Вернись со мной в Гусу – дубль два

      В Цишань Вэнь они оказываются довольно скоро. И чем ближе финальное сражение, тем больше сомнения одолевают Вэй Ина. Оказавшись в этом времени и месте, ему ничего не остается, кроме как плыть по течению и продолжать использовать те же методы, что и в прошлый раз. За тем лишь исключением, что сейчас он старается не слишком выставлять напоказ свои новые умения и не привлекать к ним всеобщее внимание, как делал это раньше. Чем меньше другие будут знать о том, на что он теперь способен благодаря так называемой «кривой дорожке», и чем меньше врагов наживет — тем лучше.       Основная претензия, которую ему предъявляют все, кому не лень, это то, что он не носит с собой меч, что является верхом неприличия в заклинательском кругу. Аргумент, что он его просто забывает, привыкнув за последние месяцы обходиться без него, довольно быстро теряет свою силу, так что в какой-то момент ему даже пришлось вовлечь в своё объяснение Цзян Чэна и Лань Чжаня. Когда кто-то в очередной раз настоятельно намекнул ему на необходимость носить с собой на военные собрания меч, Вэй Ин «решил сознаться в истинных причинах», по которым не берет его с собой. Его несколько раздражала необходимость оправдываться и что-то выдумывать, но в памяти слишком хорошо сохранились последствия пренебрежения чужим мнением в прошлом, и поэтому в этот раз он пытался сдерживать свои порывы и вести себя максимально иначе. Пусть и толку от этого, наверняка, будет не много, попытаться всё же стоило.       — На самом деле я не собирался никого оскорблять этим своим жестом. Даже наоборот — я не беру меч именно для того, чтобы точно никого не оскорбить, — невинно улыбнулся Вэй Ин тогда, стараясь не допускать в свой тон излишней шутливости и выглядеть как можно искреннее. — Понимаете ли, у меня довольно импульсивный характер, из-за которого я с юности вечно попадаю в неприятности — глава Цзян не даст соврать.       Цзян Чэн стрельнул в него яростным взглядом, не понимая, что он задумал в этот раз, но, неодобрительно скривившись, кивнул, ведь, в конце концов, так оно и было.       — Когда мой меч при мне, я зачастую не могу сдержаться, чтобы его не использовать. Всерьез или забавы ради — не столь важно… — состроив несколько виноватую мину, продолжил «раскаиваться» Вэй Ин. — А если вам кажется, что это дурацкая шутка, спросите, например, Ханьгуан-цзюня, о дне нашего с ним знакомства: он может подтвердить, что мы с ним тогда же и подрались. А все мы знаем как сложно вывести столь хладнокровного и воспитанного человека из себя.       Все взгляды сразу же обратились на Лань Чжаня, который на секунду задержал на Вэй Ине недовольный взгляд (который кроме него и Лань Сиченя никто, конечно же, не расшифровал), а потом кивнул, подтверждая правдивость его слов. Всё-таки Вэй Ин выстроил свой вопрос к нему именно так, чтобы необходимый ему ответ не был ложью. Он ни за что не стал бы вынуждать Лань Чжаня лгать.       Когда взгляды вернулись к нему, Вэй Ин лишь пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся:       — Видите? Всем будет гораздо лучше, если меч пока останется в моей комнате. По крайней мере до тех пор, пока я не научусь относиться к нему с большим уважением и не перестану вытягивать из ножен по пустякам.       