What Worries Ruth?

      Мне хватило полторы недели, чтобы понять, что старшая школа Бэйкон Хиллс — отстой.       Здесь, конечно, с меньшей вероятностью на тебя опрокинут стаканчик кофе из автомата (нарочно или случайно) или ты попадешься на глаза черлидершам как раз в тот момент, как подойдешь к одному из спортсменов узнать домашку по химии (просто потому что черлидерш здесь, вроде как, и нет, зато заносчивых игроков в лакросс — хоть отбавляй).       Старшая школа Бэйкон Хиллс — демо-версия той, где я училась раньше. Пока моего брата не убили, мать не сошла с ума, а я не вернулась домой. Вот только дома уже не было — осталось пепелище.       Я оглядываюсь. Столовая небольшая, столики серые, а гул стоит, как в улее.       До этого я не училась в школе (я имею в виду, именно в старшей школе). В тот день, когда я приняла решение перевестись в тот же класс, на котором учатся одноклассники Мэтта, мне пришлось потратить целое лето, чтобы наверстать программу.       Я протискиваюсь в столовую наперевес со своим рюкзаком и даже ненароком толкаю какую-то блондинку. Бросаю извинения и бреду дальше, к столикам и колоннам. Сама не знаю, что я здесь забыла — еще с начальной школы мама приучила нас с Мэттом к домашним сэндвичам.       Возможно, мне хочется разведать обстановку. Понять, что здесь так нравилось Мэтту. Что заставило его отказаться от поездок со мной и мамой и с головой уйти в будни старшей школы.       Спать мне хочется как никогда — за всю ночь мне удалось сомкнуть глаза в лучшем случае на пару часов. Всё остальное время между этими краткосрочными моментами сна что-то поднимало меня с кровати. Вернее, не что-то — а голоса.       Зовущие, скрипучие, шепчущие — они копошились у меня в голове всю ночь. Однако сейчас кроме самого факта их наличия я не могу вспомнить больше ничего: ни смысл, ни отдельные слова. Хотя я уверена, что во сне все это мне было доступно.       Я зеваю, тяну ладонь ко рту и уже в момент, когда почти полностью прикрываю глаза, натыкаюсь на знакомые фигуры. За столиком у колонны сидят те ребята, которые в моей голове высечены алым пламенем.       Я не вижу спины девушки из-за колонны, но по волосам догадываюсь, что это Эллисон. Та самая Эллисон, которая смотрит на Скотта МакКолла такими глазами, какими Мэтт смотрел на нее. Если бы не она, я бы сомневалась, что люди вообще умеют так смотреть в реальной жизни.       Рядом со Скоттом сидит Стайлз; он набивает полный рот картошки фри и что-то бубнит. Еще одну девушку рядом с ними я не знаю — да и она выглядит так, словно ошиблась столиком.       Я стягиваю наушники с головы, опуская их на шею, и размеренным шагом подхожу ближе. Сесть рядом с ребятами и не вызвать вопросов я не могу, а услышать, о чем они говорят, мне сейчас жизненно необходимо.       Я делаю несколько шагов в их направлении. Прислоняюсь спиной к колонне и зачем-то задерживаю дыхание, точно это поможет мне слышать лучше. — Так, ладненько, хорошо, вернее, ничего хорошего! — должно быть, это голос Стайлза. Его я выучила хорошо по тому, как часто учителя делают ему замечания на своих уроках за разговоры. — Я не совсем понял, со сколькими лисами мы имеем дело?       Я хмурюсь. Лисами — какими еще лисами? — В смысле, что, если это стая лис? Что, если это нашествие лис на Бэйкон Хиллс? Как волков, ну, вы понимаете. — Это неточно, но док считает, что с тремя, — это Скотт. И говорит он осторожно. Я легко могу представить, как он внимательно оглядывает всех присутствующих. — Это плохо, очень плохо, — Стайлз громко вздыхает, я слышу эту тяжесть даже отсюда. — Это чертовски плохо! — Да, это явно нельзя назвать «хорошо», — Эллисон. Ее голос, точно вопреки милой улыбке и ямочкам на щеках, звучит твердо и холодно. — Хотя бы учитывая, что мы знаем только об одной.       