная сила. Хотя, кого я обманываю? Я всегда знал, что она сильная, но глупая. Сестрица не осознавала всей тяжести своих слов и поступков. Продолжала называть меня кузеном, пока я мечтал о том, чтобы она называла меня своим братом. Старшим братом! Представлял, как мы вместе преодолеваем преграды, как я защищаю её от невзгод, а она вдохновляет меня на новые свершения. Вместо этого я оставался в тени, наблюдая, как она шагает по жизни, не осознавая, что за её спиной стоит тот, кто готов поддержать её в любой момент.       Когда наши взгляды встретились, я понял, что между нами всё-таки существует невидимая связь. Я хотел, чтобы она знала о моей готовности прийти на помощь. О том, как сильно я желаю быть тем старшим братом, о котором она грезила столько лет. Но, возможно, именно в этом и заключалась моя слабость: я не мог найти смелости, чтобы сказать ей об этом.       — Извините, Принцесса, но я не могу принять вашу реформу, — произнёс я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Она ваша, и значит, народ должен узнать о ней именно как о вашей. Разве не всё равно на Cовет? Это всего лишь сборище эмиссаров, которые решили взять на себя обязанности Короля и Королевы. Решает народ, и поэтому, не сочтите за плохой тон и высокомерие, но вы обязаны самолично представить эту реформу народу на предстоящих выборах.       Поддавшись порыву, я встал и подошёл к окну. Ветер шевелил занавески, и я смотрел на внутренний двор невидящим взглядом. Как она смеет сдаваться, даже не вступив в борьбу? Я чувствовал, как эмоции накатывают на меня, как волны, готовые смыть всё на своём пути, и, стараясь успокоиться, глубоко вздохнул.       — Прошу прощения за свои эмоции, — продолжил я, оборачиваясь к ней. — Но меня сильно тяготит тот факт, что вы собираетесь сдаваться, Аделина. Я вижу в вас достойного человека... Достойного быть Королевой.       Внутри раздался тихий голос, который шептал: «В детстве ты была куда более целеустремлённой». Я помнил, как она, полная надежд и амбиций, мечтала о том, чтобы изменить мир к лучшему. Где же та решительная девчонка, которая не боялась бросить вызов устоям и бороться за свои идеалы? Она была как цветок, распускающийся на фоне серых будней, готовая пробиться сквозь бетонные преграды.       Я вновь взглянул на неё. В её глазах читалась борьба, но также и неуверенность, подобно бурному морю, где волны сталкиваются с берегом. Я хотел, чтобы она вспомнила о той силе, которая когда-то горела в её сердце, как яркая звезда на ночном небе. Искренне желал, чтобы она поняла: её голос важен, что её действия могут вдохновить других. В этот момент я осознал, что не просто защищаю её, но и пытаюсь вернуть ей ту искру, которая когда-то зажгла её мечты. Искру, которая могла бы осветить путь к переменам.       Не знаю, что на меня нашло. Она горела, подобно маяку в океане душевных терзаний, и это меня пугало. Взгляд небесных глаз тускнел на моих глазах. Я сжал ладони в кулаки, вдыхая полной грудью. Она настойчиво говорит, что будет на моей стороне, будто смиряясь с тем, что ей не победить. И всё из-за Cовета? Или есть ещё причины? Мы изучали друг друга, как в первый раз. Сейчас я видел в ней отражение собственных сомнений, как в зеркале, которое показывает не только внешность, но и внутренние страхи.       — Прошу прощения, но может, я лучше ненадолго отстранюсь? — произнёс Астрей, чувствуя, как слова с трудом вырываются из уст. — Думаю, что подобные диалоги не для моего знания и ушей.       — Нет, Филипп, — ответил я, оглядывая его с головы до ног. — Этот диалог касается всех королевских кровей, ведь от него косвенно зависит вектор будущего нашей страны.       Я посмотрел на удивлённое лицо Филиппа и осознал, что наговорил лишнего. Самолично выпустил на свободу диких зверей, которых не следовало будить. Его глаза, полные недоумения, отражали мою собственную растерянность, и я почувствовал, как краска стыда заливает мои щёки.       — Ой, Филипп, прости, — произнёс я, стараясь сгладить неловкость. — Возможно, после тренировки я устал и сейчас наговорил того, чего не должен был.              Я заметил, как расслабились его плечи, и он кивнул, принимая мои слова. В этот момент я ощутил, как напряжение в комнате немного ослабло. Или мне только так казалось. Медленно повернув голову, я увидел её, окаменевшую от шока, и нервно сглотнул.

