Запиши мой голос на кассету

Вдоволь нагонявшись в хоккей, Шатунов рухнул на деревянное сидение. Голубая футболка чуть липла к спине и груди. Неровно дыша и слегка водя клюшкой по белёсому льду, он думал о том, что если бы не завтрашний вечерний концерт, можно было бы кататься хоть до самого утра. Пение не особенно привлекало парня даже теперь, когда он с уверенностью мог назвать себя звездой отечественной эстрады. Частенько Юрка размышлял о том, что попросту не может подвести Андрея. И это было главной мотивацией. Прекрасно видя, как много возлюбленный делает для группы и всей студии, догадываясь, насколько ловко обводит вокруг пальца некоторых влиятельных лиц своим враньём о «племяннике Горбачёва», Шатунов восхищался умственными и организационными способностями Разина, и хотел помогать ему. И пусть иногда он категорически отказывался выходить на сцену и даже включал мелкого шантажиста, по большому счёту Юра уже втянулся в то, чем занимался. Не особо любил пение, но привык. А вот толпы визжащих фанаток, бегущих за ним и готовых разорвать его, как стая одичавших гиппопотамов, в картину мира молодого человека так и не вписалась. Разин был прав: Шатунов просто не представлял, насколько хорош и как нужен. Засунув в рот розовую жвачку, Юра подумал, что сейчас самое время, чтобы развеяться, и повидаться с Сухомлиновым. В последнее время, из-за плотного графика солиста это получалось нечасто. Поэтому, отдышавшись, Шатунов наспех принял душ, переоделся в сухую одежду, и вышел из спортивного комплекса. Он надеялся, что водитель достаточно быстро доставит его до дома, где жил Сухомлинов. Но на крыльце, буквально лицом к лицу, столкнулся с Кузнецовым. — Привет… Ты чего тут? — немало удивился Шатунов. Сергей же явно впал в растерянность, которая отразилась в его поблёскивающих водянистых голубых глазах. — Э… Да к знакомому пришёл. А ты? — Кузя был без шапки. На его волнистых волосах лежали снежинки, образуя тонкую корочку, лицо же покрывал румянец. — Тренировался, — улыбнулся Шатунов. Озарившая красивое лицо улыбка озарила и душу Кузнецова. Тот потёр нос и отошёл в сторону от двери, позволяя пройти двум мужчинам. Выглядел композитор весьма растерянным. — Что у тебя нового? Как дела с группой? — чавкая, Юра жевал жвачку и с интересом смотрел на Сергея. — Нового? Надеюсь, скоро удастся выпустить альбом, — тихо кашлянул в кулак мужчина, пряча глаза. — А больше… ничего больше. — Может, пройдёмся немного? Кузнецов вскинул взгляд, и слегка содрогнулся от пристального взора парня. По спине пробежала дрожь. Он бы не смог отказаться даже если бы захотел. Они вышли из спортивного комплекса, спустились с крыльца. Шатунов махнул водителю, сидящему в белой «Волге», мол, всё в порядке. Они шли с Сергеем плечом к плечу, и оба не знали что сказать, а под ногами скрипел свежий белый снег. — Ты всё ещё обижаешься на меня? — Юрка почесал щёку указательным пальцем. — На что мне обижаться? — слегка ухмыльнулся композитор, косясь на Шатунова. — На то, что не ушёл за тобой. Мы стали дальше, ты не заметил, что ль? Ну типа… отдалились. Кузнецов ухмыльнулся непосредственности Юры, потирая красные и холодные руки. — Я думаю, всё намного сложнее простых обид. — О чём это ты? — Шатунов свёл на переносице чёрные брови, хмурясь. — О ваших с Разиным отношениях. Это неправильно, — угол губ мужчины нервно дёрнулся. — Что же в этом неправильного? Если мы любим друг друга! — в голосе парня зазвенело возмущение. — Ты не понимаешь, с кем связался. Это подонок, который никогда не сделает тебя счастливым. Однажды ты сбежишь от него, но с большими потерями, и тогда вспомнишь мои слова. Остановившись, Сергей тяжело вздохнул. Юра обвёл мужчину странным взглядом, наклонился, зачерпнул обеими ладонями побольше снега, и