Кажется, такой ответ более-менее устроил глав кланов и они перестали его донимать по этому поводу при каждом удобном случае. Он их тогда, конечно, полностью не убедил, но явно позабавил. Да и подтверждение со стороны двух уважаемых заклинателей не позволяло уж очень сильно сомневаться в его словах. К тому же, если забыть о странностях с мечом и пока не особо подтвержденных слухах, касательно использования подозрительных техник, в остальном он их больше ничем особо не раздражал. Так что недовольства во взглядах глав кланов и их ближайших подчинённых немного поубавилось.       Но этого всё равно было мало для уверенности в будущих изменениях. Вскоре Вэй Ину снова предстоит продемонстрировать всем Тигриную Печать, ведь без неё последнюю битву в войне, скорее всего, не выиграть. А как только о ней станет известно, многие её захотят и это неминуемо приведет к бедам. Возможно, её придется уничтожить вскоре после окончания войны или позднее, но это всё равно не решит всех проблем.       Чуть позже Вэй Ину так же нужно будет продумать над тем, как спасти Вэнь Нина и остатки клана целителей до того, как бедного мальчишку убьют. А еще предотвратить становление Цзинь Гуаншаня Верховным заклинателем. Его аппетиты всегда были слишком непомерными. Кто угодно другой оказался бы более подходящим вариантом на эту роль. Пожалуй, даже будущий «Господин Незнайка» справился бы лучше. По крайней мере он не был алчным и беспричинно жестоким, пусть и натворил дел.       И еще очень важно было как-то остановить Мэн Яо с его бесконечными амбициями, пока он не спелся с Сюэ Яном и Су Шэ. И пока не погубил Цзинь Цзысюаня: этот павлин всё-таки будущий муж его шицзе.       Кстати о нём. Вэй Ин уже почти позабыл об инциденте, произошедшем за несколько недель до главной битвы. Поэтому и в этот раз нешуточно разозлился, увидев заплаканное лицо своей любимой сестры. К счастью для Цзинь Цзысюаня (и к сожалению для него самого), Вэй Ин прекрасно помнил, как тот умирал у него на глазах в той, прошлой жизни, и что в тот момент больше всего на свете, даже больше собственной гибели, того волновало счастье его супруги. Поэтому Вэй Ин был уже не в силах злиться на него так же сильно, как раньше.       Когда Вэй Ин во второй раз оказывается свидетелем неприятной сцены между Цзинь Цзысюанем и Цзян Яньли, он, конечно же, врезает тому пару раз для острастки: как бы там ни было, безнаказанно обижать шицзе он не позволит. Но контроль над собой больше не теряет. И когда прибежавший на шум Лань Чжань торопится его успокоить, Вэй Ин уже и сам прекращает бить своего будущего зятя, решив, что с того на этот раз хватит. Пусть задумается над своим высокомерным поведением. Взбучка такому баловню судьбы только на пользу.       Вэй Ин длинно выдыхает, приводя эмоции в порядок и мимоходом сжимает рукав Лань Чжаня, кивая ему в знак того, что он и правда в порядке. Во взгляде напротив явно сквозит облегчение: Вэй Ин не солгал — он действительно способен себя контролировать, — и Лань Чжань лишний раз убеждается, что не зря поверил ему.       Окинув павлина напоследок недовольным взглядом, Вэй Ин уводит сестру в их палатку и долго там сидит с ней, беседует и отвлекает шутками, подливая ей чаю, пока та окончательно не успокаивается. Для него наверняка сейчас нашлась бы куча дел, но он считает, что его шицзе важнее всего, а остальное подождет. И лишь когда щеки Яньли окрашиваются привычным румянцем и улыбка на ее губах становится настоящей, а не вымученной, он обнимает её и уходит разбираться с оставшимися военными приготовлениями.

