Вернись со мной в Гусу – дубль два

      От слухов, неожиданно, был не только вред, но и польза. Весть о преступлении, обнаруженном и предотвращенном на рудниках клана Цзинь, распространилась среди людей довольно быстро. Большинство принялось громко и гневно осуждать произошедшее, но, разумеется, находились и те, кто подобную расправу над кланом Вэнь поддерживал, не особо разбираясь, кто прав, а кто виноват в сотворенных прислужниками Вэнь Жоханя злодеяниях, и просто обвиняя весь клан целиком, без разбора. Далеко не везде простым людям, ранее жившим под покровительством Ордена Цишань Вэнь, удавалось обустроиться для начала новой жизни без неодобрения и косых взглядов в свою сторону. К счастью для них, заклинатели официально подобного рода конфликты не поддерживали, поэтому как правило косыми взглядами и мелкими перепалками дело и ограничивалось, не выливаясь в серьезные распри.       Однако, если до сих пор по всем городам Поднебесной бывшие Вэньские подданные селились лишь своими семьями и небольшими группами, то сейчас в Пристань Лотоса зараз прибыло около пятидесяти человек, которых приняли и которым помогли без лишних вопросов. Подобная новость не могла не вызвать повышенного внимания, домыслов и сплетен. Именно благодаря этому информация распространилась среди людей с удивительной скоростью, и это привело к тому, что около двух недель спустя в Пристань Лотоса пришла та, кто искала свою семью с самого окончания войны.       Вэй Ин с трудом подавил сильнейшее желание её обнять, когда, направившись ко входу в резиденцию ордена по зову стражи, сообщившей о неизвестной гостье, вдруг обнаружил там Вэнь Цин. Она выглядела неважно — уставшая и измотанная после долгого скитания в поисках родных и, наверняка, голода, но глаза её были полны надежды при взгляде на него. Вэй Ин безумно обрадовался снова её увидев, но помнил, что в этом времени они еще не были так близки и дружны, и чрезмерная привязанность с его стороны могла бы выглядеть странно (собственно, в трезвом уме она и позже вряд ли когда-нибудь спокойно такое стерпит — характер у неё всё-таки не сахар). Так что он лишь приветственно улыбнулся ей и сообщил, что её люди живы и здоровы и уже в большинстве своём обзавелись не только домом, но и работой способной их прокормить. Охватившее её облегчение практически можно было почувствовать в воздухе. Слухи слухами, но лишь получив подтверждение от человека, который точно знал, что говорил, да еще и подкреплял ответ столь приятными деталями, позволил ей действительно поверить, что всё и правда хорошо.       После того, как Вэй Ин поведал ей о необходимых условностях касающихся брата и остальных мальчишек-заклинателей, Вэнь Цин немедленно изъявила желание его увидеть.       — К сожалению, мы должны придерживаться правил, потому вынуждены предоставить решение их судеб Совету Кланов, а значит не можем их просто отпустить. Но не переживай — тут с ними хорошо обращаются, и мы сделаем всё возможное, чтобы в итоге они обрели свободу.       Вэй Ин говорил «мы», и как бы это ни прозвучало со стороны, под этим «мы» он подразумевал минимум троих человек. Конечно же, в первую очередь он имел в виду себя и Лань Чжаня (в том, что тот его поддержит в любом случае, сомнений не возникало вовсе). Но так же в их маленькую команду в этот раз он с уверенностью добавил и Цзян Чэна. Как бы ни сложились дела в прошлом, сейчас глава Цзян добровольно взял под своё крыло этих людей: и простых смертных, и пленников-заклинателей, а приняв их однажды, уже не отступится. Цзян Чэн мог сколько угодно ворчать, спорить и сомневаться прежде чем на что-то решиться, но единожды это сделав, он цеплялся за своё решение зубами и когтями и придерживался его до конца.       