Кодекс Истинности 2: Наследники

      Крики в корпусе наложников были настолько громкими, что доносились даже до царского крыла. Омежки из гарема Джисона вышли в коридор посмотреть, что происходит. Наложники Хёнджина, в отличие от остальных, наблюдали за происходящим с довольной ухмылкой. Они надменно улыбались, сложив руки на груди, когда омегу волочили по полу двое слуг-бет, держащие того за руки. Длинный шлейф шелковой юбки тянулся по полу, потому что омега поджимал ноги и брыкался, пытаясь вырваться.       — Я не пойду. Пустите меня! Я наложник Его высочества Хёнджина! Вы не можете трогать меня! — кричал Тэмин во всё горло, отчего вокруг собирались не только наложники и придворные жители, но и слуги.       ВанУк стоял в стороне, отдавая распоряжения стражникам нести скудный кулек одежды Тэмина, которой того одаривал Хёнджин за этот короткий промежуток времени.       — Чего вы медлите? Быстрее уберите его с глаз моих, — рычит Ленне, имеющий официальный статус фаворита принца Хёнджина. Он тоже не в восторге, что эта дрянь из деревни была столько времени подле Его высочества, да ещё и в постель к нему залезла. Наложники откровенно не понимали, что принц нашел в этом оборванце.       — Отпустите, я всё расскажу Его высочеству. Позовите императора-омегу! Помогите, — продолжал рыдать омега, падая на пол от отчаяния и боли в руках, за которые его тянули слуги.       Голоса и даже смешки людей вокруг были повсюду, чем приносили омеге нестерпимую боль. Голова кружилась от рыданий, лицо заливали слезы, а в груди стучало сердце, готовое вот-вот покинуть тело. Его хотят выдать замуж. Тэмин не переживет, если другой нелюбимый альфа к нему прикоснется. Он покончит с собой. Не выдержит.       Но вдруг голоса стихают, а в холле становится слышен стук каблуков. Тэмин оборачивается, чтобы сквозь мокрую пелену разглядеть того, перед кем расступаются жители дворца. Слуги низко кланяются перед Его величеством, а тот подходит к Тэмину всё ближе.       — Что за шум? — спрашивает Чимин, грозно глянув на всех. — ВанУк-хен, я же просил выслать его из дворца тихо. Так в чем же дело? Столько зевак собралось.       ВанУк подбегает к императору-омеге и кланяется, сложив руки на поясе.       — Простите, ваше величество, но он сам начал кричать. Упирается негодник, одному слуге умудрился голову разбить, когда кинул в него вазу, сейчас бедняга в лазарете. Наложник сопротивляется…       — Никакой он не наложник! — перебивает Чимин.       — Ваше величество, прошу вас! — разносится возглас по коридору. — Умоляю, не высылайте меня! Я ведь ничего не прошу, только быть рядом с Вашим сыном. Принц Хёнджин знает о том, что вы меня высылаете?       Чимин цокает языком, затем разворачивается к нему спиной и кричит всем собравшимся:       — Нечего тут слоняться. Вам на уроки пора! Марш в свои комнаты!       — Ваше величество, нет! — кричит Тэмин, пытаясь ухватиться за последнюю соломинку. — Меня нельзя высылать, я… я… Я беременный!       Все замерли от услышанного. Наложники прикладывали руку ко рту и удивленно смотрели на Чимина, ожидая его реакции. Тот остановился и медленно развернулся лицом к фавориту сына.       — Что? — переспросил он.       Тэмин опускает глаза, сглатывает скопившуюся слюну.       — Ваше величество, этого не может быть! Он всё врет, — делает шаг вперед Ленне, не веря своим ушам. У него теперь тоже глаза на мокром месте.       — Повтори, — подходит к Тэмину император.       — Я… — у того ком застрял в горле. Он стоит на коленях с поднятыми руками и со страхом смотрит на папу принца. — Я беременный, — повторяет он.       Ванук подходит к Чимину и шепчет на ухо:       — Ваше величество, что нам делать?       По дворцу пошли шепотки, придворные с интересом наблюдали за развернувшейся сценой. Такого ещё не было, чтобы наложник во всеуслышание кричал о своей беременности. Наложникам ведь нельзя рожать детей.       — Тэмин!       Омежка поднимает мокрые глаза и видит бежащего к нему принца. В груди становится легче, когда Хёнджин расталкивает слуг, а затем поднимает Тэмина на руки, прижимая к себе. Омега утыкается лицом в шею альфы и шмыгает носом, вцепившись руками за плечи юноши.       — Папа, что ты творишь? Отец Чонгук не поговорил с тобой? — спрашивает Хёнджин.       Чимин только молчит, обдумывая ситуацию. Надо срочно принимать решение. Оставлять всё так нельзя, тем более, вокруг столько любопытных глаз. В коридоре уже несколько десятков людей собралось. А завтра об этом будет судачить весь дворец.       — Мой принц, мне страшно, — хнычет Тэмин на руках Его высочества.       Ленне и остальные наложники подходят ближе к Чимину в ожидании его решения. Они не потерпят несправедливости. Почему этому провинциальному оборванцу дают столько привилегий?       — Папа, я не отдам Тэмина, — уверенно заявляет альфа, глянув на родителя.       — Если ты лжешь, я тебя не замуж, а в бордель отдам, — строго говорит Чимин, а потом машет ВанУку. — Приведи повитуху.       — Слушаюсь, ваше величество, — управляющий дворца подходит к Хёнджину и кланяется. — Ваше высочество, прошу, пройдемте в спальню наложника Тэмина, его осмотрят.       Чимин в полнейшем шоке уходит отсюда, за ним семенят его фрейлины, молча переглядывающиеся друг с другом. Всех поразила такая новость.       Чимин хорошо знает своих детей. Он был уверен, что воспитал их достойными людьми, вот только он не учел, что все его ангелочки с молоком впитали в себя страстную, эмоциональную натуру, для которой любовь превыше всего. Только Джисон отличается спокойствием и хладнокровием, он пошел в своего отца Чонгука. Остальные же, Ники, Хёнджин и даже Бомгю, всегда слушали сначала свое сердце, а потом разум.       