Запиши мой голос на кассету

К горлу подступила тошнота в тот момент, когда головка члена оказалась в горячей полости рта Разина. На Шатунова вдруг обрушилось отрезвляющее понимание происходящее. Нет, так не должно быть! Это всё мерзость. Как минимум, потому что Андрей уже далёк от секс-символа, и вряд ли может вызвать у кого-то желание, как максимум — это же Чёртов Разин. — Стой… — хрипло прошептал Юра. Только теперь он понял, что дьявольски пьян. Хотел отстраниться, да за спиной оказалась стена. А бывший тем временем вбирал член всё глубже. Орган пульсировал от накатившего желания вопреки отвращению, которое вспыхнуло в певце. Явно не собираясь отпускать Шатунова, Разин крепко держал его бёдра, сжимая их пальцами до красных следов. Начиная двигать головой, он смыкал губы на стволе: да, стоило отметить, что отсасывал мужчина мастерски. — Вот твоё место — в туалете, на коленях… И твой лживый рот ни на что не способен, кроме как, бля, сосать… — пробормотал Юрий. Сам не заметил, как грубо сжал волосы Андрея в кулаке, и начал двигать бёдрами навстречу. Разин делал минет с упоением, аппетитом, прикрыв глаза и до боли сжимая Шатунова. Слова того ничуть его не смутили. Язык нежно скользил по нежной коже, набухшей венке, успевал поласкать и дырочку. Пах Юра всё так же, как много лет, в их последнее сношение… От этого на глазах Андрея проступили слёзы. Туалет. Постыдная поза. Член во рту. Казалось бы, дальше падать некуда, но Разин был счастлив в этом своём личном аду, потому что он был настолько прекрасен, ад этот, что напоминал рай. Шатунов кончил неожиданно даже для себя. Крепко зажмурившись, он грязно выматерился и, сильнее сжимая волосы продюсера в кулаке — стал обильно изливаться семенем в его рот. Андрей покорно глотал всё. — Ну ты и придурок… — прошептал Юра, отпуская Разина, и всё ещё подрагивая от оргазма. Продюсер выпустил влажный член и туманно, но с хитринкой поглядел на Юру: — Я рад, что доставил тебе удовольствие. — Меня чуть не стошнило. — Кончил ты очень сильно. Может, как раз от тошноты? — сально улыбнулся Разин. — Так и будешь стоять на коленях? — Юра спрятал член и застегнул ширинку. Андрей не без труда поднялся, вытирая губы и маслянисто блестя глазами. На какую-то долю секунды из-под маски циника, полупсиха и скандалиста показался тот Андрей, которого он, ещё не Юрий, а просто Юрка, любил когда-то. Такой взгляд был у парня в конце восьмидесятых, когда «Ласковый Май» гремел по всей стране, и Разин беззастенчиво плавал в лучах своего успеха, так рано став миллионером. Но иллюзия быстро улетучилась. Шатунов будто бы даже протрезвел. Подкатила тошнота от понимания произошедшего. Перед ним стоял немолодой, поражённый болезнями, тучный мужчина, который больше напоминал извращенца-сутенёра, нежели «того Андрея» в его узких джинсах и любимых синих кедах. Отпихнув Разина, Юра вышел из туалета и, более не задерживаясь, поехал домой. Там он долго стоял под струями душа, смывая с себя не только пьяный морок, но и ДНК Разина. Он чувствовал себя грязным.