сделал крупный снежок. Когда Кузя вновь открыл рот, чтобы начать что-то вещать, Шатунов бросил снежок в лицо композитора, и побежал прочь, шаловливо оглядываясь. Убирая с щёк снег, Кузнецов испытывал неподдельную теплоту к этому непосредственному чуду с ямочками на щеках. Современность. — Да отцепись ты, блять! — Шатунов вспыхивал, словно срабатывала вспышка фотоаппарата: двигал ногой, стараясь вырваться из хватки Разина, оставаясь при этом в шоке от его вдруг появившейся настойчивости. Ведь раньше всё было куда более завуалированным, а теперь… — Юрка, если ты сейчас уйдёшь, то больше никаких песен! Никогда! Дай мне шанс, всё наладится, я всё налажу! Ты будешь счастлив со мной! — выкрикивал Андрей, тыкаясь мокрым лицом в ногу Шатунова. — Сейчас здесь кто-нибудь пройдёт, увидит, и узнает! — прикрикнул на Разина Юрий, придавая голосу строгое спокойствие, поскольку становилось понятно, что эта истерика надолго. — Ну и пусть! — мужчина обхватил ноги Шатунова обеими руками. — Ты мне так нужен… Юрочка… мой. Юра медленно сглотнул. Он и сам не заметил, как руки начали медленно дрожать. — Разин, чтоб тебя. Если ты сейчас же не встанешь, я окончательно пошлю тебя нахуй. «А разве ещё не послал?» — мелькнуло в голове. Но другого оружия Юра пока не видел. Иные слова явно не действовали на Андрея. — Обещай, что не уйдёшь. Поговори со мной, мы всё решим… — Разин потёрся о ногу любимого лбом и пылающими щеками. — Ладно. Вставай уже, бля! — Шатунов заметил в отдалении идущую в их сторону парочку. Не хватало ещё попасть во внимание досужих зевак. — Люди идут, слышь! Андрей нехотя отпустил певца и встал, растирая по щекам горячие слёзы. Они дождались, пока прохожие пройдут мимо — в эти секунды никто не решился нарушить тишину. Только поднявшийся ветер шуршал листвой. — Я могу дать тебе петь любые песни безвозмездно. Всё, что угодно. Но для этого мы снова должны стать близкими людьми… — прошептал Разин, беря ладонь Шатунова в свою. — Что ты под этим подразумеваешь? — дёрнув рукой, Юра смерил мужчину раздражённым взглядом. — Всё. Всё, как было когда-то давно… — Отстань. Я не хочу слушать этот бред! — снова вспыхнув, Шатунов направился обратно к подъезду. Разин ринулся за ним. — Юрочка… Подумай… — вытирая слёзы и стараясь быстро прийти в себя, выпалил Андрей. — Я для тебя всё сделаю. — Ты и так уже всё сделал, — иронично отозвался Шатунов. И, прежде, чем войти в подъезд, смерил бывшего возлюбленного ехидным взглядом. Сглотнув, Разин остался стоять на улице. Припав спиной к стене, он вытащил из кармана смартфон и набрал Грозовскую. Та взяла трубку почти сразу. — Ну ты как? Всё в норме? — бойко спросила она. Андрей вытер испарину со лба чуть подрагивающей рукой. — Не хочет со мной говорить. Думаю, пора начать приводить твой план в исполнение… — Хм. Хорошо. Не беспокойся — всё получится. Разин сдержал вздох. Кивнул, хоть Наталья и не могла это видеть. — Надеюсь. Сбросив звонок, мужчина убрал смартфон в карман. Лёгкая тошнота, которая возникла ещё когда он унизительно стоял на коленях, стала сильнее. Разину казалось, что он оказался перед непробиваемой стеной полного непонимания и холода, с которыми никогда не умел справляться. Он пытался дружить с Юрой после их расставания, лишь бы быть рядом с ним, ушедшим и таким нужным, но у него ничего не получилась. Это и стало проблемой, из-за которой они не смогли продолжить нормальное общение. И вот теперь снова эта безвыходность. Андрей не привык сдаваться, и в глубине души был уверен, что сможет справиться со всем, что происходит, рано или поздно сможет вернуть Шатунова, но в такие моменты у него попросту опускались руки… Всё чаще Разин ловил себя на том, что ужасно скучает по прошлому, и отдал бы всё, все свои заработанные баснословные суммы, лишь