Пачка сигарет

Нанятый отцом водитель буквально вталкивает Антона на заднее сидение автомобиля, накрывая сверху большой черной сумкой с вещами Антона, которые он наспех успел собрать после приказа отца выгнать его из дома в аэропорт. Пока водитель складывает в багаж еще один чемодан, собранный заботливой экономкой, сама Вера Константиновна впихивает в руку Антона бумажку с размашистым женским почерком. Водитель захлопывает все дверцы. Вера Константиновна остается на улице с белым платочком в руках. Она размахивает им, словно подает кому-то знаки, по ее щеке ползет скупая слеза. Антон поджимает губы и отворачивается от окна. Все равно окна затемненные, его прощаний видно не будет. Жаль, конечно, что отец не позволил попрощаться даже с экономкой. Антона привозят в аэропорт. Бумажку с адресом дома его дяди, отданную заботливой экономкой, парень спрятал надежно в карман. Потерять еще и адрес его нового места жительства не хочется. Антон сбит с толку и совсем не знает, что ему делать. Парень раньше никогда не летал один. Его всегда сопровождал кто-то из взрослых, а теперь он вынужден путешествовать сам. Благо еще аэропорт в Воронеже маленький, заблудиться в нем трудно. Хотя, насколько сильно Антон теряется в своих мыслях, потеряться в четырех стенах тоже не составит труда. Антон покидает территорию Воронежа. Что он чувствует в этот момент? Это ведь его родина, как никак. На самом деле Антон отчасти счастлив. До встречи с его неродным дядей еще далеко, Антон зациклился на том, что наконец-то оставляет город, в котором случилось столько всего плохого. Воронеж его родной город, но ведь это не значит, что он будет скучать за ним, верно? Антон пониже натянул капюшон и не стал даже снимать солнцезащитные очки. Он не хочет видеть этот мир и слышать голоса других людей. Входя в зал получения багажа, он слышит навязчивый женский голос, который передает встречающим о посадке самолета из Воронежа. Антон удивляется, что люди стоят кучками и правда дожидаются прилетевших. Антона никто не встречает, Антона никто не ждет. Он должен был прилететь вовсе другим рейсом, поздно вечером, поэтому сейчас дядя точно еще не думает о прибытии племянника. Антон проходит мимо мужчины с табличкой «Юрий». Какого-то Юрия и то ждут, а вот Антон брошен в огромном незнакомом ему городе. Конечно, можно взять такси, мужчины и женщины толпятся у входа, предлагая свои услуги водителей, но Антон целенаправленно идет на выход. Ему не хочется быстро добираться до дома дяди. Он ведь знает, что его никто там не ждет. Можно, конечно, просидеть до вечера в аэропорту, дождаться родственника и поехать с ним, но парень оставаться в огромной толпе людей и гуле самолетов не захотел. Антон оказывается на улице. Он сам не помнит, как добрел до выхода. Наверное, слился с толпой. Он чувствует, что воздух в новом городе совсем другой, что люди здесь другие, что атмосфера совершенно другая. Антону кажется, будто он уехал в другую страну, навсегда оставив прошлое за спиной. Антон откатывает в сторону чемодан, садится на него сверху, бросает рядом на асфальт черную сумку и первые пару минут просто следит за проходящей мимо толпой. Люди неприметного парня совершенно не замечают. Их не удивляет, что Антон пытается скрыть свое лицо, что он следит за ними. Каждый спешит на свой рейс, пытается найти нужный вход, что-то шумно говорит. Антон достает из кармана черной сумки пачку сигарет. Пробегает по ней пальцами, дабы нащупать, сколько сигарет осталось, и достает одну. Он знает, что никотин его убивает. Но иногда эта мысль даже приносит радость. Неизвестно, можно ли курить на том месте, где так аккуратно устроился Антон на своем чемодане, но парня эта мысль не беспокоит. Сигареты приносят ему радость, а радостей в его жизни не так уж и много. Сигарета заканчивается слишком быстро. Антону хочется еще. Он знает, что от второй будет болеть голова, но он все равно поджигает ее и делает медленную глубокую затяжку. Антон понимает, что ему нужно двигаться. Так и умереть можно, сидя на одном месте, не шевелясь и куря сигареты. Сначала парень доезжает до первой станции метро на местном автобусе, который набивается до потери сознания людьми с чемоданами. Затем Антон медленно шагает в сторону метро. За ним катится чемодан, громко стуча колесиками по асфальту. Сверху к ручке буквально привязана черная сумка. В руках у Антона телефон. Он пытается понять, на какой поезд ему сесть, чтобы добраться до места назначения. Вокруг него спешат люди, самые разные, они куда-то торопятся или