Просто вот так случайно, безумно в тебя влюблен

       По возвращению домой, с трудом раздевшись, Фёдор рухнул в холодную постель, желая как можно скорее отключиться от этого мира и насладиться покоем и умиротворением мира снов, но выходило это с трудом. Ночь была сложной. Мысли были слишком забиты завтрашним днём, из-за чего не ощущалось ничего кроме нетерпения, которое отзывалось дискомфортом в вымотанном теле, заставляя безудержно ворочаться. И даже когда была принята, казалось бы, удобная поза - сон всё равно не шёл, словно дразня уставший разум. То одеяло упало, - то подушка стала тёплой. В общем, всё, что могло мешать уснуть уже случилось.        Перед глазами стоял образ Тацухико. Его милая улыбка, которая очень украшала его запоминающиеся черты лица, звонкий смех, больше напоминающий соловьиную трель, блеск в глазах, которые не отрывались от него ни на секунду, нежность случайных и не очень прикосновений... всё. Утонув в сладких воспоминаниях минувшего вечера, сон наконец настиг русского, мгновенно окутывая ласковым туманом.

Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал..

       Спустя всего пару часов его разбудил шум, исходящий с улицы. И ничего ведь не поделать. У всего города начался рабочий день, когда нужно спешить по самым неотложным делам и своей суетой будить таких "уставших от жизни" как Фёдор. С дикой болью во всём теле Достоевский наконец-то поднялся, медленно восстанавливая хронологию событий, которую он умудрился позабыть всего за несколько часов. Он медленно подполз к окну, желая взглянуть на ясность погоды и понаблюдать за прохожими около дома, чтобы хоть как-то перенять их бодрость.        А за окном ничего нового. Осеннее солнце блестит тусклым белым светом, едва подсвечивая утренние тучи, которые не спешили расходиться и разрывать черную пелену, укутавшую небосвод; листья падают, с приятным хрустом приземляясь на сырой асфальт, покрытый множеством таких же. Дети бегут в школу грызть гранит науки. Младшие радостно скакали, активно рассуждая о своих "детских проблемах" беспечной жизни, старшие же наоборот, еле еле ноги тащили (ох как Фёдор их понимал сейчас) с грустью думая о том как бы пережить сегодняшние 7 уроков, консультацию по математике и отбить последнюю булку с ветчиной в столовой. Всё как всегда, стабильность это прекрасно.        Что теперь? Попить чай и плюхнуться в кресло, перечитывая сотый раз любимую книгу, чтобы хоть как-то развлечь себя? Отличная идея. Проходя мимо зеркала в коридоре, Фёдор остановился, недовольно оглядывая личность сидящую в нем. Волосы в разные стороны, мешки под глазами, как будто состарился лет на сорок.. так не пойдет, чай временно откладывается, а в силу вступают водные процедуры. Которые прошли довольно быстро и успешно, потому что покинув ванную, в зеркале красовался совсем иной человек. "Красавец" - невольная мысль Фёдора.        Казалось бы вот, всё, утро пошло хорошо и складно, но вот жизнь опять преподносит подлянку, в виде последних крошек чая на дне пакетика. Утро без чая означает неудачность грядущего дня, а потому, придется собираться духом и покидать уютный обитель с целью пройтись до ближайшего магазина и побаловать себя свежим чаем, да и не только им. Наспех нырнув в любимое теплое пальто, Фёдор поспешил навстречу сладким булкам и чаю, которые скучали без него в магазине. Прикрыв глаза, дабы не получить очередную порцию ветряных порывов в лицо, русский открыл дверь, неожиданно сталкиваясь лбом с неизвестным препятствием.        — Ты настолько рад меня видеть, что решил убить прямо с порога? - радостный голос, подрагивающий от сдерживаемого смеха моментально оживил ошарашенного Фёдора. — Если да, то ты выбрал не слишком удачный способ.        А вот и визитная карточка в счастливое начало дня. Перед ним стоял Шибусава, с улыбкой заглядывая в глаза. Не менее прекрасен чем вчера, даже лучше. Точно ангел, который определённо имеет привычку появляться вовремя и поднимать настроение людей. Уже второй раз Достоевский в этом убеждается.        — Чего ты застыл? - Альбинос пару раз щелкнул пальцами перед лицом Фёдора, пока тот замер и неотрывно разглядывал чудесную фигурку, укутанную в белоснежный плащ, выделяясь на золотистом фоне словно первый снег.        — А... да, настолько сильно рад видеть. - Невнятно промямлил Фёдор, повторяя фразу Тацухико, на что тот лишь шире улыбнулся, после чего отошёл чуть в сторону, скромно складывая руки за спиной. — Не думал, что ты захочешь прийти так рано.        — Не спалось, решил выйти пораньше. Тебе, судя по всему, тоже. - Фёдор на такое заявление лишь непонимающе выгнул бровь, хотя чуткий альбинос говорил абсолютную правду. Заметив изображенное недопонимание Тацухико поспешил объяснить. — Выспавшийся человек явно способен разглядеть преграду, стоявшую практически вплотную. Но хорошо, не суть, куда собрался-то?        — Да так, ранний поход за завтраком, так что ты как раз вовремя, сможем перекусить вместе.        Они пошли вниз по улице, негромко беседуя о различных вещах. Фёдор ворчливо делился о неудачах сегодняшнего утра, в ярких подробностях описав свое негодование по поводу закончившегося чая, на что Шибусава лишь кивал, выслушивая его монолог и окидывая понимающим взглядом.        — Так, и какие у нас планы на сегодня? - задал вопрос Тацухико, запрыгнув на высокий тротуарный бордюр, словно ребёнок, аккуратно ступая на его узкие края, заставляя Фёдора подрагивать от каждого неловкого движения. Он остановился, возвышаясь над русским, всё также улыбчиво смотря на его лицо.        — Для начала я планировал потешить твою душу русской стряпней, по любому в вашей Йокогаме нет такой. - Фёдор взял Шибусаву за руку, несильно сжимая и ведя дальше, не решив настаивать на возвращении того обратно на землю. — Ну а потом как карта ляжет. Твои предпочтения?        — Ты обещал прогулку по парку.        — Раз обещал - значит прогулка по парку.        Так они дошли до конца, останавливаясь около заветного магазина, выпечку из которого так нахваливал Достоевский. Аккуратно потянув альбиноса на себя, и прихватив за талию, русский опустил его на землю, бережно стряхивая листья с белых волос, которые Шибусава успел словить пока оценивал ровность местных бордюров.        Наконец они зашли в долгожданную кулинарию. Фёдор внимательно наблюдал за лицом японца, которое менялось на глазах от стоящего в помещении сладкого аромата свежей выпечки. Пока русский остановился около одного из прилавков, усердно выбирая между мелиссой и бергамотом, альбинос с интересом крутился около витрины с горячими вкусностями, каждую секунду спрашивая у женщины с прилавка с чем та или иная вкусность.        — Так, а это? - альбинос тыкнул пальцем в стекло, указывая на пышные булочки из которых сочилась варёная сгущенка.        — Оладьи с варёной сгущенкой. - терпеливо отвечала продавщица, с добрым смехом наблюдая за заинтересованным японцем. - Ну.. или панкейки, как вы там их "по-модному" называете.        — Внешне похожи на наши дораяки. - сделал вывод альбинос, вновь увлекаясь рассмотрением прилавочной выпечки, игнорируя подошедшего сзади Достоевского, который протянул продавщице две упаковки чая, признав, что выбор между двумя вкусами оказался слишком тяжким.        — Выбрал? - Фёдор плавно коснулся хрупкого плеча, возвращая Тацухико из сладкого мира в реальность.        — Эти. - Шибусава указал на условные дораяки и еще какие-то сладости, которые очевидно не видел, умоляюще заглядывая в фиолетовые глаза, ну а как Достоевский мог отказать своему невероятно обольщающему другу?        Через пару минут они наконец-то покинули заведение, и направились обратно к дому Достоевского. На обратном пути тучи наконец-то разошлись, и солнечные лучи смогли осветить промерзлую землю. Фёдор словил себя на мысли, что уже несколько минут в наглую пялится на Шибусаву, пристально рассматривая белое лицо, которое так красиво было подсвечено утренним солнцем, что отражалось ярчайшим светом в алых глазах. Он просто прекрасен, это не секрет. Тот же по любому заметил этот пронзающий взгляд, но виду не подал, видимо, чтобы не смущать брюнета, который, сам того не замечая, лишь склонял голову, вглядываясь, что его и выдавало.        