Ада.

      Чувствуя резкий скачок температур, я тихо задрожала, осознавая, насколько горячей была слеза, катившаяся по прохладной коже правой щеки. Как капля расплавленного воска, оставляющая след на холодной поверхности. Я не понимала. Мысли путались в голове, как кружащиеся в вихре ветра осенние листья, за которыми я наблюдала из окна своей спальни. Я думала, что Генрих жаждет стать королём, но теперь, после слов посла Совета, в душе возникло смятение. Его слова, словно ядовитая пыль, осели в сознании, затуманивая разум и заставляя сомневаться в том, что я знала о своих близких.       Я бездумно положила серебряный футляр на край стола: его блеск тускнел в свете платинового цветка. Гнетущая пустота заполнила сердце. Я падала в бездонную пропасть, не замечая конца и края. Его лицо было неподвижным. Ну конечно... Он снова надел маску, скрывающую истинные чувства от чужих глаз. Только холод и отстранённость, словно был уже далеко, в другом мире, где он не услышит моего зова.       О чём он говорит? Слова повисли в воздухе. Я ждала его объяснений, но в тишине слышался только собственный сердечный ритм, который казался слишком громким, слишком настойчивым. Лишь сейчас я поняла, что всё, что знала о своих чувствах и Генрихе, может оказаться лишь иллюзией, созданной воспалённым воображением.       Ещё три недели назад, в тот самый день, Сирена поддержала моё решение. Почему она не противилась этому? Она словно смирилась с тем, что я вынуждено собираюсь выйти замуж, хотя сама прекрасно знает, что я много лет лелею другую мечту. Я хочу любви. Что же так отпугнуло ранее упрямую и своевольную Бардольф? А после, как гром среди ясного неба, возникло предложение Мэл. Девушки, которая несёт на своих плечах семейное бремя, стоит горой за своего брата и свои интересы. Которая прочувствовала мою боль, дав обещание привести меня к престолу. Пообещавшая окружить меня народной поддержкой и взрастить во мне уверенность в следующем дне.       Я тихо всхлипнула, пока солёная капля продолжила свой путь по коже моей шеи, отчего та покрылась мурашками, и с удивлением осмотрела лицо Астрея, хмурясь от настигнувшей меня путаницы. Тихо стуча каблуками, в полнейшей тишине подошла к шкафу, находившемуся справа от кушетки и Генриха. Затаив дыхание, присмотрелась к очертанию когда-то алого цветка в темноте и почувствовала лёгкий испуг, когда один из лепестков открепился от бутона и в медленном танце опустился к основанию засохшего стебля.       — Нет... Нет-нет-нет... Пожалуйста, — я открутила стеклянный купол и бережно положила бордовый лепесток в раскрытую ладонь.       Пальцы задрожали. Я зажмурилась, стараясь не расплакаться на глазах джентльменов от настигнувшего меня отчаяния и полного непонимания происходящего. Опустив голову, сжала лепесток в руке, вслушиваясь в его хруст и своё учащённое сердцебиение.       — Раз мы заговорили так... При чём здесь Филипп, Генрих? — я развернулась на одном каблуке и одарила герцога серьёзным взглядом, не замечая, как лепесток в моей ладони постепенно превращается в пыль, настолько сильно я её сжала.       Он сомкнул челюсти, отходя от окна, но так и не поднял на нас глаз. Я прошлась рассеянным взглядом по периметру обедни: Персей спал на кушетке пьяным сном, Филипп сидел за столом и крутил в руках наполовину пустую рюмку, а Генрих топтался на месте, пытаясь что-то сказать.       — Генрих, что происходит? — спросила я, не в силах сдержать тревогу, когда он вновь отвернулся к окну, словно искал ответы за стеклом.       — Я... Я не знаю, как это объяснить, — его голос звучал глухо, словно он сам не верил в свои слова. Ле-Шарль облокотился на подоконник. Его спина была напряжена, а плечи тянулись к земле, будто груз невысказанного давил на него.       — Генрих, — продолжила я, стараясь вложить в голос уверенность, — скажи, что не так?       — Раз Персей спит и мы тут одни, то все должны знать. Это касается нас троих, — произнёс он с ноткой решимости. — Я не могу оставить вас в неведении.       В комнате воцарилась тишина. Все присутствующие замерли в ожидании чего-то неизбежного. Каждый вдох и выдох казались слишком громкими, а время замедлилось, как если бы часы остановились в ожидании дальнейшего развития событий.       — Вы с Мэллоди... вы королевских кровей, — произнёс Генрих. Воздух стал тяжёлым от внезапного известия.       