просто прогуливаются. Антон замечает пару архитектурных строений. Парню резко хочется поехать в центр на дворцовую площадь, но он пересиливает свою желание. Сначала нужно избавиться от сумок и показаться своему дяде. Метро пугает Антона. У них в Воронеже нет метро. Люди либо ходят пешком, либо покупают себе автомобили, либо передвигаются на автобусах. Молодежь же в основном ездит только на трамваях. На них можно купить проездной и кататься целый месяц по нему. В метро пришлось покупать «подорожник», по которому цена билета дешевле на пятнадцать-двадцать рублей. Антон еще долго смеялся над таким названием. Вроде приложи и тебе позволят выйти. С сумкой на плече и чемоданами было совершенно неудобно одному кататься по метро, но парень шел вперед, не останавливаясь, понимая, что отец никогда не позаботится о его комфорте. Жаловаться Антон не привык, потому что знал, после жалобы последует еще худшее состояние и отношение к нему. Наконец, пересев в последний поезд и проехав три станции, он вышел на улицу и вновь увидел свет. Дорога заняла у него почти два часа, оставалось лишь дойти пешком до дома дяди, но это при том, что Антон часто останавливался покурить или просто посидеть на чемоданах, чтобы проникнуться атмосферой Санкт-Петербурга, который он надеется полюбить в ближайшее время. Слишком солнечно для Петербурга. Антон привык верить слухам, что в культурной столице постоянно холодно и дождливо. Откуда все эти счастливые люди в коротких летних платьях и шортах, атмосферные подростки и деловые взрослые? Он даже не в центре города, а люди потоками обходят его, словно все население решило встретить Антона. Он вертит головой по сторонам. Какой-то мужчина больно пихает его в плечо, Антон спотыкается, пытается сохранить равновесие, изощренно ругается и начинает менять свое мнение о культурном Петербурге. Небольшой коттеджный домишка совсем не ввязывается в общую атмосферу европейских узких улочек. Кирпичное здание, покрашенное в бледно-персиковый, стоит немного в стороне. Краска в некоторых местах облупилась, с ветхого балкона свисают ярко-зеленые растения разных видов. Удивительно, что у одноэтажного коттеджа есть балкон. Или это терраса? У Антона промелькнула мысль, что приятно тихим летним вечером сидеть на этом балконе-террасе и обсуждать какие-нибудь душевные темы. Окна распахнуты и не завешаны шторами, отчего слышатся голоса, и постоянно моргает свет. Антон задается вопросом, зачем включать свет посреди белого дня. Невысокий забор выглядит самым свежим. У дома стоит автомобиль. К крыльцу ведет гравированная дорожка, немного вьющаяся и заросшая, но заметная. Не сказать, что владелец дома сильно богат, не сказать, что беден (в доме явно слышны голоса посторонних людей, слуг или помощников), скорее просто можно назвать хозяина любителем всего эстетичного. Антон дергает засов калитки, тот с легкостью поддается. Удивительно, что хозяева не запирают ворота. Колесики чемодана смешно хрустят по подъездной дорожке и постоянно вваливаются в ямки. Антон ругается, пока идет к этому чертовому дому. Ступенька крыльца скрипит, вторая снизу, с левой стороны. Антон старается обойти скрипучую часть, чтобы не создавать шум. Звонок на крашеном кирпиче парень не находит, поэтому просто громко стучит в дверь. Нервно мнется на крыльце, пока дожидается открытия дверей. Шаркающие шаги доносятся изнутри. Затем поворачивается ключ в замочной скважине, секундное замешательство. Дверь распахивается. Антону хочется зажмурить глаза и очутиться отсюда подальше. Например, в маминых объятиях. Экономка смотрит на Антона растеряно. Женщина совсем не похожа на такую родную Веру Константиновну. Местная домоправительница явно моложе, изящнее и одета во все свежее и чистенькое. Она оглядывает Антона внимательным взглядом, цепляясь за детали, затем поворачивается в противоположную сторону и кричит. - Аглая! Аглаюшка, иди сюда! Антон начинает сомневаться, что отыскал нужный ему дом. Бумажка с адресом, данная Верой Константиновной, шуршит в кармане. Наверное, лезть сейчас за ней неприлично, но и стоять на пороге чужого дома тоже не особо приятно. Антон поворачивается назад, к широкой дороге, дабы удостовериться, что не вошел во временную петлю. Какая еще Аглая? Неужели сейчас есть женщины с такими именами? Может быть, его перенесло на пару столетий назад? Приходит та самая Аглая. Надежда еще теплится в душе Антона, потому что на зов приходит вовсе не хозяйка дома, а уборщица, судя по одежде. Антона удивляет, что дядя держит столько слуг дома. Даже