Дорогу домой они преодолели значительно быстрее. Пропустив Тацухико внутрь первым, Фёдор, закрыв дверь, направился на кухню, предоставив тому возможность осмотреть его дом, надеясь на то, что это поможет ему чувствовать себя комфортнее. Отдав плащ русскому, Тацухико направился в гостиную, которая располагалась через пару шагов от входа. Нужно сказать, обстановка тут была хороша, Достоевский поддерживал тут стерильную чистоту, вплоть до того, что нельзя было обнаружить ни одной пылинки даже на высоко-висящих рамках со старыми фотографиями. В центре комнаты огромный пушистый ковер, приятно щекочущий ноги, на котором расположились диван, застеленный покрывалом с различными узора, напротив кресло того же стиля, а между ними невысокий столик, под которым были спрятаны различные настольные игры и книги.        Тацухико не спеша обходил комнату, словно желая пропитаться духом её хозяина, который так грамотно создал весь этот уют, что безусловно был ему по душе. Медленный обход помещения продолжался, пока с кухни не донеслись грохот и ворчание Достоевского, которые отвлекли альбиноса от изучения помещения, и поманили к себе. В кухне стоял дурманящий аромат свежезаваренного чая, вперемешку с ароматом всё ещё горячей выпечки.        — Вовремя. Садись. - скомандовал Достоевский, указав на место около стола, покрытого кружевной скатертью.        Тацухико послушался и занял место около окна, которое Фёдор ему и выделил. Красные глаза с интересом наблюдали как ловко русскому давалось столь запутанное на первый взгляд приготовление напитка. Заварка, только что приготовленная, кипяток, какие-то листочки, лимонный сок.. просто восхитительно.        Как можно быстрее справившись с готовкой чая, Фёдор поставил чашку перед Шибусавой, с ухмылкой наблюдая как японец с не скрытым интересом рассматривает погрузившиеся на дно листочки мяты.        Замечательное начало. Безостановочные разговоры сопровождались грохотом чашек о стол, шуршание пакетов с вкусностями и бесконечная хвальба Шибусавы относительно вкусов и навыков Фёдора, что не могло его не радовать.        — Наверное, нам стоит как-нибудь попробовать научить тебя готовить японскую еду, уверен, это у тебя получится не хуже. - сказал Шибусава, с наслаждением делая очередной глоток чая.        — Возможно, но нужно признаться, знаний о вашей культуре, а в тем более традиционной еде - у меня 0.        — Это поправимо.        После очередного оладушка, который оказался незамедлительно плавающим в чае Шибусавы, Фёдор наконец решает собираться, как и планировалось, на прогулку под недовольные всхлипы Тацухико.        Когда Достоевский был готов, беловолосый юноша только перестал горевать об утрате, закинул в себя последние глотки чая с оладью, причесался и с улыбкой на устах пялился на Фёдора, пока тот открывал дверь.        Неожиданно крепко схватив альбиноса за руку, Фёдор выволок его на улицу, прикрыв собой от ветра. Дорога до парка была не столь далека, за это время Шибусава успел уделить внимание каждой пробегающей мимо собаке. С умилением тискал очередную из них, пока Достоевский недовольно, но улыбаясь, отдирал своего приятеля от несчастной черно-белой собачки которую тот успел окрестить Боней.        — Я хочу её забрать. - возмущался Тацухико, присев около раскинувшейся на земле собаки.        — Перехочешь. - страдающим голосом отвечал Фёдор, стоя рядом.        Но как итог - Тацухико согласился идти дальше только после того, как острые клыки этой милой мордашки чуть не сомкнулись на его руке, но видно потрясающая реакция дала о себе знать. "- Видишь, я ведь говорил", "- Она показалась мне доброжелательной" - И далее они шли в тишине, ибо ну, сложно что-то отрицать, смотря в эти расстроенные рубиновые глазки.        Всё это время они держались за руки, крепко сплетая пальцы. На немой вопрос Фёдор только отмахнулся, мол, так ему будет легче держать Тацухико около себя, а то мало ли, сбежит куда-то, а ему этого ох как не хочется. Долгожданный парк встретил их довольно приветливо, если, конечно, кучу мокрых листьев в лицо можно считать приветливостью. Достоевский уже собирался ругнуться и вывалить весь свой багаж русских матов, но веселый смех Шибусавы, который только лишь вычесал пальцами длинные белые локоны, вернул Фёдору обратно его игривое настроение, поэтому, притянув японца поближе к себе за плечи, он потащил его дальше.        