Кодекс Истинности 2: Наследники

      Пока дворец ожидал Чонгука и Тэхена с хорошими новостями из Арэма, его жители активно готовились к именинам двойняшек Джисона и Ники. Цесаревич был сейчас на тренировке по фехтованию, а Ники усердно учился играть на скрипке под руководством лучшего учителя, что давал концерты по всему миру. Родители-императоры не жалели средств на образование своих драгоценных детей. Хенджин, хоть иногда и сбегал с уроков в подростковые годы, однако, в связи с последними событиями, он стал усердно учиться, слушаться Чимина, когда тот просил всё же побороть свой страх и учиться верховой езде, не мучая своего коня скучными днями в стойле.       Жизнь же Чимина состоит из бесконечных светских раутов, роскошных балов, игры в поло, лживых лиц дворянства и бесконечные беседы за чашкой чая. Конечно, он занимался благотворительностью, основав свой фонд помощи вдовцам и сиротам, ему помогали мужья высокопоставленных альф в государстве, однако, в большинстве своем аристократы были высокомерны, сердца их были словно лед, а добро они умели делать исключительно ради собственной выгоды. Поэтому Чимин хотел, чтобы наложники были образованными, чтобы хотя бы те были воспитанными и добрыми. К счастью, среди знати были и те, кто по доброй воле имел теплые отношения с императорской семьей. Например, Бан Шихек и его семья. Его сын Сону был замечательным министром Госсовета и замечательным мужем Бомгю. Омега души в нем не чаял.       — В Институте благородия учат, как найти мужа. А Бомгю сделал это ещё в детстве, — с улыбкой говорит Чимин, поддерживая беседу омег. Все в курсе об истории любви Сону и Бомгю, возникшую ещё в детстве. Все грезили о такой же любви, как у настоящего принца.       В гостиной за чаепитием собрались все наложники дворца. Чимин сидел на светлом бархатном диване, омега был одет роскошно, как и подобает императору-омеге. Белая блуза переливалась алмазными камнями, орошающими ткань на плечах и груди, фигура Чимина была подтянутая, несмотря на возраст, он держал себя в форме и выглядел на десять лет моложе.       — Взор от вас трудно отвести, ваше величество. Ваш свет ослепил нас всех, — отпускают комплименты омеги.       Чимин обнажает белые зубы, ловит взгляды омег, направленные на его маленькую корону на голове. Их у Чимина было много.       Чимин с улыбкой принимает из рук Джунки, единственного оставшегося наложника Тэхена, налитый им чай с мятой. Низкие столики, расположенные по периметру огромной комнаты, были накрыты различными десертами, зефиром, орехами и фруктами. Слуги подливали чай в чашки наложников, которые с восторгом смотрели на императора-омегу и разговаривали с ним обо всем на свете, улыбаясь нежно, будто закончили Институт благородия. Всё же воспитанием гарема Чимин тоже занимался, приглашая учителей для наложников, чтобы те были образованными, надеясь их позже выгодно выдать замуж. Но наложники никогда не упускают случая, когда Чимин подумывает тоже посетить уроки вместе с остальными, освежить в памяти знания.       — Мы будем только рады, ваше величество, — говорит наложник Джисона. — Приходите к нам на занятия. При вас учителя будут с нами любезнее.       — Ваше величество, я хотел бы собрать всех омег, управляющих моим фондом, во дворце. Вы не против? — спрашивает Элиф. Наложник Чонгука был кроткий и послушный. Он полностью подчинялся Чимину, не смея как-то претендовать на его супруга. Омеге доставляло удовольствие помогать сиротам в его небольшом фонде, который тот открыл в прошлом году с разрешения Чимина. К тому же, фонд был составной частью крупного фонда Чон Чимина.        — Не против, Элиф, — отвечает император-омега. — Только после дня рождения Джисона и Ники.       — Конечно, ваше величество. Благодарю вас!       Второй наложник Чонгука, Рони, не особо интересовался такими вещами, он больше предпочитал шить одежду для высокопоставленных особ, потому часто задерживался в мастерской дворца, придумывая лучшие наряды из дорогих тканей, таких как бархата, муара, тафты, парчи. Как раз блузка, что сейчас на Чимине, была придумана Рони. Тот был безумно счастлив, когда увидел, как Его величество надел её на чаепитие. Рони получил отличное вознаграждение за пополнение в гардеробе правителя красивой вещицей.       — Шитье костюма с юбкой для герцога Смита превратилось в настоящую «Одиссею»! — рассказывает Рони другим наложникам. — Герцог хотел сиреневое платье, но портные перепутали и привезли алое, перешивали пару стяжек на талии, а в итоге получилось, что герцог напутал с названиями цвета. Такой конфуз!       — Уверен, вы нашли выход из ситуации, ваша светлость, — продолжают болтать омеги.       Наложники супругов Чимина давно успокоились, они приносили только благо и не беспокоили императора-омегу попытками урвать внимание его мужей. В отличие от наложников сыновей.       