Мимо меня проходит несколько парней в форме для лакросса. Один, самый накаченный, в легкой майке с глубокими вырезами подмышками, даже мне подмигивает.       Я давлю из себя недовольную улыбку и перебрасываю рюкзак себе на живот. Если меня заметили они — заметят и остальные. Я дергаю за собачку на замке и распахиваю один из отделов. Принимаюсь копаться внутри, делая вид, что мне жизненно необходим мой антисептик, что я забыла дома. — Ну, вообще-то, возможно, мы знаем о двух, — краем глаза я вижу, как Стайлз вздергивает вверх указательный палец. — Предлагаю считать, что мы знаем полторы лисы.       Лисы. Что за черт эти лисы?       Ответ ко мне приходит внезапно — я чуть ли не бью себя ладонью по лбу, разве что, мысленно. Скотт работает в ветеринарной клинике — вот и всё дело.       Ребята замолкают, и на какой-то момент я даже думаю, что они перестали обсуждать свои дела, как вдруг кто-то продолжает. — И как нам найти ее, третью лису? Ждать, пока она убьет кого-нибудь или что? — этот голос мне незнаком; должно быть, он и принадлежит той девушке с длинными блестящими черными волосами.       Кто-то хлопает ладонями по коленям. Я сбрасываю наушники в рюкзак, потому что время, за которое я могла достать что-либо, затянулось. — Кира, а вдруг она вообще никого не собирается убивать? — голос Стайлза звучит так, точно сталкивается с преградой в виде картошки фри. — Может, она просто будет жить внутри, как паразит?       Краем глаза я замечаю шевеление волос Эллисон — наверняка поправляет свои темные локоны, которые, по словам Мэтта, пахнут лавандой. — Очень сомневаюсь, — Скотт невесело хмыкает. Видимо, он нагибается ближе к столешнице, потому что слышу я теперь менее четко. — Док говорит, что она, эта третья лиса, это что-то вроде другой стороны духа-проказника, что-то типа духа мес…       Я сама не замечаю, как наклоняюсь еще ближе, насколько только позволяет мне колонна, чтобы расслышать каждое слово, как чей-то толчок приходится мне прямо по ногам.       Я зажмуриваюсь и осознаю следующий момент времени, только когда тупая боль отдается в моих коленях и локтях. Шипение срывается с губ, когда я распахиваю глаза и озираюсь вокруг.       Я валяюсь на полу как раз у столика ребят: если бы Эллисон захотела, она могла бы задеть меня вытянутой ногой. Мне везет, что смотрят на меня не все — возможно, с дальних концов столовой никто и не услышал, с каким грохотом я повалилась на кафель. — Рут? — Стайлз отмирает первый, а за ним активизируются и остальные. — Рут!       Скотт подбегает ко мне и пытается поднять меня за плечи; сама не знаю почему, я висну на его руках безвольным мешком на долгие секунды. Эллисон поднимает с пола мой рюкзак и протягивает его мне, как раз когда я сажусь на стул рядом с ней.       Единственный, кто совсем уж ничего не делает (даже Кира хотя бы открыла рот от неожиданности, а Стайлз вскочил с места) — это парень, что толкнул меня. Он проницательно смотрит на меня в упор. Его глаза такие же голубые, как и мои, а вот волосы совсем другие — каштановые и кудрявые. — Рут, ты как? — Скотт все еще держит меня за плечо, словно я могу повалиться на пол прямо со стула.       