в квартире его отца есть только Вера Константиновна, и то, появилась она не так давно, только после смерти мамы, бабушки и замужества тети. Женщины переговариваются между собой, наконец решившись обратиться к самому Антону. Парень еле сдерживает себя, чтобы не закатить глаза. Неужели нельзя спросить сразу, кто он такой и зачем приехал? Почему с ним обращаются, как с маленьким бестолковым ребенком? Неужели обязательно игнорировать? Антона вывели из себя неприятные служанки. - Молодой человек, вы племянник Арсения Сергеевича? – строго спросила экономка. - Ага, именно он, - развязно ответил Антон. - Вы прибыли раньше положенного. - Захотел сделать сюрприз, - хмыкнул он. – Дядя здесь? – без приглашения, переступая порог дома, спросил парень. Экономка покачала головой, Аглая сжала губы, выражая свою неприязнь. - Арсений Сергеевич еще на работе. Сейчас позовем хозяйку дома. Аглая удаляется, а вот экономка остается рядом с Антоном. Наверное, боится, что парень натворит дел до приезда хозяина. Она не предлагает забрать чемоданы, не говорит, что ему подготовили комнату. Впрочем, Антон не удивиться, если будет жить в коридоре на коврике. Быть может, даже лучше, чем под одной крышей с отцом и Настенькой. Антон, стоя в парадной, осматривается. В доме есть настоящие сени, жилое помещение начинается дальше, за следующими дубовыми дверьми, за которыми минуту назад скрылась Аглая. Сени довольно просторные, у стены стоит диван и старый деревянный столик, накрытый белой ажурной салфеткой, как в деревне. В углу открыта дверь в кладовую, в ней кучами навалены мешки, какая-то старая одежда и инструменты. Пол деревянный, без ковра. Снимая свои потертые кроссовки, Антон ощутил резкий холод. Единственная мысль, проскочившая в его голове, лишь бы полы в самом доме подогревались. Аглая возвращается уже не одна. Молодая девушка невысокого роста появляется из глубины дома. Она красива, нежна и очень изящна. Длинные каштановые волосы развиваются по спине, карие глаза обрамлены длинными черными ресницами. Бледная кожа, тонкие черты лица, вытянутые, тонкие губы. Фигурка у нее худенькая, движения плавные. На ней длинная пастельная футболка и черные короткие шорты. В ушах жемчужные серьги, тонкую шею обрамляет жемчужное ожерелье. На руках у девушки маленький ребенок. Она держит, судя по розовой одежде, девочку, прижимая к себе. Девочка не спит, ворочается на руках матери. Ребенок совсем небольшой, от силы месяца три. Антона удивляет, что у молодого Арсения уже есть ребенок, он-то и не знал, про дядину дочь. Неужели это сестра Антона? Каникулы явно испорчены, он прекрасно понимает, что такие маленькие дети в жизни не будут спокойно спать по ночам. Хотя, когда сам Антон последний раз нормально спал по ночам? Девушка бесшумно подходит к Антону. Антон кивает ей в знак приветствия, не зная, как к ней обращаться. Девушке не больше двадцати пяти лет, стоит ли на «вы» или можно на «ты»? Девушка улыбается замешательству Антона и представляется первая. - Я Алена, очень приятно, - еще шире улыбается она, стараясь казаться дружелюбной. – Арсений говорил про приезд своего племянника, мы тебя очень ждали. Конечно, не так рано, - смущенно пробормотала она. – Но все равно ждали. Это Кьяра, наша с Арсением дочь. Арс еще на работе, я ему сообщу о твоем прибытии, пусть скорее приезжает. Чувствуй себя как дома, Антон, - заканчивает девушка, не давая вставить слово парню, а затем оборачивается в сторону служанок. – Мне нужно покормить Кьяру, а вы отведите Антона в его комнату. И нужно поторопиться с ужином, все-таки Антон проголодался с дороги. Женщины по очереди кивают приказу хозяйке. Антон подхватывает свои чемоданы и тащится за Аглаей и экономкой, которых ему даже не представили. В общем, так себе встреча. Дядя вообще на работе, жена его пытается быть вежливой, у них оказывается есть дочь, а еще слуги, явно нерасположенные к Антону. Кажется, для них он изгой, далекий от местных правил и принципов. Антона заводят в дом. По обеим сторонам длинного коридора расходятся комнаты. Ремонт видно, что новый, довольно современный. Мебели немного, но она подобрана со вкусом. Сени явно отдельный мирок этого современного коттеджа. На полу в коридоре длинный белый ковер с высоким ворсом, на стенах картины с изображением Петербурга. Двери во все комнаты светлые, на кухню выходит арка. Белый стол, серые стулья на металлических ножках, матовые шкафы, серебряный холодильник, мраморная столешница, встроенная кофемашина, мультиварка и плитка. Все блестит от чистоты. После