Филипп напрягся, на его лице отразилась смесь тревоги и волнения. Глаза широко раскрылись, а брови сдвинулись к переносице, создавая глубокие складки на лбу.       — Стоп! — перебил Филипп, его глаза расширились от удивления. — Ты хочешь сказать, что мы...       — Да, вы королевских кровей.       — Но как... Как это возможно? Мы же...       — Ваша мать, Мэриан Астрей, имела девичью фамилию Ле-Шарль. Именно Л-е-Ш-а-р-л-ь. Она была сестрой моей ныне покойной матери. И Аделина... Близкой подругой твоей mama. Ваш отец — Мэлорик. Он тоже непростой солдат. Его кровь не обделена королевской принадлежностью другой династии. Династии Астрей, давно уже не правящей и ныне несправедливо забытой.       Филипп дышал через рот: замешательство медленно, но верно перерастало в шок. А Генрих всё продолжал свою речь, пока я постепенно приходила в себя.       — Мэриан выбрала тихую жизнь. Её выбор был тяжёлым, но решительным. Она отреклась от всего ради вашего отца. Её пытались вернуть, но всё было безуспешно. Ну, если судить по тому, что я сам знаю.       — Это значит, что... — начала я с придыханием, сжимая предплечья, но не успела закончить. Ведь следующая фраза раскрошила стены в сознании, удерживающие моё самообладание. Он словно бил по ним огромным молотом, не щадя ни его, ни меня.       — Да, — подтвердил Генрих, — они имеют право на престол. Это объясняет, почему мы с Филиппом можем чувствовать своё оружие и отдавать ему команды. Эта магическая способность передаётся только по королевским кровям.       Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Губы дрожали от злости, ноздри расширялись с каждым громким выдохом. Генрих управлял ходом беседы, подобно прокручиванию кубика в руках: очередной новый факт, и мы падаем, соскальзывая с грани.       — Но как ты это узнал? — спросила я, не в силах скрыть своего неверия.       — Я нашёл переписку «Трёх принцесс», — ответил он. Его голос стал тише, будто он боялся, что кто-то может нас услышать. — И в детстве слышал от матери несколько историй о том, что у меня есть брат и сестра.       — Ты можешь показать эти письма? — спросил Филипп. Его голос дрожал от волнения.       — Конечно, — ответил Генрих. — Но я не знаю, нужно ли, чтобы это знали другие. Вы понимаете, что будет, если об этом кто-либо узнает? Особенно народ.       Я посмотрела на Филиппа: в его глазах читалось беспокойство.       — Почему это так опасно? — спросил мужчина, чувствуя, как в груди нарастает тревога.       — Если начнётся гонка за престол, я не знаю, что произойдёт. Это может привести к хаосу, и я боюсь, что мы не сможем справиться с последствиями.       В комнате повисло гнетущее молчание. И каждый из нас, словно корабли в бурном море, ощущал, как поднимаются волны неопределённости и страха.       — Да... Обсуждать это под градусом — не лучшая идея.       — А когда мы сможем ещё собраться? Без лишних ушей и глаз.       Я была в полнейшем шоке. О чём говорил мой открытый в задумчивой гримасе рот и напряжённые плечи. Не значит ли это, что второй цветок принадлежит..?       Медленно повернув голову в сторону одиноко стоящей колбы, я одарила растение потрясённым взглядом, оставаясь обездвиженной, а после… Грубо взяла Генриха за грудки и впечатала в рядом стоящую стену, просверливая злым взглядом дыру в его шее. Я словно обезумела, ведь, следуя словам герцога, даже собственная мать держала меня в неведении. Была ещё одна принцесса. И её ранее укрытые от династии дети прибыли к нам во дворец, в то время как Генрих всё прекрасно знал. Знал и не сказал! На его лице всё также красовалась ледяная маска, но в глазах плескался ужас, вызванный силой моего захвата. Словно он ждал нападения, но точно не от меня. Неужели…       — Неужели я не заслуживала правды, Генрих?! В чём была причина твоего молчания? — крепко сжимая ткань его жилета, моё лицо исказила злоба и боль. Он молчал, желваки играли на его лице. Я опустила взгляд туда, где пульсировала напряжённая вена. Генрих не сопротивлялся. Я могла запросто сдавить его шею своими ладонями в промокших от пота перчатках. Душить, подобно воздуху в этой комнате, пока кровь не украсит моё лицо алыми кляксами.       — Ну конечно... — мой шёпот перешёл в нервный смешок. Черты его лица постепенно расплывались, стоило слезам подступить к границе покрасневших глазниц. Я была не одна. Всё это чёртово время в черте городка жили мои родственники. Выходит, что кузены, которые не такие бесчувственные, какой была моя семья. — Аделина. Глупая Аделина. Наивная маленькая принцесса, которая ничего не смыслит в жизни.       С каждым словом я насаживалась на ржавые прутья на дне нашей пропасти. Кричала. Или мне хотелось так думать. Никто не слышал моего безмолвного зова.       — Я не знаю, что было в голове у моей mama, когда она решила не говорить о своей близкой подруге. Но ты...       — Я обещал матери, что никто об этом не узнает. Но, осознав, что это нечестно, всё-таки рассказал. Прости и не держи на меня обиду, пожалуйста, — он говорил тихо, неуверенно, но это лишь подстегнуло мою ярость.       О каком доверии и прощении может идти речь? Да, наши семьи не были близки, но сколько себя помню, я всегда стремилась его понять. Помочь открыть глаза на путающие разум вещи.       — Ты хотел знать, почему я захотела поддержать тебя? Да потому, что ты дорог мне, оттого я бы не смогла вести с тобой борьбу за чёртов престол! И сейчас выясняется, что Астреи тоже могут претендовать на него! Пока я изо дня в день успокаивала себя и верила. Верила, что стань я королевой по воле судьбы, жизнь наладится, что никто не будет страдать — ни ты, ни я. Что я смогу полюбить какого-нибудь графа, хотя на самом деле дела мне ни до кого нет, ведь брак по расчёту — это не любовь!       Я старалась говорить спокойно, скрывая дрожь в голосе и комкая его рубаху в руках подрагивающими от напряжения пальцами. Но и он меня подвёл. Громкий всхлип вырвался из горла в момент возникшей между нами тишины.       — Ты был единственным, до кого мне было дело! — я сжала губы в тонкую линию, стыдливо отводя от него взгляд, и почувствовала металлический вкус на языке, ведь случайно прикусила губу до крови. — Мы оказались в одной лодке: я, думая о том, что выход лишь в том, кто из нас выиграет эту гонку, а ты, зная, что мы не одни.       Когда наши взгляды встретились, я увидела в его глазах вину. Такую искреннюю и глубокую. Но было ещё что-то, что я вновь не смогла разгадать. Некая меланхоличность, тёмная и необъятная. Он хранил в себе слишком много, и мне было его жаль. Но всё это не компенсировало его наглой лжи.       — Знаешь... Я считаю Мэриан очень смелой женщиной. Она отреклась ради того, что ей было дорого. Я искренне завидую Мэл, что у неё есть такой хороший брат, которого она любит всеми фибрами души. — Я шипела ему в лицо, упиваясь нашей с ним болью.       Я всего лишь очередная женщина, которая должна выйти замуж по расчёту. Уповать на то, что мой будущий муж не посмеет поднять на меня руку и молчать. Молчать о своих желаниях, рожая ему детей.       — А что получили мы? Это и жизнью не назовёшь. Мне не хватало тебя, Генрих. Всегда не хватало.       Я ослабила хватку, медленно отступая на два шага назад. Голова кружилась, отчего я не заметила, как тихо врезалась в грудь стоящего сзади Филиппа.       — Извините, принцесса, нужно было предупредить о столкновении, — мужчина мягко придержал меня за плечи.       — Аделина, я прекрасно понимаю твои эмоции. И разделяю ненависть ко всем правилам правления престолом. Я никогда не хотел, чтобы мы были порознь, — они отбросили формальности, но мне было всё равно. Слова джентльменов растворялись в моём сознании. Я не могла разобрать ничего, что они пытались до меня донести.       Что со мной стало... Я дрожала, словно раненый зверь, смотря на Генриха пустыми глазами и чувствуя, что, наконец, отпустило. Отпустило всё то, что я держала в себе последние шесть месяцев. Я вдохнула полной грудью, ощущая, как сзади стоящий мужчина перестал дышать, после чего отступила и обернулась на отворившуюся с тихим скрипом дверь.       — Что... Происходит? — Сирена одарила нас недоумевающим взглядом, нахмурив брови. Впервые за долгое время я видела её настолько удивлённой.       Да, картина маслом: я, стоящая ни жива, ни мертва, задумчивый Филипп рядом. Генрих, прижимающийся к стене в потрёпанной от моего выплеска ярости одежде, и Персей, который свесился с кушетки, пытливо зажимая ладонями своё лицо.       Просто... Блеск.       — Впервые я не знаю, что сказать, господа.       Где-то сбоку послышался недовольный стон, вынуждающий всех присутствующих обратить внимание на кушетку.

