
Пэйринг и персонажи
Описание
Хвост Тигнари сходит с ума, когда приходят письма Сайно. Или сам Сайно.
I.
06 августа 2022, 10:09
С недавних пор Тигнари стал особенно сильно любить вечера. Отдых, прохлада, контрастирующая с непривычно жаркими летними днями, и письма, которые Тигнари теперь читал украдкой. Но это только добавляло им притягательности.
Корреспонденции всегда было много. Короткие новости от Коллеи, рабочие записки, случайные послания от городских; но с нетерпением Тигнари ждал письма только от одного человека. Лишь почерка было достаточно, чтобы хвост предательски дёрнулся, готовясь по-детски в предвкушении завилять. Хотелось бы Тигнари понять, почему он так ждёт именно этого знакомца, но пока он просто не давал хвосту волю — не хотел провоцировать лишние вопросы, если кто-то увидит в фигуре строгого лесного стража хотя бы намёк на увлечённость кем-то или чем-то. Тигнари дружелюбен, но бесстрастен — таким он предстаёт перед всеми, даже перед Сайно, хоть и хочется иногда написать что-то личное, важное, трепетное. Такое, от чего хвост Сайно тоже непременно завилял бы, если бы тот у него был.
Сайно писал почти каждый день. Так вышло как-то само. Первый раз он отправил Тигнари медовые финики с запиской о Коллеи, Тигнари вежливо его поблагодарил и ради приличия поинтересовался делами. И вот спустя месяц Сайно вёл почти отчёт о том, чем именно он занят в пустыне и почему никак не может вернуться в Сумеру и продолжить исследования там. «Ничто не сравнится с полевыми испытаниями». Тигнари мог бы поспорить или возмутиться, но в письмах он оставался сдержанным и воспитанным собеседником, который непременно выскажется обо всём, что ему не нравится, при встрече. Если она состоится, конечно — до этого они ведь не сталкивались. Но теперь у них хотя бы был повод. Скажем, обсудить письма или провести Сайно экскурсию по любимым местам, которые Тигнари вписывал в свои рассказы. Или это не повод? Не может же быть так, что письма просто прекратятся? Может, это даже и не дружба, а просто желание Сайно вести дневник или вообще болтливость, обострившаяся из-за скуки и одиночества? О таких вещах Тигнари не думал. Толку в фантазиях нет. Он решил не делать бессмысленные выводы и просто дождаться, когда Сайно вернётся и скажет всё сам. Или не скажет. За месяц Тигнари не научился предсказывать его ответы; наверное, поэтому хвост и продолжал реагировать так остро: Сайно находил, чем удивить.
Когда Сайно не писал, Тигнари весь вечер тоскливо поглядывал на дверь, отвлекаясь от домашних дел, чаще всего от чтения. Он понимал, что Сайно не ворвётся в его дом с извинениями, даже не ждал, что он вообще сообщит о своём приезде, просто… Нет, у Тигнари не было никаких объяснений тому, что мысли, несмотря на логику, стремились туда, в жестокие условия, где он бы, наверное, не выжил дольше пары часов. А Сайно выживал. Ах, прекрасный Сайно был слишком прекрасен во всём, но и в эти размышления Тигнари старался не вдаваться. Чудесных людей на свете много — что же, на каждого теперь тратить время? Тут тоже можно было бы поспорить, но Тигнари не спорил: Сайно замечательный, но не настолько, чтобы фантазировать. Впрочем, иногда можно, главное — не увлекаться, а то этот проклятый хвост, живущий своей жизнью, вечно всё портит.
Тигнари почему-то лучше всего запомнил рассказ Сайно о том, как он увидел пустыню впервые: она казалась ему злой и слишком огромной, чтобы быть настоящей. Но годы спустя он изучил и её, и её законы, чувствуя себя достаточно уверенным среди песков. «Хотя меня часто тянет в лес. Мне нравится то, что пишете вы».
Всё ещё «вы». Сайно успел рассказать о детстве и юности, Тигнари пожаловался на хвост (разве что не признался, что безумнее всего он становится не в лесу, когда взгляд цепляется за что-то красивое, а дома, от писем Сайно) и уши (которые он чаще всего замечал тоже в контексте писем — когда они увлечённо опускались и поднимались, пока он размышлял над ответом), но фамильярность им не давалась. «Может, мы перешагнём этот барьер при встрече», — написал однажды Сайно, и хвост Тигнари едва не отделился от тела при мысли, что они действительно однажды встретятся.