***

      Вэй Ин решает рассказать Лань Чжаню о печати заранее — он не хочет скрывать её существование от него, как когда-то, а потом стыдливо прятать глаза, не зная как оправдать своё молчание по этому поводу. Не для того он вернулся, чтобы снова совершать те же ошибки.       Выбрать для этого момент оказывается не очень сложно. Они много времени проводят вместе в последние дни. Гораздо больше, чем в прошлый раз. Возможно, дело в доверии, которое образовалось между ними благодаря откровенности Вэй Ина во время того памятного разговора на крыше. Лань Чжань ценил это и позволял себе чуть больше открытости в ответ. И, зная о причинах, по которым Вэй Ин ступил на темную дорожку, и о невозможности иного пути, Лань Чжань больше не тратил их совместное время на бесполезные споры и убеждения. Это убрало из их общения лишнюю напряженность, делая его более спокойным и приятным.       Как-то, без лишних обсуждений и неловкости, так вышло, что они почти каждый вечер (закончив с военной подготовкой и обязанностями перед своими кланами) проводили в палатке у Лань Чжаня за пиалами чая и вина. Порой они просто сидели рядом, пока каждый занимался своими делами: Лань Чжань разучивал и совершенствовал мелодии, которые могли пригодиться в бою, а Вэй Ин работал над талисманами. Он дополнял и улучшал те, которые в прошлой жизни придумал много позже, надеясь благодаря этому получить еще больше преимуществ в предстоящей битве.       В другое время они отдыхали в обществе друг друга перед отходом ко сну. Лань Чжань играл что-то, умиротворенно и задумчиво перебирая пальцами струны. А Вэй Ин, не таясь, любовался его утонченным профилем, полуприкрытыми ресницами и слегка приоткрытыми полными губами. Мелодия гуциня звучала ласкающе и нежно, как журчание горного источника, а человек, извлекающий эти мелодии из-под своих пальцев, был красив как божество. Его вид и эти чарующие звуки заполняли сердце Вэй Ина щемящей радостью и восторгом, но вместе с тем и беспомощной тоской. Он и правда радовался тому, что мог быть рядом, видеть его, говорить с ним. Но в то же время чувствовал, что этого чертовски мало. Вэй Ин старательно сдерживал себя, но невольно, то и дело, невзначай, воровато касался если не самого Лань Чжаня, то хотя бы края его одежд, рукава. От этих прикосновений кончики пальцев пронзало жаром и сердце ускоряло свой бег, но и грустно становилось тоже. Тем не менее, ему хотелось оставаться рядом с Лань Чжанем так долго, как только возможно, и больше не терять времени понапрасну. Кто знает, какой исход ждёт его в этот раз и как много этого времени у него осталось?       «Нынешний» Лань Чжань всегда спокоен и собран, как и раньше. Только взгляд его теперь мягче, чем тогда — в прошлой жизни. Его глаза всё больше и больше напоминают Лань Чжаня из будущего. Того, который в ответ на дурацкие шутки не отворачивался, а лишь покачивал головой и делал это легкое, едва уловимое движение глазами, которое при меньшем самоконтроле вполне могло закончиться полноценным закатыванием глаз. Вэй Ина так забавлял этот милый полу жест, что он не мог удержаться, чтобы снова и снова не провоцировать его возникновение на этом прекрасном лице. Но Лань Чжань все равно не злился и оставался таким же умиротворенным. Похоже, он действительно принимал Вэй Ина таким, со всем его озорством, шутками и игривыми, совсем не злыми поддразниваниями.       Всё оказалось так чудесно, что даже толком и не верилось. Да, Лань Чжань беспокоится сейчас не меньше, чем тогда, хотя уже и немного иначе, но между ними все складывается гораздо лучше. Он всё-таки играет временами «Очищение» (упрямец!), но просто чтобы восстановить духовные силы Вэй Ина, а не с целью «изгнать из него демонов». Похоже, он и правда понемногу смиряется с реальностью, и тем, каким Вэй Ин стал. А Вэй Ин не может не думать о том, что поговори он и в прошлый раз с Лань Чжанем нормально, все и тогда могло пойти совершенно иначе. Что он сам своей скрытностью привел их к тому, что они имели. Ох, если бы Вэй Ин понимал тогда, что и правда можно доверять Лань Чжаню… Впрочем, слишком сильно терзаться об этом «тогда» в тот момент, когда уже его исправил, как-то глупо. Вэй Ин лишь немного сожалеет о понапрасну потраченном времени, проведенном в тоске и одиночестве, когда оказывается, что можно было и вот так — вместе, открыто и легко…       В один из таких вечеров Вэй Ин наконец набирается смелости и рассказывает Лань Чжаню о печати. Он говорит обо всем: и о найденном под панцирем Черепахи Губительницы мече, и о том как выковал из него печать, и о том на что способен с её помощью. И даже о том, что лишь со временем осознал какую ошибку совершил и какую опасность она в себе таит. Не скрывает он ни собственных сомнений, ни сожалений, ни планов от неё избавиться так скоро, как только можно будет.       