Выглядит он так, как выглядят люди, которым не все равно. Мне кажется, что будь его воля, он бы и в медпункт меня отвел и остался ждать, пока медсестра не объявит об отсутствии растяжения. — В порядке, — я улыбаюсь, но на самом деле не верю ни единой мысли: он убил моего брата. Они все это сделали. — Спасибо. — Что ты тут делаешь? — спрашивает парень, что, случайно или нарочно, задел меня.       Стайлз закатывает глаза и шумно дышит. — Айзек хочет сказать, что мы никогда до этого не видели тебя в общей столовой.       Айзек, вот оно как. Что-то такое я читала в личном дневнике Мэтта, куда я залезла в тот же день, что оказалась в его комнате после похорон. Мне нужны были причины, и я надеялась найти их на страницах в линейку. — Я… — я тут же заикаюсь. Ответа у меня нет. Айзек смотрит на меня так, что если я ничего не скажу, он тут же выдаст меня, поэтому я резво поворачиваюсь в сторону Стайлза и говорю самым будничным тоном: — Мистер Харрис велел передать, что он оставляет тебя после уроков. — Что?! — челюсть Стилински грозит встретиться со столешницей, а щеки покрываются красными пятнами. — За что? — Я не знаю. Он просто просил тебе сказать, что если в четыре часа ты не будешь у него на отработке, он вызовет твоих родителей.       Я стараюсь улыбаться, как друг, которому искренне жаль, и вместе с тем сползаю со стула. Больше здесь задерживаться нельзя. Стайлз съезжает ладонями по лицу и на стол. Сквозь сложенные пальцы он стенает что-то, что я не могу разобрать. — В общем, он сказал передать, — я зачем-то указываю пальцем себе за спину, точно Харрис стоит сейчас прямо там. — Я передала. Пока!       Не дожидаясь внятного ответа, я кручусь на пятках и уношусь из столовой так быстро, насколько позволяет мне боль в коленях от столкновения с полом. Теперь хочется ударить себя не только по лбу, но и отхлестать по щекам. Что за тупая идея? И все ради того, чтобы услышать о нашествии лис на Бэйкон Хиллс от работника ветклиники.       Я пролетаю двери столовой, практически вбиваясь в них всем туловищем, а затем проделываю то же с любым препятствием на пути, пока не оказываюсь у своего шкафчика. Я влетаю в него лбом и громко мычу с плотно зажатыми губами. Харрис — тот еще говнюк, частенько ему и повода не нужно, чтобы оставить кого-то на отработку, но именно сегодня Стайлз с легкостью отделался от него на уроке химии и покинул кабинет с четкой уверенностью, что вернется в него через неделю.       Рюкзак слетает с моего плеча и падает на пол, мой сэндвич с тунцом, наспех сунутый с утра в контейнер, вываливается наружу. Я какое-то время игнорирую этот факт, наслаждаясь холодом металла, а затем присаживаюсь на корточки и поднимаю свой обед, что теперь даже в горло не лезет.       Я верчу его в руках, пока наконец меня не осеняет. Возможно, я иду ва-банк, но я здесь именно за этим. Невозможно выиграть войну без битвы. Это будет мое сражение номер один — мысленно я вычеркиваю из плана шаг «сменить фамилию» и заменяю его на «победить в этой схватке».       Я набрасываю рюкзак на одно плечо, продолжая сжимать контейнер в руках, и взлетаю по лестнице на второй этаж. За полторы недели мне удалось неплохо выучить планировку не такой большой старшей школы, поэтому спустя несколько минут я влетаю в двери актового зала, что находится четко над столовой.       В это время помещение пустует (по крайней мере, я очень надеюсь, что это так), потому что все внеклассные занятия начинаются во второй половине дня. Я подхожу к окну и тяну ручку на себя. Несколько секунд моих страданий, и я наконец догадываюсь приподнять раму и высунуться на улицу.       