На руках у меня засыпай

Это началось в пять и продолжалось по сей день. Во снах она всегда была чудесно одета, в шелковых платьях и льняных рубашках — каждый день новый наряд, никогда не повторяется. И кровать у нее мягкая и огромная, там пять таких поместится. И в углу ее собственной комнаты есть несколько коробок с игрушками. И в холодильнике никогда нет недостатка в еде. А родители о ней заботятся. Джейсон смотрел на это, как смотрел бы раздражающий сериал, который он не в силах бросить. Лучше бы совсем ничего не снилось, чем… это. Возвращаться в реальность становилось тяжелее и тяжелее. Он просыпался на полу под крики родителей, у него урчал желудок, отец звал, чтобы он помог ему кое-в-чем важном, и они выходили из дома на грязные подворотни и пустые улицы, не сравнимые с красивым районом, в котором жила Эрин. Золотая девочка. В кукольных платьицах, с кучей игрушек и любящими родителями. Его соулмейт. Иногда Джейсон думал, что вселенная издевается. Из всех живущих — она, самая неподходящая и действующая на нервы девчонка, за которой ему снова и снова приходится наблюдать. Пусть подавится и она, и ее мать с отцом — своим богатством и высокомерием. Столько власти в руках, и они не делают ничего. Джейсон тогда и усвоил этот урок. Даже те, кто стоят на вершине, окруженные блеском славы и денег, ничем не помогут тебе. Каждый сам за себя. Это правило работает не только на улицах. А в девять Эрин попыталась покончить с собой. Джейсон видел во сне белоснежную огромную ванную, стальное лезвие и море крови. Кожа расходится по швам, как вспоротая плюшевая игрушка, вода становится розовой, красной, багровой, капли падают на пол. Эрин теряет сознание, и Джейсон просыпается. Нет. НЕТНЕТНЕТ Несколько дней назад он потерял мать. А теперь соулмейта. Нет, блять, нет. Это же невозможно. Эрин, она же красивая умная богачка, у таких не бывает проблем. Им незачем вскрывать себя. Им незачем умирать. *** — Осторожнее. — Прошу прощения, мэм. Забыл, что огнестрелы безболезненны. Эрин в ответ возмущенно заныла и вызывала желание вырубить ее и лечить в таком состоянии, пусть Джейсон готов признать, что сегодня она держалась… неплохо. По крайней мере, когда ее ранили в первый раз, она плакала и умоляла отвезти ее в реанимацию, хотя с тем порезом можно было обойтись легким испугом и спиртом. Джейсон иногда забывал, что гражданские реагируют на подобное совсем не так, как он или его знакомые. Эрин проклинала его в сто тысяч хрен пойми какой раз и себя за то, что связалась с ним. Сегодняшним вечером она совершила увлекательную поездку в Бладхейвен вместе с Джейсоном на вечер одного наркоторговца в качестве его «плюс один» для отведения глаз. И в итоге, когда их раскрыли, а Джейсон перебил всех, кто на него напал, Эрин в пылу драки не заметила, как в нее целились из пистолета. Ей повезло, что Джейсон успел среагировать. Пуля задела кожу на животе, она получила очередное ранение, шок и еще сто причин винить его в том, что все в ее жизни идет наперекосяк. — Мне больно. — Я знаю. — Мне больно! — Мне будет проще лечить тебя, если ты будешь в отключке. — Даже не думай! — она дернулась уже в третий раз. Джейсон цыкнул, схватил ее за плечо и прижал к дивану. Другой рукой продолжил обрабатывать рану. Эрин мычала/ныла/вопила. В ней болевой порог на нуле, она не Джейсон, не тренировалась многие годы, не терпела пытки и не преодолевала себя в целях выжить. Ей не приходилось беспокоиться о собственной безопасности, и ничто не угрожало ее жизни прежде, кроме ее самой. Джейсон держал крепко. Она вырваться не может, но не боится, как было ранее. Он сильный, если бы Эрин ему врагом оказалась, не смогла выстоять и тридцати секунд. Одно неосторожное движение — и он переломит ей ключицу. У Эрин мурашки от этого чувства. От осознания, кто сидит перед тобой, от исходящей от него опасности. От того, что он стоял за ее спиной, когда Эрин потребовалась помощь Красного Колпака. Такая сила — но не у ее ног, как бы не хотелось казаться себе особенной. Джейсон — не собачка на цепи, его невозможно контролировать. Бэтмен не справился. И она не собиралась пробовать. Знает же, что за такое рука, которая сейчас осторожно прикладывает марлевую повязку к ее коже, схватит ее за горло. Она замечала, как бегает взгляд по ее животу и груди. Джейсона не интересовало ее тело, — лучше бы оно, но нет, — он смотрел на ее шрамы. Розовые рубцы на животе — кухонный нож, ей четырнадцать, ее называют жирдяйкой и свиньей. След на левой ключице — ей двадцать два, и она впервые помогла ему. Полосы на запястьях — ей девять, ей пятнадцать, ей девятнадцать. Одна накладывается на другую, как гребаный карточный домик, ебучее свидетельство ее трудностей с менталкой. Она кривилась, когда смотрелась в зеркало, это ведь то, до чего она сама себя довела. Не Джейсон, он не стоял над ней тогда. Это она не смогла выдержать… все, что свалилось. У Джейсона на руках свидетельство его работы. Кто-то скажет, что он военный, кто-то — что полицейский, мало кому придет в голову мысль о линчевателе. Люди привыкли думать, что среди них такие не живут. Они далеко, высоко, на крышах, бегают рядом с Бэтменом, Суперменом, сидят в Аркхэме, но уж точно не за соседней дверью. Шрамы — это единственное, что их роднит. У Джейсона — отголоски его силы, не слабости. — Как ты с этим справляешься? — она провела пальцами по рубцам на предплечье. Ей всегда хотелось задать этот вопрос. — Продолжаю жить, дорогуша. И тебе советую. — усмешка застряла в горле, как кость. — Твоя жизнь, она же… — Дерьмо. — Я не это хотела сказать. — Правда, что ли? — он ухмыльнулся. Эрин посмотрела ему в глаза и поняла — не соврешь, Джейсон догадается. — Может, и дерьмо. Они молчали всего секунду. А потом комната наполнилась смехом. Возможно, так было даже проще. Меньше недомолвок, меньше обид. — Я бы не выдержала, — прошептала она. — Мне сложно переживать это во снах. А наяву. Я бы, наверное, закончила это еще в детстве. — Довольно, — хватка на плече усилилась. Эрин вскрикнула, но Джейсон не ослабил ее. Боль отрезвляла. В его глазах она видела злость. Он пережил многое. Потерю родителей, сиротский приют, тренировки и ежедневные покушения на жизнь. Пытки. Смерть. Воскрешение. Недоверие семьи, непринятие, ненависть. Непрекращающийся кровавый кошмар. Слышать, что кто-то так бесцельно разбрасывается жизнью, для него отвратительнее всего. — Если ты собралась плакаться, то я ухожу. — Уходи. Джейсон замер — она трясется под его взглядом, чешет запястья, часто-часто дышит. Разговор давит, она прячется. Не слушать, не слышать. Не думать. О смерти. О шрамах. О боли. Эрин знает, что сейчас провалится в сон, чтобы забыть, но воспоминание придут к ней, как неизбежный попутчик. И проснется, и все начнется по новой. Он внезапно потянулся и провел пальцами по шрамам на животе. Прикосновения царапнули кожу, Эрин смотрела с надеждой страхом. — Ты пережила это, — сказал он. — Значит, и остальное переживешь. И ушел.