Перси.

      — Леди и джентльмены, прошу меня простить, но меня крайне утомили ваши разговоры о кровном родстве. У меня раскалывается голова от ваших дурных напитков. Не мог бы кто-нибудь подать мне тазик, а то полуночная трапеза сейчас может выйти на лунный свет, — я закашлялся, прижимая ладонь к груди.       Во рту будто кошки насрали... Как же болит голова! Меня сейчас стошнит. Ещё и эти обсуждают какие-то мудрёные темы. Я выпил какой-то яд? Голова так и трещит от их вечной болтовни о том, что кто-то королевских кровей, а кто-то нет.       — Персей, что с тобой? Точнее, что с твоей речью? — я прищурился и повернул голову в сторону раздражителя. Им оказался Филипп, который... держал за плечи принцессу Лихтинштейн. Опа. Ладно, я подумаю об этом позже.       — Медвежонок, это называется сценический образ, — я усмехнулся, ещё не осознавая, какую ошибку совершил. Или не ошибку? — Я, конечно, понимаю, что у вас тут драма. Но сейчас помру от вашего алкоголя. Из чего его делают?       — Из дистиллированного яда королевской кобры. С её клыков обычно сливают 75 литров яда и потом получают из них два с половиной чистого напитка. Ну, не считая примесей на производстве, — ответил Генрих, небрежно поправляя свою одежду.       Ебать, а какого тогда размера эта кобра?       В комнате царила напряженная атмосфера. Все присутствующие, казалось, затаили дыхание, ожидая, что произойдет дальше. Я обернулся и встретился взглядом с Сиреной. Она стояла в углу. Её глаза, полные загадки и непонимания, смотрели на меня с таким странным выражением, что сердце моё забилось быстрее. Я невольно вскрикнул, не в силах сдержать внезапно настигшего испуга. Я не ожидал увидеть её там, и этот неожиданный момент заставил меня почувствовать, как холодок пробежал по спине.       — Извините, не ожидал вас там увидеть.       — Это вход в комнату, Персей, — спокойно отозвалась Бардольф.       — Он сильно пьян, — ответил Генрих стальным голосом.       Что-то произошло. Я заметил пустой взгляд принцессы Аделины, стоящей в руках Фила. Они словно отключились от этого мира: каждый находился в глубокой задумчивости, и у каждого на то свои причины. Затем глаза нашли и принца Ле-Шарля. Его взгляд был равнодушным, но даже в опьянённом состоянии я смог заметить мелькнувшую в нём искорку вызова. Целительница же оставалась в тени комнаты. Я прищурился, пытаясь разглядеть её силуэт, но наткнулся лишь на её серьёзный взгляд.       — Так. Меня не было всего пару дней. И тут по возвращении я наблюдаю... это, — Сирена коротко взмахнула головой, наверное, приводя мысли в порядок, и тут же позвала Жизель, дабы та принесла такой нужный мне таз.

Ада.