Восемь наложников Хенджина и четыре наложника Джисона словно соколы смотрели на Тэмина, сидящего подле императора. Они будто одним взглядом хотели убить омегу, посмевшего добиться таких высот за короткий срок. По их мнению, судьба была к ним несправедлива. Все они уже давно пьют противозачаточные отвары, мучаются в течку, а этот проходимец сумел приворожить принца Хенджина, да ещё и забеременеть от него, получив милость от Чимина и его супругов в рождении ребенка.       Хенджин вчера дал Тэмину статус фаворита принца. Теперь он пользовался всеми привилегиями наравне с Ленне, что сидел напротив Тэмина и протыкал его взглядом словно кинжалом. Ни для кого не секрет, как Ленне мечтает о ребенке от Хенджина, а узнав про беременность Тэмина, он пришел в ярость, слуги еле успокоили его.       Тэмин теперь мог полноправно занимать свою комнату в корпусе наложников. К нему приставили во служение одного стражника и ещё двух слуг-омег. Те теперь тщательно следили за его здоровьем, за питанием и уходом. Хенджин надарил Тэмину подарков: шелка, драгоценности и меховая накидка, которой удостаивается не всякий наложник.       Омеги в гареме напряглись. Все с фальшивыми улыбками наблюдали за тем, как длинные серебряные серьги с рубинами, за которые всякий чосонский омега весь огород продаст, покачивались в ушах Тэмина, пока он гладил свой плоский живот через одежду. Он едва притрагивался к еде, ел лишь орехи и изюм и улыбался только Чимину, внимательно слушая его рассказ о маленьком Хенджине и Бомгю в детстве.       Чимин отвечает на вопросы омег, хихикает с их шуток, но краем глаза всё же наблюдает за Тэмином. Пусть у него волосы светлее, чем у Ванхо, но все же лицом он очень похож на него, отчего сердце Чимина неприятно покалывает. Прекрасное лицо Тэмина служило кровавым напоминанием о тех тяжелых временах. Горечь тех событий всё ещё чувствуется в душе Чимина. Конечно, вряд ли жизнь решила их всех так жестоко обмануть, чтобы Ванхо восстал из мертвых, но если бы это было реальностью, то Тэмин выглядел бы гораздо старше, ему бы было далеко за сорок, а не тридцать лет, как Тэмину сейчас.       Было жалко Ванхо, который всего лишь хотел любить и быть любимым. Но у него отобрали эту возможность, как и у многих других омег дворца. Возможно, разрешение Тэмину родить ребенка будет неким искуплением за смерть невинной души.       — Ваша светлость, вы совсем не едите, — замечает слуга Тэмина, что стоял позади него. Тому было поручено присматривать за фаворитом принца и оберегать его.       Тэмин поворачивает голову к говорящему и выдавливает из себя улыбку:       — Что-то аппетита нет.       — Почему? — спрашивает наложник Хенджина в белом костюме, сидящий на мягких подушках. — Тебе грех жаловаться. Спишь мягко да ешь сладко.       — Точно подмечено, — усмехается Ленне, пока берет чашку с чаем и подносит к своим губам. Венец из жемчуга в волосах выделял его среди наложников. — Тебе стоит беречь ребенка и хорошо питаться. Ходи аккуратно по дворцу, а то можно нечаянно оступиться и упасть. Потеряешь ребенка и разочаруешь нашего принца.       — Ленне, — грозно рычит на него Чимин, решив вмешаться в перепалку.       — Я ничего такого не сказал, ваше величество, — тушуется фаворит. — Мы все очень беспокоимся за Тэмина. Пусть знает, какая теперь ответственность лежит на его плечах.       Наложники всегда пытаются уколоть побольнее того омегу, что попал в особое расположение своего господина. Чего только не пережил Чимин в свое время. Даже сейчас он всё еще не до конца уверен в верности оставшихся омег в гареме его супругов, но кроме них есть ещё сотни прекрасных омег, жаждущих попасть в покои императора Чонгука и принца-консорта Тэхена.       — Тэмин не глупый омега, уверен, он примет к сведению все твои советы, Ленне, — император-омега поворачивается к наложнику: — Правда, Тэмин?       — Да, ваше величество, — кивает растерянный омега. — Благодарю за заботу, Ленне.       — Обращайся «ваша светлость», — напоминает Ленне, вздернув подбородок.       Тэмин вопросительно смотрит на Чимина, последний улыбается:       — Тэмин теперь тоже носит статус фаворита принца Хенджина. Вы в равных условиях, Ленне. Вы все должны с этим считаться, — говорит чуть громче для всех омег. — Тэмин – не просто наложник, а будущий папа ребенка Великой династии Чон. Поэтому проявляйте к нему уважение и обращайтесь «ваша светлость», как и к Ленне. Если же кому-то не по душе жизнь во дворце, то можете подойти ко мне и попросить выдать вас замуж.       