What Worries Ruth?

      Я не соврала Скотту, Эллисон и Кире, когда сказала, что у меня нет домашних животных.       В детстве мне подарили кролика, который выглядел совсем как тот, за которым Алиса убежала в Страну Чудес, и, возможно из-за этого факта, я души в нем не чаяла. Мэтт не разделял моего энтузиазма, но именно он дал ему имя — Барнс.       Если бы я верила во вселенную и ее законы, то сказала бы, что этот кролик появился в моей жизни, чтобы научить меня проще относиться к смерти, но семилетняя Рут переживала за него, как за члена семьи.       Кролик сбежал из клетки и его переехала машина, на которой папа выезжал из гаража. Барнса я похоронила на заднем дворе, а папу в тот день — в своих мыслях. Если бы я сказала мисс Моррелл, что заявила ему, что мой отец — убийца, она бы вряд ли отпустила меня тогда так просто.       Собственно, по причине отсутствия домашних животных всю осознанную жизнь, как у меня, так и у Мэтта, я знать не знала о том, где находится ветеринарная клиника. Стайлз заехал за мной, остановившись у уже знакомого ему магазина, и спустя восемь с половиной минут (если верить его приборной панели, где каждая запчасть держится на добром слое скотча) мы остановились у нужного нам здания. Почему именно ветклиника я не поняла — решила только, что Скотту удобнее находиться в рабочей атмосфере и чувствовать себя на своей территории. — Прошу, — Стайлз обгоняет меня и распахивает передо мной дверь. Такая забота меня настораживает, но я проскальзываю внутрь, не стоять же в дверях.       Мы оказываемся в приемной. Никаких улыбающихся девушек в белых халатах на ресепшене или молодых студентов на стажировке — никого. Я бы и вовсе решила, что мы одни, если бы не приглушенные голоса за следующей дверью.       Стайлз вешает на дверь табличку, словами «закрыто» к возможным посетителям, а потом обгоняет меня и руками указывает на дверной проем, куда, судя по всему, мне нужно войти.       Медленно, не очень-то хотя, я телепаю ногами в соседнюю комнату. Как только оказываюсь на пороге, все ребята замолкают на полуслове.       Я оглядываю комнату, которая и с самого начала не показалась мне уютной, а теперь так совсем нагоняет жути. Большой стол, напоминающий тот, на котором могут удалить органы, а потом отправить их на черный рынок, полки со всякими баночками и лекарствами, два на вид неудобных стула в самом углу.       А еще запах настолько вылизанной чистоты, что в носу начинает свербеть от обилия лимона и лаванды. — Рут! — как-то неловко взвизгивает Кира. Она поднимает ладонь и машет ею мне. Я проделываю то же самое. — Как здорово, что ты пришла! — Будто у меня был выбор, — бурчу я и бросаю взгляд на Стайлза через плечо: пару дней назад все ясно дали мне понять, что лучше добраться сюда по своей воле. — Присядешь? — Скотт суетливо пытается подвинуть мне стул, но я отказываюсь. Стоя будет легче убежать да и вообще насиделась я в джипе Стилински — пятая точка будет ныть еще неделю минимум. — Я лучше так, — отмахиваюсь и кашляю себе в сложенные пальцы. Хихикаю, пытаясь разрядить обстановку. — В конце концов, не смертельный диагноз вы же мне сообщаете.       Ребята переглядываются так, что им даже говорить ничего не надо, я и сама понимаю: то, что они скажут, возможно, будет даже хуже.       Я ожидаю, что с секунды на секунду они заговорят снова, но они продолжают коситься друг на друга — так неловко мне не было, даже когда меня представляли новому классу (хотя, честно сказать, неловко было лишь первые два раза, потом я знала, что не задержусь надолго, а, значит, и крепкие знакомства и хорошее впечатление мне не нужно). — Ну и? — наконец тороплю я и все-таки усаживаюсь на стул.       Обвожу взглядом каждого из ребят — слава богу, состав мне известен. Скотт, Кира и Эллисон, Стайлз и имя парня, что я вспоминаю с трудом; он-то и держится особняком от всей компании. Айзек стоит, сложив на груди руки, и смотрит на меня исподлобья — если остальных мне и удалось обвести тогда, в столовой, то его точно нет. — Сейчас, секунду, — Стайлз суетливо проводит ладонями по столешнице, а потом двумя указательными пальцами тычет в дверной проем. — О, док! А мы как раз ждем вас.       Мне приходится обернуться полукорпусом, чтобы увидеть мужчину в бордовом пуловере, что проходит внутрь комнаты. Он останавливается у моего стула и протягивает мне чашку с чем-то горячим, судя по количеству пара, что поднимается выше. — Привет, Рут, — мягко произносит он. — Я доктор Дитон. Чаю?       