      Я замерла от касания сэра Филиппа, чувствуя, как неожиданно нагрелась моя кожа под его ладонями. Что? Я взглянула на него немного красными от слёз глазами и опешила.       — Медве…жонок? — мои веки раскрылись чуть шире, а голова наполнилась несвязными мыслями.       Именно сейчас, в этих самых обстоятельствах, мне резко вспомнились намерения, побудившие меня позвать джентльменов на приём. Я подозревала Филиппа в том, что тот прознал о нашей сделке с Мэл. Но совсем забылась, думая о том, что меня так тяготило. И всё из-за алкоголя и случая. Но его странное поведение... Эти редкие взгляды. Неужто...       — Сирена, а... Не подскажешь, водятся ли в наших лесах, скажем, медведи? — я медленно повернула голову, наблюдая за тем, как Сирена помогала Персею избавляться от «лишнего», осторожно придерживая того за ворот льняной кофты и направляя голову мужчины под правильным углом. Девушка без какого-либо стеснения сидела на полу у кушетки, с невозмутимым лицом изучая состояние мужчины.       — Нет, не водятся. Только в километрах пятнадцати, в самых глубинах, и то редко встретишь. Почему вас заинтересовало это именно сейчас?       Мои губы приоткрылись в удивлении. Я метнула взгляд на мужчину, который по малому количеству известной мне информации являлся... анимагом. Но понятия не имела, какой облик он способен принимать. От этих мыслей я пару раз открыла рот, то ли от возмущения, то ли от жуткого смущения, походя на рыбу на суше. Застыв, словно статуя в его руках, я и не заметила, как глаза мои округлились, а мысли сложились в логическую цепочку, отчего я никак не могла понять своей заторможенности. Ведь теперь была абсолютно трезва.       — Так это были вы? На Священном озере? Вы? Я...       Выходит, что я подарила свой первый поцелуй, хоть и невинный, этому мужчине...

ТАК ЭТО БЫЛ БРАТ МЭЛ?!

...

      — В смысле, не водятся? Я же с Филиппом видел медведей!       «Ебать, я пьяная мразь. Чуть не спалил Филиппа!», — Перси увидел, как принц собрался возразить, и многозначительно повёл бровью. Эшфорд попытался намекнуть, что тут необходима мужская солидарность и помощь, пока его снова не уткнули в таз.       Астрей с удивлением посмотрел на Аделину, скрывая своё смущение и настороженность, от которых и так след простыл, после потрясения от принца.       — Священном озере? Что вы имеете в виду? И что вы делали на Священном озере?       «Будет очень плохо, если она узнает, что это был я. Ведь тогда я буду выглядеть в её глазах совершенно безалаберным и гнусным человеком, который «воспользовался» её незнанием. Хоть и неосознанно», поразмыслил Филипп, медленно убирая руки с хрупких плеч. Единственным, что ему хотелось сделать в данный момент, было желание: прибить Персея прямо на месте. Не так он желал поведать ей о своей особенности.       — Но ведь ходили же слухи, что здесь ходят магические чёрные медведи. Дети леса, как их называют, — озвучил свои догадки Генрих, бегая взглядом между, выходит, своей кузиной и двоюродным братом.       Перси порывался сказать что-то в защиту Филиппа, но рвотный позыв прервал всё его геройство. Сирена же одарила принца возмущённым взглядом, машинально поглаживая Эшфорда по спине.       — Дети леса — это всего лишь выдумка для маленьких детей, и... Аделина, что ты делала за пределами замка? — она взглянула на девушку со всей серьёзностью, на которую была способна, не понимая, на чью сторону встать в данной ситуации.       Генрих посмотрел на неё с лёгкой иронией: «Могла бы и подыграть».       «Какого чёрта здесь вообще происходит? Да, я прекрасно знаю, что Филипп обращается в медведя. Но если Аделина встретила зверя у озера, не зная, что это мог быть именно Филипп, не значит ли это, что она понятия не имеет о его животной сущности? Ситуация крайне шаткая, но больше всего меня в ней смущают ночные похождения Аделины в лес. Что она там забыла?» — недоумевала Бардольф, придерживая рубаху «гостя из другого мира» чтобы не замарать ту его шлаком.       — Я...       Теперь неловко стало уже самой Аделине. Она поняла, что её сверлят три пары заинтересованных глаз, отчего покраснела и отступила от сборища гостей на маленький шаг. Прикусив нижнюю губу от неловкости, принцесса опустила голову, стыдясь своего смелого предположения. И с чего она взяла, что это был именно он?       — Прошу прощения, сэр Филипп, за то, что посмела подумать о вас в таком ключе. Я допустила неверное суждение, и мне очень жаль, что ввела вас в заблуждение, — Ада неловко перебирала ткань юбки, чувствуя себя ужасно перед всеми присутствующими, в то время как Сирена пытливо вздохнула, по всей видимости, чувствуя её смятение.       — Извините, принцесса, что вызвал столько неудобства своим присутствием, — приглушённо проговорил анимаг. Мужчина завёл руки за спину и расправил плечи, вдыхая полной грудью. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя стеснённо в собственных владениях.       — Ладно, не будем акцентировать на этом внимание. Меня больше интересует то, как вы такой компанией оказались в имении Лихтинштейн и почему Персею так плохо, — Сирена бросила взгляд на мужчину, которого настиг очередной рвотный позыв, после чего прикрыла свои уставшие глаза и задумалась. — Хотя смею заметить, что ещё немного и ему станет намного легче.       — Мне плохо, потому что они напоили меня ядом!       — Это не сам яд, Персей, — встал на защиту королевского пойла Ле-Шарль, на что ответом ему стала новая нелицеприятная отрыжка.       Перси поднял голову и громко прокашлялся, стараясь не смотреть на содержимое таза.       — Ну а чего он такой убойный?       — Это я пригласила джентльменов на «позднюю аудиенцию», — поспешила объясниться Аделина, стараясь избежать надвигающегося обсуждения содержания алкогольных напитков. — Мы немного выпили, а после Персей упал в обморок...       Закрыв покрасневшее лицо руками, она почувствовала неловкость в трёхкратном размере: перед Филиппом за своё высказывание, перед Сиреной за беспокойство и Персеем из-за своей невнимательности и отсутствия чуткости, которая была так необходима. Ещё и с Генрихом повздорила. От мыслей, кружащих усталую голову, девушка неприметно задрожала и врезалась бёдрами в край обеденного стола, пытаясь найти точку опоры, в то время как гости наблюдали за ней с лёгким недоумением.       «Да, сглупила, но не убиваться же, как Джульетта», —подумал Перси, обхватывая ручки железного таза руками. Он перевёл измученный взгляд на Филиппа и ощутил острое чувство стыда за свой развязанный язык.

Ада.

      — О каком неудобстве идёт речь? Это мне должно быть неловко перед вами, ведь я подумала... — мой голос дрожал, словно хрупкая струна, вот-вот готовая порваться: «Подумала что вы видели меня голой!» — ... о вас неверно. И...       — Так. Давайте все успокоимся, — Сирена поднялась с колен и, выпрямившись, потёрла переносицу. Её усталый взгляд скользнул по лицам присутствующих, пытаясь уловить наши эмоции.       — Персей, сейчас я принесу настойку, которая утолит жжение в твоём организме. От этого должно полегчать. Как прибудешь в дом, пей много воды. Никакого алкоголя ближайшие три дня. Аделина... — спокойные глаза целительницы встретились с моими раскрасневшимися щеками. Мне хотелось спрятаться от окружающих, но то, как она смотрела на меня с заботой и пониманием, придало мне сил.       — Ты... Вы утомились. Я провожу вас в покои. Не думаю, что вы поставили джентльменов в неловкое положение, ведь они знали, на что идут, — Бардольф многозначительно повела бровью, пытаясь передать мне уверенность, и, подойдя ближе, мягко придержала меня за спину, словно защищая от невидимых угроз.       Сэр Филипп, всё это время стоявший в тени, решился взять слово, спеша разрядить обстановку. Он думал, что сможет успокоить всполошившихся гостей, пока Перси считал, что его слова лишь добавят масла в огонь.       — Не поймите меня неправильно, принцесса, но ведь я и не говорил, что это был не я. Мне не дали в этой комнате и слова, — начал мужчина уверенно. Его голос заставил мурашки бежать по моей спине. Где-то там, под лопатками, постепенно обволакивая область над рёбрами. — Да, это был я. Но не считайте это за дурной, невежественный тон. Вы ведь помните, что как только вас увидел, пытался скрыться и отводил взгляд. Я честно ничего не видел. Просто, — я закусила губу, а он прокашлялся, ведь некогда твёрдый голос перешёл на хрип. — Это очень значимое место в моём роду, и я часто патрулирую там, когда появляются новости о мародёрах.       