Наложники послушно опустили глаза, а разговоры стихли. Никто из них теперь, конечно, не захочет уйти из гарема, раз принят указ, допускающий возможность наложникам рожать детей от принцев. Когда появилась такая перспектива достичь высот, её никто не захочет упускать. Осталось лишь дело за малым. Завоевать внимание принца и забеременеть от него. Чимин переживал за волнения в гареме, но решил решать вопросы по мере их поступления.       После чаепития Чимин просит Тэмина остаться на пару минут. Все покидают пределы гостиной, делая почтительный реверанс перед императором-омегой, затем перед наложниками Чонгука и Тэхена. Оставшись наедине с одним стражником у двери, Чимин смотрит сверху-вниз на наложника, сидящего на подушках, а потом берет его лицо за подбородок, мягко касаясь пальцами.       — Ты очень красивый, — говорит Чимин с легкой улыбкой. — Всего ли тебе хватает, всем ли обеспечили?       Тэмин качает головой, отчего его длинная светлая челка падает на ресницы:       — Я омега вашего сына. Чего мне ещё желать?       — Ты – наложник, не путай.       — И все же, я беременный. Уверяю вас, ваше величество, что всей душой и сердцем я предан Хенджину, вам и всей Великой династии Чон. Клянусь, я буду верен вам всегда, только позвольте остаться подле принца.       Чимин берет чашку с недопитым чаем и делает глоток чуть остывшего напитка.       — Ты взрослый омега, мог бы повторно выйти замуж за какого-нибудь состоятельного помещика, — вслух рассуждает старший. — Родить ему детей и жить, горя не зная. Неужели тебя прельщает всю жизнь быть одним из наложников в гареме?       — Ради любви к Его высочеству, я буду жить в гареме по вашим правилам.       — Что ж, радует, что ты понимаешь, в каком ты сейчас положении. Не каждый удостаивается чести быть папой ребенка принца, цени это и знай свое место, Тэмин. Ты не единственный омега в жизни Хенджина. Будь учтив и благодари, что я позволяю тебе остаться во дворце, да ещё и родить от моего сына.       — Я очень благодарен вам.       — Береги дитя, что ты носишь под сердцем. Он не будет иметь никаких королевских прав, он бастард, запомни это. И благодари Бога и Луну, что ты сможешь родить и воспитать это дитя в достатке подле императорской семьи.       — Богом клянусь, я буду послушным и больше никогда не огорчу вас.       — Сомневаюсь, — цокает Чимин. — Ещё одна ошибка и я не буду столь добр к тебе. Потеряешь ребенка, я тебя уничтожу. Всё понял?       — Да, ваше величество. Я буду молиться за здравие каждого члена семьи моего принца.       — Он не твой, Тэмин, — строго напоминает Чимин. — Не забывай о том, что помимо тебя в гареме Хенджина есть ещё восемь наложников, — на этих словах Тэмин поник, опустив свои дивные очи. — Они довольно коварны, как и все омеги. Так что береги себя.       — Благодарю за заботу, ваше величество. Я вечность буду благодарен вам и вашим мужьям за доброту.       — Иди к себе. К тебе придёт прислуга и принесет поесть всё необходимое для благоприятной беременности. Не бегай по коридорам, держись подальше от склок, я не потерплю ссор в гареме. И больше гуляй на свежем воздухе, но только в обществе компаньона.       — Я понял, ваше величество.       — Ступай.       Тэмин поднимается со своего места, делает реверанс в знак покорности и глубокого уважения, а потом выходит из гостиной. А Чимин теперь понимает, как нелегко было покойному Феликсу удерживать власть над гаремом, стараться сохранить в нём порядок и обеспечить спокойствие.

***

      — Здравствуй, папа, — делает присест омега и тут же бросается к Чимину в объятья.       У старшего омеги выступают слезы на глазах, когда он обнимает сына, прижимая его к себе со всей силы.       — Я так скучал, мой ангел! — произносит в сердцах он.       — Всего три недели, — хмурится Бомгю. — Мы ведь недалеко живем.       — Всё равно, — возражает Чимин. — Почему вы просто не останетесь жить во дворце, с нами?       — Папа, мы это уже обсуждали. Смотри, кого я привез.       — Дедушка! — кричит трехлетний малыш, вырываясь из рук лакея, что помогал ему выбраться из кареты.       Чимин присаживается на корточки и поднимает на руки внука, кружа вокруг своей оси.       — Иди сюда, маленький разбойник.       — Я скучал, — с детским акцентом говорит альфочка, целуя дедушку в щеку. — Папа сказал, ты мне сказки будешь читать.       — Конечно буду, мой хороший. Вот покушаем, умоемся, а потом сходим с твоими дядями погулять. А вечером сказку почитаем.       — Ура! — кричит мальчик, обнимая дедушку за шею.       Чимин встречает Сону и тоже обнимает его одной рукой после того, как альфа поклонился императору-омеге. Но Чимин не любит все эти формальности внутри семьи. Он целует зятя в щеку и спрашивает, всё ли у него хорошо. Хотя Сону бывает во дворце чаще, чем Бомгю, ведь альфа приезжает на все заседания Госсовета, а также периодически приходит к Чонгуку с личным докладом.       — Отнесите все вещи ко мне в комнату. Осторожнее, Эдвард, там ведь фарфор! — кричит Бомгю прислуге, отдавая распоряжения. Затем подходит к папе. — А где отец и дядя?       Чимин улыбается, касаясь щеки своего ангелочка:       — Они скоро будут. Насколько мне доложили, с хорошими новостями.       — Отлично. Я очень по ним соскучился.       Сону тоже не терпелось узнать, как прошли переговоры с заморским падишахом. Его не взяли с собой, потому что Чонгук дал ему задание съездить в государственные органы с проверкой.       — Завтра день рождения отца, я приготовил ему чудесный подарок, — с энтузиазмом говорит Бомгю.       — Мы решили отметить в тесном кругу родных, посидеть вечером за ужином.       — Как же так? А я уж готовился к балу.       — Не грусти, сынок. Нас ждет гораздо более грандиозный праздник через две недели. Совершеннолетие двойняшек.       — Этим двоим я тоже привез подарки. Кстати, где они?       — На занятиях, — отвечает Чимин, целуя внука в румяную щечку. — Келлон, хочешь посмотреть, как твои дяди тренируются на мечах?       — Хочу.       — Не стоит нас искать, — раздается голос позади.       Хенджин и Джисон, не умывшись толком, узнав о приезде их старшего брата с семьей, тут же побежали в дворцовый сад к главным воротам. Бомгю засматривается на них, удивляется, как летит время, что Хенджину уже двадцать лет, а Джисон становится совершеннолетним альфой.       Потные после тренировки альфы в узких штанах с белыми свободными блузами бежали со всех ног, хоть это и неподобающее поведение принцев. Но те были полны радости, когда начали обниматься со всеми.       — Хенджин, ты так вырос! — замечает Бомгю, обнимая брата.       — Ой, перестань.       — Да он совсем червяк. Даже отпор дать мечом не может, — хохочет Джисон, поддразнивая старшего.       — Чего сказал, мелкий? — возмущается тот. — Завтра я тебе покажу, как надо меч держать.       Бомгю видит вдалеке стремительно идущего к ним Ники. За омежкой поспевают фрейлины, держа подол его юбки, что была на поясе брюк принца. Должно быть, он бежал сразу с примерки нового наряда.       Гамма сам подходит к Ники и заключает омежку в объятья, причитая о том, как его младший братик цветет, словно юная роза. Они целуются в щечки, хихикая и спешно говоря о том, что им надо обсудить новые сплетни и последние новости.       Чимин наблюдает за своими детьми. Хенджин и Джисон по очереди обнимают Сону, хлопая друг друга по плечу, болтают обо всём сразу. Чимин так обожает эти моменты, когда собирается вся семья. Потом его взгляд падает на стражников, снова открывающих ворота. И длинной процессией заезжают Тэхен и Чонгук на своих лошадях. За ними едут кареты и повозки в сопровождении императорской стражи.       — Дедушки! — кричит радостно Келлон и просит дедушку-омегу опустить его на землю.       Он бежит навстречу альфам, и Чонгук, соскочив с седла на землю, тут же поднимает внука высоко вверх, после прижимая его к себе и целуя в щеки. Тэхен забирает внука и тоже тискает его за румяные щечки.       Вся семья начинает приветствовать друг друга, обниматься. Дети подходят к отцам и обнимают их, спрашивают друг друга, всё ли в порядке и как доехали.       Чимин подходит к Тэхену и приветствует его. Альфа обнимает мужа и шепчет ему на ухо извинения.       — Малыш, я всё думал о том, что не должен был кричать на тебя, — говорит Тэ чуть тише, чтобы радостные родственники не слышали их разговора. — Котенок, прости меня. Я упрекнул тебя в том, что ты плохой папа, но это не так. Чимин, ты замечательный, это я виноват, со своими государственными делами совсем позабыл о том, что тоже нужен своим детям. Скинул их на тебя, на нянек, учителей.       — Я рад, что ты осознал свою ошибку, — отвечает Чимин, позволяя ему обнимать себя за талию. — Никогда не подавляйте меня, Тэхен. От этого давления моей внутренней омеге становится очень плохо, — он складывает ладони на плечах альфы и скромно улыбается от поцелуя в щеку.       — Я сожалею о своих словах и действиях. Не хочу причинять тебе боль. Я очень ценю тебя, душа моя. И буду стараться контролировать себя, даже когда дело касается серьезных проблем.       Тэхен с упоением целует руку Чимина, радуясь, что он прощен, а потом говорит, что привез дорогой шелк специально для Чимина в качестве извинений за свои альфьи заскоки.       Чимин чмокает Тэхена в губы:       — Я очень ждал тебя. Как всё прошло?       — Замечательно. Не волнуйся, малыш, — Тэхен целует омегу в висок. — Твой папа и отчим приедут вместе с Джихеном и внуками через неделю. Сокджин передавал тебе привет и подзатыльник за то, что не приехал к папе. Но последнее, я думаю, будет лишним.       