***

Утро началось не с кофе и не с яичницы, а со звонка в дверь. Шатунов нехотя встал с кровати и, потирая глаза и зевая, подошёл открывать. Почему-то он думал, что это Ольга... И не знал, что скажет ей. Посмотрел в глазок. По ту сторону стоял Маркс. С тех пор, как тот подставил его, сыграв на руку Разину, они не виделись. Всё решили дистанционно. Точнее, Юра решил. Прятаться, делая вид, что дома никого нет, Шатунов не стал. Это было бы глупо. Открыв дверь, он вылил ясную и холодную голубизну взгляда на Маркса. — Чё тебе? — Юр, мы можем поговорить? — негромко попросил Игорь. — О чём? Я всё решил. — Я хочу, чтобы ты знал, что я не предатель. Я не хотел ничего делать за твоей спиной. — Но ты сделал. — Я не подумал, что ты настолько против. Я думал, вы наконец помиритесь, и ты прекратишь изводить себя с этими запретами на исполнение песен! — Маркс всплеснул руками, будто перед ним стоял ничего не понимающий ребёнок. — Помиримся?! Ты себя слышишь, блять?! — тут же взбесился Юрий. Стало нехорошо от физического ощущения, как его член был в жаркой полости рта Разина. Благо, подробности он помнил смутно благодаря выпитому алкоголю. — Юр, прости, — Игорь опустил плечи. — Дай мне шанс… — Нет. И общаться с тобой я тоже больше не хочу. Давай, — захлопнув дверь, Шатунов пошёл искать сигареты. — Ты ведёшь себя, как ребёнок! — донеслось из-за двери. — А ты, как мудак. Детский дом научил Юрия не только управлению рефлексами, умению выживать почти в любых условиях, быть настороженным к миру и критично к нему подходить, но и принципиальности. Слово дал — слово держи. Ложь непростительна. Сколько раз он обещал себе не курить до завтрака… После разговора с директором и обсуждения с ним ближайшего концерта, Юра с нахлынувшей сентиментальностью начал листать фотографии в телефоне. Яркая Оля так лучисто улыбалась. Она очаровывала своей ненавязчивой и гармоничной привлекательностью. Почему она врала? Стало горько. Но Юра удалил её номер телефона, хоть и помнил его наизусть. Ничего. Пройдёт время, и он забудет. Раздавшийся звонок что-то растеребил в душе. Словно Шатунов заранее знал, кто именно ему звонит. Да. Это был Разин. — Как ты после вчерашнего? — с улыбкой спрашивал Андрей. — Великолепно. — А по голосу не скажешь. Что-то случилось? — Нет. Да и это, вообще, не твоё дело. — Как так — не моё? Ты же никуда от меня не денешься, забыл? — судя по коварному голосу, мужчина улыбался всё шире. — Ещё как денусь, блять. Не пори херню, — Шатунов испытал прилив раздражения. — У меня есть для тебя новость, и я решил, что больше нечего тянуть. Присядь, — смеялся Разин, — не то упадёшь. — Какая новость? Что ты опять задумал? — внутри всё упало, как бы предвкушая. — Передо мной на столе лежит документ, подтверждающий, что год назад Сергей Кузнецов передал мне все права на творчество «Ласкового Мая». Я являюсь не только правообладателем песен, но и их автором. Это исключительное право. Договор отчуждения в мою пользу заверен всеми инстанциями. Шатунову показалось, что его обдало горячей волной. Нет, это какой-то бред… Очередная выдумка Разина… — Ты опять врёшь, — сузив глаза, разгневанно прошептал Юрий. — Опять пытаешься водить меня за нос. — Я говорю чистую правду. Я выслал тебе на почту документ, изучи. Видишь, как тебя подставил твой любимый Кузя? И ведь даже не удосужился уведомить тебя, что сделал это. Но, знаешь, я рад, что он так поступил — теперь всё наследие студии «Ласковый Май» принадлежит мне, и надёжно защищено. Юра прикрыл глаза. Новость была потрясающей. Только вот не в том хорошем смысле, о котором можно подумать. — Хватит играть в святошу, Шатунов. Ты сам не хуже меня знаешь, что Кузнецов был алкоголиком, бегал по детдому голым и сидел, откуда я его вытащил. Он мог за все эти годы сколотить состояние, но он не сделал этого. Ты ведь и сам не раз говорил, что считаешь его пьянкой и не работаешь с ним. А он называл тебя предателем. — Зачем ты всё это мне рассказываешь? — исподлобья глядя в стену, выдавил Юрий. — Я хочу, чтобы ты вспомнил, что ты не тот безупречный образ, который любят девчонки, давно ставшие женщинами, со всего СССР. Вспомни, сколько боли ты принёс Сергею, а ведь он так о тебе волновался. Любил тебя. Сколько ты мне принёс несчастий и зла, но я всегда прощал тебя. Будь моим, Юра, и ты будешь иметь всё. Начнём с самого малого — сможешь петь все песни за авторством Кузи. Оу, вернее, за моим! Ведь их автор — я! Шатунов отключил звонок, отбросил трубку и закрыл лицо ладонями.