Филипп внезапно покраснел. Его лицо стало ярким, как спелая вишня. Никогда прежде Перси не видел его таким смущённым, и это зрелище было одновременно забавным и пугающим.       Мысли о том, что в средневековье за подобные промахи могли и голову отрубить, немного ошарашили Перси. Но тут же пришло осознание: этот мир больше напоминал стимпанк, чем простое средневековье, с его механическими чудесами и паровыми механизмами.       Принц замер. Его глаза, полные смешанных эмоций, блуждали по полу, как будто искали спасительное укрытие. Он выглядел удивлённым, скорее озадаченным, о чём говорила глубокая морщина, залёгшая меж его бровей.       — Я запутался... Так в лесу был Филипп, а не обычный медведь? — произнёс он, пытаясь разрядить атмосферу, но в голосе моём звучала неуверенность.       — Ты же сам сказал, что тут их нет...       — Ну, я сказал. Но всё же иногда они тут действительно появляются, особенно осенью. У нас благородные леса, поэтому медведи перед спячкой могут в них кочевать.       Астрей продолжал стоять на месте. Его взгляд был прикован к полу, словно он ожидал любой реакции, но в глубине души представлял лишь самые худшие последствия.       Я подняла глаза и не смогла отвести их от смущённого мужчины, изучая его задумчивым взглядом. Так это был он. Филипп не знает медвежий, потому что не является зверем в полной степени. Он отводил взгляд, пока я выходила из воды, потом и вовсе зарыл морду в песок. Стерпел мою заинтересованность и позволил осмотреть, когда я подумала, что он ранен. Получается... Я же ощупывала его тело в медвежьем обличии! И он ничего не сказал, всё это время думая, что повёл себя неправильно.       Я и не заметила, как сквозь пелену мыслей начала смотреть на этого мужчину смущённым и восхищённым взглядом. Этот поступок не был невежественным. Наоборот, если смотреть на ситуацию целиком, он повёл себя очень благородно в тех неожиданных обстоятельствах, а также проявил смелость, признавшись в том, что это именно он был на том озере.       Но факт оставался фактом: он получил мой первый, хоть и невинный поцелуй, а я, в свою очередь, нарушила его личное пространство, коснувшись его тела. Это значит, что он не знает о сделке. Он...       Я была настолько счастлива и смущена, что нервно кусала нижнюю губу, осматривая его профиль заинтересованным взглядом, забыв про все манеры. В чувства меня привела Сирена, всё это время напряжённо поглядывающая на меня из-за плеча в ожидании моего вердикта. Как только её пальцы мягко надавили мне между лопаток, а вторая рука обвила плечо, я вздрогнула и тихо прокашлялась. Как можно вести себя так безрассудно?       — Благодарю вас за то, что признались. Я... Я думаю, что мы квиты, сэр Филипп, — я старалась сдержать смущённую улыбку, вспоминая, как бесцеремонно почёсывала ему за ухом в медвежьем обличии. Он вздрогнул от моего голоса, отчего я прикрыла губы ладонью, скрывая своё удивление.       — Было бы низко не признаться о таком, — произнёс он, и в его словах звучала уверенность, которая одновременно восхищала и пугала меня.       Алкоголь давно выветрился, но я снова ощутила себя в бреду, сама не зная конкретной причины. Отводя взгляд, я собиралась повернуться спиной к присутствующим, ведь глупая улыбка так и рвалась наружу, а веер лежал на кушетке. Но почувствовала достаточно твёрдую хватку и замерла.       Я медленно повернула голову и одарила неожиданно хмурую Сирену удивлённым взглядом. Это она так отреагировала на мой порыв, или я сказала что-то лишнее?       — Сирена, что-то случилось?       Целительница напряжённо молчала, глядя на меня пронзительным взглядом своих разноцветных глаз, а после приблизилась и прошептала. Но её шёпот был достаточно громким, так как в комнате царила полная тишина.       — Возможно, я ошибаюсь, но с последнего осмотра прошло пару недель. У вас окрепли мышцы на руках, госпожа. Вы... Вы что, занимаетесь тренировками?       Мои губы приоткрылись, глаза стали стеклянными. Ведь из всех присутствующих я меньше всего боялась, что именно Сирена прознает о моих уроках. Думая, что всё позади, этот вопрос заставил меня окончательно отрезветь. Вот уже во второй раз за эту вечную ночь.

Кажется, меня поймали.

__________