Вэнь Цин благодарно кивнула, но её беспокойство до конца рассеиваться не желало. Вэй Ин решил больше не навязывать ей лишнюю болтовню, понимая её стремление как можно скорее увидеть брата и воочию убедиться в его благополучии, потому пригласил внутрь, провожая к главе клана. Как бы там ни было, все решения были за ним.       Цзян Чэн соврал бы если сказал бы, что с тех пор как принял клан Вэнь под свою защиту, в глубине души не надеялся увидеть еще одну его представительницу у себя дома. Однако четкой уверенности у не было — он мог лишь надеяться, что она всё еще жива, и что, узнав о том, что её семья здесь, придет к ним. Поэтому визит всё равно немного застал его врасплох. Особенно поразило и расстроило его то, насколько истощенной и утомленной выглядела далеко не безразличная ему заклинательница.       Несмотря на все правила этикета и неположенное по нынешнему статусу поведение, едва увидев её, он несдержанно подскочил с места и вышел навстречу. Ему так хотелось дотронуться до неё и поддержать, но он не посмел, и лишь замер напротив, приветственно кланяясь и пытаясь заглянуть в смущенно опущенные глаза.       Да, их разговор не мог не быть неловким. Особенно учитывая то, как они в прошлый раз расстались. Девушка хоть и приняла его гребень, оставленный на столе в жесте отчаяния, но никаких обещаний всё же не давала, и тогда была больше заинтересована в спасении брата, чем в чем-либо еще. Так что она всё еще могла вернуть подарок в любой момент. И, пожалуй, Цзян Чэн не стал бы её в этом винить. С тех пор он не раз и не два корил себя, что растерялся и не предложил тогда какую-то более существенную помощь, а просто дал ей уйти. Это было трусостью незрелого мальчишки, которым он больше не хотел быть. После всего, что он пережил и чего достиг, Цзян Чэн понял про себя многое, и в том числе осознал ту слабость, что его раньше терзала. Он больше не собирался терять дорогих ему людей, особенно учитывая как мало их осталось. И даже если Вэнь Цин не пожелает иметь с ним ничего общего, он всё равно о ней позаботится и сделает всё возможное, чтобы уберечь её. И её брата, потому что тот ей так дорог.       Так что, как бы Цзян Чэн ни ворчал на Вэй Усяня, когда тот притащил сюда Вэнь Нина с остатками клана целителей, на самом деле он был этому безумно рад. Потому что это дарило ему надежду увидеть Вэнь Цин вновь и получить второй шанс для… чего угодно. Цзян Чэн будет счастлив даже если она просто останется жить в Пристани Лотоса вместе со своей семьей, и он сможет хотя бы иногда её видеть. Хотя, вероятно, тут он немного лукавил даже перед самим собой. Ведь он всё равно будет желать большего.       Его всегда восхищала эта девушка. И если в начале он поддался хрупкому очарованию её облика, то с каждой новой встречей увязал в своих чувствах к ней всё глубже, разглядев за красотой сначала острый ум, а потом и несравненную доброту и поразительную смелость с несгибаемой волей. Силой духа и упрямством она даже чем-то отдаленно напоминала ему собственную мать. Только взгляд её был мягче и теплее.       Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь увидит её здесь, в Пристани Лотоса, у себя дома… Но вот она тут, стоит перед ним, и Цзян Чэн лично взялся сопроводить её к комнатам, в которые поселил Вэнь Нина, не дожидаясь вопросов и просьб, просто разрешая с ним увидеться. Глаза Вэнь Цин так радостно и благодарно распахнулись, рождая ответную горячую пульсацию где-то в сплетении ребер, что он даже, против обыкновения, совсем не ворчал в сторону Вэй Усяня, настырно увязавшегося следом.