Лань Чжань слушает его внимательно и не перебивает. Он удивлен и несколько обеспокоен услышанным, но в целом довольно спокоен и осуждения в его взгляде нет вовсе. Лишь сосредоточенность на проблеме и задумчивость, рождённая из необходимости и желания помочь эту проблему решить. Потому что Лань Чжань ему верит. От начала и до конца.       Если в тот вечер на крыше Лань Чжань кивнул ему еще несколько колеблясь, то сейчас он совсем не сомневается и целиком доверяет Вэй Ину. Честность вывела их взаимопонимание совершенно на новый уровень, и это не может не радовать.       Разумеется, Вэй Ин уже и без того знал, что может положиться на Лань Чжаня в чем угодно, неважно на «прошлого» или «будущего» — на любого из них. Но заслужить в ответ подобную веру в себя дорогого стоило.       Чуть позже ему придется рассказать Лань Чжаню и об остальном. В этот раз Вэй Ин не будет пытаться справиться со всем в одиночку, отвергая помощь и поддержку. Наоборот — он сам о ней попросит. У единственного человека, в котором уверен даже больше, чем в самом себе. У самого потрясающего из всех. И в тайне глубоко им любимого.

***

      Общение с Цзян Чэном пока дается Вэй Ину нелегко.       Он прекрасно понимает, что сейчас это тот, «прежний» шиди, который во всем и всегда до этого момента был на его стороне, хоть и постоянно ругался и язвил через слово. «Этот» Цзян Чэн еще не запугивал его собакой, не хлестал Цзыдянем, не пытался убить, не ненавидел его…       Но знать и чувствовать — разные вещи.       Вэй Ин старался вести себя с ним как раньше и пытался вернуть прежние отношения между ними в своем сердце. Но страх и неуверенность пока жили в нем и он лишь надеялся, что со временем удастся их преодолеть.       Нет, он конечно же любил его. Несмотря ни на что, он и не переставал никогда. Как бы сложны и запутанны ни стали их отношения в будущем после потери шицзе, он все ещё оставался его младшим братом. Просто… Вэй Ин больше не мог по-настоящему расслабиться в его обществе. Тот покой и уют, что были когда-то, пропали и возвращаться пока не стремились. Было сложно чувствовать себя рядом с ним так же, как раньше, как будто ничего не было. Хоть в этом времени и правда ещё ничего не случилось.       Может позже, когда (он должен верить что «когда», а не «если») все события пустившие его жизнь по столь разрушительному пути будут изменены и Вэй Ин будет уверен, что история не повторится, может тогда он сможет окончательно расслабиться и позволить себе не опасаться ничего. И тогда ему удастся окончательно оживить свою любовь и веру в брата.       А до тех пор он старается не испортить всё каким-то иным способом. Он помогает Цзян Чэну чем может, старательно выполняя возложенные на себя обязанности, и изо всех сил старается избегать конфликтов с кем-либо, чтобы не позволить больше чужому недовольству вставать между ними. Что порой удается ему с трудом, особенно когда дело касается Цзинь Цзысюня — кажется, тот всерьез вознамерился довести его, цепляясь по поводу и без, как и в прошлый раз. И неважно, что Вэй Ин ему абсолютно ничего не сделал и стоически игнорировал все колкие замечания, ради будущего и, главное, ради брата. Пусть кулаки и чесались.       В прошлом это и правда сильно повлияло на них — Цзян Чэн, чувствующий себя еще весьма неуверенно на посту главы клана, постоянно подвергался осуждению и насмешкам из-за того, что был не способен контролировать столь своенравного «подчиненного», что раз за разом выводило его из равновесия. Он в целом всегда сильно страдал из-за чужого мнения, а оказавшись в центре всеобщего внимания, заваленный непривычным грузом ответственности за свой клан и его выживание, невольно прогибался под давлением шквала осуждения.       Вэй Ин понимает, что он и сам был очень виноват в произошедшем тогда — он провоцировал эти бесконечные нападки, которые сыпались на брата как из рога изобилия, и даже не особо старался сгладить острые углы, веря, что никто ему не указ. Он и раньше был весьма самоуверен, но после овладения тёмными техниками и вовсе стал невыносим, совершенно не осознавая к каким последствиям может привести подобное поведение. Может и неудивительно, что брат не стал его защищать, когда Вэй Ин вступился за остатки клана целителей. Он, конечно же, не может быть уверен, что отсутствие конфликтов сейчас избавит его от подобного риска в будущем, и что его брат, в случае чего, останется на его стороне, но он по крайней мере хочет попытаться. И сделает всё возможное, чтобы уберечь их всех.