«И ты называешь себя бесстрастным?» — хмурясь, упрекнул себя Тигнари, но хвост, не слушая разум, продолжал вилять. Оставалось только смириться. В конце концов, его никто не видел. Но что он станет делать при Сайно? Соврёт про бабочек, приятные запахи или цветы? Наверняка Сайно не дурак. То есть, конечно, он не дурак, но сможет ли он предположить что-то такое, чему даже сам Тигнари не мог дать название?
Сайно так вдохновенно рассказывал о пустыне, что иногда Тигнари хотелось бросить всё и пойти за ним; отказаться от влажности тропического леса, каждый уголок которого он знал наизусть, в пользу сжигающего сухого воздуха. И Сайно. Перечитывая старые письма, Тигнари часто думал о том, чтобы дать себе пару дней выходных и отправиться в пустыню. И дело совсем не в художественных способностях Сайно, а в нём самом. Серьёзном, отстранённом со всеми, даже с ним. Тайна, скрытая за фасадом, не просто манила — держала на поводке, от которого Тигнари не желал избавляться. Он лишь ждал, когда Сайно потянет его на себя. Может, сегодня? Быстро просмотрев остальные послания, Тигнари сделал чай и уселся в любимое кресло у окна. Идеальное место, чтобы прочесть, чем именно поделился Сайно сегодня, а потом посмотреть поверх верхушек деревьев вдаль — туда, где был автор писем, неизменно находящих отклик в его сердце.
«Сегодня был насыщенный день. Так всегда, когда экспедиция подходит к концу. Я жалею лишь о том, что скоро привычный распорядок вернётся к городской рутине. Но в этот раз у меня есть приятное обстоятельство, которое сглаживает тоску. Им я закончу письмо.
Оказалось, что оникабуто действительно могут выжить в пустыне, но только в определённых областях. На изучение этого, к сожалению, потребовалось слишком много времени, но что поделать. Кроме этого, вчера мы нашли ещё одно полезное растение, которое прежде считалось потерянным. Его выращивают в теплицах, но у диких несколько иные свойства.
А ещё мы закончили карту. Это городской заказ, но я подумал, что она может пригодиться и Вам. Там много лекарственных трав, если вообще можно использовать слово "много", когда речь заходит о пустыне — и флора, и фауна тут не особо разнообразны.
Не желаете ли взглянуть на карту из первых рук? Пока она не оформлена красиво и удобно, но я готов пояснить все непонятные моменты, если Вы пожелаете. Она моя и на ней мои замечания, которые вряд ли войдут в финальную редакцию. Что скажете? Мы возвращаемся в четверг, но мне необходимо уладить некоторые дела. А потом я хотел бы встретиться и поговорить. Впрочем, это звучит слишком официально. Я лишь хотел сказать, что был бы не прочь побеседовать с Вами вживую. В пятницу вечером, если Вам это будет удобно.
Ответ не успеет дойти до меня. Отправьте Ваше решение в Академию — там я получу его быстрее всего.
С уважением и желанием обсудить карту и что-нибудь ещё, Сайно».
Мирно лежавшие уши Тигнари настороженно поднялись. Он взволнованно отложил письмо и встал, глядя на листок как на опасного зверя. Свидание? Вряд ли Сайно про себя назвал это так, но Тигнари… Пора признаться, что он как-то умудрился влюбиться в того, кого видел всего несколько раз в жизни — и то издалека.
Заглянув за спину, Тигнари удивлённо вскинул брови. Хвост никогда в жизни, кажется, не был настолько спокоен. Это нервное — такое последний раз было так давно, что Тигнари с трудом вспомнил повод: экзамены. Или нет? Слишком давно и совсем не важно, когда Сайно наконец потянул поводок на себя. Для чего бы он это ни сделал, Тигнари будет в восторге. Он уже. Оставалось надеяться, что он сможет контролировать себя и хвост. А если не получится — Сайно притворится, что совсем не смущён его вниманием и влюблённым взглядом. Он ведь такой замечательный — разве станет он смеяться над тем, что сдержанный лесной страж на самом деле не так уж и сдержан? Особенно если его увлечённость ограничивается Сайно?