      Без лишних уговоров со стороны Вэй Ина Цзян Чэн сразу же выделил Вэнь Цин покои в резиденции, неподалеку от комнаты Яньли, с которой она и проводила в последующие дни добрую часть свободного времени. Они, похоже, еще с Облачных Глубин неплохо сдружились, поэтому ладили и теперь, благодаря чему нахождение целительницы здесь, среди мужчин, становилось чуть менее неловким.       Несмотря на то, что Вэнь Цин являлась заклинательницей, проживала она у них исключительно в положении гостьи. Как-либо ограничивать её передвижения по Пристани Лотоса, даже формально, Цзян Чэн не собирался. Собственно, они и не распространялись особо касательно личности гостьи даже среди своих людей, а слугам, прислуживающим в резиденции дали четкий приказ не обсуждать эту тему. Вероятно, долго скрывать это всё равно не удастся, но до тех пор, пока никакого решения касательно уже находящихся под стражей заклинателей принято не было, они считали нужным не рисковать и держать её присутствие в тайне. Вэй Ин несколько удивился такой сговорчивости в этом вопросе со стороны Цзян Чэна — тот в кои-то веки даже ворчать не стал и сразу поддержал идею. В любом случае, Вэй Ин был только рад этому и решил, что, возможно, дело в шицзе, присутствовавшей при данном разговоре, которая хоть вмешиваться в разговор пока не спешила, но смотрела на Цзян Чэна с робкой надеждой. Яньли тот никогда в жизни ни в чём не отказывал. Но стоит признать, что и просила она о чём-либо крайне редко.       На самом деле семья Вэнь Цин уже вполне неплохо обосновалась в Юньмэне, так что в какой-то особой помощи с её стороны почти не нуждалась. Поэтому у неё даже было время на возвращение к своим медицинским исследованиям, которыми она занималась когда в Павильоне Целителей не требовалась её помощь. Работать там она, кстати, сама же и напросилась, пытаясь хоть как-то выразить благодарность за гостеприимство и отплатить за оказанную её семье помощь.       В том, что касалось Цзинь Гуаншаня и происшествия на рудниках, переговоры всё еще велись и окончательного решения принято не было. С неделю назад Цзян Чэн вернулся из Облачных Глубин, где и проходило собрание глав кланов по этому поводу (всех кроме главы Цзинь, разумеется). Вэй Ину, конечно же, пришлось остаться и приглядеть за Пристанью Лотоса в его отсутствие, так что о происходящем там он узнал со слов брата, которые обросли всеми необходимыми деталями благодаря не слишком многословным, но весьма ёмким письмам Лань Чжаня.       По сути к моменту прибытия всех глав у ордена Гусу Лань уже было готово определенное предложение, которое нужно было лишь одобрить и привести в действие. Для начала, с подачи Лань Цижэня (хоть где-то пригодились его педантичность и занудство) было решено организовать смешанные группы заклинателей из всех кланов, которые впоследствии отправились инспектировать рудники и шахты ордена Ланьлин Цзинь на наличие пленников из клана Вэнь. Для соблюдения приличий Цзинь Гуаншаню написали письмо, предупреждающее о проводимых проверках, но отправили его с некоторой задержкой — дабы тот не успел скрыть следы. И, хоть и не во всех, но в некоторых шахтах и рудниках действительно обнаруживали Вэньских мирных жителей. А иногда и заклинателей, работающих наряду с каторжниками. В результате, обычных смертных освобождали и давали приют то в одном, то в другом клане (что тоже было заранее обговорено между главами), а заклинателей брали под стражу, как и первую группу, что теперь находилась в Пристани Лотоса.       На этом они не остановились: в результате проведенных проверок был составлен список владельцев тех рудников, где обнаруживались насильно плененные люди, для того, чтобы разобраться с ними когда будет принято решение касательно способа наказания. Большая часть этих рудников принадлежала Цзинь Цзысюню и паре приближенных главы ордена Ланьлин Цзинь. К сожалению или к счастью, официально за самим Цзинь Гуаншанем ни один из содержащих неположенных пленников рудников не числился, хоть с некоторыми из них и было очевидно, что на самом деле принадлежат они ему, а не тем приближенным заклинателям. С одной стороны это вроде и было плохо, потому как нельзя было ни в чем обвинить Цзинь Гуаншаня напрямую, а с другой — это обострило бы ситуацию в разы. Так по крайней мере можно было требовать у ордена Ланьлин Цзинь каких-то наказаний и мер, не ввязываясь в прямой конфликт, чего нельзя было бы избежать при наличии обвинений не к подчиненным, а к главе ордена.       