кухни идет гостиная с шикарным кожаным диваном, плазмой на невысокой столешнице и тоже белым ковром, как в коридоре. Рядом с телевизором высокие стеклянные шкафы с чайным сервизом и кучей бокалов разной формы. Обои в гостиной светлые с золотыми блестящими узорами. Большое окно освещает комнату, наполняя ее теплым солнечным светом. Также стеклянная дверь ведет на ту самую террасу. Вокруг опять чистота, словно люди здесь и не живут. Алена исчезает за очередной дверью, скорее всего детской. Экономка указывает на одну из запертых дверей, называя ее спальней хозяев и предупреждая, что заходить туда без разрешения нельзя. Затем тянется еще одна запертая комната, ванная, и наконец они доходят до приоткрытой двери, новой спальни Антона. Комната Антона явно преобладает большим количеством плюсов, чем его спальня в Воронеже. У стены кровать с матрасом и белой подушкой, рядом тумбочка. Напротив стоят старый дубовый стол с царапинами и высокий узкий шкаф с одной открытой дверцей. Окно распахнуто и создает сквозняк. Дверца шкафа скрипит, качаясь. Антона устраивает, что мебели мало, а комната довольно просторная. Антону нравится широкий плоский подоконник, на котором можно сидеть и наблюдать сбоку на главную дорогу и внутренний дом. И правда же, окно превосходно расположено сбоку, на углу дома, открывая вид и на внутренний маленький садик с розами, и на подъездную дорожку, ведущую к главной дороге и остальным атмосферным многоэтажкам. Антон бросил чемоданы и сумку в пустой угол комнаты и попросился в ванную, чтобы умыться после дороги. Конечно, ему хотелось бы принять душ и, судя по душевному состоянию, очень горячий душ, прямо-таки полить себя кипятком. Но вроде идти сразу мыться казалось неправильно, к тому же, он сто процентов не сдержится от желания сделать еще чего-нибудь со своим телом. Антон выскочил за дверь, оставив служанок внутри его спальни, и облегченно выдохнул. Наконец, он оказался один. В Санкт-Петербурге, в другой части России, в доме его незнакомого дяди, абсолютно один, несчастный и обреченный, но при этом свободный. Свобода редко жила в Антоне. Он постоянно был скован, свобода оставляла его, но не в ту минуту, пока в незнакомом доме он брел в ванную комнату. Свобода – вот ради чего жил Антон. Он стремился завоевать расположения людей, показать отцу, что он не такой уж и бесполезный неудачник, как ему казалось, он хотел избавиться от страха, но больше всего он желал обуздать свободу, найти ее в своей жизни и подчинить себе. Холодная вода почему-то не освежала. Антон ощущал себя некомфортно в просторной душной ванной с душевой кабиной, раковиной, унитазом и стиральной машиной. Пряди челки прилипли ко лбу. Антон вылил на себя слишком много холодной воды. Антон чувствует себя чужим в этом доме. Он пытается изо всех сил привыкнуть к этому месту, но понимает, придет время, и отец будет вынужден забрать его домой. А ведь Антон поклялся не возвращаться в Воронеж. У Шастуна есть примерно месяц, чтобы решить, как ему жить дальше. Что сразу понравилось Антону, так это бесшумный паркет на полу. Выйдя из ванной и шагая в сторону своей новой спальни, он не издал ни звука. Вот только приближаясь к своей спальне, услышал голоса слуг – шепелявый, принадлежащий Аглае, и строгий – экономки. Антон решил подслушать, чего же они обсуждают в его комнате, о чем пожалел. Антону следовало громко откашляться, потопать на пороге, дав понять, что вернулся, а не узнавать мнение служанок на его счет. - Привезли сюда воронежское быдло, - послышался шепелявый голос. - Да-да, для нашей Аленушки будет вредно общество этого разгильдяя, да и для малышки Кьяры тоже. Арсений Сергеевич еще не видел своего племянника! Сироты в детском доме и то воспитаны лучше, чем этот оболтус! - Вдруг чего украдет в хозяйском доме? - Надо срочно сообщить хозяину, пусть выпроваживает его обратно. И чего он только его принял? - Уж больно наш Арсений Сергеевич добродушный, ой добродушный! Погубит его это добродушие… Вот значит как. Антон, не собираясь подавать знаков внимания, распахнул дверь в комнату и вошел. Служанки сразу замолчали, проводив его недовольным взглядом, особо не скрывая свою неприязнь, и, наспех попрощавшись, вышли из комнаты, аргументируя тем, что у них много работы. Быть может, им просто не хотелось находиться рядом с Антоном. Что ж, он не расстроился этому. Только закрылась дверь, Антон плюхнулся на кровать в уличной одежде. Вот такого мнения о нем люди. Антон не был популярен в школе, у него не имелась куча друзей, он не считался