***

      Накануне перед нападением на Безночный Город они снова сидят вдвоем в палатке Лань Чжаня. Ожидание тяжелой битвы держит в напряжении и даже вечно болтливый Вэй Ин в какой-то момент перестает балагурить и молча сверлит взглядом пиалу с чаем на столе. Сегодня не до алкоголя.       — Вэй Ин.       Касание к ладони приводит его в себя и он удивленно смотрит на собеседника.       — Да?       — Ты не отзывался.       Лань Чжань поясняет свое поведение, но руку убрать не торопится. Наверное, видит какой он рассеянный и пытается так удержать внимание. А Вэй Ин замирает, чтобы не потревожить это прикосновение — Лань Чжань крайне редко позволяет себе подобное в отношении кого бы то ни было.       — Я задумался, извини… Завтра тяжелый день — не хочу облажаться.       — Мгм. Я тоже.       Собственная неожиданная откровенность, кажется, немного смущает Лань Чжаня, но он не отстраняется и глаза отводит лишь на короткое мгновение.       — Ты уж точно не облажаешься, — уверенно улыбается ему Вэй Ин. — Кто-кто, а я-то знаю какой ты грозный противник. Не раз почти побеждал меня… — вспомнив о том, что теперь он ему в спарринге не соперник, Вэй Ин торопливо уводит тему чуть в другую сторону, не желая акцентировать внимание на их нынешнем неравенстве. — Да ты со сломанной ногой и после большой потери крови уложил Черепаху Губительницу! Что там и говорить о том, чтобы уложить десяток-другой посредственных воинов и марионеток.       — Мы, — упрямо припечатывает твердый голос. — Мы вдвоем её убили.       — Ладно, — улыбается Вэй Ин. — Так мы и сейчас вдвоем выйдем на поле боя. Если мы вместе — кого нам бояться?       Это «вместе», наверное, было лишним, и прозвучало, по ощущениям, как-то уж слишком интимно, вырываясь откуда-то из глубины души, благодаря отчаянной потребности это услышать. В любом контексте — оно просто должно существовать, это «вместе». Вэй Ина так и тянет развернуть кисть ладонью вверх и переплести пальцы с Лань Чжанем, но жест вышел бы слишком откровенным, слишком громким и очевидным, поэтому он не шевелится и лишь широко и солнечно улыбается своему другу, наслаждаясь теплом его руки.       Лань Чжань гудит свое вездесущее «мгм», опуская взгляд. Будто бы только сейчас замечает, что всё еще держит Вэй Ина за руку и, слегка сжав пальцы напоследок, отстраняется. Вэй Ин делает над собой огромное усилие, чтобы даже не дёрнуться вслед за его рукой. Тепло от прикосновения ощущается еще какое-то время, а потом пропадает, оставляя чувство незавершенности.       — Мы справимся, Лань Чжань. Просто… держись поближе, хорошо?       Кивок.       — Ты уверен, что стоит использовать печать?       В прошлый раз он поначалу и правда пытался не использовать её и справиться своими силами, но, к сожалению, идея оказалась провальной. Возможно, если он не станет медлить в этот раз, спасёт больше жизней.       — Придется. У Вэнь Жоханя свои марионетки. Если не попытаюсь направить их против него же, мы можем очень многих потерять завтра.       Риск оправдан и оба это понимают, как бы сильно это ни расстраивало, ведь печать действительно пагубно влияла на Вэй Ина. Он мог сколько угодно храбриться и утверждать, что в силах с ней справиться, но правда была в том, что давалось это с трудом. Даже сейчас, когда он, казалось бы, имел достаточно большой опыт её использования, это всё равно было рискованно. Она туманила разум, ослабляла физические и духовные силы, а еще причиняла боль. До поры до времени Вэй Ин запечатал её в мешочке цянькунь, навесив кучу заглушающих талисманов, чтобы не чувствовать её. Но во время её использования ничто не сможет его защитить.       