Пока все ждали повитуху, Тэмин сидел на кровати и трясся в объятиях Хёнджина. Альфа успокаивал его, обнимал за плечи и целовал в висок. За спальней, выделенной для Тэмина, столпились наложники, которые тоже ожидали вердикта, кто-то плакал от горя, что другому омеге удалось забеременеть от принца и открыто заявить об этом, а не сделать аборт, другие же были уверены, что Тэмин нагло врет, пытаясь всеми правдами и неправдами остаться во дворце.       Чимин стоял поодаль, смотрел на оранжевый закат за окном и продумывал все варианты. Наложники издавна в их королевском роду не имеют права рожать. Но теоретически, Хенджин — ребенок бастарда, как бы это обидно ни звучало, он не имеет права на трон, а его сын и подавно. Но по обычаям надо рожать детей в законном браке, а не от наложника. Хенджин не женится, Чимин не позволит, но и убить свое дитя принц не даст. Хёнджин слишком упрям, он дикий собственник и свое всегда защищает.       Повитуха прибежала с маленькой сумкой в руке. Дедушка-омега помыл руки в тазике, принесенном слугами, затем подошел к Тэмину и попросил его лечь на кровать. Прикрыл его наготу снизу простыней и скрылся под ней, ощупывая живот омеги. Хёнджин нервно кусал губы, ходя из угла в угол, стараясь не смотреть на фаворита и не смущать его.       — Расслабься, деточка, — приговаривает повитуха.       Тэмин смотрит в потолок, его красивое лицо искривляется от плача, он молится всем богам, шевеля губами. Чимин смотрел на него неотрывно, ожидая слов повитухи.       Дедушка выныривает из-под простыни и разрешает омеге одеться. Сам моет руки водой и вытирает их, глядя на императора-омегу.       — Ваше величество. Наложник Тэмин беременный, срок около двух месяцев, — оповещает повитуха.       Тэмин удивленно вздыхает, а затем открывает рот и улыбается сквозь слезы. Он ловит Хёнджина в свои объятья, плачет ему в камзол.       — Мой принц, — приговаривает он с блаженной улыбкой. — Я не врал, получается.       Тэмин говорит это, скорее, для себя. Чимин понимающе кивает, поджав губы. Выходит, Тэмин не был уверен, что беременный. Бог и Луна на его стороне, видимо.       Хёнджин прикладывает руку к животу омеги и тоже улыбается, до сих пор не веря в услышанное. У него будет ребенок. Он станет отцом. Боже. Влюбленный альфа целует руки Тэмина, прикрыв веки, купаясь в запахе миндаля с молоком.       — Сделай тогда всё необходимое, — строго сказал Чимин.       — Понял, ваше величество, — отвечает повитуха.       — Ваше высочество, — хнычет испуганно Тэмин.       Хенджин повернул голову, будучи в шоке:       — Папа, нет! Ты не можешь убить моего ребенка.       — Не говори так. Я лишь делаю то, что должно. Что предписывают наши законы.       — Наши законы не предписывают убивать невинных детей. Я не отдам Тэмина на аборт. — Принц поворачивается к слугам, смотрит на повитуху и кричит: — Вы, убирайтесь все! Уходите.       Слуги испуганно суетятся и выходят за дверь. Чимин лишь окидывает сына нечитаемым взглядом, затем тоже покидает пределы спальни наложника. Он отдает прислуге распоряжение, чтобы их с Тэмином пока не трогали. Он знает характер Хёнджина. Тот сейчас на эмоциях забаррикадируется и даже слугу с подносом еды туда не пустит, боясь, что Тэмину принесут отраву.       Так и не объяснив, в чем дело, наложников разогнали по комнатам и в учебные классы. Чимин направился в царский корпус. Нужно было срочно поговорить с Чонгуком. Тот как раз собирался ехать в Арэм, чтобы обсудить все политические вопросы с падишахом Заморской империи.       В кабинете императора шло заседание Синода, высшего органа духовенства. Стража предупредила об этом Чимина, тот подождал, когда закончатся обсуждения. Высшие чины начали постепенно выходить из открытых дверей. Чимин двинулся вперед.       — Ваше святейшество, — останавливает он Юнги в коридоре.       Правитель церкви повернулся лицом к императору-омеге и с улыбкой поклонился.       — Давно не виделись, ваше величество, — говорит Юнги.       — Благословите, ваше святейшество, — Чимин берет ладонь Юнги и целует её в знак почтения Богу и Луне.       — Благословляю, дитя Луны, — со всем теплом отвечает Мин. — Как поживаете?       Чимин был рад видеть его, роскошно одетого в белую блузку с расшитым серебром жилетом с таинственными молитвами. На шее Мина был медальон с изображением Великой Луны, при ходьбе он покачивался на груди у альфы.       — Всё хорошо, спасибо. Надеюсь, ваши с Хосоком дети в полном здравии?       — Да. Они просто чудо. Всё время из отцов веревки вьют, выпрашивая диковинные вещицы.       — Рад за вас, — торопливо говорит Чимин с улыбкой. Он и вправду давно не был у них в гостях, их бета и альфочка уже давно выросли. — Пожалуйста, останьтесь, нам нужно поговорить. Вопрос не терпит отлагательств.       — Конечно, — соглашается священник. — Я всегда готов помочь вам, ваше величество.       Они проходят в кабинет Чонгука, где застают его самого, читающего документы, которые ему подсовывает Тэхён. Они обсуждают поездку Чонгука в Арэм, и нужно было обсудить все условия, которые будут выгодны для их страны при подписании мирного договора.       — Ваше величество, можно с вами поговорить? — соблюдает Чимин официоз, усаживая Юнги на свободный стул.       Когда двери за ними закрываются, все четверо смотрят друг на друга, а затем альфы непонимающе глядят на того, кто собрал их всех здесь.       Чимин расхаживает вдоль окна и просит Тэхена присесть.       — Наложник Хёнджина Тэмин беременный. И проорал об этом на весь дворец.       — Что значит беременный? — переспрашивает Тэхен в недоумении. — Такого не может быть. Вы ведь соблюдаете свои омежьи предписания, разве нет?       — Не все так добросовестны, как я, Тэхен.       — Подожди, ты звал повитуху? — уточняет Чонгук, отложив бумаги в сторону.       — Звал. Он его осмотрел и при мне сообщил, что омега беременный. Срок ещё позволяет сделать аборт, но Хёнджин не позволит.       — Что значит не позволит? — начинает злиться Тэхен. По правде, его уже достал этот наложник, который приносит одни проблемы. — Вот так ты воспитываешь моих детей, Чимин? Они не чтят традиции и поступают безрассудно!       — Это и твои дети тоже, — огрызается Чимин, но замолкает, когда альфа давит феромонами. Тэхен и так служит стране, руководит войсками и налаживает связи, он не обязан заниматься такими вещами, не говоря уже о Чонгуке, на плечах которого лежит целая империя.       — Может, не стоит так реагировать? — рассуждает вслух Чонгук, задумчиво потирая подбородок. — Скрыть беременность, как ты делал с другими наложниками сыновей, не получится, раз он, как ты говоришь, всем об этом прокричал.       — И что ты предлагаешь? Тэмин не может рожать. Он не его законный супруг, а наложник, — утверждает Чимин, ходя из угла в угол, словно тигр в клетке. — Ты подумал о том, что будет в гареме? Раз одному наложнику можно рожать, то и остальные захотят. В гареме бунт вспыхнет, начнутся ссоры, а может и драки. Они будут как оголодавшие псы бежать к нему в постель, лишь бы забеременеть и наплодить незаконнорожденных детей.       Тэхен опускает глаза, невольно вспоминая о своем собственном происхождении, но ловит извиняющийся взгляд Чимина и ничего не говорит.       — Даже твои омеги, Чонгук, будут возмущены, что им не давали родить желанное дитя.       — Всё из-за нашего закона, утвержденного нашим предком, королем Миккелем, — Чонгук поднимается со своего места, осаживая Юнги, готового было встать вслед за императором в знак уважения.       Главный в союзе альфа ходит по кабинету мерными шагами. Тэхен же сидел на стуле и закрывал глаза рукой, мало ему было головной боли.       — Я, честно говоря, давно думал об этом, но не торопился вам озвучивать, — сообщает Чонгук. — Очень много споров по поводу закона, запрещающего омегам-наложникам рожать. Возможно, требуется пересмотр или вовсе его отмена.       — Что?! — пораженно выдыхает Чимин. Мало ему потрясений за один вечер. — Чонгук, ты в своем уме? Мы что, в заморских землях живем? Наша церковь не позволит этого.       — А ты хочешь избавиться от нашего внука?       Чимин часто дышит, уперев руки в бока:       — Я лишь хочу порядка в гареме. Отмена этого закона приведет к хаосу. Омеги могут рожать, но, если выйдут замуж. А раз они хотят купаться в шелках и есть шоколад с фруктами в гареме, то пусть будут любезны соблюдать порядки, которым сотни лет. Или что, предложим Хёнджину жениться на простолюдине?       — Я не позволю Хенджину жениться на этом Тэмине.       — Это я не позволю, Чонгук, — встревает Тэхен. — Он все-таки мой сын, и я буду решать его судьбу.       — А я не позволю вводить закон, разрешающий наложникам рожать.       — Вы оба ничего не перепутали? Вы забыли перед кем стоите?! — повышает голос Чонгук.       Чимин опускает перед альфой глаза, а Тэхен отворачивается, нервно облизывая губы. Всё же Чонгука они обязаны уважать, как главного альфу, как своего Государя.       — Это противоречит церкви, — хватается за последний аргумент Чимин и глядит на Юнги. — Ваше святейшество, вы хоть скажите ему.       Юнги же, до этого молчавший, почесывает лоб, затем складывает руки на столе в замок.       — В заморских землях наложники рожают, и принцы становятся султанами на равных правах, так как в них одна кровь одного отца. Но младенец, рожденный в браке, считается священным, поэтому у него чуть больше прав на трон и он может взойти на престол вне правил старшинства. Поэтому уже несколько веков заморские цари не женятся, а имеют детей от наложников, которых может быть десятки.       — Я не хочу видеть ненависть в глазах сына, если мы убьем ребенка в утробе его любимого омеги, — сказал Чонгук чуть тише. Он, как и все, был ошеломлен такой новостью, но вспомнив все попытки Хёнджина оставить наложника во дворце, его умоляющие глаза, просящие о справедливости, сердце невольно сжималось.       — Всё очень сложно. И почему мы должны менять законы из-за одного омеги?       Чонгук поднял взгляд на мужа и улыбнулся уголком губ:       — Но из-за тебя я ведь поменял законы. Ты забыл? Кодекс Истинности опубликован, а наложников можно выдавать замуж. Таким образом ты избавился от многих моих наложников и наложников Тэхена. Чимин поджимает губы:       — А ты хотел бы их оставить в своей постели?       Юнги немного краснеет от их разговоров. В тройственном союзе всегда такое пламя искрит, даже за столько лет привыкнуть к их тайфуну любви невозможно. Слишком горячие натуры связали себя узами брака.       — Прекратите ссориться, — просит Тэхён, устало потирая глаза. — Мы сейчас не о ваших разборках должны думать.       Чимин стучит каблуками:       — Между наложниками будет война, каждый будет стремиться посадить своего сына на трон.       — Да о чем ты говоришь?! Они не имеют прав на трон. Я бастард! Вы забыли? Мои дети и мои внуки не имеют никаких прав на престолонаследие.       — По закону, да, — говорит Чонгук.       — Вот именно. Хотя, возможно, Чонгук прав. Мы не подумали о чувствах Хёнджина. Я тоже не хочу лишать его своего ребенка.       — Ты слишком мягкосердечен, — качает головой омега.       — А ты слишком жесток! Будь ты на месте Тэмина, ты бы валялся в ногах, лишь бы не убили твоё дитя.       — Не смей сравнивать меня с рабами! — орет Чимин, окончательно взбесившись. Его губы дрожали, а взгляд был воинствующим.       — Сядь! — рявкает на него Чонгук. Он метает молниями в глаза омеги.       Тот послушно садится на стул, а Чонгук ходит по кабинету, удерживая на месте эту строптивую бестию одним взглядом. Чимин ссутулился под действием его феромонов. Альфа всегда прав, омега должен подчиняться.       — Я разрешу ему родить, — выносит вердикт Чонгук. — Только родить, но не идти под венец с моим племянником. К тому же, мы с Тэхеном уже подыскиваем Хёнджину достойную партию.       Тэхен молча смотрит на брата и думает. Юнги прикидывает варианты законов и правил с точки зрения духовенства.       — Чонгук, я знаю, что у вас с Хенджином особая духовная связь, ты его крестный отец, но совершать такие поступки непозволительно, — уже спокойным тоном говорит Чимин, не смея кричать на императора.       Гук горько усмехается, качая головой:       — От меня тоже наложник когда-то носил ребенка.       Чимин морщится от воспоминаний:       — Зачем ты вспомнил о нём? Бэкхен давно умер.       — Да, как и мой неродившийся сын.       — Почему ты говоришь так, будто в этом виноват я? — губы омеги задрожали. Уже безразлично, что при их разговоре присутствует Юнги и слышит всё это. В конце концов, они с Хосоком давно стали им семьей. — Тогда решение принимал Феликс, и ты это знаешь. Или ты забыл, как Бэкхен пытался убить меня и нашего сына?! Боже, ты всегда будешь вспоминать шлюх, которых когда-то трахал?       Ярость омеги вылилась теперь на главного альфу.       Чонгук ударяет по столу рукой в сантиметре от блондина, отчего тот вздрагивает:       — Прекрати сейчас же! Что за тон?! Даже не смей говорить со мной так.       Альфа давит феромонами, заставляет съежиться, подчиниться. С Чонгуком никому нельзя так разговаривать. Даже Чимину и Тэхену.       — Я дал тебе столько привилегий не для того, чтобы ты проявлял ко мне неуважение, — давит Чонгук ещё сильнее, отчего омеге становится уже физически плохо. — Я не хочу ругаться, — чуть мягче добавляет альфа. — Если Хенджин готов понести ответственность за своего омегу и их детей, то я разрешу им оставить этого ребенка. Ваше святейшество, поищите в старых рукописях церкви лазейки, которые бы позволили отменить закон о детях наложников.       — Хорошо, я понял, ваше величество. Всё сделаю.       Юнги отпускают, и он удаляется за дверь, поклонившись каждому представителю императорской семьи.       Тэхен остается сидеть на месте, полностью погруженный в свои мысли. Ему нужно подумать и поговорить с Хёнджином, хотя знает, что тот будет стоять на своем.       Чонгук же стоит, сложив руки в карманах брюк, и чувствует себя нехорошо от того, что накричал на Чимина. Знак лилии на груди горел, как и душа его истинного. Омега поднимается со своего места, шмыгает носом. Чонгук подходит к нему вплотную и трогает за подбородок, намереваясь поцеловать в губы, но тот демонстративно отворачивается.       — Пока имя твоего бывшего фаворита будет на твоих устах, даже не смей прикасаться ко мне, — заявляет омега, отталкивая от себя чужие руки. — Позвольте удалиться, ваше величество.       Чимин делает реверанс, пока одинокая слеза катится по его щеке, и выходит из кабинета. Слезы душат его, а грудь ходуном ходит, воздуха не хватает. Чонгук всё ещё помнит Бэкхена. Чимин думал, что он в прошлом, что призраки тяжелых воспоминаний больше никогда не побеспокоят их. Неужели Чонгук всё ещё не может простить гибель своего неродившегося сына? Разве недостаточно четверых детей, которых подарил Чимин этой семье? Омега держит лицо и осанку, когда идет по коридору, а уже в их общей спальне он дает волю чувствам и падает на постель, орошая слезами подушку, на которой остался запах его альф.

***

      Топот копыт стихает, а пыль оседает на земле, когда карета останавливается около главного входа королевского дворца в столице Арэма. Чонгука и Тэхена с их свитой встречает король Ким Намджун самолично, потому что он и без официозов всегда рад увидеться с императорской семьей Чосона, с которой породнился.       Тридцать слуг и стражников выстроились в ряд и поклонились, когда управляющий дворца Арэма громко крикнул:       — Его величество император Чон Чонгук и Его высочество принц-консорт Чон Тэхен!       — Добрый день, ваше величество, — кланяется Чонгук перед старшим королем.       Намджун кланяется в ответ:       — Рад вас видеть, ваше величество. И вас, Ваше высочество, принц Тэхен, — кивает с улыбкой главнокомандующему.       Но даже после уважительных приветствий Намджун заключает Чонгука в объятья, хлопая по плечу. Тэхен тоже обнимает короля, замечает его седину в висках, однако король Ким всё так же полон сил и энергии. В этом ему отлично помогает Ким Сокджин.       — Здравствуйте, ваше величество, — кивает Чонгук супругу короля.       Сокджин только закатывает глаза:       — Перестань, ты мне как сын! — омега, одетый в традиционный ханбок с изображением дракона Арэма, и с золотой тиарой на голове, чуть ли не вприпрыжку подбегает к Чонгуку и обнимает за шею, целуя в щеку. — Я так скучал по вам, детки мои.       Сокджина никогда не волновал этот официоз с поклонами и данью чести. Будучи королем Арэма, он сиял, словно звезда в небе, но всегда при возможности тискал молодых правителей Чосонской империи. Чонгук вдыхает аромат сирени и чувствует, будто находится в нежных объятиях родителя. Впрочем, Сокджин давно стал для них вторым ласковым папой.       Джин обнимает и Тэхена, причитая, как он давно не видел их. Он был недоволен, что Чимин с детьми не приехал, однако понимал, что сейчас не самое спокойное время, поэтому лучше Чимин и внуки останутся под присмотром стражи во дворце Ханъяна. Так или иначе, правители Арэма всё равно приедут на именины двойняшек, тогда и увидят Чимина и всех внуков.       — Вы замечательно выглядите, ваше величество, — вытягивает руки Тэхен, оглядывая тестя с головы до ног.       Сокджин хихикает, смущаясь от комплиментов, а потом видит, как Намджун дует губы, глядя на то, как его супруг тискает чосонских отпрысков. Будто Джуну его ласки мало. Как ребенок иногда, в самом деле.       — Как доехали? Всё благополучно?       — Да, спасибо, — отвечает Чонгук.       Он подходит к Намджуну и идет вместе с ним во дворец, пока Сокджин берет под руку Тэхена и расспрашивает его про внуков.       Слуги выгружают вещи из повозки, коих было не так много. Всё же они приехали на три дня, а потом вернутся в Чосон.       — Джексон Ван уже прибыл? — спрашивает Чонгук, оглядывая дивные сады дворца. На высоких пальмах даже бананы растут. Джин наверняка уплотнит все их мешки и чемоданы фруктами и тканями. Всё-таки дети будут ждать подарков.       — Да, — идет рядом Намджун. — Он остановился во дворце лорда Пак Джихёна и его супруга Марка Туана.       — Марк всё ещё входит в ваш Совет?       — Он занимает пост главного казначея Арэма, я ему полностью доверяю.       — Что ж, я рад, что Джихен счастлив со своим супругом. Их детям уже по восемнадцать лет, пора омежек выдавать замуж.       — Пора, но Сокджин уверен, что его внуки ещё малы для этого, всё кормит их виноградом и играет с ними в салочки.       — Неужели Сокджин тоже играет?       — Ещё как, несмотря на скрип суставов.       Оба альфы смеются, Джин кричит им, чтобы они о нем не шептались.       — Почему Джексон не остался в королевском дворце? — хмурит брови Чонгук, пытаясь понять, что из себя представляет молодой падишах.       Джексон Ван всё же откликнулся на письмо императора Чон Чонгука и согласился встретиться в Арэме для обсуждения условий мирного договора, потому что, как оказалось, тоже был в нем заинтересован.       — Не захотел, — отвечает Намджун, сложив руки за спиной. — Он не доверяет никому, слишком подозрительный молодой человек. Оно и понятно, только недавно взошел на престол. А сейчас ему предстоит подписать мирный договор, который был бы выгоден для Заморской империи.       Сокджин подходит к ним и теперь Чонгука берет под руку:       — Джун-и, хватит мучать мальчика! Чонгуку и Тэхену нужно отдохнуть с дороги, а ты тут со своими разговорами.       — Ягодка, я ведь ничего…       — Ну-ну, я тебя знаю, заболтаешь на свои политические темы. Ребята, пойдемте, я приготовил для вас бани, помоетесь, отдохнете с дороги, а потом мы все вместе пообедаем в гостиной, хорошо?       — Не буду с вами спорить, — хихикает Чонгук.       Тэхен улыбается, они идут во дворец, а за ними следуют слуги и камердинеры. Уже в холле их встречают министры, входящие в состав Совета Арэма. Все придворные собрались, чтобы поприветствовать императора Чосона и принца-консорта. Уже в холле Чонгук спрашивает у Намджуна, почему его сын Сынхо не пришел их встречать. Король сказал, что Сынхо отправился на границу земель вести переговоры с соседним государством насчет торговых портов. Омега, на котором женат Сынхо, выйдет к ним позже, на официальной встрече правителей держав, так как тот на последнем месяце беременности уже третьим ребенком. У Намджуна тоже есть внуки-омеги, пропадающие на занятиях в институте для высшего дворянства.

***

      Длинный дубовый стол, покрытый бордовой скатертью, стоял посреди тронного зала, где обычно Ким Намджун принимает высокопоставленных мужей со всеми подобающими церемониями. Сейчас же король Арэма стоял между двумя альфами, собирающимися заключить мирный договор. Документ в папке с кожаным переплетом лежал на столе, к которому по очереди подходили и подписывали правители.       Под торжественный оркестр, когда звуки скрипки и виолончели разносились по всему замку, Чон Чонгук ставит свою подпись рядом с подписью Джексона Вана.       Сегодня утром на большом заседании двух держав Чонгук и Джексон вместе со своими министрами обсудили все условия мирного договора. Те касались налаживания торговых путей из разных точек на границах, потому как Чосон нуждался в товарах с заморских земель — у империи Вана были всегда самые лучшие товары в мире — мех, шелк, мёд, фрукты, медь и драгоценности. Также были установлены приемлемые размеры государственных пошлин, налоговые льготы, выгодные для обеих сторон. Императоры договорились о прекращении войны, где их страны боролись за освобожденные другими государствами земли, а спорные территории поделили поровну. Объединившись против клеафского короля, две державы обсудили поставку оружия и провианта, а также взаимную поддержку войсками на территории врага, когда начнется война, если, конечно, правитель Клеафа не сдаст оружие и не выплатит все долги.       Итак, мирный договор с печатями двух государств был подписан. Последним, как свидетель заключения мира, документ подписывает Ким Намджун, ставя свою печать с изображением дракона.       Чонгук и Джексон со сдержанными улыбками подходят друг к другу и пожимают руки. Представители дворянства, послы, министры и гости столицы громко аплодируют, поздравляя императоров с заключенным миром.       Все поднимают бокалы с красным вином, и Чонгук берет слово:       — Я очень рад, что наши державы стали друзьями. Уверен, что эта дружба продлится ещё очень долгие годы. Да будет наше правление долголетним и справедливым!       — Боже, храни Чосонскую империю! — кричит толпа в тронном зале. — Боже, храни Заморскую империю! Боже, храни королевство Арэм!       По пространству разносится звон бокалов, а под ритмичную музыку выходят шуты, развлекающие гостей. А молодые офицеры вместе с омегами выстраиваются в линию и начинают танцевать, устроив настоящий бал.       — Кажется, всё прошло хорошо, — встает рядом с Чонгуком его брат, держа в руке бокал с вином. Они оба поглядывают на людей вокруг и негромко разговаривают. — Однако, я не в восторге, что ты отдал ему земли филийцев, за которые мы проливали кровь.       — Тэхен-а, успокойся. На этих землях ничего, кроме травы, не растет. Она бесполезна, а вот Вану теперь есть куда людей заселять. Мы же отобрали себе лакомый кусочек с землями Желтого камня, там столько руды в их недрах, с ума сойти!       — Интересно, как мы её добывать будем.       — Это уже забота наших геологов. Не беспокойся.       — Ну, как знаешь, — Тэхен делает глоток вина, затем видит седовласого мужчину в длинном кафтане с мехом на груди. Сейчас август, а эти заморские жители всё равно носят шубы. — Я поспрашивал про этого визиря Бехрама-пашу. Говорят, порядочный человек, семьянин. Опытный, толковый министр, но уж очень любящий деньги.       — Кто в нашем мире не любит деньги? — Чонгук смотрит в глаза Тэхена.       — Я думал, что ты, — после недолгих раздумий отвечает тот.       Император прыскает со смеху в кулак, а потом запивает всё вином из своего бокала.       — Чимина я люблю больше, — качает он головой.       — Кстати, как у вас с ним? Когда мы уезжали, он тебя даже не обнял на прощание.       — Его задели мои слова.       — Про Бэкхена? — брат в ответ кивает. — Что ж, Чимин очень ревнив, как и ты. Но ты должен быть мудрее, вы ведь не сможете долго обижаться. Я вас знаю.       — Тэ, почему вы с ним почти никогда не ссоритесь?       Тэхен пожимает плечами:       — У нас с ним любовь мудрее. Осознанная. Спокойная, за исключением тех моментов, когда я жестко трахаю его на нашей кровати.       Чонгук улыбается уголком губ, но взгляд его остается хмурым.       — Я не знаю, порой я не понимаю, чего он хочет, — признается младший. — Он не верит в мои чувства, всё время проверяет меня.       — Потому что такой же ревнивый, — Тэхен наклоняется к уху Чонгука и шепчет: — У тебя ведь скоро гон. Как будешь справляться без него?       — Не напоминай, Тэ, — ежится он, чуть отодвигаясь от брата. И так тяжело, будучи уже три недели без секса. Чимин подсадил его на это дело. Вызвал зависимость от его медово-грушевого запаха, от прикосновений коротких пальчиков и горячего дыхания около груди.       Тем не менее, Намджун помогает отвлечься от мыслей, когда уводит Чонгука поболтать по душам. Но вскоре их невинный разговор о детях перетекает к персоне Джексона Вана, который был загадочным для всех присутствующих. Молодой падишах стоял около высокой колонны и разговаривал с пожилыми дворянами Арэма, одаривая их своей снисходительной улыбкой.       Джексон Ван — молодой правитель тридцати двух лет от роду. Он с детства учился выживать в суровой конкуренции со старшим братом. Джексон представляет собой человека слова. По словам высших чинов, он жесток, его наказания за предательство не ограничиваются гильотиной или повешением, а славятся тем, что те происходят публично, в назидание остальным. Один из министров, коих в Заморской империи называют визирями, вступил в сговор с иностранными послами и наживался за счет продажи информации. Он подорвал доверие падишаха и был казнен четвертованием: утром ему отрубили руки, днем — ноги, а вечером — голову.       Заморских жителей часто называли варварами, которые все свои действиями оправдывали священной книгой их древней религии. В ряды армии янычаров брали всех альф и бет, независимо от возраста и происхождения, их боялись жители деревень соседних государств, потому как раз в год те забирали мальчиков из семей, чтобы служить Заморской империи. Тем не менее, армия заморских земель самая сильная в мире. Сравнится с ней могла только армия Чосона.       Обычно падишахи всегда были грузными стариками с густой бородой и упитанным животом. Однако, Джексон был самым молодым монархом в истории заморских земель. Потому сейчас было столько разговоров вокруг его персоны. Не успела закончиться коронация, как он издал указ о казни сотни продажных чиновников, наладил отношения со странами-соседями и намеревается вступить в войну с Клеафом. Джексон смел, решителен. Многие называли его наглым мальчишкой, не слушающим старших. Но он был лишь тем, кто осмелился переписать многовековые законы, чтобы идти в ногу со временем.       Чонгук наблюдал за ним всё время подписания мирного договора. Стройный, высокий, сильный в мышцах и духом альфа. Его глаза завораживали молодых омежек, потому как золотисто-медовые глаза с темной дымкой являли собой загадочную натуру. По собранным Намджуном сведениям, характер у Вана серьезный, жесткий, он никогда не отказывается от того, чего действительно хочет.       — Он одновременно общительный и дерзкий, — продолжает рассказ Намджун. — Занимается фехтованием с десяти лет. Ему нравится одеваться во все черное, расшитое золотом, как сегодня.       — Прямо король из любовных романов для омег, которые текут по таким экземплярам, — кривится Чонгук.       — Верно. Я слышал, что его девиз: «Никогда не отказывайся от того, без чего не можешь прожить и дня. Никогда не говори, что у тебя не получится, пока не попробуешь».       Чонгук смотрит на Джексона, затем на его визиря, являвшегося правой рукой в государстве. К ним подходит Тэхен и чокается бокалами, заводя разговор с ещё одним министром заморских земель, который являлся главнокомандующим армией и флотом. Праздник продолжался до позднего вечера. Скоро должны были запустить салют в честь заключенного мира между Чосонской и Заморской империями. Отец Джексона в последние годы воевал против Чонгука, но теперь нынешние правители прекратили все распри, желая жить в мире и процветании.       Тэхен и Джексон выходят на широкий балкон и смотрят на чернеющее небо. Внизу видно, как слуги возятся с запуском салюта. Гости и придворные тоже вышли на балконы, коих было множество в этом замке, и щебетали в ожидании фейерверков.       — Я завидую вам, ваше высочество, — вдруг говорит Джексон, положив на бетонный бортик руку с золотым перстнем на мизинце.       — Почему? — спрашивает Тэхен, только сейчас замечая, что их камердинеры стоят поодаль, не мешая им.       — У вас есть брат, который носит на себе бремя императора и защищает вас.       — У вас никогда не было брата?       — Был. Он умер, — с некоторой тоской отвечает Ван.       — Мне очень жаль. Что с ним случилось?       — Убили наемники. Быть наследником нелегко.       — Да уж. Я даже не знаю, что бы со мной было, если бы с Чонгуком что-то случилось.       — Вы так близки?       — Он – моя кровь и моя душа.       Кажется, Тэхен перебрал с вином, раз его уже ведет по дорожке сентиментальности.       — Я думал, так говорят о супруге, — усмехается Джексон. Ветер колышет его длинную каштановую челку, уложенную назад. — Хотя я наслышан о вашем Тройственном союзе. Как у вас хватает терпения делить одного омегу? Должно быть, это нелегко.       — Верно. Нелегко. Но мы с братом умеем договариваться.       Только вот даже когда братья за одно, Чимин легко может вильнуть хвостиком и упорхнуть. Омега обиделся на Чонгука, ушел тогда к себе в комнату — царские спальни всё еще были у каждого — и не подпускал к себе, даже на завтраке игнорировал. Лишь пожелал удачной дороги, обнял одного Тэхена и ушел. Строптивый омежка.       — А у вас есть омега? — тем временем, спрашивает Тэхен.       — Есть, — кивает падишах. — У меня целый гарем. И два сына, которых мне подарили мои хасеки-омеги.       — И ни на одном из хасеки вы не женаты?       — Падишаху брак ни к чему. Иначе гарем вспыхнет от восстания, которое будет похлеще, чем на границах.       Тэхен и Джексон негромко смеются. Омеги те ещё воинственные создания.       — Сыновья не приехали с вами?       — Нет. Но вы увидите их, когда мы приедем к вам в Ханъян. Чон Чонгук официально пригласил меня на именины ваших младших детей.       — Мы будем вас очень ждать.       В небе начинается грохот. Фейерверки орошают черное полотно неба миллионами ярких разноцветных вспышек, радуя всех вокруг. Все восторженно кричат и аплодируют, завороженные потрясающим зрелищем.

***

      Тем временем, во дворце Ханъяна не смолкали разговоры. Все шептались по углам, обсуждали беременного наложника, которого вместо того, чтобы высечь за вольность и выслать из дворца, выдав замуж, оставили жить подле принца Хенджина, даже не устроив наглецу аборт.       Юнги всё же нашел в архивах церкви документ, который издал ещё прапрадед Чонгука и Тэхена по отцовской линии, где говорилось, что наложники могли рожать, если же сам отец-альфа пожелает оставить ребенка, однако те считались бастардами. Всё из-за того, что тогда прапрадед нынешнего императора заимел ребенка от наложника, будучи уже в законном браке.       Позже его сыном, королем Миккелем, был издан новый закон, запрещающий наложникам в гареме королевской семьи беременеть, однако не было прописано, что тот старый указ теряет свою силу. Из-за путаницы произошло досадное упущение. Но долгие годы правила гарема соблюдались по умолчанию. Церковь же лишь возвышала детей, рожденных в браке, в отличие от бастардов, их презирали, но жизнь не отнимали. Принц Тэхен тому подтверждение. Он жив, здоров, даже имеет титул.       Перед отъездом Тэхена и Чонгука в Арэм, Юнги прибежал к ним с кипой бумаг и всё рассказал. Чонгук тогда выглядел так, будто знал, что так и будет. Он в срочном порядке успел собрать Государственный совет и святейший Синод, издал указ о подтверждении действия старого закона прапрадеда, где убивать, пусть ещё не родившееся, но признанное отцом-альфой, дитя запрещено.       Тэхен принял такой расклад событий, потому что видел глаза сына, который рос над собой, беря ответственность за свои действия. Чимин был зол, но увидев радость на лице Хенджина, омега лишь тяжело вздохнул и ушел к себе, отдав распоряжение принести ему отвар пустырника.       Хенджин хотел жениться на Тэмине, но Чимин пригрозил, что альфа сделает это только через его хладное бездыханное тело. Принц понимал, что всё дело в происхождении Тэмина, но был рад и тому, что им позволили оставить ребенка и даже признать его своим.       — Я бы хотел жить с тобой, — хныкал Тэмин на плече у принца.       — Тебе не нравится жить в гареме? — спросил тогда Хёнджин, пока они лежали в его кровати, наслаждаясь ночной тишиной.       — Я сижу в этой малюсенькой комнате с другими омегами и жду от тебя вестей. И ВанУк-хён, почему-то, меня совсем не любит.       — Но таковы традиции. Ты должен оставаться в гареме.       — Раз нельзя жить здесь, с тобой, придётся жить в отдельной комнате.       — Ты хочешь свои покои?       — Угу.       Хёнджин поцеловал Тэмина в губы и сказал, что прикажет выделить ему отдельные покои. Так, на утро Тэмин стал фаворитом принца великой династии Чон. Ему была выделена красивая спальня в корпусе наложников, а также приставлен один слуга для помощи. Сундук с подарками Тэмин разбирал, закрывшись в своей новой просторной комнате с большим камином и зеркалом в полный рост. За дверьми были слышны шаги по коридорам и недовольные разговоры о его персоне. У Тэмина появилось что-то наподобие крепости, теперь он мог просто закрыться в комнате и не вестись на провокации омег в гареме, чтобы не получить очередное наказание за ссоры. Он боялся, что его малышу в животе навредят, поэтому чаще сидел в своей комнате, закрывшись от всех.       После стука в дверь, он подошел и спросил, кто там. Затем открыл щеколду и впустил Хёнджина.       Альфа обнимает омежку, берет на руки, кружа над полом, а затем усаживает на мягкую постель.       — Ты будешь здесь всегда, — обещает Хёнджин, покрывая блондинистые виски поцелуями.       — Прошу, не играй со мной, — всхлипывает Тэмин. Его серые глаза словно кристаллы режут сердце принца. — Мне тут такого наговорили. Что ты разлюбишь меня очень скоро.       — Не слушай ядовитые речи завистников. Душа моя, ты слышишь, что я говорю? Родители позволили тебе остаться во дворце в качестве моего наложника.       — А наш ребенок? — омега испуганно прикладывает руку к животу, защищая малыша.       — Он родится и будет жить с нами. Мы будем одной семьей.       Глаза омеги сверкают от влаги, а пухлые губы трогает улыбка. Вопрос о его беременности решался несколько дней, и только сейчас Хенджин убеждал омегу в том, что тот может выдохнуть.       — Одной семьей? — уточняет Тэмин.       — Да. Жениться нам, к сожалению, не позволили. Мои родители против нашего союза, но я не боюсь, если Бог и Луна проклянут нас за незаконнорожденное дитя, я всё равно буду любить тебя. И не оставлю попыток убедить родителей дать нам возможность заключить брак.       По щеке Тэмина скользит кристальная слеза. Он обнимает Хёнджина за шею, зарывается пальцами в его каштановые волосы и смотрит снизу-вверх как на своего господина.       Серые глаза Тэмина манили, в них чувствовалась глубина. В них Хенджин видел всю свою жизнь, его душа кричала о любви, вот только голос был глубоко в сердце, оттого этот крик не слышал никто. Лишь один Тэмин мог почувствовать эту любовь.       — Мой славный принц, — прижимается к нему омега. — До встречи с тобой я будто жил не своей жизнью, словно тень скитался по улицам, а лучи солнца никак не проникали в мое сердце. Теперь же оно бьется во имя любви к тебе. Лучше я буду лежать у твоих ног, скованный цепями, чем жить без твоего прекрасного лика. Я твой раб навеки, прошу, не лишай меня своей милости, не позволяй погубить им нашего ребенка. Я так люблю тебя, и малыша под сердцем тоже люблю.       Хенджин приникает к губам Тэмина и целует с упоением, постепенно раскрывая языком его ротик. Запах молока и миндаля становится немного сладким, когда омега прижимается к принцу сильнее, отвечая на его ласку. Хоть он и старше альфы, однако чувствует себя юным омежкой в его сильных руках. Хенджин легко заводится, он с ума по нему сходит, хочет уже было завалить омегу на кровать, чтобы вновь окунуться в блаженную негу и вылизать ароматную дырочку, но в дверь стучит прислуга с просьбой разрешить войти.       По распоряжению Хёнджина, Тэмину принесли суп с мясом ягненка. Он придает сил и энергии, особенно он полезен для беременных. Наложник усаживается за маленький столик в углу комнаты и начинает есть под зорким взглядом принца, следящим, чтобы омежка хорошо покушал.       Уложив Тэмина спать поздно вечером и поцеловав его в лоб, Хёнджин отправляется в королевский корпус, потому как камердинер передал, что Его величество ожидает его в гостиной.       Солнце давно село за горизонт, а небо окрасилось в темно-синий цвет. Чимин стоял у окна и наблюдал за светом луны. Фрейлина доложил, что пришел Его высочество принц Хенджин. Альфа вошел в гостиную и мерными шагами подходил к папе.       — Когда я был беременный тобой, я уже тогда знал, что ты будешь бунтарем, который не будет подчиняться даже своему императору, — говорит Чимин, медленно поворачиваясь лицом к сыну. — Почему именно он?       Хенджин нервно облизывает губы и отвечает:       — Папа, я люблю его.       Император-омега усмехается, сложив руки на груди.       — Любовь для тебя лишь игра. До этого момента ты только и делал, что соблазнял омег, даже замужних. Менял их как перчатки.       — Это в прошлом. Я стал взрослым. У меня скоро будет сын. И я люблю Тэмина так же, как ты любишь моих отцов. Я готов умереть за него.       — Ты хочешь умереть во имя любви, но о смерти у тебя нет ни малейшего представления, потому что ты не воевал.       Хенджин морщится от нотаций родителя. Отходит на пару шагов, но Чимин продолжает вести диалог.       — Почему ты выбрал омегу, который старше тебя? Тебе не хватает моей любви?       — Хватает, папа.       — Тогда в чём дело? Объясни мне, иначе я с ума сойду, — не выдерживает Чимин, прикладывая руки к своим щекам. — Может, тот наложник Ванхо что-то сделал с тобой, когда похитил тебя? Ты тогда всё мне рассказал?       Хенджин молча отводит взгляд.       — Он приставал к тебе?       — Нет, — сразу отвечает альфа. — Как ты мог такое подумать? Он просто любил меня и отца. И погиб он из-за меня.       — Это не так.       — Папа, не спорь! — повышает голос принц. — Тэмин хоть и похож на него, но это не значит, что я компенсирую этим утрату того наложника. Но кое-что я всё же утаил.       — И что же? — судорожно выдыхает Чимин, готовый слушать.       Хенджин кусает губы, медля с ответом.       — Я был ребенком и не понял тогда его фразы, когда мы бежали с ним из дворца. Он прижимал меня к своей груди и говорил, как мечтает, чтобы я был взрослым, и он бы мог любить меня как альфу, потому что я похож на своего отца Тэхена.       Чимин пораженно вздыхает, прикладывая ладонь к груди.       — Почему не говорил мне раньше?       — В этом не было смысла. Я любил Ванхо, это правда. Но знаешь, если бы Ванхо был жив, я бы, возможно, взял его как омегу.       — Сынок, что ты такое говоришь?! — Чимин подходит к нему и касается щеки альфы. — Он был намного старше тебя.       — Ванхо был всего лишь омегой, который нуждался в любви, — шепчет Хенджин себе под нос, но омега хорошо его слышит. — Не знаю, возможно, тогда что-то сломалось во мне. Я с детства был непослушным альфой, неидеальным сыном.       — Дитя моё, ты всегда будешь для меня самым лучшим. Сыночек, я ведь люблю тебя.       Хенджин молча стоит некоторое время, а затем подходит к папе и говорит то, в чем абсолютно уверен.       — Папа, Тэмин – часть моей жизни, ты ничего уже не изменишь.       — Это я уже понял, — со вздохом кивает Чимин и обнимает сына, заботливо поглаживая по спине.       Хёнджин целует его в щёку и желает спокойной ночи.