Я заторможено киваю и принимаю кружку. Пить не собираюсь — слишком уж научена детективными сериалами — поэтому сначала кручу ее в руках, а потом отставляю на стеклянный столик рядом. — Итак, супер, мы теперь все здесь, — Стайлз шумно выдыхает и закатывает рукава клетчатой рубашки. — Можем приступить к делу, а именно обсуждению, что делать с тремя духами лисы в Бэйкон Хиллс, особенно если две из них, как мы выяснили, настроены убивать. Но для начала, — он бросает на меня беглый взгляд, который не предвещает ничего хорошего или хотя бы нейтрального, — Рут, краткая сводка: Скотт и Айзек — оборотни, Кира — кицунэ, огненная лиса. Есть еще Лидия, которой тут нет, но мы считаем, что она банши, кричащая женщина, что предсказывает смерть. Эллисон — охотница на оборотней, таких как Скотт и Айзек, а еще Дерек, которого ты не знаешь, но, возможно, еще и на таких как ты или я, или Кира… — Стоп, — прошу я. Голова гудит от того количества информации, что льется из Стайлза за единицу времени. -… Потому что если ориентироваться на википедию, оборотни это не только ликаны, но и… — Стоп! — умоляю я. Нить разговора от меня ускользнула так быстро, точно мне дали клубок ниток, а потом потянули со всей силы. -… перевертыши, потому что…       Айзек замахивается и бьет Стайлза кулаком в плечо — выглядит это не как сильный удар, но второй сгибается вдвое, издавая хрипы больного туберкулезом. Скотт охает, а Эллисон издает смешок себе в кулак. — Спасибо, Айзек, — доктор Дитон снисходительно улыбается, чем удивляет меня. Что-то в его лице напоминает мне Скотта — вернее, ту его часть, что отвечает за пацифизм. — Рут, как ты себя чувствуешь?       Я пожимаю плечами. — Вроде в порядке.       Никто мне не верит: это видно по их лицам. Должно быть, это в порядке вещей — чувствовать, что ты не в порядке. — Позволь, я взгляну на кое-что, — Дитон приближается ко мне и садится на корточки у моего стула. Я вижу в его руке фонарик и предполагаю, что сейчас начнется сеанс у терапевта. — Если следующая стадия — удар молоточком по коленям, то не могу гарантировать, что не съезжу вам пяткой по лицу, — шучу я и подвигаюсь ближе, подставляя лицо. Кто-то из ребят прыскает.       Дитон включает фонарик и наводит мне его на правый глаз. Я распахиваю его как только могу, и яркий свет застилает собой всю комнату: я не вижу ни ребят, ни доктора — лишь световое пятно, от которого начинают болеть виски. — Так как ты себя чувствуешь? — вновь спрашивает мужчина, переводя фонарик на другой глаз. — Нормально, — повторяю я, а потом глубоко вдыхаю и выдыхаю. — Не считая той части, где я стою посреди ночи в кабинете химии с катаной, хочу прирезать своего учителя, а эти трое — смотрят на меня так, словно знают, что происходит.       Дитон мне улыбается, отчего внезапно я чувствую себя немного легче, затем касается костяшками моего лба, но мы и так знаем, что ни озноба, ни температуры у меня нет — есть лишь гнетущее чувство пустоты и страха. — Я бы тоже себя так чувствовал, — мужчина выпрямляется и отходит к столу, за которым полукругом собираются ребята. — Если что, у меня аллергия на кешью, — выпаливаю я и руками описываю в воздухе дугу. — Ну, это так, если вы собираете копию моей медкарты.       Стайлз давит улыбку за сложенным кулаком. Выглядит он довольно устало — это я заметила еще в машине. Круги под глазами, замедленная реакция, сонливость — он даже моргает заторможено. Что ж, хоть с кем-то я на одной волне. — Физически ты в порядке, Рут, — подводит итог Дитон, а потом оборачивается к ребятам. — Думаю, правильным решением было потратить хвост, Кира.       Кира кивает, и тогда Скотт подходит ближе ко мне, расценивая это за лучшее время для рассказа. — Рут, в общем, понимаешь, — начинает он так, точно разговаривает с маленьким ребенком. Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не перебить его. — Я тоже не выбирал быть оборотнем. — А я выбирал, — Айзек вздергивает указательный палец. Стайлз разворачивается к нему на пятках. — Слушай, мы уже поняли, что не все используют мозг для принятия разумных решений, — выплевывает он, а потом тычет себе в грудь. — Мне тоже предлагали, но я отказался.       