Просто вот так случайно, безумно в тебя влюблен

       День пролетел незаметно, как и последующая ночь. Вылет был назначен на 9 утра, и до этого времени в доме Фёдора воцарялась некая суета, что, в общем-то, было довольно ожидаемо.        Днём они, так или иначе, смогли хоть как-то отвлечься от угнетающих мыслей, что давили на виски, заставляя временами нервно вздрагивать. Фёдор старался держать маску непринуждённого спокойствия, поддерживая своего любимого и клянясь, что всё будет отлично, хотя сам в это верил слабовато. Ибо, в конце концов, нельзя было демонстрироваться перед Тацухико свою слабость в данной ситуации, чтобы это не пошатнуло его ментальное здоровье ещё сильнее. Думаю несложно догадаться, что Тацухико в этот момент ощущал себя более чем отвратительно. Лишь одна, неожиданно промелькнувшая, мысль уничтожала всё настроение в пепел. Замечая, как теряется свет в любимых красных глазах, Фёдор включал из себя заботливого папочку, что хоть как-то могло исправить ситуацию и искоренить апатию японца.        В общем-то, так и протянулось время до позднего вечера. И когда пришло время ложиться спать, начиналась ещё большая ахинея. Сон на ум шел меньше всего. В кровать Шибусава вовсе ложиться не хотел, пока Достоевский силой его в нее не затащил. Потом, примерно часов до 12-ти, скулящий альбинос безудержно вертелся по всяким разным причинам. То жарко, то холодно, то: «Федь. Федя. Ну Федя! Ты любишь меня?». Фёдор лишь понимающе молчал, сдержанно отвечал на все самые наиглупейшие вопросы, целовал любимого в лобик и терпел каждый болезненный тычок локтем по ребрам, когда японец вновь возобновлял возню. Фёдор далеко не глуп и мог похвастаться некоторыми пониманиями в психологии, поэтому, без лишних усилий, смог догадаться, что эта детская активность лишь защитная реакция, пусть и немного странноватая.. но даже при таком состоянии русский продолжал на полной серьезности поддерживать возлюбленного. Вот она - сила любви....        – Ты спать будешь сегодня или нет? - тихо говорил Фёдор, аккуратно обнимая наконец угомонившегося парня. – Это тебе завтра 15 часов лететь, а не мне.        – Во-первых, не 15, а 14 с половиной, а во-вторых, не сыпь мне соль на открытую рану... - ответил альбинос, уже полностью залезши на русского.        К счастью, заранее выпитая чашка чая с дозой валерьянки наконец сделала свое дело, и альбинос уже мирно сопел лёжа на груди Достоевского, спокойный и позабывший о скорой разлуке. В это время, Фёдор, стараясь не делать лишних движений, чтобы ненароком на разбудить своего ангела, внимательно оглядывал его, запоминая любимые черты лица, мягкость кожи и запах волос. Не хотелось отпускать его, но выбора уже не оставалось.        Далее, конечно, хотелось, чтобы как в каком-нибудь мультфильме, будильник сам по себе сломался, отключился или просто улетел в окно. Но этого не случилось, и он, как и должно, прозвенел в 7 утра. Фёдор собрался довольно быстро, игнорируя пульсирующую головную боль и уже привычный недосып. С каждым взглядом на возлюбленного, который спал лицом в подушку, сердце болезненно билось о грудную клетку. Хотелось, как маленькая девочка, приткнуться в теплые объятия и тихо хныкать от боли, но всё таки кто, если не он, будет сохранять спокойствие, необходимое им обоим.        Тацухико поднялся следом, кажется, позабыв о предстоящем полете, а при напоминании, поднявшись, уткнулся в плечо русского, пока тот тихо толкал успокаивающее речи, пытаясь привести японца в себя.        Ну а потом всё по классике. Горячий чай, быстрые сборы, моросящий дождик, что неприятно бил по лицу, пока они дожидались такси...        