бы снова почувствовать любовь Юрки. Рядом с ним всё остальное теряло смысл. Но одно Андрей понимал очень хорошо — он уже не сможет быть тем лёгким изящным парнем в чёрной кожанке, со светлой кожей, спадающей на лоб чёлкой или зачёсанными назад волосами. И это затрудняло его планы по возвращению Юры. Но Грозовская предложила кое-что очень интересное. Что ж, может быть, из этого что-то и выйдет. Скучание Андрея, давно приобретшее паталогический характер, порой вытаскивало из сундука его воспоминаний какие-то дивные отрывки давно минувших лет. Например, как в один из осенних дней восемьдесят девятого года они с Юркой запоем целовались на понтоне, и озёрная вода отражала тревожное низкое небо с синими прогалинами и пышными облаками; пахло влажной древесиной, костром, а в отдалении гудел паровоз. Шатунов тогда шептал, что любит его, крепко обнимая и лаская его язык своим. Именно такие воспоминания стали для мужчины особенно ценными. Он бы отказался от привычной комфортной и роскошной жизни, лишь бы только снова вернуть то чудо, что было между ними, чтобы вновь почувствовать себя нужным Юре. Такому холодному с ним, такому ершистому и непокорному... Разин всхлипнул, тут же стараясь взять себя в руки. В носу так и стоял запах хвои, озера, влажной древесины и осени восемьдесят девятого. Остаток вечера Шатунов демонстративно избегал даже того, чтобы мельком глянуть на Андрея, хоть и чувствовал, как тот пялится на него. И когда тот куда-то вышел, музыкант попрощался со всеми и поехал в аэропорт. Во рту было горько. Пора было отправить целый пласт своей жизни в прошлое. Как же это оказалось непросто. Думая обо всём, что случилось на поминках, мужчина ловил себя на том, что ему в какой-то момент банально хотелось поговорить с Разиным. Да, столько лет не хотелось, и вдруг! Просто потому что Кузя был связующим звеном между ними, сам того не зная. С кем бы ещё Юра смог вспомнить яркую молодость на заре «Ласкового мая», когда они трое буквально растрясли эстраду и публику. Дожидаясь своего рейса, Шатунов вдруг достал смартфон и провёл большим пальцем по экрану. «Нет, не надо. Это ошибка. Вспомни, какую хуйню он сегодня творил», — говорил внутренний голос. Но Юре было одиноко. Думать о Сергее оказалось слишком тяжело. Хотелось разделить своё горе с кем-то, кто знал композитора так же, как он сам. И почему-то выбор пал именно на Андрея. Испытывая какой-то странный внутренний протест, Шатунов набрал Разина. Тот ответил почти сразу. — Юра? Куда ты подевался? Ты уже в аэропорту? — голос мужчины звучал с одышкой, что означало, что он торопливо шагает. — Да. Вылетаю через двадцать минут, — Юра откинулся на спинку и запрокинул голову к потолку. — Ты можешь говорить нормально, не как… мудак? Я хочу кое-что обсудить. — Я слушаю, Юрочка. Шатунов скрипнул зубами, но не рявкнул, что он для него никакой не Юрочка — не хотелось распаляться. — Ну хотя бы сейчас признай, что Сергей гений. — Зачем? — Разин, хорош. Где бы ты был без его песен? Так и остался бы «принеси-подай» во второсортной группке, — ухмыльнулся Юра, глядя в высокий потолок оренбургского зала ожидания. — А где бы вы были без меня? — хохотнул Андрей. — Я знаю, как ты любишь Кузнецова, но не могу разделить твоего восторга, хотя надо отдать ему должное — он очень талантлив. Ещё бы не пил — цены бы ему не было. — Не пел бы Разин — цены бы ему не было… — пробормотал Шатунов, вспоминая давние слова Сергея. — Он просто завидовал. Ревновал, что ты был со мной. Юра слегка вспыхнул. Щёки покраснели. — Ты помешался на том, что было. Забудь, блять. — Ну, родной, тебя не забыть, и ты это прекрасно знаешь. Шатунов вдруг ощутил нечто ужасное. Ему стало чуть-чуть приятно, что он так важен Разину. Это чувство вызвало порыв рвоты у Юры. Тот мотнул