завидным женихом среди девушек, парни посмелее него часто могли назвать его пидором, недоноском, шпалой, ублюдком и многими другими не такими уже и приятными словами. Но вором и быдло его не называли никогда. Да, быть может, за Антоном мало следили, когда он стал подростком, но воспитывала его еще мама, любящая нежная мама, показавшая прелести мира. И Антон бы никогда, ни под каким предлогом не стал бы воровать, убивать или насиловать, вести себя как быдло и плохо относиться к людям. Он относился плохо лишь к тем людям, которые не были добры с ним. Антон часто слышал слухи учителей о том, что отец вовсе не следит за Антоном, что мальчика запустили, что из него ничего не получится, но учителя каким-то чудным образом всегда ощущали границы и не переступали ее. Возможно, они еще верили, что в Антоне осталась хоть капля чего-то светлого. А вот служанки в доме его дяди думали совершенно по-другому. Раз их первое мнение сложилось именно такое, его уже не изменить, да и смысла никакого нет. Обидней другое: раз одни люди увидели в нем вора и быдло, не за горами и другие, которые увидят его в таком же плохом свете. А самое страшное, кто знает, быть может, Антон и правда такой. Антон пьет и курит, Антон забил на учебу еще в классе седьмом, Антону плевать, что с ним будет лет через пять, он вообще не планирует столько жить. Антон может нагрубить людям, пытаясь защититься, потому что он не помнит, когда люди последний раз хорошо к нему относились. Наверное, эти служанки правы, и Антон старается зря, пытаясь изо всех сил исправиться. Какой смысл стараться, когда вокруг тебя столько презрительных взглядов и недовольных усмешек? Антон всегда был изгоем, изгоем ему и остаться. *** На подоконнике лежит вскрытая пачка сигарет. Сигарет осталось не так много, а судя по состоянию владельца этой пачки, сигарет хватит максимум на ближайшие два часа. Антон, сгорбившись на подоконнике, думает, где ему отыскать магазин, в котором продадут сигареты без паспорта. Антон буквально вываливается из окна, чтобы дым от зажженной сигареты не оставался в комнате. Антон не желает, чтобы его спалили за куревом в первый же час пребывания у дяди. Впервые, наверное, он скрывает от кого-то, что курит. Антон выходить сегодня из комнаты не планирует. Хотя полчаса назад уже заходила Алена и предупреждала об ужине в семь часов вечера. В ушах еще звенят обвинения служанок, и крутятся мысли о том, что Антон бесполезен для всех. Ему просто не нравится жить. Так вообще зачем он приехал в Санкт-Петербург? Его короткую и скучную историю можно было закончить еще в Воронеже. Какая-то сверхъестественная сила притащила его сюда. Он ведь всем сердцем не желал лететь в Санкт-Петербург, мог ведь сбежать из дома, как было уже не раз, или попроситься остаться у Эдуарда, его старого друга, который сам снимает квартиру и живет один. Пусть Антон с ним бы и спился или начал бы употреблять, лучше, чем лететь в другую часть России по приказу своего папаши. Но Антон этого ничего не сделал, позволил себя затолкать в машину и увезти в аэропорт. Могло ли это что-то значить? Какие-то силы сверху пытались привезти Антона в Санкт-Петербург? Но с какой целью? У Антона не было целей в Воронеже, ничего и не изменится в культурной столице. Антон просто накручивает себя. Наверное, какая-то часть него всего лишь пытается спасти Антона от самоубийства и всеми силами цепляется за столь бесполезную жизнь. Антон тушит сигарету о свое запястье, хмурится от резкой боли, которая заставляет чувствовать себя живым. Несмотря на то, что Антон ненавидит испытывать страх, ему приятно ощущать боль. Парень часто над этим задумывается, здоровому человеку боль явно не приносит удовольствие, но вот Антона она заставляет чувствовать себя живым. Шастун ведь давно не испытывает никаких эмоций, любить он не любит, привязываться не умеет и не хочет, беречь и дорожить некем, а смеяться и радоваться нечему. Его мир серый, давно утерявший краски, картинка вокруг него, как с киноленты старого фильма. Как еще напоминать себе, что ты жив и можешь дышать? Всем известным способом: причинять себе боль. У забора останавливается новая иномарка. По крайней мере выглядит она ново. Идеально чистая, блестящая, красивая иномарка аккуратно, но ловко паркуется у дома. Антон оглядывает свою комнату. Часов в ней нет, узнать время не может, телефон разрядился, а ставить его на зарядку не хочется, возвращаться к внешнему миру тоже. Антон поспешно оценивает ситуацию. Как он замечал ранее, окно удобно расположено на углу, вряд ли