К некоторому облегчению Вэй Ина, Цзинь Цзысюаня в том самом списке не оказалось. И никого из его приближенных и друзей тоже. Что давало некоторую надежду на то, что тот всё-таки был не настолько испорченным человеком, как его отец и двоюродный брат. По крайней мере ради шицзе Вэй Ину хотелось, чтобы это действительно было так.       Инспекции по шахтам закончились и теперь в ближайшее время планировалась новая встреча глав для обсуждения возможных мер пресечения подобных инцидентов в будущем и способов воздействия на Цзинь Гуаншаня. До охоты на горе Байфэн оставалось около двух недель и главы кланов были твердо намерены к тому моменту принять какие-то меры по данному вопросу.       В то время Вэй Ин, прежде взбудораженный и даже немного напуганный вестью о предстоящей охоте, которой в этом течении времени совсем не ожидал, теперь, наоборот, ждал её начала с нетерпением и некоторым волнением.       Очередной ужин с семьей и гостями проходил по похожему за последние дни сценарию. Вэй Ин несколько рассеянно ковырял палочками еду в своей тарелке. Разговоры за столом в данный момент велись без его участия, но напрягало его не это. Ощущение какой-то непривычности и странности происходящего не отпускало его уже какое-то время, и только сегодня он начал это осознавать.       Нет, он не был обеспокоен — просто удивлён. Всё вроде было хорошо, ужин проходил спокойно и никаких причин для волнений не было. Но чего-то явно не хватало, и уже не в первый раз. Это чувство нарастало внутри Вэй Ина в течение последней пары дней. Возможно он обратил бы на это внимание раньше, будь он чуть менее встревожен некоторыми вещами и погружен в свои мысли всё это время. Сейчас же он почему-то неожиданно для себя обнаружил эту странность и она не давала ему покоя.       Отложив палочки и облокотившись об стол, он пригляделся к происходящему. Его взгляд задумчиво скользил по мирно беседующим родным и гостям, когда до него вдруг дошло, чего именно не хватало. Вэй Ин во все глаза уставился на Цзян Чэна, с трудом удержавшись от пораженного возгласа и от того, чтобы не стукнуть себя по лбу за такую недогадливость. Как он только раньше не заметил?       Цзян Чэн был вежливым. Нет, как главе клана ему, разумеется, пришлось научиться держать свою сварливость под относительным контролем. Однако дома, вне официальных приёмов, да в кругу семьи, он этого не делал. В случае немногочисленных гостей более-менее ограничивал себя, но не до конца, и скорее предпочитал отмалчиваться, чем вести длинные светские беседы. В последние же дни он вовсе не отмалчивался и при этом был неизменно скромен и вежлив. По меркам Цзян Чэна даже слишком вежлив. Он не ворчал, не язвил и почти не пререкался с Вэй Ином. И даже когда это происходило, с легкой подачи самого Вэй Ина разумеется, вёл себя гораздо сдержаннее, чем обычно.       Подозрительно оглядев остальных присутствующих, Вэй Ин обнаружил, что еще кое-кто, куда более воспитанный, чем его брат, но не менее темпераментный и язвительный, вёл себя за столом весьма тихо и скромно с самого своего прибытия.       Вэнь Цин, конечно, ещё не до конца раскрылась и расслабилась в их обществе, чтобы проявлять все грани своего весьма твёрдого характера, но от тягот пути и своих переживаний за близких уже вполне отошла и вернула себе прежнюю собранность и уверенность. И когда Вэй Ин пытался над ней подшучивать вне стен этого помещения, в выражениях особо не стеснялась и ставила на место в своей язвительно-холодной манере. Даже если где-то поблизости в это время была шицзе. Хотя та никак и не осуждала это, тихо хихикая над их перепалками. Здесь же, что бы ни происходило, Вэнь Цин лишь одаривала его недовольными взглядами, но молчала. Или отвечала подчеркнуто нейтрально. И в светских беседах за столом участвовала вполне охотно, пусть и несколько зажато.       Вэй Ин перевёл пару раз взгляд с одного на другую и обратно, и на него снизошло озарение. От удивления он даже на месте подскочил. Когда глаза всех присутствующих заинтересованно сконцентрировались на нем, он небрежно отмахнулся, чересчур увлеченно уставился в свою тарелку и, прикусив изнутри щеку, невероятным усилием воли сдержал пробирающий его до колик смех. Это слишком шокирующая новость для него. Этого просто не может быть. Как? Когда вообще?       