Он справится с ней завтра, без сомнений. И они победят. Так ведь уже было однажды. Оставался только один момент, который обязательно нужно было исправить.       — Лань Чжань, хочу тебя кое о чем попросить.       — …       — Когда я активирую печать, это неизбежно привлечет внимание Вэнь Жоханя и он захочет избавиться от меня. Вам с Цзян Чэном надо будет воспользоваться этим.       — Хочешь стать приманкой? — быстрый удивленно-злой ответ.       — Неизбежно стану ей в любом случае. Грех не использовать это в своих интересах.       — Тогда не буду отходить от тебя.       «Вот же упрямый!»       Это настойчивое желание Лань Чжаня защитить его отдает теплом в груди, но сейчас не время для этого.       — О мой не зря титулованный добродетельным и благородным господин, — Вэй Ин и сам не знает чего в его голосе сейчас больше: ласковой насмешки или серьезной настойчивости. — Я знаю, что подобные методы претят твоему воспитанию и принципам, потому и не прошу тебя сделать это самому. Просто прикрой Цзян Чэна и помоги ему пробраться в тыл врага, чтобы, когда Вэнь Жохань сконцентрирует всё своё внимание на мне, Цзян Чэн смог нанести ему неожиданный удар в спину.       Лань Чжань сжимает челюсть и угрюмо молчит, сверля его глазами. Вэй Ин огорчен тем, что ему приходится просить его о подобном, и что теперь он, кажется, Лань Чжаня несколько разочаровал, но это сделать нужно. Если Вэнь Жохань умрет от руки Мэн Яо, Цзинь Гуаншань точно признает его в качестве собственного сына, и дальше тот сможет развивать свои амбиции и убирать конкурентов с пути ради получения власти. К тому же, в основном из-за того, что это именно «его сын» убил Вэнь Жоханя, у Цзинь Гуаншаня вообще появились какие-либо основания возносить так высоко вклад своего ордена в эту победу. Потому что на самом деле этот вклад был довольно мал и держался лишь на упорстве Цзинь Цзысюаня, присоединившегося со своим отрядом к армии по собственной инициативе, вопреки нежеланию отца ссориться с Орденом Солнца. А следовательно, и достойного повода претендовать на пост Верховного заклинателя у него уже не будет. Если разрушить эту цепочку событий, возможно, появится какой-то шанс, что всё пойдет несколько иначе.       — Лань Чжань, тебе по душе честный бой — я понимаю. И в обычных условиях я и сам предпочел бы такой. Но Вэнь Жохань с его печатями слишком силен. Если не применить хитрость, мы действительно можем проиграть. И потерять всех тех людей, что завтра окажутся там. И многих других, кто останется без нашей защиты в случае поражения.       — Тогда держаться поближе не получится, — отвечает Лань Чжань через минуты молчания, сдаваясь.       Вэй Ин вспоминает свое запальчивое предложение в начале разговора.       — Это я… получается, Цзян Чэна имел в виду… ну или, предлагаю держаться ко мне поближе, когда всё закончится. Печать и правда быстро истощает жизненные и духовные силы, так что под конец мне, вероятно, пригодится твоя помощь.       Вэй Ин старается говорить это беззаботно и шутливо, но глаза напротив становятся еще более обеспокоенными.       — Но сначала помоги Цзян Чэну, пожалуйста. Я точно продержусь до тех пор… Ты можешь мне это пообещать?       Лань Чжань допивает уже совершенно остывший чай и тяжело кивает.