прибывший заметит, если Антон станет за ним наблюдать. Антон одной рукой сжимает пачку сигарет, готовый в любой момент ее спрятать. Ожог на руке горит и неприятно жжет. Глаза рыщут по двору и внимательно следят за иномаркой. Антона распирает любопытство, хочется поскорее увидеть его так называемого дядю. Передняя дверь автомобиля открывается. Появляется мужчина. Сначала Антону трудно его разобрать, но, когда он начинает приближаться к дому, его можно тщательно рассмотреть, не боясь, что тебя заметят. Арсений Сергеевич высок. Передвигается он легко, походка, скорее, изящная, нежели грозная, спина ровная, руки плавно двигаются под скорость шага. Волосы темно-коричневые, Антон даже сначала подумал, что они черные, но, присмотревшись, понял, что ошибся. Нос ровный, слегка вытянутый на конце. Рот длинный, губы не тонкие, но и не пухлые. Довольно острые скулы. Щетина на подбородке. Да, внешность притягательная, особенно для мужчины, когда по некоторым стереотипам говорят, мол, мужчина должен быть немного красивее обезьяны. Но есть одна деталь, сразу бросающаяся в глаза. Эти прекрасные голубые глаза! Не просто голубые, нет, это кощунство называть эти прекрасные глаза голубыми! Они скорее кристальные, кобальтовые глаза, переливающиеся на солнце, такие прозрачные, как берег озера, сквозь них можно разглядеть глубину, саму душу. Неожиданно Антону стало плевать на все вокруг, словно и не существует этого серого мира, в котором он так привык жить. И ожог на руке перестал болеть, и мысли, убивающие сознание, забылись, и гнетущие образы испарились, и страхи улетучились. Только остались перед Антоном эти кобальтовые глаза. И сердце забилось в унисон с ускоренным дыханием. Антон выглянул в окно, не понимая, что происходит. Арсений Сергеевич почти доплелся до дома, а вокруг ни с того ни с сего начала зеленеть трава, небо голубеть, а солнце светить ярче. Антон нахмурился и зажмурил глаза. Реакция на этого мужчину напугала Антона. Теперь он точно не выйдет к ужину. *** Антон покачивается на подоконнике, словно сумасшедший. Ужин начнется с минуту на минуту, но он о нем совершенно не думает. Заперев изнутри дверь, Антон продолжает сидеть на подоконнике, но при этом боится поворачиваться к окну и смотреть на улицу и приближающийся закат. Перед ним пачка сигарет, так и не тронутая с приезда хозяина дома, рядом свежее лезвие, привезенное из Воронежа. Антон хочет причинить себе боль, Антону срочно нужно вернуться в прежнее состояние, но он не может, рука не поднимается. Перед глазами одно: кобальтовые глаза Арсения Сергеевича, прожигающие душу. Антону никак не удается успокоить сердцебиение, его сердце резко перестало его слушаться, живя своей жизнью. Оно бьется в грудной клетке так сильно, словно готовится выпрыгнуть из груди в любую секунду. И Антон ничего не может с собой поделать. Он пытается изо всех сил создать внутри себя неприязнь к Арсению Сергеевичу просто потому, что ничего другого, по мнению Антона, к нему он чувствовать не должен. Антон испытывает к себе еще большую ненависть, чем раньше. Что-то внутри него меняется, но он совсем не понимает даже самого себя. Антону хочется кричать и громить все вокруг. Он впивается ногтями в руку, чтобы не схватить лезвие. Он хочет отучиться резать себя, он хочет научиться жить, но бессилие прожигает его изнутри. Лезвие зовет и манит, в то же время отталкивает и пугает, он знает, что селфхарм это не выход, что так его проблемы вовсе не решатся, но кто-нибудь, пожалуйста, покажите другой способ выхода из стресса. Антон так устал резать себя и страдать. Антон скурил все сигареты из пачки. Она опустела. Совсем скоро Антон ее выкинет, и она станет бесполезной. Лезвие так и лежит нетронуто на подоконнике. В голове у Антона пугающие мысли. Шрамы ноют, но резаться все равно хочется, успокаивает. В коридоре слышны шаги. Ужин давно прошел, из внешнего мира доносится шум, голоса, детский плач. Антону одновременно и обидно, и радостно, что про него все забыли. Есть совсем не хочется. Он может не есть сутками. В сумке должна заваляться банка дешевого энергетика из Воронежа, выпьет ее, дабы заполнить желудок. Резкий стук в дверь оглушает Антона. Он подскакивает с подоконника, сжимает пустую пачку сигарет, сметает лезвие, дабы спрятать его, и только потом вспоминает, что запер дверь. Сердце отбивает ритм где-то в шее, удушая. Голова кружится, Антон не ел со вчерашнего вечера и практически ничего не пил, только курил. С таким образом жизни он явно протянет недолго. И непонятно, радоваться этой