Их ожидали засохшие цветы, которые даже сейчас могли выделяться некой красотой; пустые фонтаны, которые в Японии, по словам Тацухико, могли работать и круглый год, весной украшенные лепестками сакуры, а осенью покрытые красными стрекозами, которые охотно покидали рисовые поля и культурно отдыхали в парках. Парень даже заверил Фёдора, что данное зрелище непременно придётся ему по душе, а тот, в свою очередь, согласился посетить Японию в этот сезон. Когда-нибудь точно.        В процессе похода Фёдор кратко и понятно рассказывал о стоящих там памятниках, просвещая Шибусаву в российскую историю, которую превосходно знал и мог как никто другой объяснить значимость любого исторического деятеля своей страны, а альбинос в свою очередь молчал и внимательно впитывал информацию, с упоением разглядывая разгоряченное лицо русского, который, замечая интерес в глазах собеседника, повествовал всё активнее и активнее.        За это время они успели выпить пару стаканчиков горячего шоколада и кофе. Пусть Фёдор и не очень любил кофе, но украсть пару глотков из стакана Тацухико был далеко не против. Желая передохнуть, оба откинулись на лавку, с удовольствием вытягивая ноющие от долгого хождения ноги. Японец откинулся спиной на грудь Фёдора, на что русский лишь удобнее уместил альбиноса на себе, очередной раз воруя у него кофе.        — Пару минут назад ты не хотел. - проговорил беловолосый, когда Достоевский поставил в его руку полу-пустой стакан. — Пошли еще купим.        — Я и сейчас не хочу. Хочу только твой. - Ухмыляясь ответил брюнет, щекоча Шибусаву по боку, на котором и расположилась его рука.        — Вредный. - Шибусава прижался крепче, прижавшись макушкой к горячей щеке русского, который охотно поддавался всем тактильным жестам.        Следующей темой для разговора стал откровенно детский спор, который совершенно не подходил под имидж двух взрослых, серьезных мужчин, но не выдержав железобетонные аргументы альбиноса, Фёдор признал свою вредность, но и не оставил без внимания упрямство Тацухико, которого было через чур много, за что получил шутливый удар по бедру.        Время близилось уже к вечеру, когда они вновь продолжили прогулку до выхода из парка, замерзшие зато счастливые.        — Ну и как тебе красоты нашей местности? - невзначай задал вопрос Фёдор, снова уместив руку на плечах японца, прижимая к себе и согревая своим теплом        — Отлично, но, нужно сказать, самая главная красота вашей местности уже несколько часов не отлипая ходит за мной и постоянно пытается заключить в объятия. - ухмыляясь отвечал Тацухико, податливо прижимаясь в ответ. — Мне нравятся такие особенности, больше нигде таких не встречал.        — Больше нигде и не встретишь. - Фёдор шепнул эту фразу ему на ухо, демонстративно закатил глаза.        — А я больше и не хочу. Мне достаточно.        Они наконец дошли до выхода, осознавая, что сейчас им придется расходиться. Буквально, в противоположные стороны. На все предложения, и даже мольбы проводить хотя-бы до следующего перекрёстка, альбинос тактично отказывался, шипя на русского и утверждая что тот и так уже окоченел.        Осенью темнело рано, поэтому Достоевский категорически был против отпускать своего ангела куда-то одного, но беловолосый лишь яро проявлял свое упрямство, даже после того как на протяжении часа почти отрицал его.        — Ну, мы ведь встретимся завтра, да? - Фёдор заглянул в красные глаза, желая увидеть там непременное согласие, и увидел.        — Несомненно. Я планирую посвятить тебе всё оставшееся время, что я буду в вашем городе, а значит у нас еще много времени. - Кивал Шибусава, широко улыбаясь и умиляясь поникшей мордашке сурового русского.        — Тогда завтра в 12.        — Как скажешь.        Ничего не говоря, Тацухико быстро коснулся губами бледной щеки, которая моментально покрылась алым румянцем, после чего, в последний раз взглянул на удивленное лицо брюнета, и удалился в закат, ощущая как Достоевский провожает его взглядом.