Скотт прикрывает глаза, словно перепалка этих двух вызывает у него головную боль. Я смотрю на кружку с чаем, что отставила на стеклянный столик — пар больше не идет, а еще жутко хочется пить, но я не хочу рисковать. — Значит, оборотни… — будто в трансе, произношу наконец я. Стайлз говорит «ага». — Оборотни, что воют на луну, превращаются в комки шерсти и гнева и имеют сверхслух, обоняние и скорость.       Это был не вопрос, но теперь Стайлз отвечает «двойное ага». Я поднимаюсь с места и делаю несколько шагов по комнате, разминая ноги. Меня не покидает чувство, что меня разыгрывают, а я не понимаю, где зарыт подвох.       Ребята говорят мне что-то о друидах (светлых помощниках сверъестественного, точно мастера Йоды), о дараках (друидах, выбравших темную сторону), о стае альф, что буйствовала в Бэйкон Хиллс в прошлом году, о жертвоприношениях, о Неметоне (священном дереве, что включилось, словно вкрученная лампочка, после стольких смертей на нем) и о хвостах (что-то вроде трофеев у лис), один из которых Кире прошлось потратить на то, чтобы вернуть меня в сознание, — они продолжают говорить, даже когда я особо не слушаю.       Я подхожу к полкам с кучей всяких баночек и лекарств и поворачиваю каждую этикеткой к своему лицу. Перфекционизм никогда не был моей сильной стороной. О чем речь, если моя комната выглядит, как и обитель Мэтта: спинку стула не видно из-за вещей, а где-то в пачке тетрадей и учебников на столе похоронены мои наушники. Но сейчас я хочу чем-то занять руки.       Щурюсь и под монотонный бубнеж Скотта с изредкими вставками Стайлза читаю названия — те из них, что могу прочесть на английском. Тысячелистник, синеголовник, сон-трава, борец, в скобочках подписанный как аконит, рябина, расторопша. — Рут?       Я дергаюсь — зовут меня, судя по тону, уже не первый и даже не третий раз. — Рут, ты с нами?       Оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядами сразу с четырьмя парами глаз: Скотт, Стайлз, Кира и Айзек (что держит меня, точно на прицеле, с тех пор, как я перешагнула порог этой комнаты) смотрят на мое лицо. А вот Эллисон и Дитон рассматривают что-то в книге, что разложена на столешнице. — Да, я…я слушаю, — обхватываю корпус руками и подхожу ближе. — Есть что-то еще, о чем мне нужно знать?       Я заглядываю в книгу: лишь малая часть текста написана на английском, остальное исполосовано иероглифами, причем выглядят они так, точно писались вручную. Дитон указывает мне на страницу, где изображен домик в японском стиле. — Еще с древности лисы играли значимую роль в японском фольклоре: кто-то называл их посланниками богов, для кого-то они, наоборот, были символами хитрости, а, значит, обмана и лжи. Кицунэ — это японское название лисицы, но не обычной, а той, что наделена сверхъестественными способностями, главная из которых — обращаться или вселяться в людей.       Дитон перелистывает страницу, и теперь я вижу программу «в мире животных» — лис здесь изображено так много, что издалека можно решить, что ты смотришь на одно большое красочное пятно. — Есть много видов кицунэ, — мужчина поглаживает страницу пальцами, а потом поднимает взгляд. — Например, Кира — огненная кицунэ, ее аура будет желтой и оранжевой, и эти силы можно унаследовать только от матери или отца. — Моя мама — тоже кицунэ, — видимо, для меня поясняет Кира, улыбаясь поджатыми губами. Страницы шуршат под пальцами мужчины, когда он переворачивает их на несколько вперед. — Некоторые кицунэ — действительно добрые духи, но некоторые, — вместе с Дитоном и Эллисон я смотрю на зеленые и белые силуэты в виде животных. — Существуют и те, кто не определились: рейко, току, куко… А есть и те, кто никогда не был на стороне Богов.       Теперь мои пальцы переворачивают страницу. Лисы здесь либо огненно-красные, либо черные и фиолетовые. У многих по несколько хвостов, а из пасти стекают алые капли к их лапам. — Ногицунэ — темный дух лисы-проказника, — я не знаю японского, но почему-то отчетливо читаю эти слова еще до того, как их произносит Дитон. — Моя мама призвала его во время Второй мировой, — Кира не поднимает взгляда от столешницы и стучит пальцами, словно чувствует свою вину за все случившееся, — чтобы отомстить определенным людям, но он вселился в ее возлюбленного, Риза, и тогда ей пришлось похоронить его в корнях Неметона, где он и был до того, как… — Как мы пробудили его, — заканчивает Стайлз. Он горько хмыкает. — Теперь Ногицунэ — это вроде как, я. — Но что тогда, или вернее кто, сейчас во мне? — я хмурюсь. Пытаясь уложить всю полученную информацию в голове, как тетрис, я упустила момент, когда какой-то куб встал неверно. — И почему оно хотело убить Харриса? — А разве непонятно?! — Стайлз всплескивает руками и в упор смотрит на меня. — Харрис — отстой! Не, ну серьезно, кто хоть раз не думал о его смерти? Желательно, болезненной и мучительной.       