новости загубленного здоровья или плакать. Стук повторяется снова, уже настойчивее, и доносится довольно холодный грубый голос. - Антон, почему не пришел к ужину? - Не голоден, - огрызнулся парень, нормально пряча лезвие и скомканную пачку от сигарет. Бычки запихивает в верхний ящик стола, надеясь, что вонять они не будут, а старым пластырем заклеивает ожоги, оставленные сигаретами на руках. Дядя не станет выламывать дверь, Антон очень хочет в это верить, но его отец, к примеру, уже вынес бы дверь. - Антон, чем ты занят, открой дверь, - дважды дернулась ручка двери. Антон запаниковал, проверяя комнату. Арсений Сергеевич ни к чем не придерется, все чисто. Главное, чтобы служанки не уловили запах сигарет, они Антона моментально сдадут хозяину. Арсений выжидающе стоит за дверью. Он еще надеется, что племянник сам откроет ему дверь. Услышав от жены, что Антон уже приехал, но при этом даже не вышел к ужину, Арсений расстроился. Неужели он чем-то задел парня или обидел? Быть может, тот опять поругался с отцом? Он терпеть своего сводного брата не может, не представляет, как Антон столько лет живет с ним под одной крышей. Андрей Александрович невыносим, и Арсений благодарит всех Богов за то, что они практически не общаются. Но неужели мальчонка, для которого он надеялся устроить нормальные каникулы вдали от отца, такого же невыносимого темперамента? Тогда Арсений точно пожалеет о своей доброте. Но все же Арсений думает, что Антон просто устал после перелета, возможно, ему одиноко, или он боится. Стоит поддержать его, но при этом не давить. Арсений верит, что сумеет найти подход к мальчишке. Антон все-таки решает открыть дверь дяди, то ли боясь, что он ее выломает, то ли из-за угрызения совести, он как-то не очень дружелюбно ведет себя с Поповыми. Арсений переступает порог комнаты прибывшего гостя и сразу улавливает запах сигарет, но ничего не говорит. Стоило ожидать, что парень курит. Арсений бегло осматривает парня. Высокий, такой худой, с нежными, едва ли не девчачьими чертами лица, и с кудрями на голове, лежащими шапкой. Он никогда не видел племянника лично, поздравлял с праздниками только лишь через сводного брата, фотографий ему не присылали. Он представлял Антона по-другому. Низкорослым, скорее всего спортивным, подстриженным налысо, с искорками в глазах. Тут полная противоположность ожиданиям. К тому же, Арсений сразу почувствовал в парне свою родственную душу, творческого человека. Не понять, как Арсений сразу догадался об этом, ни комната, ни внешний вид Антона не говорили о творчестве в его жизни, но Арсений нутром почуял, что у них больше общего, чем он ожидал. Арсений первый протянул руку и пожал длинные пальцы Антона. «Идеальные пальцы для пианиста», - подумалось ему. Хотя представить Антона, сидящего перед фортепьяно в идеально отглаженном костюме и галстуке, было сложно. Арсений вообще не мог представить Антона в другом образе, кроме как представившемся ему: в оверсайз толстовке, шортах и высоких белых носках. От него исходила атмосфера типичного подростка, но в то же время он выделялся среди миллиона другой молодежи. Антон неловко плюхнулся на кровать, а Арсений на стул. Оба пару минут просто глазели друг на друга, словно видели диковинки в антикварном магазине. Оба смущались заговорить первыми. Это означало разрушить какой-то барьер между ними, начать новую главу общения, знакомства. И Антон, и Арсений переживали, что не понравятся друг другу. Хотя, быть может, они переживали совершенно за другое? - Арсений Сергеевич… - Просто Арс, - перебил его мужчина, удивив парня. - Арс… - Антону было крайне неудобно и странно называть дядю сокращенным именем, словно своего старого друга, будто они уже давно знакомы. – Извини, что я не вышел к ужину. Но я не голоден. Мне хочется побыть одному, - обычные слова вышли раздражительно. - Почему ты прилетел другим рейсом? - Отец поменял и мнение, и билеты, - криво усмехнулся Антон. – Звонить тебе не стал, хотя он дал мне твой номер. Нашел я дорогу сам, все в порядке. - Надеюсь, ты чувствуешь здесь себя комфортно? Арсений не предложил Антону чувствовать себя, как дома, потому что знал, дома Антон чувствует себя отвратительно. У Антона эта мысль вызвала смешок. Да, его приняли здесь хорошо, даже предложили комнату, но… Но Антону очень сильно хотелось нажаловаться на служанок, которые так о нем отзывались за спиной. Язык так и чесался наябедничать, но Шастун себя сдержал. К тому же, он уже принял мысли, что в какой-то степени служанки были правы. - Комфортно. Только, Арс, не