Чимин не больно стучит кулаком в плечо альфы под его хохот. Потом омега встречается глазами с Чонгуком и его сердце пропускает удар. Он всё ещё обижен на мужа, но поприветствовать надо, Чимин не может быть настолько черствым, чтобы игнорировать существование Чонгука за любую оплошность. Чимин уже немного даже остыл после их размолвки.       Он подходит к Чонгуку ближе и шепчет:       — Здравствуй. С приездом.       Омега обнимает мужа за шею, а тот притягивает его к себе за талию, утыкаясь носом в шею. Любимый грушевый аромат заставляет всё внутри него трепетать. У него вот-вот начнется гон, но Чонгук не будет давить на супруга и заставлять быть с ним, если тот не захочет, однако поговорить всё же стоит.       — Поговорим вечером? — спрашивает Чонгук, склонившись к уху омеги, чтобы никто не слышал.       — Да, хорошо, — соглашается Чимин, прикрыв веки от родного лесного аромата. — Только когда все лягут спать. Я обещал Келлону почитать сказку.       Чонгук ещё пару мгновений прижимает к себе омегу, прежде чем отпустить. Внутри всё чертовски дрожит от омежьих феромонов.        — Моя жемчужинка, — ловит Тэхен Ники, поднимая над землей. — Я привез тебе и твоим братьям подарки.       — Правда? — Ники обнимает отца и радостно пищит, когда тот кружит его на руках.       Позже Ники осторожно подходит к Чонгуку, делает реверанс. Чонгук раскрывает руки и обнимает Ники, принюхиваясь к его аромату. Совсем ещё ребенок, хоть и течки регулярные. Чонгук относится к Ники со всей любовью, только тот почему-то его боится. Хоть и крестный сын, а держится Ники на расстоянии. Альфа намерен вскоре исправить это.       — Я тоже купил подарки для вас, — говорит Чонгук, касаясь подбородка Ники и приподнимая его невинное личико.       — Благодарю, гос... отец, — запинается омежка. — Я очень рад, что вы и отец вернулись.       Гук не мучает его долго, целует Ники в щёку и отпускает. *       За ужином Чимин и Чонгук не перекинулись друг с другом и парой слов. Точнее, только Чон хотел открыть рот, как омега сразу же обращался к членам семьи для обсуждения какой-нибудь темы. Вся семья сидела за большим столом, пробовала угощения и вела веселые разговоры. Дети и внук очень соскучились по Чонгуку, Тэхену и Чимину. Родители Чон постоянно все в делах, хотя стараются изо всех сил уделять им время. Ники был самым младшим ребенком тройственного союза, но казалось, будто ему и его братьям лет по семь и все они хотят резвиться в саду и видеть любовь в глазах родителей.       Тэхен был центром внимания, он часто спрашивал, как дела у Бомгю, Сону и у маленького Келлона. Омега жаловался, что их сын жуткий непоседа, вечно бегает по дому, достает нянек, чтобы те играли с ним круглосуточно. Тэ смеется, говорит, что Келлон очень похож на своего деда Чонгука. Сам же Гук только хохочет, прикладывает пальцы к губам и ловит взгляд Чимина. Альфа и омега долго смотрят друг на друга, оценивают черты лица, фигуру. Они совсем не похожи на дедушек, нет ни грамма намека на их возраст, они всё так же молоды внутренне и красивы внешне, полностью отдают себя страсти, юношеской романтике, проводя вечера в общей спальне. Чимин, думается Чонгуку, наверняка, сейчас думает о том же, о чем и он, потому как у омеги лицо начинает румяниться, что заметно даже при вечернем освещении.       Когда трапеза заканчивается, Чимин бросает загадочный взгляд на Чонгука и удаляется вместе с сыновьями, взяв на руки Келлона и начав дарить ему новую порцию поцелуев. Тэхен говорит Гуку, что пойдет в хаммам, зовет брата с собой, чтобы освежиться перед сном, но император отказывается, говорит, что ему ещё нужно поработать. Тэхен понимающе кивает, так как совсем не дурак, Чимину с Чонгуком пора уже выяснить отношения и прекратить играть в молчанку, которая уже даже Тэхена напрягает. Он хочет, чтобы их тройственный союз был всегда крепким, дружным и любящим.       Чонгук хочет позвать Чимина к себе в кабинет, но слуга-бета подошел в коридоре к императору и доложил о том, что Его величество Чимин ожидает его в «вашем месте». Только двое человек понимают, что за место имеется ввиду.       Альфа шел тихой поступью меж стеллажей с книгами, а открыв дверь в свою художественную мастерскую, был приятно удивлен увидеть одинокую стройную фигуру мужа. Чимин стоял к нему спиной и смотрел на картины, которые Чонгук успел нарисовать за эти годы. Часто Чон любил писать холмы, животных, которых видел в лесу на охоте, а также портреты Чимина, чья красота до сих пор волновала сердце альфы.       — Я тут вспомнил, как ты написал мой портрет той ночью, — мелодичный голос омеги с легким придыханием заставил Чонгука облизать губы. Он закрыл дверь на щелчок и сделал шаг к супругу.       Чонгук нарисовал уже много портретов Чимина, но тот, где омега изображен голым, он не забудет никогда. Это лучшая картина в его коллекции.       