головой, прогоняя те чувства, которые ему были совсем не нужны. — Разин, ты когда-нибудь отвалишь? — и тяжело сглотнул, находясь в шоке от себя самого. — Пока не получу то, что хочу… — Андрей явно ухмылялся. — Ты же уже взрослый мужик. Ты не в состоянии отпустить и забыть? Самому не смешно? — А почему мне должно быть смешно? Юра, ты всегда был моим. С пацанства. Я сделал тебя. Я всё тебе дал. А ты подло удрал, но я простил тебя. Ты — моя судьба, а я — твоя. — Да уж лучше в петлю! — сильнее краснея, выпалил Шатунов. — Мне кажется, в глубине души ты это понимаешь, что мы — одно целое. Просто ты запретил себе об этом думать. — Всё, мне пора, Разин. Отбой, — грубо обрезал Юра, желая скорее закончить этот разговор. — Даже Кузнецов знал, что ты без меня никуда, а я — без тебя, — одышка Андрея стала сильнее. — Чё? Да ты гонишь, — певец не верил своим ушам. — Нет, это правда. Он сказал, что мы действительно стали частью друг друга. Ты и я. А ещё он тогда сказал мне, что ты была его единственная настоящая муза, и что он страшно хотел меня пристрелить, но видел, как искренне ты меня любишь… Юр, малыш, где же теперь твоя любовь? Она есть… Там, под толстым слоем льда, — плавно и мягко «гипнотизировал» продюсер. — Врёшь. Не говорил такого Серёга, — как мальчишка дерзко и упрямо до капризности отозвался мужчина. — Не вру, так и было. — Когда? — Года три назад. — Что? Вы разве общались?.. — Было дело. Шатунова бросило в лёгкую дрожь. Отключив звонок, он сжал смартфон в руке, с трудом сглатывая — во рту было нереально сухо. Да… В прошлом он любил Андрея. Любил искренне… И очень сильно.

***

В гостиной был накрыт стол. Разин сидел в кресле во главе. Голубые облегающие джинсы, чёрная футболка с жёлтыми надписями, юношеская изящность в каждом движении — Юрка, только переступив порог комнаты, испытал укол ревности. Волчонком исподлобья осмотрел собравшихся. Андрей счастливо скалился, болтая с парнями. Из честной компании, которая жрала икру, шпроты и бутеры с паштетом в период тотального дефицита, он знал лишь Ибрагимова и Стрельцова. На Шатунова полетели «приветы», он потёр нос, что-то буркнул и пробуравив взглядом хитро улыбающегося ему Андрея, вышел из комнаты. Застолья у любимого бывали не очень часто. И почему-то они заставляли парня ревновать. Достав из холодильника стеклянную банку со сметаной и ложку, а затем и батон, Юра обосновался на подоконнике. Стуча ложкой по стеклу, он с аппетитом ел, закусывая хлебом. И вдруг в дверном проёме появился аккуратный силуэт Разина. В густых зимних сумерках он казался особенно волнующим. — Сметаной балуешься? — ухмыльнулся. Шатунов колко взглянул на Андрея. Но эти две льдинки не могли ранить Разина, ведь тот знал и чувствовал, что любимый парнишка взведён от ревности. Даже не стал говорить с его знакомыми. — У тебя там в честь чего пируха? — нахмурив брови, Юра отправил в рот побольше сметаны. — Ревнуешь, сладкий? — елейно улыбнулся парень. — Отвали, — уши Шатунова покраснели. Андрей же ликовал. Подойдя к любимому, он мягко погладил его щёку и слегка дёрнул за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Малыш, не к чему ревновать. Это просто посиделки. — А чё ж Регины твоей нет? Разин по-лисьи улыбнулся. В совершенно свойственной себе манере. — Юрочка, ты так прекрасен, когда ревнуешь… — парень даже ощутил прилив возбуждения, глядя в искристые голубые глаза, на пухлые красные щёки и чуть вздёрнутый нос… - Ну вот и пялься! - огрызнулся Шатунов. И его слегка вздёрнутый нос показался ещё более капризным. Разин бережно поцеловал его кончик. - Юрочка, сладкий, ну не выходи из себя. Андрею вдруг захотелось снять с себя улыбчивую маску и, сжав запястья Шатунова, серьёзно спросить, действительно ли тот счастлив. Разин так много и давно