Желание поделиться накрывшим его просто невероятным в своей простоте, очевидности и нелепости озарением прямо разрывало его изнутри. Он дико пожалел, что Лань Чжаня сейчас не было рядом. Он бы с удовольствием рассказал ему и послушал бы его мнение.       Да, Вэй Ин прекрасно знал, что Лань Чжань в подобных вопросах был не лучшим собеседником и скорее всего от него он услышал бы в ответ только «мгм», говорящее о том, что тот либо обо всем догадался гораздо раньше, но был достаточно тактичен, чтобы это не обсуждать, либо не знал, но из той же тактичности не собирается давать этому какую-либо оценку. Даже понимая это, Вэй Ин ничего не мог поделать с настойчиво рвущимся изнутри стремлением рассказывать Лань Чжаню обо всем, что взбредает ему в голову, делиться своими мыслями, идеями, чувствами по любому поводу. Благо почва для этого была более чем подходящая — Лань Чжань отлично умел слушать, внимательно смотря на него своими глубокими красивыми глазами, и тем самым провоцируя не затыкаться вообще никогда.       К их общему глубокому сожалению, Лань Чжань давно уехал. Слишком давно, по мнению Вэй Ина. По возвращении с рудников у них была лишь пара коротких, из-за загруженности делами, дней, и безумно прекрасных ночей в обществе друг друга.       После той первой, неловкой и слегка торопливой близости, дико смутившей Вэй Ина наутро, у них как будто открылось второе дыхание и последовали и другие, куда более смелые и головокружительные. Поэтому сейчас, каждый раз при мыслях о Лань Чжане, у Вэй Ина не только заходилось в бешено-трепетном ритме сердце, но и отчаянно пламенели щеки и горячо пульсировало всё ниже пояса.       Вэй Ин с самого их знакомства чувствовал, что Лань Чжань полон сюрпризов. Что с виду холодное бесстрастное лицо на самом деле лишь маска, которая точно скрывает что-то очень и очень интересное. Огонь в глазах он заприметил сразу. Но он и представить не мог, что она скрывала что-то настолько необузданное и горячее. Кто бы мог подумать, что в спокойном и сдержанном Лань Чжане окажется столько голодного желания, раз за разом доводящего Вэй Ина до исступления и состояния счастливого бестелесного нечто? Кто мог знать, с какой спокойной уверенностью и заботой тот будет вести Вэй Ина в новый мир, наполненный удовольствием и безудержным восторгом, выдавая собственное смущение лишь розовеющими ушами, но непоколебимо продолжая и лишая страхов и сомнений ласковыми взглядами и прикосновениями.       Те дни пролетели как короткий миг, оставляя за собой жаркие воспоминания, нежную тоску, мечты о новой встрече и желание быть рядом каждый день и каждую ночь. И никогда больше не расставаться больше чем на пару часов.       Вэй Ин помнил как долго они прощались, не желая отлипать друг от друга всю предшествующую уходу Лань Чжаня ночь. К утру у совсем не спавшего Вэй Ина слипались глаза, горели зацелованные губы, грудь и шея, откровенно дрожали ослабшие от удовольствия ноги и сладко ныла поясница, но он цеплялся за ни капельки не желающего уходить Лань Чжаня, пока голоса уже проснувшихся и снующих по делам слуг не стали достаточно громкими, возвещая о том, что солнце уже давно встало и тому пора отправляться в путь.       Мечтательно и в то же время тягостно вздохнув от воспоминаний, Вэй Ин вдруг понял, что благодаря им приступ смеха прошел. Открывшееся ему событие по-прежнему казалось чересчур невероятным и ему еще предстояло как-то уложить его у себя в голове, но, пожалуй, узнав о них с Лань Чжанем, Цзян Чэн впадет в ничуть не меньший ступор. Так что это, по крайней мере, в каком-то смысле даже справедливо.       От этой мысли Вэй Ин усмехнулся себе под нос и тихо покачал головой, поднимая глаза, сразу же встретившись взглядом со скромно улыбающейся шицзе, кажется, заметившей его активное верчение головой туда-сюда, когда он в неверии пялился то на брата, то на гостью. Он заговорщически подмигнул ей, и она, улыбнувшись чуть шире, отвела глаза, возвращаясь к трапезе.       В Вэй Ине проснулось любопытство, и тогда он покосился в сторону Вэнь Нина, гадая, в курсе ли тот о происходящем, и заметил его румяные щечки, краснеющие только сильнее при взгляде на сестру или Цзян Чэна, ведущих преувеличенно чинные и вежливые застольные беседы (поразительно, как общество друг друга делало этих двух вредин столь робкими и любезными!). В итоге Вэй Ину снова захотелось хлопнуть себя с размаху по лбу от понимания, что, видимо, он здесь был единственным, кто догадался обо всём так поздно.