Усевшись в такси, Шибусава молча опустил голову на крепкое плечо, держа русского за руку, и в последний раз рассматривая фоны прекрасного города сквозь мокрое стекло автомобиля. Таксист пытался привычно заговорить с клиентами, но, поймав пустой взгляд фиолетовых глаз через зеркало заднего вида, он отбросил эту идею, и весь путь пролег сквозь удушающую тишину, лишь изредка нарушаемую тихими переговорами наших голубков.        Аэропорт встретил их разразившимся ливнем, пробирающим до костей ветром и жестким взглядом голубых глаз насквозь промокшего Хикэру, который дожидался Шибусаву около центрально входа.        – Давно ждёшь? - безучастно спросил альбинос, останавливаясь около друга, всё также держа Достоевского за руку.        – Прилично. - ответил мужчина, взглянув на наручные часы и кивнув в сторону входа. – Твои вещи уже в самолете, я позаботился.       – Какая благородность...       – Не язви.        Фёдор брезгливо сморщился. От одного лишь взгляда на нахальную мину голубоглазого, хотелось оставить парочку вмятин на его лице, хотя... даже это его уже не испортит, куда уж хуже?        Симидзу продолжал что-то говорить, но по отстранённому лицу альбиноса было ясно, что ему конкретно всё равно на все его слова. Все попытки Фёдора встрять и заткнуть раздражающего мужчину пресекались нежным прикосновением холодной руки Шибусавы, приказывающим молчать.        Они медленно продвигались к самолёту. За это время Тацухико ни на секунду не отпустил руку русского и лишь крепче её сжимал. Чем ближе - тем сильнее. Боясь отпустить и потерять навсегда.        Словами передать все эти чувства и эмоции сложно, но догадаться не так трудно. Боль, раскаяние и обида уже давно перекрыли слабую надежду. Сейчас трудно сказать, что именно ждёт их в дальнейшем. Возможно, они встретятся рано или поздно, а возможно это и станет их последней встречей. Погруженные во мрачную думу они наконец дошли до «крылатой машины»        Хикэру отошёл ближе ко входу в самолёт, оставляя их наедине.        – Ну... пришло время прощаться. - хрипло проговорил Шибусава, остановившись и повернувшись лицом к Достоевскому. Слёзы сами по себе стекали по щекам, но взгляд рубиновых глаз ни на мгновение не отрывался от родного лица.        Фёдор тяжело вздохнул, подбирая слова и с трудом сдерживая эмоции от пронзающего чувства печали и вины перед человеком, которого он так искренне любил. Любил как никого другого, так сильно, как не полюбит никого и никогда.        – Всё будет в порядке.. - ответил Достоевский, осознав, как же нелепо в данной ситуации это звучит. – Обещаю, скоро это всё прекратится и мы останемся вместе навсегда. Ты не представляешь, как сильно я благодарен тебе за то, что ты появился в моей жизни, стал самым ярким светом в ней. Просто недостаточно в мире слов, чтобы описать мою любовь к тебе, слышишь?        Каждое слово оставляло рубец на их сердцах.        – Да. Я знаю.. Я тоже люблю тебя. Больше всех. - промолвил альбинос, аккуратно прижимаясь щекой к груди Фёдора, который вцепился ему в спину и прижимал к себе всё крепче и крепче.        Хотелось вечность так и стоять, находясь в цепких объятиях друг друга, вкладывая в каждое прикосновение всю любовь, что накопилась в их сердцах за всё это время. Но уже было поздно.        Шибусава отстранился, в последний раз прикасаясь к губам возлюбленного в беглом поцелуе. И наконец-то отпустил, последний раз окинув Фёдора любящим взглядом, прежде, чем направиться в сторону самолёта. Не оборачиваясь, чтобы не видеть застывшее без эмоций лицо русского и не сталкиваться с потемневшими аметистовым взглядом.        Фёдор преданно наблюдал за тем, как его дорогой Тацухико медленно заходит в самолёт, и всего через несколько минут, которые казались вечностью, улетает от него. Далеко и надолго. Но навсегда или нет - вопрос времени.