пытался подарить Юрке красоту, комфорт, тепло и нежность. Всё то, что любимый не имел, то и дело сбегая из детского дома. И молодой человек смел надеяться, что у него это получалось. Хоть как-то. И так хотелось услышать это лично от Шатунова. — Своим дружкам так говори, — Юрка спрыгнул с подоконника, небрежно, со звоном ложки о стекло, поставил банку со сметаной на стол, и вышел из кухни. Он хотел уединиться в спальне, но настырный Разин не дал ему это сделать. Зайдя следом за возлюбленным, он плотно закрыл дверь и щёлкнул замком. — Чё надо? Тебя там заждались! — Шатунов завалился на кровать, недобро сузив глаза. Он помнил, как красиво и грациозно выглядел Андрей в компании тех дебилов. Злился. — Хочу тебя просто безумно, — подойдя к кровати, Разин схватился за джинсы Юрки и стал их снимать. Тот заёрзал, строптивясь, но больше для понта, нежели всерьёз. Андрей судорожно сглотнул, стянув с любимого джинсы вместе с бельём. Весьма толстый член Шатунова заставит глаза Разина загореться сильнее. Отбросив вещи в сторону, он устроился на коленях между ног Юрки. Наклонился, поцеловал тёмные волосы на лобке, потёрся о них носом, правой рукой задирая вверх футболку любимого. Тот поджал пальцы на ногах, хватая ртом воздух и сжимая волосы парня в кулаке. Нежно пощипывая пальцами то один сосок Юры, то другой, и ловя его стоны, он вобрал в рот головку полутвёрдого члена и принялся посасывать её. Тем временем вторая ладонь гладила бок и бедро парня. Шатунов раскраснелся. Полностью отдаваясь ощущениям, он мотал головой, надавливая на затылок Разина, пошире расставив ноги. Андрей же брал в рот всё больше. По чуть-чуть, по несколько миллиметров. Пока нос не упёрся в лобок, а головка члена — в гланды. — Сссууукааа… Как клёво! — выпалил Шатунов, поднимая голову и ошалело глядя на всю эту красоту сверху. Придерживая парня за бедро, Разин стал быстро и ритмично отсасывать любимому, крепко сжимая губы на толстеньком члене. Юра извивался, уже находясь на грани оргазма и сжимая непослушные волосы Андрея в руке. Потолок плыл, пахло лавандой и улицей, во рту возник вкус любимых сигарет, смешанный с привкусом мятной жвачки. — Я щас кончу! Я щас кончу! — воскликнул Шатунов, находясь в преддверии сладкого экстаза. Разин, хоть и был чертовски возбуждён, подумал: «Хорошо, что из комнаты доносится музыка». Их не должны услышать. И вот Юрка, извиваясь и издавая потрясные стоны, начал кончать, заполняя рот Андрея спермой. Проглотив последнюю каплю, тот ещё раз ущипнул сосок Шатунова, заставляя его содрогнуться, как от разряда тока, и выпустил член. — Детка, с кем ты был? — полушёпотом спросил Разин. Потянувшись, он нажал на красную кнопку магнитофона, и полилась чудесная музыка, такая, словно кто-то открыл рождественскую открытку, а за ней последовал хрустальный голос с характерным проговариванием буквы «ч». Зимняя ночь — как добрая фея. Город послушен ей, как дитя, Спит, и холодный снег его греет, С неба летя, с неба летя. Падает белый снег осторожно. Снег, видно, хочет ночи помочь. Пусть спят дома, он их не тревожит, Пусть будет ночь, пусть будет ночь. — Сперва виделся с Кузей, потом с Сухомлиновым… — еле ворочая языком, ответил солист. Разин на миг замер. Затем встал и медленно снял футболку, а потом и джинсы с бельём. Внутри бурлила закипевшая ревность, и тёмные глаза нехорошо блестели. — Чёртов Кузнецов. Что ему было надо? Что вы делали? — не удержавшись, Андрей мягко сжал яички Юрки. Потянул их, причиняя лёгкую боль. Шатунов рыкнул и закусил нижнюю губу. — Просто поговорить… Случайно встретились. — Где болтали? — На улице. — О чём? — Разин взвесил яички в ладони и, отпустив их, перевернул Шатунова на живот. Тот, благо, был податливым после минета и оргазма. — Он говорил… ну что типа мы с тобой не