***

      Темнота. Пронзительные вопли, от которых вот-вот лопнут барабанные перепонки. Острая боль и зияющая пустота в солнечном сплетении от потерянного ядра. Чуть менее острая, пульсирующая боль несколько выше, на груди, от почти зажившего ожога, который Вэнь Чао намеренно потревожил. Вкус крови во рту и слабость во всём теле.       Вэй Ин брёл во тьме, с трудом переставляя ноги, не видя цели и не совсем понимая куда идёт. Его тело было таким немощным и тяжелым сейчас. Особенно правая рука — её почти приходилось волочить за собой, так она тянулась к земле.       Больно. И страшно. Он в жизни никогда так не боялся. И не оказывался в столь отчаянном, безвыходном положении.       Куда идти? Как выбраться? Как выжить? А нужно ли это ему вообще? Какой с него прок теперь? Он стал слишком слаб, чтобы кому-либо помочь. Будет только болтаться под ногами…       Крики. Он пытался уйти от них, но они, кажется, становились только громче и отчаяннее. А еще к ним примешивался шёпот. Поначалу едва различимый, а потом всё более и более отчетливый. Он звал и манил, предлагал силу, обещал отмщение. Вэй Ин сопротивлялся и пытался не слушать. Уйти отсюда. Срочно уйти отсюда.       Но куда бы он ни шёл, шёпот следовал за ним и увещевал всё настойчивее и настойчивее. Вэй Ин вдруг понял, что всё это время нёс что-то в руке. В той самой, которая казалась непривычно тяжелой. Его пальцы намертво сжались вокруг рукояти излучающего темную энергию меча, и как бы он ни пытался разомкнуть их, ничего не выходило.       Он понимал, что и голоса, и шёпот, и пронзающая всё тело боль — всё это шло именно из меча, а не снаружи. Многочисленные опасные твари, которыми просто кишела гора Луаньцзан, даже не смели приблизиться к нему и наблюдали издалека, напуганные исходящей от меча силой и угрозой. Меч защищал его, но шёпот отчетливо твердил, что это не будет длиться вечно, если он не примет то, что ему так щедро предлагают. Если не отдаст собственное тело в обмен на эту силу и могущество.       Вэй Ин сопротивлялся сколько мог, пытаясь найти выход в этой непроглядной тьме. Хоть малейший лучик света, хоть клочок надежды… Но в итоге сдался, поддавшись голосам и затопившему всё его существо отчаянию. Он позволил этой энергии заполнить себя без остатка. И тут он понял, что испытываемая до этого боль была ничтожна по сути своей, ведь то, что происходило сейчас — в тысячу раз хуже. Его тело будто разорвали на кучу маленьких кусков, а потом собрали обратно, «сращивая» воедино совершенно иным способом. Всё те же куски плоти — значит всё тот же Вэй Ин? Или та тёмная материя, что соединила куски воедино и теперь пропитывает всё его существо, изменила его полностью?       Ненависть. Как же её много. Больше чем боли и больше чем веселья и беспечности, оставшихся где-то там, в далеком прошлом. Только злость, только желание отомстить, размазать, раздавить, уничтожить…       Море трупов Вэньских заклинателей, истекших кровью из всех возможных отверстий. Искалеченные и изуродованные тела врагов, умирающих медленно и мучительно на его глазах. Сытое удовлетворение от свершившейся мести. Шёпот, наполненный злой радостью от принесенных ему жертв. Поощряющий, довольный.       Яростное сопротивление и попытки вернуть контроль. Голодные голоса, требующие новой крови, которые он слишком долго старался не слушать, держась вдали от всего, что могло вывести его из равновесия и вызвать гнев.       Провал. Мёртвый Цзинь Цзысюань у его ног. Мёртвая шицзе, истекающая кровью в руках остолбеневшего от горя Цзян Чэна. Безночный город, полный трупов и марионеток. Отчаянная мольба в глазах Лань Чжаня, просящего остановиться. И всепоглощающее горе, порождающее ещё больше ненависти, застилающей красной пеленой уже почти невидящие от безумия глаза…       Снова было темно. По щекам текли слёзы и тело как будто всё окаменело. Вэй Ин силился открыть глаза, но не мог пошевелиться. Голоса и болезненные стоны всё никак не замолкали. Он с трудом разлепил мокрые ресницы и осоловело огляделся. На полу лежал раскрывшийся мешочек цянькунь, а над ним, в облаке густого тёмного дыма, повисла Тигриная печать.       Резко вскочив, Вэй Ин парой привычных движений загнал её обратно и поправил сорванные талисманы. Крики и злобный шепот стали тише, но не пропали до конца. Вложив почти всю свою энергию, которой после такого ужасного сна осталось не так много, он добавил поверх ещё с десяток талисманов, пока мешочек глухо не упал на пол, а он сам не обмяк в собственной постели, обессиленно и облегченно одновременно. Наконец-то тишина.       