Чимин достает из тайника в стене свой портрет, где он изображен обнаженным, лежащим на диване и смотрящим прямо на художника. Его лицо было умиротворённым, но в глазах был блеск, который Чонгуку удалось передать на холст. Обнажённое тело украшал кулон на шее с фиолетовым камнем. Губы омеги были сочными, как гроздь винограда, а волосы светлыми как пшеница. Мазки краски были ровными, мягкими. Было видно, что художник рисовал с особой любовью. Цвета были в меру яркими, волнующими, что можно часами разглядывать данное произведение искусства.       Чонгук улыбается, его муж знает почти обо всех тайниках в этой комнате. Именно здесь спрятаны все их с Чимином секреты, вся их любовь обитает в комнате для художеств Чонгука. Они оба очень любят Тэхена, но каждая пара всё же хочет что-то утаить от посторонних глаз. У Тэхена и Чимина тоже есть секреты, и Чонгук их уважает.       — Ты потрясающий, — выдыхает Чон около уха Чимина, подойдя вплотную. Он смотрит на портрет через плечо омеги и борется с желанием прикоснуться без разрешения. — Тогда и сейчас это лучшая моя работа.       — Помнишь, что ты мне тогда сказал? — Чимин откладывает картину в рамке на стол и поворачивается лицом к мужу.       Воспоминания проносятся перед глазами, словно это было вчера. Чонгук читает стихи о безграничной любви к Чимину, вызывая у того слезы.       — Что люблю тебя больше жизни, — отвечает Чонгук, смотря прямо в глаза. — Ничего не изменилось с того самого дня.       — Я верю твоим словам, но каждый раз, когда ты кидаешь упрек в мою сторону, я подвергаю их сомнению.       Гук тяжело вздыхает, отводя взгляд в сторону:       — Чимин, это было минутное переживание. Я не считаю тебя виноватым ни за смерть Бэкхена, ни за его аборт, просто в душе всё ещё не угасла та боль.       — Я подарил вам с Тэхеном четверых прекрасных детей. Разве этого мало, чтобы заглушить боль в вашей душе?       — Прости, что тебе пришлось плакать из-за моих слов, — Чон касается щеки омеги кончиками пальцев, отчего тот прикрывает глаза. — Но никогда не повышай на меня голос, Чимин. Особенно, в присутствии посторонних. Не забывай, кто твой альфа.       Омега поджимает губы, но соглашается с мужем.       — А ты не забывай, что я твой законный супруг, а не прислуга. Я – император-омега, мне по титулу позволено высказывать свое мнение. Даже в порыве гнева, мы должны уважать друг друга. И ты тоже не смеешь кричать на меня. Ни ты, ни Тэхен.       — Согласен, — кивает альфа. — Я переборщил с воздействием на тебя, прости. Однако ты тоже должен уважать моё мнение.       — Я уважаю.       — Тогда почему ты так врываешься и кричишь?       — Потому что я переживаю за наших детей, — рычит Чимин. — Ты помнишь, как с тобой и Тэхеном обращался ваш отец, король Тхэджо? Он принимал за вас решения, порой не самые справедливые, а я хочу, чтобы наши дети были счастливее, чем мы.       — Я тоже переживаю за наших детей, что они окажутся в опасности. И сорвался на тебе.       — Никогда больше так не делай, — грозит пальцем омега. — Если ты будешь продолжать позволять себе подавлять меня, то ты потеряешь меня, Чонгук.       — Не говори так, прошу тебя. Самым большим наказанием для меня было твое безразличие в последние дни.        — О, нет. Я накажу тебя по-другому, — Чимин ловит растерянный взгляд мужа и продолжает: — Проведешь гон в одиночестве.       — Что? — ошарашен новостью Чон. — Но ведь… это слишком, тебе не кажется?       — Слишком был твой крик и непочтительное отношение ко мне.       — Чимин…       — Говорить о том, что ты не смеешь приглашать к себе наложников, я думаю, не стоит.       Чонгук с тяжелым вздохом кивает, принимая свою участь и осознавая свою ошибку, затем он прячет руку во внутреннем кармане пиджака и достает оттуда бархатную коробочку. Альфа открывает её перед мужем и следит за реакцией, угадал ли он с подарком. Колье с сапфирами стоило очень дорого в Арэме, но улыбка, едва показавшаяся на лице омеги, бесценна.       — Оно тебя не достойно, но прошу, прими этот скромный презент в качестве извинений и компенсации за мои выпады.       Чимин осторожно касается пальцами ограненных камней, переливающихся в свете свечей, что уж говорить, когда Чимин появится в колье при свете дня.       — Ладно, — говорит блондин. — Но до конца ты не прощен.       — Люблю тебя, — Чонгук берет руку Чимина и целует, потому как подглядел такой прием у брата. Чимин его не отталкивает, уже маленькая победа. — Даже собрав все бриллианты мира, я могу сказать, что самое дорогое сокровище, которое у меня есть, это ты. В тебе моя жизнь.       — Вот и не забывай об этом, Чонгук.       — Давай будем стараться вместе, уважать и слушать друг друга, хорошо? — предлагает Чон.       — Хорошо, — тише отвечает Чимин. — Когда ты писал мой портрет, я попросил тебя кое о чем. Ты помнишь? — император задумывается, но Чимин ему подсказывает, напоминая о той ночи их художественного замысла. — Я тогда попросил тебя не разбивать мне сердце, и ты пообещал его беречь.       — Видимо, не всегда получается, — хмурится альфа.       Чимин забирает у Гука коробочку с украшением и откладывает на тумбу у стены, затем делает шаг вперед и уже касается своей грудью тела альфы. Он укладывает ладони на плечи Чонгука, тянется к губам и задерживается на мгновение.       — Я не требую от тебя клятв, Чонгук. Мне ничего не нужно. Я только хочу понять, есть ли в твоём сердце место ещё для кого-то, кроме меня.       — Нет, — сразу отвечает Гук. — Только ты, Чимин. Я в этом абсолютно уверен. Ради тебя одного я живу.       — Я не хочу, чтобы призраки прошлого беспокоили нашу семью.       Чонгук отводит взгляд, задумываясь:       — Считаешь, Тэмин может быть наложником Ванхо?       — Не может, — кривится император-омега, — по возрасту не подходит, но я не понимаю, для чего Бог послал мне одно сплошное напоминание о ваших любовниках.       — С любовниками изменяют, а мы с Тэ имели наложников до тебя.       — И до сих пор имеете.       — Это их выбор, — качается головой альфа.       — Нет. Это ваш выбор. Захотели бы, разогнали бы их всех, и неважно, о чем они там мечтают. Вас они не получат никогда.       Одинокая слеза катится по щеке Чимина, сердце выпрыгнуть из груди хочет, пока сильные руки альфы всё крепче сжимают омежью талию.       — Если бы мы не были истинными, то я бы всё равно выбрал тебя, — тихо признается Чимин. — Ты, возможно, жил бы припеваючи в окружении роскошных омег, а я бы наблюдал за тобой издалека, желая прикоснуться к твоим губам.       — Жизнь моя, что ты такое говоришь? — Чонгук сталкивает их лбами и громко шмыгает носом. — Я бы ни за что не упустил такого омегу.       — Но ты ведь изначально не хотел жениться на мне, помнишь? Ты злился, что я обрек тебя на истинность.       — Я боялся, Чимин, — со вздохом признается мужчина в том, что скрывал так много лет. В собственной слабости. — Боялся влюбиться в того самого омегу, без которого не смогу жить. Но судьба ещё крепче решила связать меня с тобой, чтобы у меня не было и шанса на спасение.       — Разве любовь ко мне так опасна?       — Чимин, ты можешь причинить мне боль, — низким голосом говорит Чонгук, смотря на омегу темными обсидианами.       — Мы оба обжигаем друг друга. Как мы только ещё не сгорели в этом пламени. Но я никому не позволю встать между нами, слышишь?       Чонгук усмехается, прижимает омежку к себе, тот упирается кулачками в его плечи и раскрывает губки, становясь в его глазах совсем юным.       — Мой мятежный омега, — шепчет Чон и целует Чимина в губы.       Омега отвечает сразу, зарывается пальцами в темные волосы альфы, томно стонет в его губы, чувствуя язык, ласкающий его, а ещё чуя предгонный запах альфы. За долгие годы их страсть не угасала ни на минуту, а только воспламенялась с новой силой, особенно, когда появлялся хотя бы намек на то, что кто-то хочет их страсть украсть, потушить, уничтожить. Было столько попыток самых красивых омег соблазнить императора Чосона, прикоснуться к нему, вкусить, но все их попытки были тщетны, ведь метка Чимина была сильнее.       Омега отрывается от любимых губ и лижет метку на шее альфы, оставленную Чимином много лет назад. Небольшой рисунок в виде стеблей роз с острыми шипами, как великолепное сочетание привлекательности и опасности. Роза всегда притягивает, манит, каждому хочется вдохнуть её волшебный запах, но это сделать почти невозможно, ведь этот шикарный цветок поранит все твои руки, если вздумаешь прикоснуться хоть раз. Шрамы затянулись, но вот запах груши проник в кровь альфы, и по сей день указывал на принадлежность одному конкретному омеге. Однако омежью метку пора бы обновить, ведь та каждые пять лет теряет свои свойства, метка на шее Гука вот-вот побледнеет. Чимин проводит языком по шраму, вызывая у мужа томные вздохи удовольствия. Альфа утробно рычит, омежья метка слегка зудит, но ласка супруга дарует ему эйфорию.       Чонгук резко хватает его, сжимает задницу, мнет пальцами и поднимает над полом. Чимин как обезьянка обхватывает ногами бедра супруга и продолжает целовать в губы, пока Чон держит его легко и уверенно.       Любовь с Чонгуком всегда обжигающая, запретная, страстная. В груди горит настоящее пламя, когда его губы обжигают поцелуями, шепчут о любви.       — Хочу с тобой вдвоем, — вожделенный шепот Чимина звучит слишком сексуально, запредельно. Он кусает нижнюю губу мужа, оттягивая его волосы назад, принося легкую боль. Будет знать в следующий раз как грубить мужу и вспоминать бывших. Чимин затмит их всех.       — Хорошо, — соглашается альфа и несет омегу к столу с красками и кистями. — Но ты же сказал, что не прикоснешься ко мне в гон.       — Всё верно. Я хочу, чтобы в гон ты вспоминал эту ночь, — лукаво улыбается омега. — Сейчас я покажу тебе, как прекрасно быть со мной, и что всё это ты можешь вмиг потерять.       Чимин ерзает по гладкой дубовой поверхности, позволяет Чонгуку куда больше, сквозь туман сладкого возбуждения ощущая, как его сильная рука поглаживает и сжимает грудь омеги, забравшись под блузку. Еще чуть-чуть и альфа спустит с него белье, задев самые чувствительные точки, и Чимин уже не сможет сопротивляться его натиску и их чувствам, которые никогда не исчезали. Чимин расстегивает пиджак альфы и припадает губами к рисунку лилии на груди. Гук на его действия одобрительно стонет, а потом хватает левое запястье омеги и проходится кончиком языка по рисунку волка, оставленного в день их принятия как истинных.       Альфа стаскивает с них одежду нетерпеливыми руками, упиваясь каждым мгновением, жадно и неистово лаская всего омегу, с головы до ног, хаотично, порывисто, одержимо. Чимин полностью обнаженным ложится на твердой поверхности, приглашающе раздвигает ноги перед своим повелителем, пока тот целует внутреннюю сторону его бедер, выводит языком замысловатые узоры, которые могут расшифровать только они сами. Чимин рукой задевает кисти, отчего те падают на пол. Омега щипает свои соски, извивается как змея и громко стонет, когда Чонгук берет его член в свой рот. Благо, Чонгук шесть лет назад укрепил стены мастерской, улучшив звукоизоляцию, иначе бы на их крики и стоны сбежались бы все жители дворца.       Приставив твердый член к розовой дырочке, Чонгук ещё раз бросает вожделенный взгляд на своего омегу. Тот сейчас выглядел как самое восхитительное божество, во имя которого рыцари разворачивают целые войны. За один поцелуй Чимина можно сжечь всю деревню.       Резкий толчок сразу до упора вызывает у омеги болезненный стон, но, когда его тело расслабляется и привыкает к любимому члену, который ни раз врывался в его тесные стеночки так резко и жарко, Чимин начинает стонать от удовольствия. Чонгук закидывает ногу омеги себе на плечо, совершает мощные толчки, кусает свои губы от наслаждения. Его рука случайно попадает в палитру с густыми красками, но Чону плевать, он хватается этой рукой за тазовую косточку Чимина, продолжая ритмично двигаться внутри него. Пальцы мажут красками светлую кожу, выводя на ней разноцветные росписи. Чимин не протестует, он выгибается в спине, стонет, часто дышит. В свече горящих свечей с мазками краски на обнаженном теле Чимин выглядит как настоящее произведение искусства. Вот только это искусство никогда не станет достоянием общественности. Это только его сладость. В данную минуту всё это принадлежит ему одному. Волк внутри воет, собственнически вгрызается в коленку омеги, так и крича: «Моё. Не отдам». Нечем дышать. Жажда и голод по Чимину вечные спутники Чонгука. Сердце остервенело бьет по ребрам. Время скачет прыжками, звезды гаснут, реальность исчезает. Остается лишь безумное желание, отчаянная болезненная потребность супругов друг в друге, страсть, сметающая всё на своем пути. Чимин дрожит в руках Чонгука, горит и плавится, их губы в унисон шепчут: люблю... ещё... хочу. Эти слова пылают между обжигающими поцелуями, когда Гук наклоняется к нему, разбивая вдребезги последние сомнения.       Мазки краски остались даже на ореолах сосков Чимина. Альфа целует его, шепчет, продолжая ритмично двигаться внутри мокрой нирваны. Шлепки мокрых тел разносились по комнате, вокруг стоял стойкий запах секса, приправленный красками. Чимин давит пяткой на ягодицу Чонгука, чтобы тот входил мощнее, сильнее.       — Давай, маленький. Отпусти себя, моя сладость, — Чонгук рычит, начав дрочить омеге. Тот затыкает себе рот ладонью, словно стесняется своих чувств, и бурно кончает в руку альфе под аккомпанемент его рычащих стонов. Чонгук кончает следом, загоняя сперму глубоко внутрь омеги, запечатывая связь узлом.       Чимин не сразу понимает, что происходит. Его так унесло за пределы реальности, что только спустя минуту он осознает, что узел альфы глубоко внутри него.       — Чонгук, — обеспокоенно зовет его омега.       — Ты же пьешь отвары, верно? Всё будет нормально, — спокойно говорит Гук и целует Чимина в шею, лизнув свою метку на ней. Их запахи давно смешались и пропитали эту комнату, затмив ароматы краски и лака. — Люблю тебя, — шепчет Чон около уха омеги, получая такое же признание в ответ.       Говорят, что чем ближе вы становитесь друг к другу, тем сильнее влияние каждого случайного слова, слетевшего с губ. С уст Чонгука слетели случайные слова, которые ранили Чимина, однако альфа ни за что не отпустит их любовь, она в нём никогда не погаснет.