пара. Как обычно. — Чтобы больше не трепался с ним! Он предал нас! — ревниво выпалил Разин и шлёпнул любимого по плотной ягодице. — Бляяять… Да давай уже… Трахни меня… — Юрка изогнулся в пояснице, подставляя зад. Андрей испытывал не только ревность и возбуждение. Теперь к этим чувствам прибавилось восхищение. Шатунов был просто прекрасен в своей непосредственной чувственности. — Сперва подготовка, не то больно будет, — Разин потянулся за лежащей на тумбочке смазке. Выдавил немного на пальцы и, прежде, чем начать растяжку, поцеловал Юру в анус, смачно облизал его. Андрей трахал Шатунова так, что тряслась кровать, и с губ Юрки вперемешку срывались маты и стоны. Характерные звуки шлепков смешивались с песней и тихим шорохом кассеты. В эти мгновения, владея объектом обожания, Разин был слишком счастлив. Буквально захлёбываясь слюной, он выёбывал Юру, водя ладонями по его груди, поглаживая твёрдые соски, спускаясь ниже, чтобы поласкать живот и член. Шатунов был снова возбуждён, и его крепкий орган стоял, как у молодого кобеля. Андрей же, не менее заведённый, тоже напоминал пса в период случки. Рвано дыша, он втрахивал парня в кровать со всей мощи, навалившись на него всем телом, ощущая, как член буквально рвёт дырочку, и чуть ли не перемалывает всё внутри в фарш. А Юрка кайфовал, рычал, стонал, наклонялся, тянулся головой к рукам на своей груди и кусал пальцы Разина. Оргазм был полубезумным. Шатунов ещё никогда не испытывал столь мощной разрядки. Ослеплённый и оглушённый, он уткнулся лицом в подушку, ощущая во рту пальцы Андрея и покусывая их, пуская слюну и закатив глаза. Он стоял в постыдной позе с хорошо задранной кверху задницей, и ему было плевать. Разин бился яичками о ягодицы и бурно кончал в него, заполняя спермой «по уши». Из его глаз словно летели искры. Он чувствовал, как Шатунов под ним бьётся в диком оргазме, издавая мощные стоны и хрипы. Сделав последний толчок, Андрей медленно двинул бёдрами, выходя из любимого. Член выпал из растраханного отверстия. Разин с пьяным восхищением смотрел на то, как дырка то закрывается, то открывается, демонстрируя нежно-розовые стенки и массу белой спермы внутри. — Юр, ты прекрасен… Юр? — Андрей провёл ладонью по спине Шатунова вдоль поясницы. Тот не шелохнулся. Разин лёг рядом и увидел, что парень в отключке. Ничего не оставалось, кроме как опустить его задницу, выпрямить ноги и перевернуть на спину. Юрка открыл глаза до окончания песни. Очи были голубые, дикие, мутные. — Я вырубался… Это был… кайф… — хрипловато прошептал он, переводя взгляд на Разина. — Вырубился от удовольствия, — с улыбкой кивнул Андрей и потянулся за поцелуем. Они целовались шумно, с языками. А Юра чувствовал себя «пустым». Отверстие продолжало пульсировать, требуя наполненности. И, постанывая, Шатунов согнул ноги и потёрся попой и простынь. — Больше никакого Кузнецова. Слышать не хочу об этом алкаше. Понятно? — Разин положил ладонь на шею Юры и, слегка придушив его, потёрся носом о влажные чёрные пряди, прилипшие ко лбу. — Ладно… — шепнул тот и застонал хрипло, страстно. — Там же гости, а мы тут… — Андрей погладил живот Юрки, отпустив шею, и слегка надавил на него. — Срать на них. Я хочу… тебя там. — М? Шатунов стрельнул в лицо Разина мутными голубыми глазами и повернулся набок. Отведя в сторону ягодицу, он показал сильно расширенную дырку, которая всё ещё требовала заполненности, то открываясь, то закрываясь. Из неё обильно подтекала сперма. Андрей, широко раздувая ноздри, пристроился сзади и плавно вошёл в любимого, слыша стон наслаждения. Юрка от остроты эмоций даже ущипнул свои соски и слегка подрочил себе, а затем прикрыл глаза. К его потной спине прижималась потная грудь Разина. Это был первый раз, когда Шатунов уснул с членом Андрея внутри себя.