Не могу сдержать улыбку, когда четко внизу вижу то, что и собиралась — черную машину Харриса, на которой он каждое утро приезжает в школу и паркует на самом удачном месте: здесь никаких деревьев с вечно осыпающимися листьями и никаких подростков, которые сдали на права с пятого раза. — Поехали, — зачем-то сама себе под нос бурчу я.       А затем вынимаю сэндвич из контейнера и разрываю его на несколько частей, самыми сочными и влажными книзу. Я отпускаю каждую по отдельности, и они шлепаются на лобовое стекло машины.       Убираю следы преступления я так быстро, как только могу: захлопываю окно, мчусь в туалет и мою руки и контейнер мылом так долго, пока и то и то не превращается в нечто с запахом розы и лимона.       Дело остается за малым и здесь мне тоже везет (видимо, это плата за дневной инцидент в столовой): Харрис совсем один проверяет наши самостоятельные у себя в кабинете. — Можно? — я стучу костяшками по дверному косяку, надеясь, что меня не прогонят. Иначе все было зря. — Мисс Риттер, вам не достает моего внимания на уроке, если вы явились ко мне во внеклассное время? — не отрываясь от очередного листка, спрашивает мужчина. Его губы скрипят в противной ухмылке, и я вижу, как рука вырисовывает на самостоятельной очередную D. — Тогда, спешу вас расстроить, больше положенного вам не будет отведено.       Один его вид вызывает во мне мандраж. Кажется, в следующий раз я сброшу сэндвич на его машину по собственному желанию, не иначе. — Нет, я не за этим, — я откашливаюсь, ожидая, что Харрис вот-вот поднимет на меня взгляд, но он либо совсем не заинтересован, либо делает вид. — Я подумала, что вам будет интересно узнать, кто именно уронил или вытер что-то съедобное о вашу машину.       Рука учителя замирает над листком, так и не выведя полноценную оценку, и мне кажется, что я слышу, как трещит ручка в его пальцах. Истинное удовольствие наблюдать за тем, как он поднимается с места, а чопорная улыбка слетает с его тонких губ.       Медленными, но размеренными шагами он подходит к окну и оттягивает бежевую шторку. Выглядывает в окно, и его глаза на мгновение прикрываются. Морщинки собираются в уголках глаз и на лбу. Он что-то бурчит себе под нос и тут же берет себя в руки — вот он уже с привычной ненавистью и холодом смотрит на меня. — И кто же это был, мисс Риттер?       Харрис особенно четко чеканит мою фамилию, будто откуда-то знает, что для меня это больная мозоль. Я Дэлер, всегда была, есть и останусь. Я Риттер, только чтобы отомстить за другого Дэлера, моего брата Мэтта. — Стилински. Стайлз Стилински.       Тонкие губы Харриса дергаются в еще более плотную линию — и это совсем не удивление. — Мисс Риттер, передайте мистеру Стилински, что я жду его после уроков в четыре часа в своем кабинете, — что-то внутри меня ликует, и я с трудом сдерживаю улыбку. Так и хочется вздернуть к небу кулаки и подпрыгнуть на пятках, но вместо этого я говорю хорошо. — Вместе с вами.       Я распахиваю глаза, а, может, и рот тоже. Секунду мне кажется, что я ослышалась, но судя по мерзкой ухмылке Харриса — нет. — Но почему? Я же ничего не сделала! Это несправедливо!       Харрис медленно, чувствуя себя победителем, шествует к своему письменному столу. Его спина прямая, будто он проглотил лом. — Мисс Риттер, я не поддерживаю хулиганство. Но донесение на своих — я тоже не поддерживаю. — Ясно, — шиплю я сквозь зубы так яростно, надеясь, что мой яд долетит до него. Разворачиваюсь и выхожу в коридор.       Руки сами сжимаются в кулаки, и я пихаю их в карманы куртки, чтобы не вызывать лишних взглядов.       Харриса не было в моем списке из трех человек, но еще немного — и его имя продерет бумагу от того, насколько озлобленно я буду выскабливать его на листке.