Его слова не находят улыбки ни на одном из лиц. Мне было бы смешно, если бы я не была так до чертиков напугана тем, что чуть не убила человека. — Рут, — меня зовет Дитон и, получая мой взгляд, указывает на картинку красной лисицы. У нее пять пушистых хвостов, на каждом из которых горит по огоньку. — Якан. Дух лисы, демон мести. Он питается негативными эмоциями своего хозяина и каждое чувство гнева и ярости возводит в абсолют. — Грубо говоря, даже если у тебя в голове проскользнет мысль об убийстве какого-нибудь одноклассника, что перешел тебе дорогу, Якан захочет его прикончить твоими руками, — поясняет мне Стайлз, куда более радостным тоном, чем того требует ситуация. — Но откуда у меня, блин, была катана? Я и кухонный нож-то держала последний раз пару месяцев назад! — Из кабинета моего отца, — с легкостью отвечает Кира, словно ей попался самый несущественный билет на экзамене. — Он учитель истории, если помнишь.       Я тру лоб ладонью и вспоминаю последний урок с мистером Юкимурой. Он как раз хвастался своей коллекцией японский штук, включая настольную игру с какими-то камешками и катаной, что после этого сунул в длинный ящик под столом.       Меня штормит — в какой-то момент мне кажется, что пол уходит из-под ног, когда я хватаюсь руками за столешницу. Ком подступает к горлу, и я даже не понимаю, хочу я плакать, кричать или биться в истерике.       Якан знал, какой хозяин ему нужен. Знал, что если гнева и жажды мести будет так много, как во мне, он сможет питаться ей вечность. Он знал это и потому выбрал бомбу замедленного действия. — Когда подобных эмоций становится через край, он может брать верх над телом, в котором находится, — мягко растолковывает Эллисон. Видимо, мой болезненный вид разжалобил даже ее. — Или говорить с твоим подсознанием, как например… — Когда дверь — не дверь? — усмехаюсь я. — Когда она приоткрыта. — Что?       Стайлз пожимает плечами и указывает пальцами куда-то себе за спину — ничего, кроме стены клиники там нет, но можно понять, что это значит. — Ответ. Мое подсознание тоже любит загадки.       Долгие секунды я смотрю на него, не мигая, а потом смеюсь. Так смеются умалишенные или психопаты — но во мне живет гребанный дух лисы, мне, вроде как, такое поведение теперь и полагается. Больше никто не издает и звука, и, когда я поднимаю голову, ребята осторожно смотрят на меня. — Хорошо, — наконец произношу я. Горечь все еще стоит у меня в горле. — Теперь я могу идти? — Вообще-то, — Стайлз быстро бросает в Скотта взгляд, и тот делает несколько шагов ко мне, — мы хотели кое-что попробовать.       Я киваю, даже не зная, что именно они подразумевают под этим «кое-что». Почему-то ожидаю вновь какого-то осмотра, анкету с вопросами или просто перекрестный допрос, но вместо этого Скотт достает из кармана свой телефон и включает камеру. — Не думаю, что я готова к таким решительным действиям, — отчасти я шучу, отчасти — нет, но все равно принимаю свою обычную позу для фотографий: оттопыренные указательный и средний пальцы, кривоватая улыбка и высунутый кончик языка.       Скотт щелкает на кнопку, и на долю секунды меня охватывает вспышкой. Затем он подходит ко мне ближе и демонстрирует полученный снимок. Я удивленно охаю. — Видишь эту красную ауру вокруг тебя? Так можно заметить дух лисы, что внутри тебя. У Стайлза она черная или фиолетовая… Это зависит от того, в каком состоянии сейчас Ногицунэ.       Скотт явно преуменьшает, говоря «красную». Не нужно быть художником, чтобы увидеть кровавый ореол вокруг моей фигуры. Я пячусь и подхожу к зеркалу, что является частью фурнитуры с полочками и узкой столешницей для смешивания лекарств.       Мне кажется, что как и в каждом фильме, на стекле я должна увидеть свое истинное «я». Но вместо бордово-алого контура вокруг себя и языков пламени я вижу только напуганную, бледную девчонку со спутаными рыжими волосами. Меняю фокус — и вижу компанию ребят и доктора Дитона позади себя.       Как вышло так, что я хотела втереться к ним в доверие, а в итоге стала одержима духом лисы, самым кровожадным и хитрым животным, какое только существует?