Вэй Ин еще долго сверлил усталым невидящим взглядом потолок прежде чем нашёл в себе силы встать и умыться. Он был мокрым от пережитого заново кошмара, руки его всё еще подрагивали, а сердце никак не могло замедлить свой бег. С трудом умывшись и переодевшись в чистую сухую одежду, он заново свалился в постель.       Как же давно ему не снились кошмары о его прошлой жизни. Как же он надеялся больше никогда не увидеть их снова! Взглянув на так и лежащий на полу мешочек, Вэй Ин снова пообещал себе избавиться от печати так скоро, как только можно.       Они обсуждали это с Лань Чжанем и решили пока не трогать её. По крайней мере до тех пор, пока не пройдет охота на Байфэн и не разрешатся все вопросы с орденом Ланьлин Цзинь из-за плененных людей. Не то чтобы кто-то из них двоих горел желанием её использовать, но пока угроза не миновала, лучше было оставить её целой. Не как оружие, а как отпугивающий фактор. Как элемент для устрашения врагов, если что-то вдруг пойдет не так. Просто на всякий случай. И когда время придёт, они избавятся от неё при надежных свидетелях, чтобы никто не посмел распространять лживые слухи и не гнался за оружием, которого нет.       Но сейчас это решение о промедлении тяготило его. Он уже почти успел позабыть, насколько печать опасна и неуправляема. Насколько сильно она способна на него влиять. И сейчас она отчетливо это показала, напомнив ему, какую ненависть способна порождать в его сердце, как сильно способна затмевать разум. Как бы надежно он её ни запер, она всё равно вырвалась наружу, снова демонстрируя какой неконтролируемой мощью обладает. И требуя крови, которой слишком долго не получала, находясь взаперти, отчего становилась только сильнее и злее.       Ему казалось, что в этот раз всё шло хорошо, что самое плохое ему уже удалось предотвратить и исправить. Да, оставались еще определенные риски. Но он не думал, что у них могут быть такие же ужасные последствия, как и в прошлый раз. До недавних пор…       Он снова слышал её зов. Тихий, неразличимый шепот на самом краю сознания, который поначалу было так легко игнорировать в извечном шуме Юньмэна. Кажется, это началось после возвращения с рудников. Но Вэй Ин был тогда так занят обустройством клана целителей и поглощен последними днями с возлюбленным перед длительным расставанием, что просто не хотел замечать ничего, что могло бы омрачить те драгоценные минуты. А может голос и вовсе отступал, когда он был так безмерно счастлив в ласковых надежных объятиях Лань Чжаня? В любом случае, тогда ему определенно было не до того.       В последующие же после ухода Лань Чжаня дни громкость незаметно начала нарастать. И как бы он ни был занят тренировками с учениками или увлечен времяпрепровождением с шицзе, или играми с принявшим его как родного А-Юанем, или веселыми перепалками с Цзян Чэном и Вэнь Цин — где-то там звучал этот настойчивый голос. Вэй Ин понимал чей он и старался не слушать. Он не собирался поддаваться влиянию печати снова, потому постоянно поправлял ослабевающие талисманы, понемногу совершенствуя их и добавляя новые, но этого хватало ненадолго, и приходилось повторять действия изо дня в день вновь и вновь.       Как бы там ни было, но это был лишь настойчивый голос, и он с ним справлялся. До этого момента. Пока печать не освободилась и не развернулась практически в полную мощь, напоминая о масштабах таящейся в ней угрозы, и о том, насколько соблазнительной она может быть. Ведь в этом сне он почти снова поддался. Он до сих пор чувствовал остатки той безумной неконтролируемой ненависти, поглотившей всё его существо, поэтому пообещал наутро сам себе сыграть Очищение (хоть это вряд ли сработает), а также попытаться ослабить печать Упокоением. Жаль, что Лань Чжаня не было — он бы с этим справился гораздо лучше.       При мыслях о нём злость слегка отступила, уходя на задний план.       Вэй Ин вертелся с боку на бок, пытаясь окончательно успокоиться и уснуть, чтобы хоть немного восстановить до утра потраченные на усмирение печати силы, но нервное напряжение никак не отпускало его. Злость улеглась, но его мучало еще кое-что. Своим зовом печать не просто соблазняла его, предлагая силу и могущество. Она его ещё и предупреждала. Об опасности. О беде, которой только предстояло произойти. И Вэй Ину очень хотелось бы верить, что на этот раз она солгала.