надо со мной нянчиться, ладно? - Думаешь, я собирался контролировать тебя и докладывать обо всем отцу? - А зачем ты тогда пришел сюда? – ответил вопросом на вопрос Антон. Уж больно сердечность Арсения его пугала, вряд ли незнакомый дядя неожиданно начнется волноваться о неизвестном ему племяннике. - Хотел узнать, как ты себя чувствуешь. - Со мной все нормально, - процедил недоверчиво сквозь зубы Антон. Уже жалел, что Арсений вообще явился в его комнату. И чего не взял пример со своей жены? Та к нему даже не приближалась. - Оно и заметно, - фыркнул мужчина. - Как мне будет хорошо, когда родной отец буквально продал меня чужим людям? – накалился Антон. - Можно реагировать и поспокойнее, - не крича, но строго заявил Арсений. Антон поджал губы и заявил. - Можно вообще ко мне не заходить. - И чего ты такой нервный, - тихо выдохнул Арс, потупив взгляд. - Жизнь у меня такая, понимаешь. - Но нельзя же быть таким одиночкой! – более порывисто перечил Арсений, поднявшись со стула. Понял, видимо, что Антона лучше оставить одного. А Антон уже закипел. Как обычно, неконтролируемый гнев быстро разносился по венам, заставляя ненавидеть присутствие Арсения. Он знал это чувство наизусть, но никак обуздать его не получалось. Арсений широкими шагами уже направлялся к двери. Антон кричал. - Не твое дело! - Еще как мое, - спокойный, как удав, отвечал ему Арс, словно его не задевала эта неожиданная перепалка. - Твое будет, если найдешь меня со вскрытыми венами посреди этой комнаты! – зло буркнул Антон и с грохотом захлопнул дверь прямо перед носом Арсения. *** Лезвие Антон все-таки взял. Обычно ему хватало сил не резать себя несколько дней, давая глубоким царапинам затянуться. Антон узнал о селфхарме в седьмом классе, тогда одна девочка хвасталась порезами после разрыва отношений с парнем. Мол, у нее депрессия, она ходила по школе и буквально всем прохожим под нос совала свои шрамы. Сначала Антон считал это крайне глупым, зачем резать себя. Он смеялся с остальными мальчишками с «депрессии в ноль лет». Затем произошло одно событие, вернее, Антон испытал странные и неизведанные им чувства, после которых боль стала невыносимой. Он схватил лезвие одни поздним вечером, и оно врезалось ему в самое сердце, не давая себя больше отпустить. С тех пор Антон резал руки, запястья, предплечья, ноги, ляжки, икры, вставлял лезвие в ключицу и даже рисовал на животе острием. Сейчас он сорвался раньше обычного. Хотя, это было ожидаемо. Нежеланный переезд, такая реакция на Арсения и эта глупая перепалка с ним. И чего он взъелся на дядю? И правда, ведь тот хотел, как лучше. Пришел, поговорить желал, спросил, комфортно ли. И не факт, что отец за это ему доплачивает. Еще глупо так и по-детски про суицид крикнул, словно угрожал кому-то. Мысли о суициде часто посещали его, были неотъемлемой частью ежедневного самоанализа, но он никогда не пытался испугать кого-то или шантажировать окончанием жизни. Впрочем, Антон склоняется к той мысли, что особенно никто страдать из-за его смерти и не станет, так что шантажировать этим смысла не было, неэффективно. Совесть грызла, а такое с Антоном случалось редко. Извиняться он не умел и не планировал, но чувства так сильно прожигали грудь, что он норовил изменить свое мнение каждые пять минут. Валил все невзгоды на Арса, это он какой-то не такой, сильно правильный, что ли, интеллигентный, волнуется за состояние Антона. Лучше бы он игнорировал Антона, как отец, одаривал презрительными взглядами и радовался, когда не встречался с ним. Вот только Антон видел в Арсении потенциального врага. Он ведь еще перед поездкой сюда думал, что Арсений не просто так забирает его в Санкт-Петербург, что у него есть свои планы на Антона, что он будет с ним груб. А тут Антон приезжает, видит заботливое отношение к себе и явно волнуется больше, чем, если бы Арсений вовсе игнорировал парня. Холодное лезвие проходится по коже. Антон знает эти чувства наизусть. Боль. Едкую боль, которая заставляет чувствовать себя живым. Ничего другое не помогает ему принять этот серый мир. Кровь стекает по руке. Парень старается вовремя стереть ее, чтобы не испачкать светлый паркет. У Антона много шрамов на душе и на теле, Антон давно не считал, сколько их, но этот первый шрам, оставленный мыслями об Арсении, он запомнит навсегда. Антон не понимает, чем же его так зацепил Арсений. Антон не верит, что Арсений искренне может заботиться о нем. Антон вообще жалеет, что познакомился с дядей. Похоже, переезд в Санкт-Петербург путает его еще больше.